75 лет назад – 16-го декабря 1944 года – наши англо-американские партнёры стали пассивными участниками военной операции «Осенний туман». Это был первый эпизод глобального немецкого контрнаступления на Западном фронте, под общим названием «Стража на Рейне».
Последнее состояло из нескольких взаимосвязанных операций. Под «Осенним туманом» понималось наступление в Арденнах немецкой группы армий «Б», возглавляемой фельдмаршалом Вальтером Моделем (ранее на Восточном фронте он командовал группой армий «Центр»). Южнее Арденн, и несколько позже, проводилась операция «Северный ветер», силами группы армий «Г» под руководством оберстгруппенфюрера СС Пауля Хауссера (моим землякам он хорошо известен как командир Второго эсэсовского танкового корпуса в битвах за Харьков 1943 года). Была запланирована и операция севернее Арденн (группа армий «Х»), но она не состоялась: наши как раз в эти дни, 24-го декабря, замкнули в «котёл» Будапешт, и немецкие армии стали одна за другой уезжать с Западного фронта на деблокаду Будапешта. Кроме того, в рамках «Стражи на Рейне» были запланированы операции «Гриф» (захват мостов через реку Маас силами эсэсовской бригады спецназа под командованием полковника Отто Скорцени) – тоже отменена, и «Опорная плита» - операция немецких ВВС по уничтожению англо-американских аэродромов, завершившаяся провалом – как и включающая «Стража на Рейне» в целом.
Ну как провалом… «Стража на Рейне» - это крупнейшая битва в истории США по количеству погибших: более 19 тысяч американских военнослужащих. Для сравнения, за всё время в Северной Африке они потеряли погибшими 2,7 тыс. чел, при высадке в Нормандии – 2,5 тысячи, при нападении на Перл-Харбор 2,3 тыс., в эпической битве за Иводзиму — 6,8 тыс, за Окинаву – 13 тысяч солдат.
Этой наступательной операцией, противник поставил крест на акцию союзников «Домой к Рождеству» – именно такая дата победного окончания войны озвучивалась ими ещё осенью. Вернулись домой к Рождеству только 19 тысяч, укрытые звездно-полосатым флагом. Как сказал бы один известный автор (а он имел в виду и именно эту историю): «… На этот раз у них не получилось отсидеться за большой лужей».
Характерно, что при этом американское командование объявило: так и было задумано с самого начала, гениальный завлекающий маневр в стиле Кутузова и Сталина. Как известно, эти два великих полководца допустили противника до Москвы – чтобы воспользоваться слабым местом любой маневренной войны: скорость и сила наступающих обратно пропорциональны растянутости их коммуникаций. Оказавшись в глубине нашей территории без топлива, боеприпасов и тёплой одежды, обессиленный враг был нами уверенно разгромлен – так утверждает наша официальная версия, и то же самое говорили потом американские генералы.
Был ли у них план? Главнокомандующий англо-американскими войсками в Европе, генерал Дуайт Эйзенхауэр (будущий Президент США) в своих мемуарах проговорился: «…мы не ошибались ни относительно места его нанесения, ни относительно неизбежности такого шага со стороны противника. Более того, что касается общего реагирования на эти действия противника, то в данном случае у Брэдли и у меня имелся давно согласованный план ответных действий…».
Союзники намеренно ослабили оборону на участке предполагаемого немецкого наступления, расположив крупные мобильные группировки к северу и к югу от него. Когда немцы в начале «Стражи на Рейне» прорвали рубеж и углубились почти на 100 км на запад — американские войска атаковали их с флангов, создав угрозу окружения. И всё это приобрело такой вид, что глупые немцы сами втянулись в умело расставленную ловушку, как не раз в своей истории, будь то Ледовое побоище или так называемый Сталинградский «котёл»:
«Был первый натиск немцев страшен:
в пехоту русскую углом,
двумя рядами конных башен
они врубились напролом…
… Смешались в кучу люди, кони,
мечи, секиры, топоры,
а Князь, по-прежнему спокойный,
следил за битвою с горы.
И только выждав, чтоб ливонцы,
смешав ряды, втянулись в бой –
Князь, полыхнув мечом на солнце,
повёл дружину за собой,
И, отступая перед Князем,
Бросая копья и щиты,
с коней валились немцы наземь,
воздев железные персты…».
Для чего же англо-американцам понадобилось прибегать к столь хитромудрым и затратным манёврам, ведь они были не в том положении, что мы летом 41-го и летом 42-го? Высадившись на северном побережье Франции 6-го июня 1944 года, а позднее и на южном, они достаточно уверенно наступали по Европе, пусть и не очень быстро. До конца осени, англо-американцы овладели Францией и Бельгией. Лишь в Голландии они потерпели тяжёлое поражение в ходе операции «Огород», однако и там смогли немного продвинуться, а на некоторых участках – даже вклиниться на довоенную территорию Германии, в том числе овладев древней столицей Европы – городом Аахен (об этом я уже писал ранее).
Но при подходе к западным границам Германии, на пути союзников встал инженерно-оборудованный оборонительный рубеж, называемый «Линия Зигфрида». По оценкам американского командования, при попытке штурма этой линии «в лоб», полегло бы гораздо больше народу, чем 19 тысяч, которыми поэтому решили пожертвовать. Стратегическая инициатива была сознательно отдана противнику, чтобы выманить его из укрепленного района и разгромить «в чистом поле».
При этом, возможность просто-напросто уничтожить укрепления «Линии Зигфрида» с помощью хваленой англо-американской авиации, в данном контексте никем почему-то не рассматривается. Как и тот факт, что, в итоге союзникам удалось прорвать эту линию только в конце марта 1945 года. Поэтому вопрос, ради чего американское командование дало убить 19 тысяч своих солдат, всё-таки повисает в воздухе.
Несколько месяцев, точнее – всю осень, линия фронта практически не двигалась, если не считать частных операций в Голландии, в Антверпене и Саарбрюккене: немцев словно бы приглашали подвигаться самим. В качестве сыра в мышеловке, им был предложен крупнейший порт Европы – бельгийский Антверпен. Вообще-то он на втором месте, после голландского Роттердама, но в те годы Роттердам не работал, немцы его уничтожили бомбардировками в самом начале войны.
Англо-американцы, прибывшие на войну издалека, больше чем кто-либо другой страдали от названной выше «главной проблемы маневренной войны»: растянутости коммуникаций, вернее – их отсутствия в разрушенной Европе. Другие крупные европейские порты либо контролировались противником (немецкие Гамбург и Бремен), либо находились слишком далеко (в Испании и Франции), а ведущие от них на Германию дороги были разрушены, а иногда – проходили через занятую немцами территорию, как в случае с итальянскими и греческими портами. Поэтому, обладание портом Антверпена было для наших союзников критически важно. Сражение за этот порт длилось всю осень: 4-го сентября 1944 года британские войска вошли в город Антверпен, но боевые действия на подступах к порту продолжались, и лишь 28 ноября 1944 года первый караван англо-американских кораблей смог войти в порт Антверпена.
Прошло две недели, и в середине декабря немцы сделали попытку отбить Антверпен обратно, одним ударом оставив оппонентов у разбитого корыта. Более того, немцы задумали устроить в Антверпене второй Дюнкерк: хорошо прижать группировку «союзников» к морю, отрезать от снабжения, и заставить беспорядочно эвакуироваться, побросав всю технику – как уже было в 1940-м году.
Сил для этого у немцев было достаточно. Вопреки басням либералов о том, что наши эффективные друзья вбомбили Германию в каменный век, производство танков и самолётов у немцев только увеличивалось.
Танков «Пантера» (Т-5) в 1943 году было изготовлено 1750 штук, а в 1944-м — 3793 штуки.
Танков типа «Т-4» было произведено:
в 1942-м году – 994 штуки,
в 1943-м – 3013 штук,
в 1944-м – 3125 штук.
Тяжёлых танков Т-6 («Тигр» и «Королевский Тигр») выпущено:
77 штук в 1942 году,
648 штук в 1943-м,
999 штук в 1944-м году.
В результате немцам удалось, к декабрю 1944 года, скопить в резерве примерно такое же количество бронетехники, что было у них на Курской Дуге. Встал вопрос – как же теперь эту силищу использовать. Напрашивалась грандиозная наступательная операция (танк – это в первую очередь наступательное оружие), но в каком направлении? Ведь Германия вела войну на два фронта.
О том, чтобы наступать на Восток, против Советской Армии, теперь не могло быть и речи. Как известно, существует ряд теорий (вернее – мифов), которые пытаются объяснить необъяснимое – успех немецкого наступления от 22 июня 1941 года. Тут и миф о внезапности нападения, и миф о сталинских репрессиях (ослабивших армию перед войной), миф о неопытности советского командования, и совсем уж мифический Резун-Суворов, под именем которого скрывался один известный московский издатель, разбирающийся в военно-технических вопросах на том же уровне, на котором великая писательница Елена Прудникова представляет себе «сталинскую эпоху», то есть на отрицательном уровне.
Эти и другие сумбурные теории едины в одном: каковы бы ни были причины столь успешного немецкого наступления на старте войны, все они остались там же – глубоко в лете 1941-го, а на южном направлении (Харьков – Воронеж – Сталинград) они сработали ещё летом 1942-го и ранней весной 43-го, и на этом всё.
По иронии судьбы, последняя реальная попытка переломить ход войны на Востоке была сделана летом 1943-го на Курской Дуге теми же самыми, плохими ребятами, что и теперь пошли впереди в ходе «Стражи на Рейне» – эсэсовскими «именными» танковыми дивизиями (составлявшими в 1943-м Второй танковый корпус СС). Как известно, та попытка была пресечена войсками генерала Ватутина в течение недели.
Для наиболее любознательных читателей можно уточнить, что после Курской Дуги, был ещё Житомир в ноябре 1943 года, который всё те же эсэсовцы отбили у войск опять-таки генерала Ватутина: воистину, настойчивость и упорство, достойные лучшего применения. Но это был конец концов, и в дальнейшем эсэсовские танкисты (про армейских давно забыли) на Восточном фронте только и занимались вытаскиванием незадачливых армейцев из очередного так называемого «котла»: Корсунь-Шевченковского, Каменец-Подольского, Тернопольского, многочисленных Белорусских и Прибалтийских – больших и малых «котлов» (потом ещё и Будапештского). Сами за себя говорят номера обеих немецких танковых армий, наступавших теперь в ходе «Стражи на Рейне»: 5-я и 6-я (эсэсовская), тогда как первые четыре благополучно сгинули на территории СССР. У нас, кстати, тоже было создано 6 танковых армий за всю войну – и все они участвовали в Берлинской операции весной 1945 года.
Совсем в другом свете, для немецкого командования представлялась ситуация на Западном направлении. Ещё свежи были в памяти успешные удары по французам и англичанам в 1940-м году: там военные победы достигались исключительно за счёт грубой мужской силы, без всяких конспирологических теорий про бесноватого Сталина и заговоров Тухачевского. Руководители западных стран (в том числе и самой Германии), проанализировав опыт Первой Мировой войны, сделали стратегическую ошибку: отказались от полевой артиллерии прямой наводки, калибров 76-мм и меньше, поскольку такие пушки неспособны разрушать оборонительные сооружения. Упор был сделан на гаубицы крупных и гигантских калибров, а также на авиацию и танки. Но из гаубицы с полуметровым диаметром ствола по танку не постреляешь, авиацией его не разбомбишь. Как я уже показывал в предыдущей публикации, вопрос эффективной борьбы пехоты против танков, и вообще непосредственной артиллерийской поддержи пехоты на поле боя, был положительно решён только в Советской Армии – на основе насыщения пехотных частей пушками типа ЗиС-3, да и то лишь к Курской Битве. Тогда как в западных армиях, подобных орудий так и не появилось до конца войны. Результат вы знаете.
Двух мнений быть не могло: если переходить от обороны к наступлению, то против совершенно беззубых американцев, англичан и примкнувших к ним французов, при этом уповая на политический фактор в отношении Советского Союза. По версии историков, Гитлер рассчитывал внести раскол в нашу Коалицию: в результате гипотетического успеха «Стражи на Рейне», разгромленные англо-американцы потом предъявили бы претензии Сталину, не вписавшемуся за них вовремя. За 4 дня до начала операции, 12 декабря, выступая в Адлерхорсте перед командирами дивизий, Гитлер заявил:
«… До сих пор мир не знал коалиций, составленных из государств, столь явно преследующих прямо противоположные внешнеполитические цели и являющихся полными антиподами по всем остальным критериям. Что общего, кроме разногласий, могут иметь ультракапиталистические государства, с одной стороны, и ультрамарксистское, с другой. И с каждым днем они расходятся все дальше и дальше. Один сильный удар, и это искусственное образование рухнет под тяжестью внутренних противоречий…».
Гитлер оказался прав, насчёт разногласий в стане союзников, но с совершенно неожиданной стороны. Как мы увидим далее, Сталин-то «ввёл войска в Германию» по первому же намёку партнёров, он вообще любил быть добрым за чужой счёт, т.е. за наш с вами. А вот англичане и американцы, действительно, переругались между собой, с очень далеко идущими возможными последствиями. Как уже говорилось выше, американцев погибло 19 тысяч, тогда как англичан – двести человек. Но на пресс-конференции 7 января 1945 года, британский фельдмаршал Монтгомери присвоил себе успех всей операции и добавил, что именно британские войска спасли американцев от угрозы окружения. В ответ генералы армии США Брэдли и Паттон угрожали уйти в отставку, если Монтгомери продолжит руководить союзными войсками. В своих мемуарах Монтгомери отмечал потом: «… так велики были чувства против меня со стороны американских генералов, что всё, что я сказал, должно было быть не так истолковано…».
Старшему по должности, Дуайту Эйзенхауэру стоило больших усилий погасить этот конфликт, который мог закончиться взаимным противостоянием руководителей армий всех Союзников. Он также прокомментировал конфликт в своих мемуарах: «… На Монтгомери обижены американские командиры. Они считают, что он принижает их, и они не замедлили открыто высказать ему взаимные насмешки и презрение… ».
А на противоположном фланге возник конфликт между французами и американцами (об этом чуть ниже). Словом, наши союзники готовы были перестрелять друг друга, если бы Сталин вовремя не развёл всех по разным углам ринга:
«… Маршал Сталин не отставлен –
он страной своей прославлен
Гонит фрицев в хвост и в гриву
он с родной своей земли
Англичане с ним и янки,
самолёты с ним и танки,
Все нацистские бациллы –
Совладать с ним не смогли!»
И ещё одна, совершенно нелепая историческая байка вокруг целей этого немецкого наступления. Якобы Гитлер предполагал, разгромив англо-американские войска в ходе операции «Стража на Рейне», побудить Британию и США к началу мирных переговоров с Германией. Как будто это – Крымская война позапрошлого века, когда, стоило иностранному десанту захватить рыбацкий посёлок Севастополь – и Российская Империя сразу признала себя побеждённой в войне, словно бы её граница в этом Севастополе заканчивалась. Не сравнить даже с нашим же 1942-м годом, когда в Москве продолжали работать рестораны и кинотеатры, и никому не пришло в голову становиться на колени и признавать себя побежденным в связи с очередной потерей Севастополя.
Тем более не сделали бы этого и наши «союзники», даже потеряв все свои войска на Европейском Полуострове. Они отделены от него водной преградой, и как минимум бы просто продолжили жить как жили. Население США в несколько раз больше, чем население Германии, плюс неограниченные возможности по набору персонала в британских колониях по всему миру. Германия не могла выиграть войну (или хотя бы прекратить её на выгодных для себя условиях) ни при каком исходе ни одной из своих операций, и это все прекрасно понимали.
Существует версия о том, что Гитлер был тайным агентом американцев, и его миссией было: сначала разгромить СССР руками Германии, потом подставить под разгром и саму Германию, расчистив место для нового хозяина планеты. Перед этим – выкачать из Германии её удивительный интеллектуально-производственный потенциал: будь то оружие «на новых физических принципах», т.е. атомная бомба, реактивные двигатели, баллистические ракеты или великий пулемёт МГ-42, прорывы в авиа- и танкостроении и многое другое – всё это должно было быть создано немцами путём невероятной мобилизации инженерных и технологических усилий, а затем передано американцам в готовом виде (так и произошло).
С этой точки зрения легко объясняется, для чего Гитлер в конце войны погнал войска в крупное наступление – беспощадное и бессмысленное, как мы увидим далее. Это стоит в одном ряду с другими его «странными» стратегическими решениями, которые невозможно объяснить в рамках официальной версии истории (поэтому их «объясняют» бесноватостью Гитлера), в том числе наиболее известные:
- отказ от штурма Ленинграда в пользу его длительной блокады;
- отказ от наступления на Москву летом 1941-го и переброска обеих наступавших на неё танковых армий на другие направления (ленинградское и киевское); Москва могла бы быть взята противником ещё в августе, а не 16-го октября (хотя и о последней дате мало кто знает);
- выбор Сталинградского направления приоритетным на кампанию 1942 года (вместо того же московского);
-запрет на отвод войск из так называемого Сталинградского «котла», а затем и всех остальных последующих «котлов»: операции по деблокированию всегда начинались недостаточно рано, чтобы быть успешными, но и не слишком поздно, чтобы никто не догадался об их ненужности;
- торможение развития перспективных видов вооружения (вроде реактивной авиации, которая фактически была готова к бою ещё перед началом войны), в том числе их создание в настолько ограниченном количестве, когда вроде бы и «есть», и в то же время его как бы и «нет»,
- активное использование радиопереговоров в ситуации, когда они все перехватывались и расшифровывались союзниками (а в Германии об этом почему-то никто не знал, не подозревал и не догадывался) – кстати, именно перед «Стражей на Рейне» был введен, впервые, полный режим радиомолчания,
- отсутствие на немецких подводных лодках устройства типа шноркеля, из-за чего они становились лёгкой добычей противника (не могли долгое время находиться под водой),
- конструктивный дефект самого массового немецкого самолёта – «Мессершмитт-109», который не позволял ему быстро маневрировать в горизонтальной плоскости; но ради увеличения производства этой инвалидной коляски, Германия сократила или прекратила выпуск множества моделей весьма годных машин;
- отказ от масштабных бомбардировок советских городов, заводов, электростанций (по-настоящему разбомбили только один Сталинград),
- остановка немецкого наступления на тот же Дюнкерк в 1940 году, вот что пишет по этому поводу западный автор Уорвол Ник: «… Армия была потрясена тем, с какой легкостью Гитлер остановил наступление и дал свободно уйти неприятелю. В свое время обсуждалось множество самых фантастических и вполне правдоподобных версий «чуда под Дюнкерком»: от родственных «арийских корней» и желания Гитлера заключить мир на выгодных для Германии условиях … до оперативно-тактических просчетов немецкого Генерального штаба…»,
И много других вещей, которые дают целостную картину разгрома Германии руками её же высшего руководства. Есть и более общая теория, что все войны срежиссированы на самом верху, и носят постановочный характер (с реальными убийствами простолюдинов). Это описано одной фразой французского философа Поль Валери (умершего, кстати, в 1945 году): «Война – это когда совершенно не знакомые друг другу люди убивают друг друга во славу и на благо людей, которые отлично знакомы, но не убивают друг друга». Отсюда и выражение «театр боевых действий».
В этом ряду стоит и операция «Стража на Рейне», фактически инициированная (как показано выше) американскими генералами. Это очень похоже на сложные отношения мужчины и женщины: с одной стороны, инициатива вроде бы принадлежит мужчине, который останавливает свой выбор на одной из женщин, активно ухаживает и добивается взаимности. Но другая теория утверждает, что на самом деле инициативой владеет женщина: это она сама сначала выбирает мужчину, а затем подталкивает его к тому, чтобы он ухаживал за ней и добивался её взаимности, затем женщина втайне управляет всем процессом, от конфетно-букетного периода и до бракосочетания – тогда как мужчина уверен, что это его выбор и его инициатива.
В старом советском фильме 1950 года, называвшемся «Секретная миссия», первоначальное отступление союзников в Арденнах представлено как бегство, а их последующее успешное контрнаступление — как результат секретной договорённости американских и немецких правящих кругов: согласно этой договорённости, немцы должны были не оказывать сопротивления на Западе, бросив все силы на Восточный фронт.
«Стража на Рейне», хотя и опиралась на, вроде бы, разумный план: сконцентрировав танковые войска, прорваться через ослабленный участок обороны и захватить Антверпен, была изначально обречена на неудачу, минимум по трём причинам.
Во-первых, танкисты практически не имели пехотной поддержки (что негативно проявилось ещё на Курской Дуге). Лучшие людские ресурсы Германии были перемолоты на территории Советского Союза. И качество даже имевшейся в наличии пехоты оставляло желать лучшего: по сути, это было народное ополчение, в основном школьного и предпенсионного возраста, и не с одной винтовкой на троих, а на десятерых иногда. Эти соединения, для бодрости духа так и назывались: «народно-гренадерские дивизии». В историческом плане, значение термина «гренадер» (дословно – «гранатомётчик») – это такой элитный суперсолдат, типа Рэмбо, с тяжёлым вооружением, расчищающий дорогу обычной пехоте; у нас этому определению наиболее полно соответствовали инженерно-саперные штурмовые бригады.
На фото к статье, двое «гренадеров» в эсэсовской форме, явно сбежавшие с уроков для участия в операции «Осенний туман», стоят под конвоем американских военных полицаев, которые на их фоне выглядят как Сильвестр Сталлоне и Арнольд Шварценеггер.
Другой проблемой (помимо слабой пехотной поддержки) для немецких танкистов был дефицит топлива. Он образовался потому, что Советская Армия ещё в начале осени 1944-го овладела главным источником нефти в Европе – румынскими месторождениями в районе Плоешти, ещё раньше – прикарпатским Дрогобычем, и теперь прорывалась к Надканежу: здесь, недалеко от озера Балатон и в 210 км южнее Будапешта, тоже были месторождения нефти, на втором месте по объёму после румынских. В распоряжении Германии после этого оставалось лишь одно, маломощное месторождение в Австрии.
Третья проблема – ограниченная танкодоступность местности. Вопреки расхожему мнению, Европейский Полуостров не представляет из себя ровную площадку, удобную для продвижения во всех направлениях. Здесь хватает лесов, гор, оврагов и водных преград, «узких мест» в виде малочисленных мостов, дорог, тоннелей и перевалов. Передвижение может осуществляться только в «строго отведенных для этого местах». В данном случае, путь с запада Германии к Антверпену пролегает через Арденнский горно-лесной массив на юго-западе Бельгии. Чтобы заманить немцев именно сюда, в качестве морковки для ослика были использованы гигантские топливные склады, созданные американцами в населенных пунктах Льеж и Намюр, и между этими же городами находятся три моста через реку Маас (в других районах её пересечь невозможно по условиям местности). То, что всё это может быть взорвано американцами ещё в начале немецкого наступления – в таком контексте вопрос никем не рассматривался, план был очень простой и заключался в следующем.
В ходе «Осеннего тумана», как первого этапа операции «Стража на Рейне», две немецкие танковые армии: 6-я эсэсовская и 5-я (армейская) должны были, стартовав с линии Зигфрида, прорваться через Арденны к реке Маас. 6-я эсэсовская танковая армия должна была, пройдя через крупный транспортный узел – Мальмеди, захватить топливный склад в Льеже (на берегу Мааса), форсировать Маас и далее овладеть Антверпеном, а 5-я армия – соответственно пройти через Бастонь, захватить топливный склад в Намюре, форсировать Маас и далее овладеть Брюсселем (крупным транспортным узлом в 30 километрах южнее Антверпена). Кстати, упомянутый выше Роттердам тоже находится на реке Маас, выше по течению.
Реку Маас пересекают на полпути к Антверпену и Брюсселю, она омывает Арденны с запада, и вообще является древней западной границей Германии. Эта священная для немцев река упоминается в первом куплете германского гимна «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес!», который запрещён к исполнению после 1945 года:
«… На земле всего превыше
лишь Германия одна,
вся от Мемеля к Маасу,
с Бельта к Эчи сплочена …»
(Мемель – это нынешняя Клайпеда, Бельт – по сути, Балтийское море, Эч – река в Северной Италии, на которой стоит город Верона: она является южной границей распространения немецкого языка. Река Маас – западной границей, а сами Арденны и прилегающий регион, включая Страсбург, столетиями переходили из рук в руки в извечном противостоянии Германии и Франции: после наполеоновских войн Германия забрала это место, а после Первой Мировой – всё стало Бельгией).
В свою очередь, название самой операции дано в честь другой великой реки – Рейна, вернее – патриотической песни «Стража на Рейне». У нас его часто переводят как «Вахта на Рейне», специально для снижения психологического восприятия: так и представляется бабушка-вахтёр в студенческой общаге или на входе в Дом Культуры, которая следит, чтобы вытирали ноги и не водили посторонних лиц после 23-х часов. На самом деле, «Стража на Рейне» - это ещё одна немецкая патриотическая песня, конкурирующая с процитированной выше. Она в чём-то сродни нашей «Вставай, страна огромная!», или вот этой, про Волгу:
«… Пусть враги, как голодные волки,
У границ оставляют следы –
Не видать им красавицы Волги
И не пить им из Волги воды!»
Тексты обеих немецких патриотических песен (про Рейн и Маас) созданы одновременно: в 1840 и 1841 годах соответственно, что уже само по себе заставляет предположить о целенаправленной психологической подготовке немецкого народа к масштабным боевым действиям. Рейн с древности был границей между Францией и Германией, на его берегах столетиями велись войны между этими народами. Во время немецко-французской войны 1870 года, а затем и Первой мировой, «Стража на Рейне» фактически стала неофициальным государственным гимном Германии (с 1922 года гимном стала другая, названная выше песня, где упоминается Маас). Вот текст «Стражи на Рейне»:
«… Призыв — как громовой раскат,
Как звон мечей и волн набат:
«На Рейн, на Рейн, кто станет в строй
Немецкий Рейн закрыть собой?»
Спокоен будь, край отчий наш:
Надёжен, твёрд на Рейне страж!
Зов сотни тысяч всколыхнёт,
В их взорах пламень полыхнёт;
И юный немец рвётся в бой,
Границу заслонить собой.
Он взор подъемлет в небеса,
Где душ геройских голоса,
И клятва юноши тверда:
«Немецким будет Рейн всегда!»
Пока последний жив стрелок,
И хоть один взведён курок,
Один со шпагой сжат кулак, —
На берег твой не ступит враг!
И пусть я жизнь не сберегу,
Ты не достанешься врагу.
Богат, как твой поток водой,
Геройской кровью край родной!
Звучит присяга, плещет вал,
Знамёна ветер полоскал:
На Рейн, на Рейн, готов любой
Немецкий Рейн закрыть собой!»
Наступление в ходе операции «Осенний туман» проводилось на 110-километровыом участке фронта – южнее Аахена, между Моншау и Энтернахом, на стыке границ Германии, Бельгии и Люксембурга. Именно здесь германские войска трижды наносили победоносные удары по французам через Арденны – в 1870, 1914 и 1940 годах (в последнем случае танковая армия Клейста прорвалась во Францию, устроив союзникам то самое побоище в Дюнкерке).
На этом участке американцы оставили обороняться ослабленный в предыдущих боях 8-й армейский корпус, имевший в первом эшелоне три пехотные дивизии, и во втором – одну танковую. Немцы же сосредоточили здесь группу армий "Б" в составе двух танковых армий и одной общевойсковой. В центре оперативного построения группы армий, находилась 5-я танковая армия, на её южном фланге – 7-я общевойсковая армия, а на северном фланге – 6-я эсэсовская танковая армия. В состав последней, в частности, входили дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и «Дас Райх», составлявшие основу Второго танкового корпуса СС в ходе битв за Харьков 1943 года (с советской стороны в тех боях участвовал мой дед – офицер артиллерийской разведки Воронежского фронта Пётр Прокофьевич Лисичкин). Кроме них, в 6-ю эсэсовскую армию входили ещё две танковые дивизии: «Гитлерюгенд» (молодёжный филиал «Лейбштандарта») и «Гогенштауффен» (создана на базе запасного батальона «Лейбштандарта»). Эти четыре эсэсовские танковые дивизии, укомплектованные по полному штату, составляли главную надежду немцев на успешный исход наступления через Арденны. Помимо них, в состав 6-й танковой армии СС входила 3-я воздушно-десантная и четыре народно-гренадерских дивизии.
В состав 5-й танковой армии входили три танковые дивизии и три народно-гренадерские, в состав 7-й общевойсковой армии – пять народно-гренадерских дивизий и одна дивизия ВДВ.
16 декабря 1944 года, в 05:25 часов утра, после десятиминутной артподготовки в полосе наступления 6-й танковой армии СС и 7-й общевойсковой армии (на фронте 5-й танковой армии артиллерийская подготовка не проводилась), 18-ть немецких дивизий поднялись в атаку против трёх американских. Одновременно нанесли встречный удар подразделения эсэсовского спецназа, под покровом ночи просочившиеся в тыл американцев. В первый день танкисты стремительно продвинулись на 30 километров, подавляя опорные пункты противника и обходя разрозненные очаги сопротивления. В штабе 8-го армейского корпуса США началась паника, которая унялась лишь после того, как генерал Эйзенхауэр перебросил в Арденны свой резерв – две танковые и две воздушно-десантные дивизии (101-ю и 82-ю, ранее участвовавшие в операциях «Нептун» и «Огород»).
Как и следовало ожидать, немецкие «народно-гренадерские дивизии» с самого начала наступления застряли на месте – как на северном фланге (у Моншау), так и на южном – во всей полосе 7-й общевойсковой армии (там практически не удалось добиться продвижения за всю операцию). Зато 3-я воздушно-десантная дивизия из состава 6-й эсэсовской танковой армии, быстро добилась успеха в районе Лосгеймского прохода. Хотя взорванный железнодорожный виадук задержал наступление танкистов до 20:00, они затем сразу вошли в этот, пробитый десантниками, прорыв и на полной скорости устремились к Льежу – топливным складам и переправам через Маас. Наступление продолжалось и ночью: немцы использовали свет прожекторов, отраженный от низко висящих облаков.
Передовой отряд дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» под командованием полковника Йоахима Пайпера углубился в американскую оборону на 50 км. Захватив населенный пункт Богэ (юго-восточный пригород Мальмеди), две роты Т-5 «Пантера», две роты «Т-4» и батальон Т-6/Б «Королевский тигр» нанесли удар в направлении на городок Ставло (в 6 км юго-западнее Мальмеди). Но сам Мальмеди американцы удержали, и немцам пришлось обходить его с юга.
Критическим моментом для провала немецкого наступления стало то, что на северном «эсэсовском» фланге американцы смогли удержать оборону по линии Моншау — Эльзенборн — Мальмеди, развернувшись фронтом на юг и отражая все атаки эсэсовской армии на неприступных Эльзенборнских высотах, не позволяя расширить прорыв в северном направлении. 7-я танковая дивизия США упорно обороняла город Сен-Вит (18 км южнее Мальмеди), и оставила его лишь 21-го декабря, после 5 суток ожесточенных боёв. Эти и другие эпизоды сопротивления американцев давали убийственный эффект: у немцев вырабатывались последние запасы горючего в баках, и к тому же любая задержка позволяла американцам подтянуть в район Арденн всё новые и новые резервы из других регионов.
Ещё несколько дней успешное наступление южного фланга 6-й танковой армии СС продолжалось: передовой отряд Пайпера был на полпути к Маасу, а штурмовые группы вели уличные бои в Ставло: этот городок несколько раз переходил из рук в руки, в борьбе между эсэсовцами и подразделениями 30-й мотопехотной дивизии США, переброшенной сюда с севера, с Рурской плотины. 19 декабря, в 11:00 танки Пайпера вошли в Труа-Пон, маленькую деревушку у слияния рек Амблёв и Сальм (в 12 км западнее Мальмеди). Единственный мост через Сальм американцы взорвали на глазах передовых экипажей эсэсовцев. Тогда последние повернули направо и двинулась вдоль этой речки, по горной дороге на северо-запад к деревне Стумон, которую после 6-километрового марша они взяли вечером этого же дня. До Льежа им оставалось 30 километров. И здесь американцы оказали первое по настоящему серьезное сопротивление: подоспевшая 82-я воздушно-десантная дивизия преградила путь немцам к Маасу. Передовой отряд Пайпера отступил к деревне Ла-Глез (в 2 км восточнее Стумона) и занял круговую оборону: обратная дорога на Ставло была уже отрезана частями 30-й мотопехотной дивизии США. В конце декабря последние 800 уцелевших бойцов из отряда Пайпера прорвались из окружения пешком, взорвав 39 своих танков, отпустив пленных и оставив 150 своих раненных на попечении местных жителей. Этот длинный рейд полковника Пайпера – всё, чего удалось добиться немцам в полосе наступления 6-й эсэсовской танковой армии.
Тем временем южнее, в полосе 5-й танковой армии, провал наступления был обусловлен тем, что немцы не сумели взять важный транспортный узел – город Бастонь: его продолжала удерживать, даже в полном окружении, 101-я американская дивизия ВДВ. Таким образом, ключевые узлы (Мальмеди и Бастонь) по-прежнему находились в руках «союзников». Не сумев захватить эти транспортные развязки, немцы были вынуждены их обходить – тратя драгоценное время и горючее.
19 декабря стало окончательно ясно, что графики наступления не выдерживаются и необходимо вносить коррективы в планы операции. Немецкому командованию пришлось отказаться от «Грифа» - запланированной операции спецназа СС по захвату переправ через Маас на участке Анжи — Амэ — Юи (ровно посередине между Льежем и Намюром), иначе бы получилось так же бессмысленно, как ранее у американцев в ходе операции «Огород» в Голландии, когда десантники захватили мосты, а пехота и танки к ним не пробились. В ночь с 19 на 20 декабря, 150-я бригада спецназа СС была переброшена в район Мальмеди.
Даже через неделю после начала операции, эсэсовцы все еще сохраняли возможность прорыва к Льежу, совершив обходной маневр вокруг оборонительных позиций 1-й армии США. Но Гитлер, верный своей тайной стратегии на разгром Германии, упорно придерживался первоначального плана нанесения прямого удара на Антверпен, силами танковых дивизий, носивших его имя («Лейбштандарт Адольф Гитлер» и «Гитлерюгенд»). Это была плохая идея: битва в танконедоступной местности Арденн свелась к сражениям за дороги. Небольшие мобильные отряды американских солдат перерезали стратегические рокады, минировали подъездные пути и устраивали завалы на развилках. Естественно, они не были сколько-нибудь серьезным препятствием для немцев, но им удалось сделать то, что в конечном итоге сорвало планы наступления, — задержать продвижение танковых колонн. Как это всегда бывает в горах: в бой вступал только авангард (первые несколько танков и мотоциклисты), тогда как растянувшиеся на несколько километров главные силы нервно курили полдня, ожидая – когда будет преодолено очередное препятствие. Танковые двигатели при этом либо продолжали работать, пожирая последнее топливо, либо заглушались и потом, остывшие, запускались снова, и это в середине декабря.
20 декабря у немцев окончательно иссякли запасы топлива, а до американских складов в Льеже и Намюре они так и не добрались. Наибольшего продвижения (на 100 км) достигли армейские экипажи из 5-й танковой армии: заглохли в нескольких километрах от Мааса, получили приказ дальше наступать «пешком». По всему фронту начались ожесточенные позиционные бои. К этому времени союзные войска были в критическом положении, и 21-го декабря генерал Эйзенхауэр настойчиво просил правительства США и Англии обратиться к Советскому Союзу за военной помощью. Ему было отказано: мол, нет политической целесообразности, да и в военном плане, похоже, пронесло. Перевес в соотношении сил начал неуклонно склоняться на сторону англо-американцев.
Тем временем начался следующий этап «Стражи на Рейне»: 30 декабря 1944 года Гитлер подписал приказ о старте операции «Северный ветер» - наступления на французский город Страсбург, расположенный на западном берегу реки Рейн, южнее Арденнского горно-лесного массива. В ночь на 1 января 1945 года, немецкая группа армий «Г» под командованием Пауля Хауссера, нанесла удар южнее Арденн, в Северном Эльзасе, и форсировала Рейн севернее Страсбурга. Благодаря перевесу в силах на этом участке, немцы прорвали жидкую оборону в районе Блиса и в течение первых двух суток боев углубились в расположение противника на 15 км. Для развития наступления Гитлер бросил здесь в бой оперативные резервы: горно-стрелковую дивизию СС «Норд» и танковую дивизию СС «Фрундсберг» (её командный костяк составляли бывшие офицеры «Тотенкопфа» - ещё одной дивизии Второго танкового корпуса СС «харьковского» периода).
Как выразился, абсолютно неполиткорректно, в своей книге «Войска СС: Кровавый след» уже упомянутый выше Уорвол Ник: «… Американцы оказались в достаточно сложном положении, и Эйзенхауэр даже был вынужден отправить на фронт 100 000 негров из тыловых служб…».
21 тысяча американцев оказались в немецком плену, и судьба их была очень печальной. Немцы перегнали пленных в Дрезден, где многие из них погибли под бомбами англо-американской авиации во время знаменитого незаконного авианалета 13-14 февраля 1945 года. Это тот самый Дрезден, где начинал карьеру ещё один будущий Верховный Главнокомандующий и Президент – в разведке на советской (!) территории, как недавно сказал поэт:
«… Сей статус истинно уютен,
Когда припомнишь главный тренд –
Наш президент Владимир Путин
Сам иностранный был агент:
Когда-то в Дрездене туманном,
в расцвете юношеских лет,
он был агентом иностранным,
но ведь агентов бывших нет…»
В Страсбурге же, где был расположен главный штаб союзников (а сейчас там Европарламент), началась паника. Генерал Паттон, командующий 3-й американской армией, писал о тех событиях следующее: «… 4-го января немцы надрали одно место 17-й воздушно-десантной... Я нашел Майли, командира 17-й воздушно-десантной, в Бастони. Пока я находился там, канонада шла с обеих сторон, вражеские снаряды взрывались в воздухе, изрыгали огонь жерла наших пушек, и в сгущающейся над покрытыми снегом полями темноте всё это казалось прекрасным, хотя, правда, не слишком ободряющим. 4 января 1945 г. я сделал в дневнике одну важную пометку перед датой — заявление, которого никогда прежде не делал, написав: „Мы всё ещё имеем шанс проиграть эту войну“…».
Главнокомандующий генерал Эйзенхауэр настолько пал духом, что 5-го января был готов отдать приказ об эвакуации штаба и сдаче Страсбурга немцам, невзирая на решительные протесты французских военачальников – Шарля де Голля, де ла Тассиньи и Франсуа Леклерка (в честь последнего называется современный французский танк). Черчилль упомянул об этом моменте в письме Сталину от 5 января: «… наступление, которое немцы предпринимают в Эльзасе, также причиняет трудности в отношениях с французами…».
По поводу предложений об эвакуации и сдаче Страсбурга, Черчилль ответил Эйзенхауэру что-то вроде: «Подожди, не торопись, у меня есть одна идея. Выйди пока, мне надо сделать важный звонок». И набрал Сталина:
«… Маршалу Сталину.
На Западе идут очень тяжелые бои... Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях. … Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января, и любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть. Я никому не буду передавать этой весьма секретной информации, за исключением фельдмаршала Брука и генерала Эйзенхауэра, причем лишь при условии сохранения ее в строжайшей тайне. Я считаю дело срочным.
6 января 1945 года. Премьер-Министр Великобритании, сэр Уинстон Черчилль».
Этот вброс породил в своё время немало форумных дискуссий между патриотами и либералами. Первые считают, что это была просьба о помощи, вроде «Сталин #ВведиВойскаСрочно», изложенная дипломатическим языком. Тем более, что там ясно сказано: «буду благодарен…», и сказано – за что именно. Вторые же настаивают, что человек просто поинтересовался: сдерживая зевок, изобразил заботливого союзника и всё, а истинная суть этого послания, соответственно, такова: «Бабушка приехала. Гребёнка не нужна. В помощи не нуждаемся. Имеем два холодных груза и тяжелобольного».
С уважением относясь к сторонникам обеих точек зрения, важно понимать – как оценивал эту просьбу сам маршал Сталин, а не какой-нибудь ник «123». Ответ Сталина известен:
«7 января 1945 г.:
Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам».
Было и третье письмо по этому поводу, самое главное – и не оцененное по достоинству, это ответ Черчилля от 9-го января:
«… Я весьма благодарен Вам за Ваше волнующее послание. Я переслал его генералу Эйзенхауэру только для его личного сведения. Да сопутствует Вашему благородному предприятию полная удача. ... Весть, сообщенная Вами мне, сильно ободрит генерала Эйзенхауэра, так как она даст ему уверенность в том, что немцам придется делить свои резервы между нашими двумя пылающими фронтами…».
Как видим, Черчилль не говорит ничего вроде: «Дружище, тебе же сказали – в помощи не нуждаемся, человек просто поинтересовался. Забудь и не вспоминай». Он не уточнил – а что у меня не так с «положением на Западном фронте», нормальное положение. Скорее он «весьма благодарен» за само обещание в стиле «наверное, начнём где-то на следующей неделе».
Во исполнение союзнических обязательств, 12-го января 1945 года, войска Первого Украинского фронта (и в том числе мой дед – Пётр Прокофьевич Лисичкин) вскрыли Сандомирский плацдарм, тем самым начав величайшую наступательную операцию в истории человечества. За пару недель они с боями прошли более 500 километров в самом сердце Европы, едва не проскочив немецкую столицу Берлин. Такой, скажем, «мастер-класс» для военных из развитых стран.
Впрочем, приведенное выше Сталинское послание содержало в себе элементы тонкого троллинга. Дело в том, что, по классической версии, Висло-Одерскую операцию мы должны были начать 20-го января, но по просьбе союзников пришлось стартовать на неделю раньше – 12-го, в ущерб качеству подготовки. Эта басня рассчитана на тех, кому не доводилось просматривать учебник истории, ведь боевые действия на данном направлении завершились ещё 28 августа 1944 года, захватом и удержанием трёх плацдармов на западном берегу Вислы, между Варшавой и Карпатами. После 28-го августа, на данном участке фронта никаких эпических сражений не происходило: войска готовились к наступлению, частью сил потихоньку расширяя захваченные плацдармы (примерно как в зоне донбасской АТО после Дебальцево: «метр за метром, километр за километром»). То есть, «подготовка» длилась, не много и не мало – с 28 августа по 12-е января, это выходит 19 с половиной недель, и при этом, как подарок с барского плеча, союзникам говорят: нам нужна была ещё одна неделя, но мы, значит, пошли вам на встречу.
При этом Сталин в своём письме говорит о погоде. Видимо, ещё 28 августа утверждая план подготовки к предстоящей операции, он за полгода вперёд знал – что 20-го января будет хорошая погода, а 12-го плохая, однако чего не сделаешь ради союзников.
Как бы то ни было, но проблемы у наших партнёров прошли сами по себе: до Страсбурга ли стало немцам, до Антверпена ли с Брюсселем, когда советские танки уже стояли в 70 километрах восточнее Берлина? Немцы быстро свернули свою «Стражу на Рейне» и начали повсеместный отход на позиции, которые они занимали перед началом этой операции. А 6-я танковая армия СС перебрасывалась на Восточный фронт – против нас; на её участке «Линии Зигфрида» принимали оборону несокрушимые народно-гренадерские дивизии.
Здесь есть ещё один политический момент: либералы обращают внимание, что фактический отход эсэсовской армии из Арденн начался лишь 20-го января, то есть эсэсовцы продолжали воевать с американцами, несмотря на какое-то там советское наступление. На самом деле нет: как раз в эти дни, 24-го декабря 1944 года, наши завершили окружение Будапешта, и Гитлер 8-го января отдал приказ о переброске 6-й танковой армии СС под Будапешт – для его деблокады и защиты венгерских месторождений нефти. Но это не такое простое дело – отвод танковой армии с передовой: её колонны весьма уязвимы с воздуха и чувствительны к дорожной обстановке, поэтому такая операция может выполняться лишь в ночное время и с большими сложностями.
По поводу того, что немецкое наступление в Арденнах закончилось намного раньше, чем началось советское (и поэтому последнее якобы уже ни на что не влияло), достаточно привести только один пример. Выше упоминалась героическая оборона американцами городка Сен-Вит, который немцы смогли взять только 21 декабря, после 5-дневного штурма. Так вот, снова этот город американцы отбили у немцев лишь 23-го января.
А 28-го января последние германские части на Западном фронте отступили и сели на позиции, которые они занимали на утро 16 декабря. Операция «Стража на Рейне» считается оконченной 29 января 1945 года. И оконченной, в общем-то, ничем, «ноль – ноль»: хотя англо-американцы раструбили о своей военной победе, они умудрились в обороне потерять больше народу, чем нападавшая сторона, и при этом не взять никаких дополнительных территорий, а лишь встать снова перед «Линией Зигфрида», как они уже стояли осенью 44-го.
Интерактивная карта боевых действий:
https://yandex.ua/maps/?um=constructor&source=constructorLink