Хорхе Ибаргуэнгойтия, Мексика
В 1956 году я написал комедию, которая, как я полагал, должна была открыть мне двери славы, получил небольшое наследство, начал строить свой дом - и верил я, что удача улыбнётся мне. Но я очень сильно ошибался: комедия не была поставлена, и двери славы не просто захлопнулись передо мной – я перестал быть молодым, подающим надежды писателем, и стал никем. Работы у меня не было, деньги, полученные в наследство, ушли налево-направо, а когда я переезжал в свой собственный дом в апреле 1957 года, у меня был долг в шестьдесят тысяч песо - и мне пришлось взять взаймы, чтобы заплатить за грузовик с моим скарбом. И это при том, что в тот год мой общий доход составлял 300 песо, которые я заработал топографической съёмкой.
Настали чёрные дни. Я не мог купить даже кусочек масла и все время думал: «Ах, мне бы тридцать тысяч песо – и я бы выбрался из этой ямы».
У меня появились дурные привычки.
Я ходил в банки просить ссуду в тряпичных эспадрильях, которые в то время носил. Все двери передо мной были закрыты.
Когда я встречал на улице знакомых, которых не видел лет десять, вместо «привет» говорил:
– Слушай, одолжи мне десять песо.
По воскресеньям я приглашал к себе в дом дюжину гостей и всем наказывал:
– Каждый со своей едой.
Остатки этой еды мы ели всю неделю.
Моё невезение дошло до того, что, когда в мою комнату влетел комар, я схватил насос Флита(1), и ручка выскользнула и осталась в моей руке, «даже здесь мой злой рок против меня», – подумал я в полном отчаянии.
Но ничто не длится вечность – даже беда. В 1960 году я выиграл литературный конкурс, учреждённый г-ном Уручурту(2). Мои фотографии появились в газетах: как президент Мексики Лопес Матеос пожимает мне руку и как вручает чек на двадцать пять тысяч песо.
Мои кредиторы появились у меня дома на следующий же день.
Деньги были распределены между сеньорой, чьей матери на днях удалили опухоль; двумя сеньорами, которые уже перестали здороваться со мной; владельцем магазина на углу моего дома, который вот-вот готов был взорваться; поездкой в Акапулько, которой я собирался отпраздновать свой триумф; двумя парами купленной обуви, и тысячей песо, которые я спрятал между страниц книги «на жизнь».
Самый важный долг донье Амалии де Кандамо и Бегония остался неоплаченным.
Донья Амалия сама была виновата в том, что я не вернул ей долг – надо было вовремя приходить, чтобы забрать деньги. Но, скорее, она не пришла требовать долг, потому что ей было невыгодно, чтобы я заплатил: ей были нужны не деньги, а мой дом…
История с доньей Амалией довольно грязная. Я заложил свой дом под кредит банку, и поскольку обнищал, то не смог платить ежемесячные платежи. Через год банк потерял терпение и натравил на меня юристов, которые обложили меня и требовали вернуть долг, который составлял уже пятьдесят тысяч песо: с набежавшими процентами, расходами на юристов и так далее. Чтобы выплатить эти деньги, мне было нужно взять ещё больший кредит. Но как его оформить в серьёзной компании, если единственной причиной является наложение ареста на твоё имущество.
Тогда я посоветовался со знающими людьми, которые посоветовали мне взять кредит у частного лица. Я пошёл к одному брокеру, который выдавал себя за «агента по недвижимости». В кабинете у него находились симпатичная и деловитая секретарша, сын-инженер и несколько просителей из среднего класса. Этот сеньор Гарибай был старый, глухой, лысый и чуть ли не умственно отсталый: он никак не мог понять – хочу ли я вложить шестьдесят тысяч песо или хочу их одолжить. У меня с ним было несколько неутешительных встреч.
Когда я потерял всякую надежду, в моем доме появилась донья Амалия де Кандамо и Бегония. Её сопровождал доктор Рокафуэрте, который был ей не мужем, а личным адвокатом. Они приехали от Гарибая посмотреть дом и были готовы помочь мне с деньгами, в которых я так отчаянно нуждался.
Дом им понравился, а я – ещё больше, поскольку они сразу увидели мою тупость в экономических вопросах, типичную для творческих людей, и моральную ответственность, типичную для всех «порядочных людей».
– О, картины экзистенциалистов! – увидев абстрактные рисунки в моей комнате, воскликнул доктор Рокафуэрте. Это был высокий и сухой старый пень с тёмными кругами под глазами, белыми волосами, глухим голосом и манерами Дракулы.
Донья Амалия в довольно нелепой шляпе сидела в убогом кресле, сплетённом из лиан и пальмовых листьев. Несмотря на то, что ей было за пятьдесят, она крепко стояла на ногах, да и целом выглядела хорошо, если бы не её вдовий вид. Разодетая, в маленькой шляпке, в вуалетке, которая закрывала её нос (а может, и бородавки), в костюме кофейного цвета от хорошего портного, с сомкнутыми руками в бежевых перчатках. Как говорится, «я руками не размахиваю, но знаю, как защитить себя».
- Как вы посмотрите, если вместо шестидесяти тысяч мы одолжим вам семьдесят? - спросил Рокафуенте, когда они уходили.
- Давайте сюда, - сказал я.
- Как хорошо, что вам нужны все деньги, - сказала донья Амалия. - Деньги – это то, что оставил мне мой муж, и я бы не знала, что делать с оставшимися.
Они уехали в чёрной машине такого же похоронного вида, как Рокафуэрте.
Если я и был удивлён, что кто-то был заинтересован в том, чтобы одолжить деньги явному изгою общества - в кабинете нотариуса Ангула я бы нашёл объяснение этой тайне. Да, я был изгоем, но изгоем со своим собственным домом. Донья Амалия одолжила мне деньги не потому, что думала, что я смогу ей заплатить, а именно потому, что знала, что я не смогу ей вернуть долг. То есть она вложила семьдесят тысяч песо, чтобы получить не доходы, а новый дом.
В нотариальной конторе Ангула Гарибай и донья Амалия нанесли мне удар, от которого я ещё не оправился. В документе говорилось о процентной ставке в размере 1,5% в месяц, и, таким образом, оплачивались только авансовые ежемесячные платежи. Если же 15-го числа я не их выплачиваю, процент возрастает до 2,5%. Если я не плачу два месяца, донья Амалия имела право арестовать моё имущество, а её расходы и эти два ежемесячных платежа также пришлось бы оплатить мне. Срок займа истекал через два года. Если я оплачиваю его раньше – два месяца наказания. Если я плачу позже – то же самое. Если мне не нравится написанное – два месяца наказания, выплата определённой суммы Ангулу за работу, которая требовалась для написания моего смертного приговора, также Гарибаю, который взял комиссию в 3%, чтобы вызнать, как снять с меня шкуру. Естественно, договор мне более чем не понравился, но так как у меня не было семи тысяч песо, я ничего не сказал и подписал. Каждый взял свою долю, а я пошёл домой с оставшимися тремя тысячами песо, в тщетной попытке очнуться от полученного удара.
Первые два месяца проблем не было, но настал первый день третьего, и пятнадцатый, и последний, и первый дня четвёртого, и пятнадцатый, а у меня все не было денег, чтобы оплатить ежемесячный платёж.
Тем временем я пытался собрать деньги, причитающиеся мне Институтом изящных искусств. Когда меня заставили подняться на третий этаж, спуститься на первый и ждать на втором, искать подпись человека, который ушёл в отпуск, и одобрение другого, у которого был перитонит, у меня не было денег вплоть до двадцатого дня, до Великой среды, до половины третьего пополудни. Получив их, я тотчас же направился к донье Амалие, которая жила в доме, оставленным её мужем в Ломас де Чапультепек(3).
Донья Амалия, обе её дочери и доктор Рокафуэрте готовились отправиться в отпуск на Текескитенго(4). Дочки обращались к доктору «дядя».
- Представьте себе, мистер Ибаргуэнгоития, - сказала мне донья Амалия, - уже все готово, чтобы арестовать вас.
- Но как такое возможно, сеньора? Если прошло всего двадцать дней, а вот деньги, - показал я.
Они были настолько жадны, что увидев их, отложили поездку в Текескитенго. Они высадили дочек из машины, и мы отправились к юристу, чтобы отозвать жалобу .
- Эта операция причинила нам много неудобств, - сказал доктор Рокафуэрте. Не могли бы вы оплатить её, мистер Ибаргуэнгоития?
- Увы, доктор, - сказал я.
Тогда они начали объяснять мне, что налоги на ипотечные кредиты увеличились и что бульон выходит дороже, чем бобы.
- Если бы не это, - сказала донья Амалия, - мы бы не подумали о том, чтобы так быстро подать на вас в суд.
Потом мы поговорили о морали.
- Мужчины, - сказала донья Амалия, - когда они молоды, бросают своих жен ради других женщин. Затем, когда они стареют и начинают болеть диабетом, раком простаты или сифилисом, они возвращаются! Это справедливо?
Я подумал: «Вот каким был покойный Кандамо». Хотя, думая об этом Кандамо даже не знал, умер ли он.
Постарайся понять, Амалия, - назидательно начал доктор Рокафуэрте, который вёл машину. Он сказал несколько банальных вещей в таком тоне и закончил словами: «Брачная связь неразрывна.
В тот вечер мы не смогли найти сеньора Регеро, который отправился на духовные учения Святого Игнатия Лойолы(5), откуда должен был вернуться в понедельник абсолютно очищенным. Это не помогло мне. В тот понедельник я заплатил 2,5% процента за два месяца и девятьсот песо «очищенному» за составление акта взыскания, которое мне так и не было представлено.
Я был очень спокоен какое-то время, но спокойствие было недолгим, потому что прошли месяцы и счёт опять вырос. Однажды, пролистывая газету, я обнаружил новость об обеде, организованном доньей Амалией, на котором присутствовал не и больше, ни меньше, как «Маркиз де Рокафуэрте».
- Маркиз гнус-мошка, - сказал я и закрыл газету.
А на следующий день проклятый рок столкнул нас в британском книжном магазине. Они покупали книжки-раскраски кому-то в подарок.
- Сеньор Ибаргуэнгоития, - сказал Рокафуэрте, - давненько от вас вестей не было!
Донья Амалия, как обычно, в шляпе, смотрела на меня так, словно хотела сказать мне: «Ты обобрал меня до нитки, мерзавец!» Я почувствовал себя последним подлым негодяем, вырывающим последний кусок хлеба из рук доньи Амалии и двух ее сукиных дочерей.
Прошла ещё пара месяцев, когда юрист Регеро пришёл ко мне с судебным исполнителем, чтобы наложить арест.
- Не тревожьтесь, - сказал мне Регеро. - Донья Амалия очень заносчива, но я постараюсь защитить интересы ... Я имею в виду ваши.
Понятно: он, хоть и был адвокатом доньи Амалии, но, в конце концов, оплачивать его гонорары, предстояло-то мне.
- Я постараюсь отложить судебное разбирательство. У вас есть три месяца, чтобы заплатить.
А вскоре после этого и пришёл чек от президента Лопеса Матеоса, на сумму, из которой они не получили и сентаво(6). Довольно странно работали мозги у этих кредиторов.Они никогда не верили в то, что я заплачу им, и все же, не получив деньги, обижались. То, что меня опубликовали в газете Лопеса Матеоса с чеком в двадцать пять тысяч песо, и то, что я не удосужился им позвонить, взбесило их.
Мой злой рок захотел, чтобы я встретил их во время поездки в Акапулько, куда отправился отпраздновать свой триумф - и не где-нибудь, а в баре отеля Presidente.
- Мистер Ибаргуэнгоития, мне больше нечего есть, - сказала донья Амалия.
- Ну, так и мне тоже, - ответил я и заказал коктейль «Удар плантатора».
Пока шло судебное разбирательство, я начал искать деньги для погашения долга, иначе мой дом мог пойти с молотка.
Я отправился к сеньору Блуму, известному ростовщику. Тот сначала сказал , что у него нет денег, потом всё очень сложно из-за ареста, и, наконец, что можно что-то сделать, если я готов платить 3% в месяц. Когда я ответил, что готов, он сказал, отечески глядя на меня: «Не волнуйся. Мы спасём дом».
Я отправился в Гуанахуато, чтобы встретиться с другим не менее известным вором, весьма уважаемым в этом городе.
- Ты подписываешь дом на моё имя, а я постараюсь найти для тебя деньги под 2,5%, - сказал он, убеждённый, что оказывает мне большую услугу.
Излишне говорить, что деньги были его, но он решил устроить театр и даже представил меня человеку, который, по его словам, был тем, кто собирался финансировать операцию. Этот человек был настолько глуп, что не мог выучить свою роль, в которой ему отводилось единственное слово «да», и ушёл, ничего не сказав.
- Это такой бандит, - сказал вор, когда исполнитель этой роли вышел, - будь очень осторожен с ним.
Я кивал головой и говорил «да», лишь бы выбраться из этой мути.
Вернувшись в Мехико, я узнал, что донья Амалия и доктор Рокафуэрте ездили к моей матери.
- Видели, что про вашего сына пишут в газетах? - спросили они и протянули ей копию El Universal(7). Это было объявление о моём доме, выставленном на аукцион.
- Мы сделали всё, что было в наших силах, - сказала донья Амалия моей матери, - но ваш сын всё равно не платит. Поймите меня тоже: я должна поднимать своих дочерей.
Также они навестили моего двоюродного брата Карлоса, который занимал хороший пост в Национальном банке Мексики.
- Неужели банк не мог помочь вашему кузену? - заявил Карлосу Рокафуэрте. - Неужели это в ваших интересах, чтобы ваша фамилия склонялось в суде?
- Не надо было одалживать деньги представителю богемы, - сказал им Карлос. - Он никогда этого не скрывал. Банк ничем не может вам помочь.
В мой дом стали приходить пожилые люди - те, кто всю жизнь занимаются тем, что грабят повешенного.
- Это дом будет продан с аукциона? - спрашивали они.
- Да, но он не продаётся, - отвечал я и закрывал перед ними дверь.
Пока не заявились сеньор Блум и хапуга из Гуанахуатj, я отправился к другу семьи, владеющему агентством недвижимости и заваленному деньгами.
- Купи мой дом за сто пятьдесят тысяч, - сказал я.
- Бог ты мой! Ну, какого черта ты стал писателем? Чтобы остаться на улице? - вскричал он, но не купил мой дом и не одолжил мне денег.
Мне пришло письмо из Гуанахуато, в котором говорилось, что операция настолько рискованна, что её можно провернуть, если я готов заплатить 3,5% вместо 2,5, как мы договаривались. Я был готов на всё, потому что я всё равно не собирался платить проценты. Мой план был таков: получить деньги, избежать аукциона и ожидать чуда.
Также я пытался прийти к компромиссу с доньей Амалия и «маркизом»:
- Пусть дом останется вам, только дайте мне прожить в нём три года - и разойдёмся с миром.
- Вы размечтались, однако, - завил маркиз и начал разглагольствовать об иллюзиях людей по поводу цены их недвижимости.
Затем они объяснили, что я задолжал двадцать девять тысяч песо - сюда входили мои проценты и их расходы и издержки. Плюс семьдесят тысяч, которые они мне дали - итого девяносто девять тысяч песо. Дом пойдёт на аукцион за девяносто девять тысяч и один песо. Поскольку у меня нет наддатчиков - специальных людей, набавляющих цену на торгах, («в таких случаях как ваш никогда не бывает наддатчиков»), дом будет продан именно за в девяносто девять тысяч и один песо. Им - цена за дом, мне - песо, и дело окончено.
Я даже засмеялся. Я видел, что всё потеряно. Я купил книгу об английских адмиралах и провёл много часов взаперти в своей комнате, читая её и ожидая, когда судебным решением меня вышвырнут из дома. Когда пришли очередные посетители, я сказал , что в субботу мой дом будет выставлен на аукцион.
Однако это не произошло, потому что случилось чудо, о котором я мечтал: некто, на кого я даже не надеялся, одолжил мне сто тысяч песо на десять лет под 10% годовых. Правда, моя мама настаивает на том, что это было чудо Сан-Мартина-де-Поррес(8).
Ну, чудо или нет - однако в пятницу перед аукционом я позвонил донье Амалии и сказал ей, что у меня уже есть деньги.
Аукцион был приостановлен. Когда мы отменили ипотеку, донья Амалия сказала мне:
- Ваша удача, что вы среди порядочных людей, потому что вокруг много настоящих волков!
И нотариус, прежде чем прочитать акт отмены, сказал мне:
- Вы должны за свою небрежность сами себя оттрепать за уши. Если бы не терпение доньи Амалии, вам бы много чего пришлось пережить!
И когда всё было подписано и они получили свои деньги, доктор Рокафуэрте и маркиз в одном лице сказал мне с большой торжественностью:
- Мы хотим сказать вам, мистер Ибаргуэнгоития, что очень рады, что вы спасли свой дом. Было очень приятно иметь дело с таким честным и учтивым человеком, как вы.
Мы попрощались, почти целуясь, но когда я посмотрел им вслед, я пожелал им отправиться прямо в ад.
1.FLIT - название бренда инсектицидов. Первоначальный продукт, изобретённый химиком доктором Франклином С. Нельсоном, используемый в основном для уничтожения мух и комаров, представлял собой минеральное масло с инсектицидом. Применялось 1940-50-х гг. прошлого столетия.
2.Эрнесто Уручурту Перальта (1906 -1997 г. ) - мексиканский политик, член Институционально-революционной партии.
3. Ломас де Чапультепек – престижный район Мехико-Сити
4. Озеро в штате Морелос, Мексика
5. Игнасио Игнтий де Лойола (1491-1556) - католический святой, основатель ордена иезуитов.
6. Разменная монета, 1\100 песо.
7. Крупная мексиканская газета
8. Св. Мартин де Поррес (1579 - 1639) - перуанский священнослужитель и врач, монах ордена доминиканцев, первый мулат-американец, канонизированный католической церковью.
Перевод с испанского и пояснения Шахризы Богатырёвой
на фотографии: Хорхе Ибаргуэнгойтия