И он побежал. Наверно он не решился бы на это, не начни они снова. Но рты обоих его, любимых взрослых родителей, которые сегодня были так особенно красивы и добры,снова исказились. Мама кричала, отец прикрикивал на нее призывая замолчать. А его будто ножом полоснули по сердцу. Всякий раз в такие минуты его будто швыряли из его детства на бочку с порохом. Он был бессилен. Всегда, но только до этого момента. До того момента как побежал. Бегство все же лучше, чем ничего. Они не заметили, а когда это случилось, он успел оказаться уже очень далеко. Он не знал куда бежит, знал только, что не вернется ни за что. Слишком невыносимо для него это было. Да, он хотел рожденственских покупок и их улыбок, он приготовил для них подарки. Но им было явно не до них. Все снова обернулось так, словно они оба были против него в своей бессмысленной войне против друг друга. Горячие слезы застилали его глаза, обжигали щеки. Он бежал, проталкиваясь сквозь толпу. Восьмилетний мальчик несся по улицам сквозь любопытствующие взгляды скучающих всеядных покупателей. Ему было не страшно, нет. Он ощущал странное незнакомое чувство, но это было как-то связано с тем ужасным чувством когда родители его ссорились. Он ощущал странный трепет толпы, этой шумной толпы, скопления людей в котором нет человека. Одиночество затопило его почти взрослым безумием и он ускорил бег с отвращением заметив краем взгляда неприятное выражение красивого лица - чуть удивленные брови и какой то полуоскал полуулыбки моолодой девушки. Хохот мужчин. Все эти люди были готовы почти на все, ради вещей и состояний приводящих их к удовольствию, которое они называли счастьем. Когда этого не случалось, они считали долгом отплатить своим несчастьем другим. Все это долей секунды коснулось его сердца и он еще пуще пустился в бег. Слезы стекленели на морозе, жгли лицо. Он выбежал из проулка, направляясь все дальше от балаганного центра, псевдороскоши, ненадежного прикрытия бедных подворотен. Он вылетел из арки и со всего размаха подскользнулся на облендевелой дорожке. Было больно, саднило голые ладони и заныл копчик.
-Эй, держись - перед ним возникло другое детское лицо. У нее были темной меди волосы и темные серые глаза.- Поднимайся- сказала она.
Она протягивала ему руку. И ее рука тоже была в свежих садинах, небольших сгустках крови и незастывший слякоти.- Я сама упала на этом углу.- пояснила она- Очень скользко. -
Он с силой потянул за ладонь, поднимаясь и превознимагая боль. - -Тебе же больно.- Сказал он глядя на ее руку.
- И тебе - ответила она чуть улыбнувшись.- Да ерунда, вообще то - она провела взглядом по своей ладоне- Жжет только. А ты от волков бежал что ли?
-ну почти- ответил он
-где твои родители?- спросила девочка
-А твои?- нехотя спросил он
-У меня их нет, ну а бабуля пьет снова, праздники же. А я гуляла воон там - она махнула рукой в сторону мостов. - По набережной. Красиво было и снег такой пушистый пушистый. А потом как грохнулась здесь. - Она рассмеялась и словно россыпью серебрянных колокольчиков озарилась темнота вокруг. Он хотел что то сделать, что бы то ли навсегда остаться тут в этом месте с ней, то ли навеки сохранить этот образ, это внезапное спасение от ужаса и от боли рядом с ней, где никого теперь не было кроме одного единственного человека. Но это что то лежало за гранью абсолютно всех поступков и действий. Она больше не спросила его о родителях и это восхитило его еще больше. Будто она все понимает.
Они шли мимо площади, в отствете фонарей а прохожие стали неважны, стали безликими тенями. Настоящее было с ним, шло рядом с ним, говорило с ним. А прохожие перестали быть толпой, просто прохожие, ну их. Пусть себе идут. Он вспомнил, что у него были с собой деньги что родители дарили ему в честь выезда в город и праздника, а он так и не потратил их.
Ему хотелось сделать для нее что то. Нет, не так. Сделать для нее все.
-Хочешь в кино? Или мороженого?- Хмуро спросил он ее.
-Ты серьезно?- Не моргая она посмотрела на него.- Это слишком дорого. Давай просто гулять. На миг восьмилетнему мальчику показалось, что он все испортил. Позади гремели салюты и фейерверки.
-Смотри - она развернула его в другую сторону и он увидел как в небе тают восхитительные золотые огни. Чужие фейерверки для них одних.
Все же они продрогли и им пришлось зайти в кафе, что бы согреться чаем. Никто не придал значения, что двое детей были без взрослых. Все таки праздник
-Куда побежишь потом? - она серьезно посмотрела на него
-Подальше отсюда. Вырасту, а потом вернусь и сделаю это место своим - его почему то разозлил ее вопрос
- это как?- тихо продолжила она свой невинный допрос пристально смотря на него
- а так, что все будет как я захочу.- отрезал он
- а как ты хочешь?- Она еще внимательнее посмотрела на него, чуть склонив голову
А он разозлился еще сильнее.
-Хочу, что бы это были мы вместо них, а не они. - Борясь со странным чувством произнес он. Но бессилие которое он почувствовал и о котором он говорил, почему то стало его словами
- хочешь что бы это были наши фейерверки? - она улыбнулась
-И праздник что бы был наш.
-У нас ведь и так праздник. Лучше чем у них
Он посмотрел на нее и понял как грустно ей стало от его слов, вовсе не от понимания, что это действительно праздник, но для кого то другого, не для них. Но эти другие лишены чуда. Он почуял легкий укор. Как же так- говорили ее глаза- нет, не понимаешь?
-Я это просто так сказал. Не нужно этого всего, иначе мы стали бы как они.А тогда бы не было так как сейчас
Они долго гуляли по мостам, она рассказывала ему о пони на котором ее учил кататься отец когда еще был жив, о героях любимых книг.А он отчетливо понял, что наконец то прорвался сквозь жуткие клети этого чужого мира, что с ним произошло чудо, настоящее чудо. Мир становился его миром.
Они снова замерзли и она сказала, что он может переночевать у нее бабушка все равно напилась, так что даже и не поймет что внучка вернулась не одна.
Он растелил себе на полу и в темноте они долго перешептывлись делясь мыслями и мечтами
А на утро она сказала: тебе ведь все равно к родителям надо, иначе никак. Он кивнул. Она проводила его и сказала что бы он заходил иногда в гости.
Он стоял у поворота где они познакомились, а снег падал и падал. Он очень хотел что бы его засыпало всего, окончательно. Что бы перестать чувствовать что либо.
Он совершил побег и случилось чудо. И та которую он нашел и которая была причастна к этому чуду, отвела его обратно в душную клеть. Еще хуже, что он знал- она хотела как лучше. Снег падал, а он все думал, что надо сделать что бы привыкнуть ко всем этим пустым людям, ко всему тому в чем он не находил смысла. И как изжить из себя то, в чем он видел смысл, как не думать об этой девочке, с которой будет так сложно видеться, почти невозможно. Ведь ему по прежнему 8 и этот мир по прежнему не его. Но когда это случится, когда он вырастет, когда станет свободным, не превратиться ли он в своих родителей? Ведь если так выйдет, то получится, что мир снова будет именно их, а вовсе не его. И кто же, кто тогда будет смотреть на тающие в темноте неба рождественскиие фейерверки и держать маленькую теплую руку девочки с медными волосами?