Глава 1. Детство и старость. ВОВ и ее последствия. И все обо всем.
Я прожила свою жизнь в двух общественных формациях – социализме и капитализме, родилась в СССР и заканчиваю свою жизнь в России.
В детские годы в шесть с половиной лет я поняла, что такое война, именно тогда узнала о начале Великой отечественной войны (ВОВ) в июне 1941 г. Война с фашистами была страшной, сопровождалась бомбежками, разрушениями и утратой близких людей, полным изменением жизненного уклада, возникновением сугубо больших трудностей.
А в 1991-1993 годах произошел правительственный переворот. Власть от государственной (народной) перешла к либерально-демократической. Либералы обещали улучшение жизни своего народа путем проведения реформ, перехода от плановой экономики крыночной, хотя, как известно, частные крупные компании в ведущих капиталистических странах выстраивают свою деятельность на основе планирования не только текущих, но и стратегических планов в пределах своего капитала.
У нас же в стране в период перестройки почти все свелось к созданию класса собственников. Крупные заводы и фабрики продавались за бесценок хапугам. Последние перепродавали себе подобным по высокой цене. Так в результате спекуляции появились первые богатые люди. За ними последовала вторая группа им подобных, еще более богатых людей. Они имели крупную собственность, как бы приобретенную по закону.
Во время большого беспорядка в стране, государственные предприятия закрывались, росло число безработных, а людям надо было как-то жить, Кормить своих детей, и они вынуждены были идти на службу к первым нашим капиталистам. Сначала народ терпел все изощрения капиталистической системы (увеличение рабочего дня, сокращение неугодных работников, заработной платы, штрафы и т.д.) и спустя некоторое время начались протесты рабочих вплоть до забастовок. Социальные условия жизни людей стали ухудшаться.
Несмотря на это, либеральная власть продолжала приватизацию, от заводов и фабрик перешли к приватизации земли, и ее недр, лесов, водоемов, полезных ископаемых – все шло в продажу. При чем продажа стала допускаться и иностранцам. И сейчас уже немало фабрик и заводов принадлежит иностранцам. Делается попытка продавать землю на востоке страны под видом сдачи ее в аренду на 50-70 лет. Некоторые независимые СМИ сообщают, что с 2016 года начнется приватизация газонефтяного комплекса и воздушного флота. Мелкие же предприятия пришли в упадок, их оборудование разворовано.
В некоторых регионах земля чертополохом, село умирает. Страна находится в стагнации, спасибо капитализму.
Наши отцы и деды всегда воевали за свою землю, был девиз: «Нам чужая земля не нужна, но и своей не пяди не отдадим!». И проливали свою кровь. А либералы отдают нашу землю за деньги.
***
Простите меня за такое начало. А теперь о себе, проживающей в этой стране более 80 лет.
Я, Крымская Г.В., урожденная Молоткова, родилась 14 января 1935 года. Мое рождение произошло на улице Шаболовка в г. Москва, в родильном доме (номер не знаю, он был один на этой улице). Когда меня привезли домой, мой отец, Василий Тимофеевич Молотков, посмотрел на меня, увидел мои черные глаза и темные волосы и сказал: «Назовем ее Галчонком». Итак, меня стали называть Галей, Галочкой, Галинкой, Галюшей, всяк называл меня по-своему, как ему хотелось.
Я родилась в прекрасном городе, я москвичка и видела за свою жизнь Москву разной: довоенной, несколько патриархальной, со своими традициями, с множеством деревянных домов, и красивой, благоустроенной, со сталинскими высотками и другими красивыми постройками, которые появились после ВОВ, в период восстановления города.
Я горжусь Москвой – она один из лучших городов мира. О ней написано множество стихов, сложено много песен: «Москва как много в этом звуке…», «Москва моя любимая», «Мы подружились в Москве» и т.д.
Москва особенно хороша летом. В это время сюда приезжают не только проживающие в разных регионах страны люди, но и очень много иностранцев. В Москве более 600 фонтанов, один из лучших находится на ВДНХ – фонтанный комплекс «Дружба народов», «Каменный цветок». Прекрасные фонтаны в наших московских парках отдыха: им. Горького, Сокольники и др.
А какие в Москве красивые сталинские высотки: Московский Государственный университет на Ленинских (теперь уже Воробьевых) горах, на Кутузовском проспекте гостиница «Украина», на площади трех вокзалов гостиница «Ленинградская», жилая высотка на Котельнической набережной, на площади Восстания и др.
В свои годы смотрю из окна 14-го этажа и вижу зеленое кольцо, которое простирается от Измайловского парка, переходит в «Лосиный остров», далее ВДНХ, Ботанический сад и лесопарк Сокольники. Такое зеленое кольцо находится в Восточном округе г. Москва. Много зелени не только здесь, она есть повсюду: Битцевский лесопарк, Кузьминский лесопарк, Коломенский, Тимирязевский, и др. лесопарки.
Доживаю свой век в хороших жилищных условиях в просторной квартире, которую мы получили от государства на четверых человек, платили за нее 12 рублей, а сейчас платим более 7 тысяч рублей и коммунальные расходы постоянно увеличиваются.
Конечно, как говорят, жизнь полосатая, то черная полоса мучает, то белая полоса радует и так почти постоянно, видимо, такая судьба не только у нас, проживающих в этой стране, но и страны в целом – исторически в России происходили различные метаморфозы.
В моей жизни происходящие изменения проходили в лучшую сторону и не только в моей, кто жил в мои годы, почти все были довольны происходящим. Постоянно шло какое-то улучшение жизни, особенно в правление Сталина, которого народ-труженик любил, его не любили только дармоеды.
А начинала я свою жизнь в Москве по невероятно неприятному адресу, такому что интересующиеся моим адресом приходили в ужас. Как это так?! Это невозможно! Адрес наш был официально почтовый: Москва-26, Даниловское кладбище, дом 5, квартира 5. И когда, по необходимости, приходилось называть этот адрес, одни просили повторить его, не говоря больше ничего, а другие, услышав этот адрес, охали и ахали, удивляясь: «Как это люди могут жить на кладбище?». Я всю свою жизнь до совершеннолетия, называя свой адрес, чувствовала себя не очень комфортно (мягко говоря). И вот сейчас, когда я пишу, живя на Просторной улице и когда меня спрашивают: «Где Вы жили до переезда сюда? Вы москвичка?», я отвечаю, что родилась в Москве в Замоскворечье. Некоторые говорят: «Ой и я там жила на Большой Тульской улице, а Вы где жили?», отвечаю: «А я в Духовском переулке, училась в 552 женской средней школе». Говоря о своей школе , я перевожу разговор на другую тему. И вдруг слышу: «И я там училась!». И мы начинаем вспоминать нашу родную школу, говорить о наших учителях. Слава Богу ушли от адреса и заговорили о школе.
Что касается Духовского переулка, он и сейчас есть. Правда, он очень изменился: бараки и деревянные дома снесены и на их месте выросли 9-ти и 12-этажные жилые дома.
Что касается кладбища, то там проживало много людей, в том числе и член сегодняшнего Московского правительства, господин Владимир Платонов. Там было больше двадцати домов. Они располагались перед Церковью Святого духа (отсюда название – Духовской переулок) и за нею. Полагаю, что там сначала построили церковь, а вокруг нее дома, а может быть и наоборот – подробности можно узнать у историков, занимающихся историей Москвы. Церковь и сейчас там стоит, видимо, все это было построено в 17 или 18 веке. Гипотетически, около церкви стали проводить захоронения тамошних жильцов, ушедших в мир иной. На этом кладбище похоронена мать моего отца, т.е. моя бабушка по отцу – Анна Ивановна, на том же месте похоронен мой дядя, Николай Тимофеевич, младший брат моего отца, бывший музыкант.
Кладбище со временем увеличивалось, но наш адрес так и не менялся до переселения последнего жильца.
После ВОВ жильцов кладбища стали постепенно переселять во вновь строящиеся дома. Дом, в котором мы жили до переселения был двухэтажным, кирпичным, такой хороший особнячок. Я на кладбище была в последний раз в 63 года в 1998 году после смерти моей мамы, и увидела, что дом, в котором мы жили еще уцелел, в нем была мастерская по изготовлению памятников.
В доме, где мы жили, был один вход (один подъезд). При входе в дом находился туалет и лестница, которая вела на второй этаж. На первом этаже была одна квартира, вход в которую был индивидуальным (без соседей), в ней жила семья Платоновых. Другой вход предназначался для нескольких семей, войдя в него мы попадали в большой коридор, разделенный пополам легкой перегородкой. С одной стороны коридора проживало 3 семьи, а с другой – две семьи, именно здесь и проживала семья Молотковых и еще семья Филатовых. Наша семья (Молотковых) имела большую комнату, более 40 кв. метров, разделенную мебелью на две комнаты. На этой площади проживали 6 человек: бабуля Аня (мать отца), мои родители, Николай (младший брат отца и мой крестный отец), моя старшая сестра Лариса (родная по отцу) и я. В одной (меньшей) половине комнаты жили мои родители и я, а в другой все остальные. Но это было условно, так как печка и обеденный стол располагались в большой комнате и кушали мы все за одним столом.
В комнате было 3 окна, которые имели подоконники шириной в 1 м и в зимнее время использовались как холодильники, где на специальных крюках подвешивались колбаса, окорок и что-то другое, что можно было повесить на эти крюки. Холодильников в то время не было, но был подпол для хранения овощей и картофеля. Не было ни отопления, ни водоснабжения, газ появился после ВОВ в 1950-1953 годах. Условия жизни по сравнению с сегодняшними были спартанские. Понятно, что в этих условиях детей растить было нелегко, и я в 7 месяцев переболела воспалением легких и росла болезненным ребенком (грипп, ангина, корь и пр.). Ко всему, я ослепла, у меня была куриная слепота. Я ничего не видела при свете, особенно, при солнечном. Мама ходила со мной по врачам и ей говорили: «Ребенку нужен свежий воздух. Тогда зрение может восстановиться.»
В связи с этим мама отправила меня к бабушке Гане, маминой маме, когда мне было 3 года 8 месяцев и я прожила у бабушки до поступления в школу. Я была у своей любимой бабушки первой внучкой и она, как говорила, любила меня больше других внуков. Наверное, потому что между ее последним ребенком (моим дядей Шурой) и она соскучилась о маленьких, тем более, я по себе знаю, растила внучку с большой любовью. А дети от 2-х до 5-ти лет ангелочки. Здесь следует отметить, что бабушка Ганя любила детей, своих у нее было 12 (дюжина), при чем однажды у нее родилась двойня (две девочки). Жизнь ее была более суровой, по сравнению с нашей. На ее долю выпали такие испытания, как Первая мировая война, революция 1917-го года, последующие за ней засуха, голод. За это время у нее умерло шестеро детей, а в ВОВ погиб ее сын Петр, красавец, смельчак, юморист, я его знала. Вся жизнь бабушки Гани была посвящена семье и, конечно же, детям. Когда я ее спрашивала: «Бабушка, а как ты вышла замуж? Расскажи!», она овтечала: «А что рассказывать? Дмитрий где-то прижал меня и спросил: «Пойдешь за меня?» - «Пойду!». А на следующий день пришли сваты, сосватали меня, так и вышла замуж.» Бабушка никогда не говорила о ее любви к мужу. Принцип был такой, что родители скажут, то и будет. Она прожила с мужем с 1910 по 1938 год.
Началась коллективизация, происходило обобществление частной земли, которая переходила в государственную собственность, создавались первые коллективные хозяйства. Это был очень болезненный период для землевладельцев, особенно тружеников земли. Государству же было экономически выгодно иметь землю, планировать посевы зерновых, выращивание овощей, картофеля, разведение садов, производство удобрений, борьбу с вредителями растений, производство семьскохозяйственных машин и т.д.
Как показал опыт работы колхозов и совхозов в СССР, в них широко использовалась мощная сельхоз техника (тракторы, комбайны, сенокосилки и др.). В стране было 6 только тракторных заводов, 4 тракторные станции (МТС), которые осуществляли ремонт сельскохозяйственной техники на селе. Кроме этого, Научно-исследовательские институты (НИИ) разрабатывали лучшие сорта пшеницы, картофеля и др., а также различные вещества для борьбы с вредителями (саранчой, колорадским жуком и пр.). Государство заготавливало пшеницу по одной тонне на одного человека в год, что позволяло развивать животноводство и, более того, вывозить ее за границу.
Наряду с этим постоянно осваивались целинные земли. У народного государства на все хватало денег и обобществление земли дало положительный эффект.
Поэтому цель коллективизации состояла в том, чтобы забрать большие наделы земли у кулаков, которые для ее обработки нанимали бедных безземельных крестьян и эксплуатировали их. Более того, получая урожаи за счет эксплуатации крестьян, кулаки не сдавали государству зерно и сжигали его, саботировали оказывать помощь молодому народному государству. Власть предлагала кулакам иметь земли столько, сколько они могли обработать самостоятельно, но они с этим были не согласны, выражали свое недовольство. Не было, как сейчас говорят, консенсуса. Власть вынуждена была приступить к раскулачиванию. Под эту волну попали землевладельцы, которые самостоятельно обрабатывали свои земли, таких было много, в их числе оказалась и семья Халовых.
Семья Халовых была большой (15 человек) и они самостоятельно обрабатывали свою землю. Взрослые и дети – все подключались к ведению своего хозяйства. Моя мама была старшей, с 1911 года рождения. В семье ей приходилось работать в поле, вести хозяйство в доме, ухаживать за младшими братьями и сестрами. Она рассказывала, что однажды попросила у родителей определить ее в школу. Так ей был такой нагоняй от этого, отец сказал: «Ишь, чего захотела, а кто будет дом убирать, в поле работать, стирать, вязать? Без школы обойдешься!». В семье Халовых были все безграмотные и только в советское время получили образование младшие дети.
В то время редко кто был грамотным. Дети кулаков – на селе, а в городе – дворяне. Сегодняшняя власть либералов тоже делает все, чтобы ухудшить качество обучения, отбить желание учиться. Проводятся всякие реформы, которые не способствуют улучшению, а, наоборот, ведут к ухудшению образования.
Введение в ЕГЭ – это игра в угадайку, ограничивает развитие подрастающего поколения, не развивает речь, умение излагать письменно свои мысли. Выпускники школ при поступлении в ВУЗы показывают очень низкий уровень их сочинений. В проводившемся в 2015 году конкурсе учащихся средних школ самый низкий уровень показали учащиеся России. В добавление к этому, хочу отметить, что работая в ВУЗе более 30 лет я практиковала «ЕГЭ» на экзаменах, но не как основу обучения, а как редкий случай, как соломинку для утопающего экзаменующегося, выставляя потом оценку.
Прошу меня простить за очередное отступление от основного текста. Прошлое помнится хорошо, но и настоящее волнует. Продолжаю писать о семье Халовых. Семья Халовых жила в Булатском районе Саратовской области. Там проживали немцы-переселенцы с Екатерининских времен. Вполне возможно, что там и корни немецкие.
Халовы имели большой дом, в нем жили свекор бабушки Гани, ее муж, она и их 12 детей. Соответственно, у них было большое хозяйство – 3 коровы, лошадь, овцы, куры) и все члены семьи, умеющие ходить, уже подключались к ведению хозяйства. Моя мама, как старшая, была первой помощницей в доме. Отец стриг овец, а бабушка и мама пряли веретеном пряжу, из которой вязали все: юбки, чулки, носки, варежки и пр. Так они жили до начала коллективизации, а когда она дошла до Саратовской области, их начали раскулачивать.
Пришли, взяли одну корову, отец отдал ее. Через некоторое время пришли за второй. Отец не хотел ее отдавать, мотивируя тем, что у него большая семья и с одной коровой он ее не сможет прокормить. Те, кто пришел за коровой, стали выгонять ее силой. Отец был взволнован, зацепившись за хвост коровы стал возмущаться – «Что вы делаете, ироды, у меня 12 детей, чем я их буду кормить, одной каши жене варить в день целое ведро?» Но его никто не слушал, забили батогами и в кандалы, как тяжкого преступника отправили в Сибирь. Больше никто ничего о нем не узнал, а семья без хозяина осталась сиротой. С таким горем продолжали жить, в семье главными остались бабушка Ганя и моя мама.
Но и после этого семью продолжали тиранить. Моя мама была привлекательной женщиной и она оказалась следующей жертвой в семье. Местный «властелин» предложил ей сожительство, что в то время было большим позором. Чтобы уйти от него моя мама тайком от властей, по совету бабушки Гани, ночью уехала из родного дома. Так семья стала распадаться. А сколько было таких семей? Нет счета!!! Таких перегибов было много и все это дошло до высшей власти.
И.В. Сталин в своей работе «Головокружение от успехов» подверг такое раскулачивание тружеников сел и деревень резкой критике. После этого стали наводить порядок, многие были реабилитированы. Но это было все потом.
Вот такая беда коснулась моих близких людей в связи с обобществлением земли и созданием колхозов и совхозов.
А в настоящее время, при либералах, идет обратный процесс. Колхозы и совхозы уничтожаются и только единицы их живут и доказывают положительный опыт народопользования землей, но и им существующая власть «вставляет палки в колеса». Положим, вырастили урожай, но сбыть его труженики не могут. Например, знаменитый подмосковный совхоз им. Ленина, во главе с его директором Грудининым в 2015 году вырастили большой урожай клубники, а количество точек продажи в Москве этой клубники ограничено и люди стояли в очередях, чтобы купить качественную, ароматную, свою подмосковную клубнику. Это здесь в Москве и области, а что же говорить о других регионах? Был же случай в Курской области, когда молодая труженица написала в газету «Советская Россия» о том, что не может сбыть выращенную пшеницу и если власти не разберутся в ее ситуации, она будет вынуждена сжечь урожай. И вот только после этого как-то дело сдвинулось с места.
Отдельные предприниматели властью не поддерживаются, власть наша поддерживает только олигархов, богатых людей, не бедных предпринимателей. Деревни и села умирают, молодежь уезжает в города на заработки и землей остались заниматься только немощные пенсионеры, которые болея, даже не могут получить медицинскую помощь. Раньше даже в маленьких деревнях были медпункты. А сейчас, чтобы получить медицинскую помощь надо ехать 180 км. Дожили!
То засухи (пожары), то наводнения, а ведь в свое время ученые работали над этими проблемами. Наш великий почвовед Докучаев на научной основе доказал важность лесов в лесостепной зоне. В мою бытность при советской власти И.В. Сталиным начаты грандиозные работы по окультуриванию полей, были разработаны планы лесопосадок, которые успешно внедрялись в реальную жизнь. В результате повышался урожай, ибо лесопосадки удерживали снег и постепенно отдавали влагу полям. Ранней весной в каждом колхозе и совхозе проводили снежную «пахоту». Таким образом, почти все внешние воды впитывались почвой. В условиях частной собственности владелец земли не будет брать на себя такие заботы, лишние траты ему не нужны, а нужна только прибыль. Даже если частник будет вкладывать деньги на борьбу с с/х вредителями это ничего не даст, т.к. борьба с ними должна быть не локальной, а глобальной, как это делалось в советские годы.
А либералы все обещают, теперь уже к 2020 году отправляют свои обещания. Мало им 25 лет оказывается, еще планируют порулить до 30-х годов. А в советское время после ужасной войны с фашистами в 1947 году уже была отменена карточная система, а в 1950-м и далее стали улучшать жилищные условия советским людям бесплатно, цены из года в год властью снижались. При либералах этого никогда не будет, будь они у власти 25-30-50 лет. Но многое зависит от народа, его зрелости, понимания и знания марксистско-ленинской теории. Нужна народная власть! А чтобы это случилось нужно дружно пойти на выборы. Кто не ходит, тот дарит свой голос либералам, которые используют эти голоса в свою пользу и извращают картины выборов как им хочется. Идите на выборы, голосуйте против Единой России, которая принимает антинародные законы и все это удается, поскольку она как бы набирает большее количество голосов в Думе. Берите пример с крымчан, они все пошли на выборы и победили, получили то, что они хотели – уход от Украины. 2016 год будет для нашей страны решающим.
Итак, в результате коллективизации, семья Халовых стала распадаться. Забрали без суда моего деда, из-за преследования и домогательства местного «властелина», мама уехала из дома, а за ней последовал старший брат Иван.
Мама поехала сразу в Москву, это был для нее большой риск в ее 22 года. Здесь не было никаких знакомых, ни дома, ни работы, ни близких. Одна-одинешенька в большом столичном городе. Но ей непредвиденно повезло, она смогла устроиться в гостиницу и не какую-нибудь, а «Москва». Где она жила? Как познакомилась с папой? Я не знаю, ибо мама не хотела об этом говорить, но могу предположить, что ее кто-то познакомил с отцом. Он был в то время вдовцом и жил в семье своей матери, Анны Андреевны, вместе с доченькой Ларисой, рожденной 5 мая 1927 года. Именно она рассказывала, как проходила свадьба моих родителей: «Наша мать была красивой, ну как кровь с молоком, лицо чистое, белое, а щеки – красные. Сидела за столом в белой блузе и черной юбке. Красивая была наша мать!» - говорила моя старшая сестра по отцу. Лариса всегда называла мою маму мамой.
Старший сын бабушки Гани, Иван Дмитриевич, 1915 года рождения, через год после ухода из семьи моей мамы, также подался искать счастья в этой жизни. Он не доехал до Москвы, а устроился в г. Сапожок Рязанской областию И бабуля осталась одна с несовершеннолетними детьми, младшему сыну Александру было 10 лет. Но и она не могла оставаться на прежнем месте жительства, тем более в Поволжье в это время была засуха, у нее от голода стали один за другим умирать дети.
Иван, уехав из дома, не перестал заботиться о своей семье, обосновавшись в Рязанской области, стал присматриваться, куда можно вывезти своих близких. В это время в Луховицком районе московской области вошел в строй Горьковский кирпичный завод, требовались работники с предоставлением жилья. Иван поставил в известность бабулю и помог ей перебраться с детьми в московскую область. Бабушка приехала сюда с двумя сыновьями и двумя дочерьми, получив комнату 18 кв. метров с печным отоплением в бараке.
Их адрес, где они обосновались, был следующий: Московская область, Луховицкий район, станция Фруктовая, Горьковский кирпичный завод. Началась новая жизнь, что называется, с нуля. Сыновья - Петр и Александр устроились на работу на завод, который их приютил. Туда же поступила на работу средняя сестра, Доманя. Дочери, взрослея, вышли замуж. Доманя за Сурина Ивана Ивановича, а Антонина за Чутченко Василия. Итак, Иван, старший сын, «осел» в г. Сапожок, Рязанской области, Доманя ушла к Ивану Ивановичу и стала проживать в пристанционном поселке, Антонина вышла замуж и уехала в ближайший совхоз, и бабуля осталась жить с двумя сыновьями – Петром и Александром. В это время я приехала к своей бабуле.
Все четверо жили в одной комнате, я спала с бабулей, а мои дядьки тоже спали вместе. Вот так мы жили.
С бабулей мне было хорошо, я у нее многому научилась. Вместе с ней я постоянно была в огороде, с малых лет бабуля научила меня прополке грядок огурцов от сорняков, удалять ненужные побеги у помидор (бабуля называла их «пасынками»). Бабушка показывала как надо делать, а я рядом с ней делала то, что и она. Этим мы занимались тогда, когда я приходила из детского сада, а взрослые уходили на работу на завод. Все было рядом, все знали друг друга, и я самостоятельно ходила в детский сад. Бабушка же работала в заводской столовой поваром и иногда меня подкармливала тем, что готовила на работе. Дядьки мои работали слесарями, а тетя Доманя заливщицей. Только баба Тоня, моя крестная мать, работала в совхозе на молочной ферме.
В возрасте до 10 лет я кроме завода и его инфраструктуры (палатка продуктовая, столовая, клуб и т.д.) ничего не знала и, как правило, за территорию завода не выходила. Мне очень хотелось увидеть, как работает на заводе моя тетя Доманя, она рассказала, как ее можно найти и я стала иногда ходить к ней, на ее рабочее место. Мне было очень интересно узнать, как получается на заводе красный кирпич и я уже в 8 лет знала весь цикл производства кирпича, конечно, поверхностно, не вникая в подробности (температура обжига, консистенция составов для производства кирпича и пр.)
Вот как мне это представляется. Определённая тина, необходимого состава, в определенном соотношении смешивается с песком в специальном бункере, затем эта масса поступает на заливную станцию, где до определённой консистенции смачивается водой. Затем эта масса поступает на движущуюся ленту, необходимой ширины и попадает на станок для резки сырого кирпича. Нарезанный кирпич отправляют на вагонетках в сараи, которые имели только крышу, без стен. Это делалось для того, чтобы сырой кирпич лучше высыхал за счет движения воздуха. После просушки кирпич кирпич отправляли на обжиг в специальных печах при высокой температуре. Вот так получается красный кирпич, а светлый кирпич вместо глины имеет в своем составе известь.
Раньше не все операции были механизированы, очень много приходилось делать за счет ручного труда рабочих. Возможно, в настоящее время больше используется механизация и даже автоматизация в технологическом процессе производства кирпича.
Написала я это для того, чтобы вы, мои потомки, знали, как получается красный и белый кирпич. Более того, может быть, вам когда-то захочется что-то построить, тогда имейте в виду: на Горьковском кирпичном заводе работает энергетиком мой младший двоюродный брат Владимир Александрович Халов.
Когда я навещала бабушку, уже будучи взрослой, и даже ездила в Фруктовую вместе с Ириной, Володя был еще несовершеннолетним. И если бы мы встретились с ним спустя все эти годы, мы, конечно, не узнали друг друга.
***
Возвращаюсь к своему детству. Да, мне было несказанно хорошо у моей бабушки Гани. У нее было большое хозяйство (корова Зорька, коза Розка, куры, утки) и ей приходилось трудно. Я видела как много она работала, вставала в 5-6 часов утра, доила корову, козу. Выгоняла их в общее частное стадо, которое пасли пастухи за определенную плату и питание. После этого шла на работу в заводскую столовую. Мне-то было хорошо, бабушка нальет мне, бывало, стакан парного молока, я выпью и иду в детский сад, не боясь никого. В то время дети росли в полной безопасности.
Бабуля, придя с работы, начинала готовить еду для домашних, и в выходной день совсем не отдыхала. То в сарае что-то делает, то стирает, а то масло сбивает. Соберет, бывало, сливки с молока, перельет их в бидон, крышку бидона обвернет полотенцем и начинает качать его (слева направо и обратно) и за этой работой задремлет от усталости, а трясти не перестает, чему я очень удивлялась, глядя на нее. Долго так трясет. Так получалось сливочное масло (совсем не похожее на сегодняшнее, что мы покупаем в магазине), выложит его на тарелку, а оставшуюся жидкость отдаёт телёнку (если он был) или корове. У нее всё разумно использовалось, все отходы от приготовления пищи шли на корм скоту. А когда было масло, бабуля устраивала для всех нас пикник в огороде под окном. Расстелет, бывало, одеяло, вынесет и поставит на него самовар, распаренный хлеб и масло и даже по кусочку сахара. Это был для нас всех большой праздник. И всё это было до войны. А вкус её масла я помню до сих пор. Никогда и нигде я не ела хлеб с таким мягким ароматным маслом.
Иногда я приезжала в Москву, мама, забирая меня от бабушки, думала, что даст ей немного отдохнуть, но скорее всего, мама сама скучала обо мне. Так, что я помню и другую свою бабушку Аню (мать отца). Я с ней оставалась, когда мама и папа были на работе. Когда я просыпалась, у бабы Ани уже был готов самовар. Самовар был большой, с ведро, разогревался и кипел от маленьких деревяшек. Наверху самовара, перед крышкой, была решётка, на которую баба Аня клала куски белого хлеба размером с половину французской булочки. Этот хлеб, находясь под паром, набухал, и мы пили чай с этим горячим и мягким хлебом, прикусывая кусочек сахара. А сахар был тогда колотый (очень твердый) и его размельчали на маленькие кусочки специальными щипцами для сахара.
После завтрака баба Аня с тетей Шурой (дочь бабы Ани и сестра отца) просили меня, чтобы я устроила им концерт. Я вставала на табуретку и читала стихи, а какие стихи - уже не помню, иногда пела "В лесу родилась ёлочка..." и др. После этого меня просили сплясать под их аккомпанемент, который состоял в том, что они хлопали в ладоши и припевали: "Барыня ты моя, сударыня ты моя, барыня, барыня, сударыня-барыня", а я плясала, подпрыгивая и разводя руками. Они смеялись, я же говорила им: "Концерт окончен" и убегала от них.
Такие концерты я давала частенько, когда к бабе Ане приходил кто-нибудь в гости, и она хотела познакомить их со мной, с моими детскими талантами. А вот у бабы Гани концертов не было, там была другая обстановка. То пасти гусят на лужке с гусиной травкой, то встречать козу Розку, то работать в огороде, подметать пол, собирать траву для веников, которые мы использовали при уборке комнаты и общего коридора.
Когда началась война, я была в Москве, помню, как папа пришёл, я ему радовалась, а все почему-то были грустными и тихо говорили. Я сидела у него на коленях, мне было хорошо с ним, потом он ушел. Все были в какой-то непонятной тоске: и мама, и баба Аня, и Лариса, и почему-то все молчали. Я ничего не поняла, поняла только через некоторое время.
Когда папа не приходил долго, я спросила: «А почему папа не приходит?». Ни мама, ни баба Аня ничего не говорили, а Лариса сказала: «Ты маленькая и ничего не понимаешь. Началась война с немцами и папа ушёл воевать с ними и может совсем не вернуться. Поняла, почему все грустные?». Я молчала, мне было 6,5 лет, а Ларисе 14 лет. Я тогда еще не понимала, что такое война, но со временем хорошо с ней познакомилась. Под влиянием Бессмертного полка, который прошел в Москве и многих других городах в честь ВОВ, позвольте мне остановиться на теме «Война».
Через определенные периоды времени Россия постоянно принимала участие в войнах. Страшное время было, когда Россия находилась под гнётом татаро-монгольского ига. Это время было длительным и продолжалось 300 лет. Читайте 3х-томник Яна, он очень хорошо всё это описал, опера Бородина "Князь Игорь" тоже отражает этот период. Война с польскими шляхтичами, война с Наполеоном и др. войны, много досталось России от её врагов, посягающих на её богатые недра, много несчастья испытали народы, населяющих Россию. На мой же век пришлось безумное вторжение на нашу Родину фашистских оккупантов.
Гитлер, не объявляя войну, при заключённом с ним договоре о ненападении, внезапно напал на нашу страну, которая (рабочие и крестьяне против капиталистов и помещиков) успела восстановить своё хозяйство, народ стал жить намного лучше и не помышлял о войне, и именно тогда фашистская Германия напала на нашу страну, которая не была готова к столь масштабной войне. В первые годы ВОВ (с июня 1941 г. до конца 1942 г.) наши войска отступали. Необходимо было эвакуировать ряд заводов, находившихся на Западе, была проведена большая работа нашими советскими людьми по демонтажу оборудования эвакуированных заводов, их перевод на Восток. Только эвакуация оборудования Запорожского военного завода потребовала 18 тыс. вагонов, их нужно было погрузить, разгрузить, смонтировать на новом месте, часто даже в поле, под открытым небом, и затем необходимо было строить укрытия для завода. Только на примере одного этого завода можно представить, какая требовалась организованность и какие усилия пришлось приложить всем тем, кто оставался в тылу.
Одни уходили на фронт и проливали там свою кровь, другие оставались в тылу, работая по 12-16 часов в сутки. Часто у станков стояли несовершеннолетние мальчишки и девчонки. Всем война была тяжким бременем. Поэтому наши люди всегда боролись за мир и мирное сосуществование с другими странами. Да, начало войны мы проигрывали, фашисты подошли к Ленинграду, была страшная его блокада, унесшая множество жизней наших людей, подошли близко к Москве. В Жаворонках, где вы росли, мои потомки, хозяйничали немцы, они дошли до Перхушково и строили свои планы, взорвать Москву, сравнять ее с землёй и на этом месте выкопать и залить водой, чтобы было большое озеро, забыв о существовании Москвы. Планировали оставить в живых только 50 млн. человек, превратив их в рабство, наших советских людей они считали недочеловеками. Вот как говорил главный эссесовец Генрих Гиммер: "Мы более ценны, чем другие..., мы будем вести борьбу, ведущую к уничтожению во всем мире недочеловеков, которые противостоят немцам - главному народу арийской расы, единственному носителю мировой культуры". Сколько высокомерия, цинизма в этих словах, и эти люди "мировой культуры" шли на всё, убивая, сжигая детей и стариков, насилия молодых женщин-красавиц. Страшно становится, вспоминая всё это!
А ведь Германия была уверена в себе, потому что имела поддержку Америки, которая помогала Германии хорошо вооружаться, иметь лучшую военную технику. Америка всегда занималась двурушничеством, причем это делалось совершенно секретно, более того, Америка и Англия заключили союзнический договор с СССР об открытии в войне с немцами второго фронта. Но несмотря на то, что Сталин постоянно просил об открытии этого фронта. Англо-американцы не торопились этого делать. Премьер Англии У. Черчилль говорил: «…если будут побеждать немцы, мы будем помогать русским, если будут побеждать русские, мы будем помогать немцам и пусть они убивают друг друга». В этом и состоит хитрость англосаксов делать так, чтобы кто-то воевал, только бы не было войны на их территории, с их помощью разрушается экономика и инфраструктура воюющих стран, а англо-саксы оберегают свои богатства и от войн обогащают их, становясь диктатом для других государств.
Являясь союзниками в ВОВ, англо-саксы открыли второй фронт только после явно начавшийся победы СССР, когда уже вплоть до Германии продвинулись наши советские войска и вступили на территорию врага. Чтобы что-то заполучить от этой войны, наши союзники засуетились только осенью 1944 года. А до этого времени советские войска вели бои не только с немцами, но и с примкнувшими к ним войсками стран Европы, оккупированных фашистами. В войне против СССР воевали венгры, чехи, болгары, поляки и др. И всё-таки мы победили! В начале мая 1945 года советские воины водрузили флаг над Рейхстагом в Берлине.
А теперь опишу, что было со мной и моими близкими за годы войны.
Когда мой отец ушел на фронт, мама отправила меня к бабуле Гане. Шёл 1942 г., второй год войны. В это время на Москву и подмосковье прорывались фашистские бомбардировщики. Однажды я просыпаюсь, а в комнате никого нет. Я решила выйти из барака и поискать мою бабулю. Только я вышла на улицу, услышала страшный рев бомбардировщика, стрельбу и звон бьющихся стекол окон. Над нашими сараями пролетали 2 самолета, один огромный со свастикой и другой - поменьше с теми же знаками. В этот момент меня хватает за подол платьица баба Крестя, наша соседка: «- Куда ты, глупая? Видишь, стреляют, тебя могли убить. - А где моя бабуля? -Твоя бабуля уехала в Коломну в церковь молиться и просила меня за тобой присмотреть. Поняла? слушай меня!».
И вдруг мы услышали взрывы, наши соседи по бараку и других бараков встали выбегать на улицу. Поднялся шум, все волнуются, и кто-то сказал «надо бежать в лес, наверное, немцы близко». Баба Крестя накинула какой-то платок мне на плечи и мы побежали со всеми в лес. Собралось на поляне в лесу много людей, кто успел одеться, кто не совсем, было холодно, стояла мрачная осень. В мирное время на этой поляне проходили различные торжества для всех работников и жителей завода, отмечали праздники, заводские достижения (выполнения планов, строительства жилья, выдача благодарностей лучшим работникам и пр.). Здесь до войны было весело, играл духовой оркестр, в его перерывах баяны или гармони. Люди пели, плясали и веселились.
Сейчас же, когда мы напуганные взрывами прибежали сюда, было не до веселья. Страх объял всех людей, и они, находясь в смятении, не знали, что делать. Говорили тихо, даже шёпотом, прислушиваясь к каждому шороху, боясь, что немцы придут сюда. Вдруг видим, идет Иван Иванович Сурин (муж моей тёти Домани) и говорит: «Успокойтесь! Эти взрывы будут еще продолжаться, фашист сбросил несколько бомб, одна из них попала в состав со снарядами и они рвутся. Уже направлена бригада молодых ребят, - они отцепили несколько вагонов, а снаряды рвутся в тех вагонах, которые не удалось отцепить. Идите все по домам». Все стали расходиться.
А вечером приехала моя бабуля и несколько встревоженная обращаясь к соседям, спросила: «Что здесь произошло? Я видела по дороге со станции несколько воронок от бомб, думала, что не увижу вас живыми".
Соседи стали рассказывать, перебивая друг друга, а вечером пришел домой дядя Петя (средний сын бабули) и внес полную ясность в произошедшее. Все совпало с тем, что говорил Иван Иванович. Только добавил, что снаряды должны были до фронта дойти. Младший брат Александр и бабушка допытывались о всех подробностях у Петра.
«- Петь, а сколько вагонов отцепили? Сколько было не отцеплено? Петь, тебе было страшно?
- Сколько оцепили вагонов и сколько не отцепили считать было некогда. О страхе я не думал, а делал то, что было надо. Когда закончили, лёг под елку и смотрел, как рвутся снаряды, причем я был не один, со мной были ребята…».
И он стал перечислять своих друзей, называя их имена. Бабушка слушала Петра и волновалась больше всех. Она не могла не пожурить его: «Петька, ты не играй с огнем, здесь нужна осторожность, ведь так можно и в беду попасть». А он только посмеивался, а баба Ганя добавила: «Ну, Петька, ты своего достукаешься».
На следующий день мы - ребятишки побежали смотреть воронки. Это были ямы глубиной 3 4 м., а шириной в 1,5-2 м. Некоторые говорили: «Да! Хорошо, что нас здесь не было». Эти ямы долго не закапывали, они наполняли дождевой водой.
Спустя некоторое время, к нам приехала мама, наступил уже 1943 год, и мама решила меня забрать в Москву, мне нужно было готовиться к школе. Я рассказала ей, как мы убегали в лес от немцев, а она поделилась с бабой Ганей, как она жила и рассказала, как она спасалась от бомбежки. Вот ее история.
Я тоже попала во время воздушной тревоги в большую неприятность. У нас огромную канализационную трубу, которая была вкопана в землю, но не использовалась по назначению, приспособили под бомбоубежище, сделали вход, навесили двери. Во время бомбежки я отправилась туда, там было уже много людей с детьми. Я не стала проходить, а встала около двери, которую закрыли. Никто обратил на это внимание. Когда закончилась тревога, люди стали подтягиваться к выходу, но дверь была закрыта на замок. В убежище было душно. Стоящие у выхода стали стучать в дверь, сначала руками, а потом и ногами. Так продолжалось более часа. Люди стали волноваться, дети плакать, многие теряли сознание. Мне стало плохо и я уже думала, что это мой конец, дышать было нечем, несмотря на то, что я была у двери. На мое счастье дверь открыли и волна человеческая стала вырываться наружу, а при входе были ступеньки, кто-то выходил, кто-то падал. Мне удалось выбраться из этой душегубки, и я не могла надышаться на воздухе. Но многие не могли выбраться, потеряв сознание. Приехала скорая помощь и не одна. Людей выносили из убежища, кого-то спасли, а кого-то нет. Много было погибших и их похоронили в Братской могиле на Даниловском кладбище. Баба Ганя в процессе маминого рассказы постоянно говорила: «Батюшки, батюшки, да что же это такое? Настоящее вредительство». Мама подтвердила сказанное ею и добавила, что слышала, что кого-то отдадут под суд.
Побыв немного с мамой у б. Гани, мы уехали в Москву. Я очень хорошо помню наш город, который Гитлер хотел стереть с лица земли и залить его водой, образуя большое озеро. В 1943 году ещё прорывались фашистские бомбардировщики в Москву, а чтобы обезопасить небо, можно было увидеть на улицах Москвы людей, удерживающих канатами аэростаты - огромные продолговатые шары, наполненные легким газом. Ночью же их отпускали, и они защищали небо столицы от немецких самолетов. Но воздушные тревоги повторялись… Черная «большая тарелка», висящая на стене комнаты, завывала среди ночи и голос диктора Левитана «Граждане, воздушная тревога» будил нас. Эти слова повторялись несколько раз. Мы быстро пробуждались, одевались, брали узелки, приготовленный мамой на случай тревоги, в которых были документы и необходимые, как правило, теплые вещи. Мы бежали в бомбоубежище, которое находилось недалеко от нашего дома в подвале церкви Даниловского кладбища. Там собиралось много-много людей, взрослых и детей. Все молча стояли, прислушиваясь к рёву самолетов, и ожидая окончания налета. По окончании тревоги все тихонько выходили наверх.
Помню, как однажды после одного из налетов фашистских бомбардировщиков, я шла в школу и видела разрушенные дома и плачущих от горя людей. Пострадавшим оказывалась помощь, их расселяли в годные для проживания помещения. Когда я возвращалась из школы, на месте развалин проводились работы. Тогда мало говорили и тихо общались друг с другом. Среди людей было удивительное желание помочь друг другу. Например, моя мама трое суток работала, и в эти дни соседи по коммуналке очень помогали мне своим вниманием (растопить печь, вовремя закрыть заслонку, интересовались, сделала ли я уроки и т.д.). И это было в порядке вещей.
Много бед нам принесла война. Хорошо, что у меня была б. Ганя, которая имела земельный участок, где выращивала картофель, капусту, лук, помидоры и др. Конечно, на огороде трудились все, кто с ней жил. Да и мы с мамой ездили иногда помогать, а помогая, увозили от неё картофель, овощи и обязательно немного молока. И когда мама варила суп из крапивы, или лебеды, добавляя немного картошки, она подбеливала его молоком. Это была у нас праздненная трапеза. Всего не опишешь, что мы ели, как иногда отравляли себя, например, грибами и др. Всё это очень грустно. Большую печаль и горе вызывают человеческие потери, которые понесла за годы войны наша страна. Погибло 27 млн. человек, включая в эту цифру 2/3 гражданского населения. Погибли в этой страшной войне, или стали инвалидами и мои родные.
Мой отец ушел на фронт в начале войны, с лета 1941 г. по начало 1943 г., он был сержантом и принимал участие в Сталинградской битве. В этой страшной битве он был ранен в голову и живот. Мама получила извещение о гибели отца, где говорилось: «Ваш муж, сержант Молотков В. Т. погиб смертью храбрых». Позже к нам приехал его однополчанин, он был ранен и остался без руки, решил выполнить просьбу отца и подробно рассказал о нём. От него мы узнали, что отец был ранен в голову и живот, он тяжело умирал и постоянно просил однополчан, чтобы они навестили жену и мать, очень беспокоился о всех родных и повторял: «Мои дочери останутся без отца». Находясь в бреду, говорил: «Помогите моим дочерям». Вот и всё, у нас с Ларисой отца не стало и нам его очень не хватало.
Лариса уехала в эвакуацию с тётей Шурой (сестрой отца), а я осталась с мамой и бабой Аней. Мама получила, в связи с гибелью отца, денежное вознаграждение. Жизнь наша резко стала меняться. Младший брат отца Николай, решил нас отделить от семьи бабы Ани. Он был контрабасистом и часто играл, готовясь к выступлениям, очень был недоволен нашим с мамой присутствием в одной комнате, мотивируя тем, что мы ему мешаем заниматься (он, кстати, в это время работал в ансамбле Л. Утесова).
Однажды, будучи в нетрезвом виде, он подошел к соседской стене, отмерил от неё два больших шага, подошёл к окну, расставив руки сказал: «Вот этой площади им достаточно, ставьте здесь стену».
Так мы стали иметь отдельную комнату, площадью 6,48 м2 и были отделены от родственников отца. Я очень хорошо запомнила эту цифру (6, 48 м2) и прожила на этой площади до совершеннолетия. Запомнила и другую цифру, которую мама платила за эту комнату (1 р. 97 коп.). Мама ещё возмущалась, говоря: «За этот собачий ящик я ещё должна платить 1 р. 97 коп.». Потолки же в комнате были более 3 м., и когда мама замазывают трещины наверху алебастром, я держала лестницу, на которую она забиралась. Мебель в комнате была очень простая. При входе в комнату, справа стояла металлическая кровать, на которой мы с мамой спали, а с левой стороны печка и шкаф. Напротив входа было окно, около которого стояли стол и стулья. На подоконнике был большой фикус. В комнате был подпол, где мы хранили картошку. В шкафу хранилось наше имущество (одежда, белье, посуда и прочее). Мама выделила мне нижний ящик шкафа, где хранились мои вещи (белье, платья и др.). Выделив мне этот ящик, она строго говорила: «Чтобы в твоем ящике был полный порядок». Вещей и посуды у нас было мало, всё убиралось в шкаф. У нас никогда не было беспорядка, стол был всегда свободный, чтобы я могла делать уроки. По весне мама всегда приносила букет сирени (она росла у неё за окном) и этот букет стоял в стеклянной банке на столе. Вот так мы стали жить без отца.
Другой, кто не вернулся с войны, был дядя Петя (мамин брат). Как и где он погиб - не знаю, знаю, что б. Ганя получила на него похоронку и очень о нём горевала. Мама же мне говорила, что Петя был красив собой, высокого роста, озорной и смелый. У него было много девушек, они дарили ему фотографии на память с надписью. Я некоторые фотографии видела у б. Гани. Видимо, он пользовался симпатией у женщин. Вот так! Война его забрала рано, в 20 с небольшим лет. Мы часто его вспоминали, как он лежал под ёлкой и смотрел как рвутся снаряды.
Младший мамин Брат Александр имел на фронте ранения, контузии. Он вернулся домой, женился, и у них было два сына - Славик и Володя (мои двоюродные братья). Все они жили на старом месте, но уже в отдельных квартирах в кирпичных домах Горковского кирпичного завода. Славик закончил институт, женился и теперь должен проживать в Липецкой области. Пишу «должен», так как связь с ним прервалась из-за перестройки телефонной связи, и в целом нагрянувшей перестройки в стране. Володя остался жить на заводе, женился, имеет двоих детей, но связи у нас нет.
С уходом б. Гани, которая была нашим связующим звеном, все внуки были при ней, связь стала ослабевать между двоюродными братьями и сестрами. Бабушка ушла от нас 19 декабря 1979 года. Мы с Ириной были на ее похоронах. Похороны были такие, что дай Бог, каждому из нас (её внуков) иметь такие похороны. Славик с друзьями наломали много еловых веток и выстелили ими дорогу от квартиры до выхода за пределы заводской территории. По этой выстланной ёлками дороги гроб бабули несли на плечах. Её провожали не только родственники, но и многие жители завода. За территорией завода, на шоссе, ждала грузовая машина, которая довезла нас до кладбища. У нас есть траурные фотографии. А какие были поминки? В два приёма за большой стол помянуть бабулю садились только люди завода. Никто не мог сказать ничего плохого о моей бабуле, все её любили. Она никому никогда не сделала зла, говорила только добро. Царствие ей небесное, упокой её душу, Господи.
Старший сын б. Гани, Иван, тоже приезжал на её похороны. Он тоже воевал, имел ранение, но вернулся в свою с женой семью, проживающей в г. Сапожок Рязанской области. У него было много детей, я даже точно не знаю сколько (3 или 4; 4 или 5). На похороны он приезжал с дочерью Аней. Но почему-то не было тесной связи у мамы с её братом Иваном и с Аней, у нас тоже отношения не сложились. Даже не знаю в чём причина? Иван редко приезжал к бабуле и почти не поддерживал связь с сестрами и братьями.
Скорее всего, у него было, видимо, много семейных проблем. Большая семья - большие заботы. а может быть, в семье были дружные отношения и им было хорошо в общении друг с другом. Так что, я не узнала ничего о своих двоюродных братьях и сёстрах, детях Ивана Дмитриевича.
Сурин Иван Иванович (муж моей тёти Домани) был мобилизован на фронт в начале ВОВ. Доманя осталась одна с маленьким сыном Володей, но они жили недалеко от б. Гани и мы часто с ними виделись. Военный путь, который прошёл Иван Иванович, я не знаю. Знаю, что он уже в 1942 году осенью был дома, потеряв на фронте правую ногу до колена. Он был сильный духом мужчина, красивый внешностью и прекрасным хозяином в доме. В то время получить протез было нелегко и Иван Иванович решил действовать по формуле: «дело утопающих - есть дело самих утопающих». Он подготовил полено размером его отсутствующий ноги, очистил это полено, сделал его гладким книзу, заточил, а потом на верху полена сделал выемку, чтобы туда входила его коленка. В выемку положил мягкие ненужные вещи, вату, прибил по бокам полена ремни, которые прикреплялись наверху к основному ремню ремню, опоясывающего его фигуру. Таким образом, он смастерил себе протез. И когда у него появился Фабричный протез, он предпочитал носить свой протез. После войны у Домани и Ивана Ивановича появилась дочка Галя.
Чутченко Василий (муж моей тети Тони, моей крёстной матери) был мобилизован в начале войны, почти после их свадьбы. Баба Тоня была уже беременна, и когда родилась у неё дочка, Василий погиб. Валя, моя двоюродная сестра, росла без отца, она его видела только на фотографии. Военный путь его не знаю.
Вот так калечила война судьбы людей, судьбы росших без отцов детей. Много и молодых людей погибло, которые не успели обзавестись семьей, много молодых людей пришли с фронта инвалидами. Остановлюсь на истории моего двоюродного брата Владимира, племянника моего отца, сына тёти Шуры (сестра отца).
Вова, как я его звала, попал на фронт после школы и пришел домой в 1944 году, его мама с детьми была в эвакуации, и он стал жить рядом, в той самой большой комнате, где когда-то жили мы с мамой и папой до отделения нас от семьи Молотковых. Эта площадь освободилась, мать отца умерла, намеренно лишив себя жизни, брат отца женился и ушел к жене, а моя сестра Лариса была в эвакуации с тётей Шурой и её детьми. Поэтому Вова поселился рядом с нами. Он пришел до окончания войны, потому что имел несколько ранений и у него не было одной ноги. До войны у него была девушка, которую он любил, и она его любила. Но, когда он вернулся, узнал о том, что его первая любовь погибла во время войны. Он переживал потерю своей любимой, замкнулся, ни с кем не общался, поступил в артель инвалидов и работал на дому, раскрашивая стеклянные пузырьки для духов. У него это хорошо получалось, я видела эти раскрашенные им пузырёчки. Он был один дома, я одна в нашей комнате, и частенько, если у меня не решалась какая-либо задача, я просила его о помощи. Он был добрым, доступным для меня и мы сблизились на почве арифметики. Он мне растолковывал решение задач. Он мне очень помогал в моей учебе, часто рассказывал о войне, о жестокости и доброте людей во время войны, кто-то зверствовал, а кто-то, наоборот, помогал беззащитным. Однажды мы говорили с ним о наших родных, и он мне сказал, что моя кровь по отцовской линии цыганская, что какой-то прадед моего отца был цыганом. Так я узнала свои корни по отцовской линии.
Володя жил рядом с нами до тех пор, пока его мама не вернулась из эвакуации. После их возвращения в этой комнате жила моя сестра Лариса. Володя же вместе с мамой и младшим братом и сестрой уехали в дом мамы. И я потеряла его на много лет, а когда я вышла замуж за Белякова А.М., и мы жили у м. Аэропорт, я его встретила с дочкой Наташенькой, славной девочкой. Они, оказывается, жили недалеко от нас, и мы стали общаться семьями, ходить друг к другу в гости.
И вот однажды в этой семье произошло большое горе. Вова и Валя вместе с Наташенькой собрались ехать к его маме (моей тёте Шуре) на станцию Турист Савейловской дороги. У Володи была машина «Запорожец», которую ему, как инвалиду войны, выдало бесплатно государство. Они в летнее время часто ездили навещать тётю Шуру, и даже я однажды ездила с ними. Так вот, в воскресенье, прекрасное летнее утро Валя приготовила завтрак, все вместе покушали, Валя начала собирать всё необходимое в дорогу и вдруг ей стало плохо. Она закричала: «Володя, помоги, мне плохо!!!». Вова же растерялся, не зная, что ему делать. Он положил её на диван и вызвал «Скорую». Валя продолжала кричать от боли, потом успокоилась. Приехала «Скорая» и установила, что Валя умерла, а Володе сказали, что у Вали запал сердечный клапан, и что её нужно было хорошо встряхнуть, чтобы клапан вернулся в нужное положение. Но разве он мог это знать? Володя был в шоке, он знал, что у Вали больное сердце, и что при приступе нужен покой. Поэтому он уложил её на диван. Но, увы, Вали не стало в 40 лет, а Наташенька в сентябре должна идти в первый класс учится. Все, кто их знал, были потрясены этим горем. Володя очень страдал, потеряв Валю, любимую свою, он очень любил Валю и переживал за дочку, которая должна пойти в школу. Володя позвонил Валиной маме, приехала сестра Вали – Лида, которую Наташа очень любила и называла мамой Лидой. Наташу забрали к Лиде и бабушке, но она всё понимала и замкнулась. Плакала тихо и никому ничего не говорила. Они были у нас после похорон, мы пытались ее утешить, но всё напрасно, эта маленькая хрупкая девочка продолжала молчать и тихо плакать. Больно было смотреть на эту маленькую девчушку, на которую свалилась такое большое горе.
Через некоторое время Володя решил поехать с Наташей на море, чтобы оздоровить дочку и, наверное, и себя. Родственники облегченно вздохнули: «Ну, ничего, всё будет хорошо, переменят обстановку и горе притупится». Когда же они вернулись, Володя не чувствовал себя отдохнувшим, что-то ему не можелось, попал в больницу, а через месяц его не стало. Видимо, перенесенный им стресс, да южное солнце сделали свое коварное действо. Заключение врачей гласило: «саркома легких». Вот так, один за другим ушли любящие люди в мир иной. Наташеньку стала воспитывать и растить Лида. Она не была замужем и очень любила свою племянницу, став ей матерью. Что стало потом - не знаю. Помню только, как эта маленькая хрупкая девочка очень хорошо читала стихи, когда они у нас всей семьей бывали гостях. Особенно на меня произвело большое впечатление чтение ею наизусть стихотворения «Ленин и печник». Как только она могла в свои 4-5 лет выучить всё это стихотворение? Она рассказала его с начала и до конца с выражением, не прерываясь. Хорошая девочка, только не знаю как сложилась её судьба. Она ещё прекрасно танцевала, Валя хотела её отдать в балетную школу, но что-то не получилось.
Конечно, и в Мирное время бывают беды, но в любом случае, переживать их легче, ибо люди уходят своей смертью, их провожают в мир иной, соблюдая традиции, как положено, с грустью и любовью. А во время войны люди уходят из-за того, что их убивают, от ран, и где захоронены наши родные мы не знаем. Отметили 70-летие Победы в ВОВ, а волонтеры-поисковики до сих пор занимаются раскопками погибших и находят их, ставя в известность родственников. Мы же так и не знаем, как и где захоронены наши близкие люди. Я знаю, что мой отец погиб под Сталинградом. И всё! Где его похоронили, как? Неизвестно. Я была в этом городе. Посетила мемориал «Родина-мать зовёт», в пантеоне я с большим напряжением вчитывалось в фамилии погибших, в надежде найти фамилию отца. Но это было невозможно, фамилии на полотнище указаны вразброс, не по алфавиту, их так много. Да и посещающих мемориал тоже много, все вынуждены приходить быстро. В память об отце храню стереоскопический снимок мемориала. Видимо, каждому предназначена своя судьба. Одни проходят всю войну, иногда и не одну, а возвращается домой, но быстро уходят из жизни, другие, что называется, «и пороха не нюхали», не были на фронте и тоже рано уходят в мир иной, третьи, будучи на фронте, получают ранения и инвалидность, обретают счастье после прихода домой, живут, и опять же кто-то быстро уходит, а кто-то становится долгожителем. Остановлюсь подробнее о долгожителях.
Мой муж, Беляков А.М. родился 10 сентября 1923 г. Как только началась война, его мать сделала всё, чтобы он стал на год моложе, в надежде, что война не будет долгой. В соответствии с новыми документами, дата его рождения стала 10 сентября 1924 года. Сначала он попал в Оренбургское танковое училище, закончив его, был мобилизован на фронт старшим лейтенантом, командиром танка. Шёл уже 1943 г., когда советские войска стали наступать на немцев. Вместе с наступлением наших войск дошёл до Венгрии, был контужен и получил тяжелое ранение в ногу, попал в госпиталь. После госпиталя был демобилизован. Много рассказывал о войне, о различных случаях. В частности, о том, как танк их команды был подбит, загорелся, он потерял сознание и вдруг чувствует кто-то его дёргает за одежду, очнулся, только отполз от танка и тот загорелся. Спасибо собаке, которая была с ними в танке. Он спасся, а все остальные сгорели в танке.
Другой пример: он любил собирать красивые открытки, ему доставляло удовольствие их просматривать, открытки были в кожаном планшете, он их запихнут под ремень на животе. И вот однажды, осколок попал ему в живот, пробил планшет с открытками, а живот только царапнул. Он был удивлён, так как подобный осколок попал одному его члену команды в висок, когда тот ел яблоко, он моментально погиб, с яблоком во рту. Вот такие чудеса происходили в войну. Действительно, если бы не этот планшет с открытками, он был ранен в живот, а ранение в живот на фронте означало летальный исход. Вернувшись после ВОВ, будучи инвалидом, приехал в Москву, закончил институт за 3 года, сдавая экзамены экстерном. Работал на разных работах, а работая начальником Главного управления Роспотребсоюза, сдал кандидатский минимум, написал кандидатскую диссертацию и успешно защитил её в Кооперативном институте, закончил свою трудовую деятельность Начальником Управления Госснаба, которому были подчинены Главки Госснаба. Имел много правительственных наград, в том числе 2 ордена. Прожил, как он говорил, счастливую жизнь, ушёл из жизни в 2006 году в возрасте 83 года 3 месяца 18 дней.
Он много работал, даже будучи на отдыхе, на даче всегда много читал и постоянно чем-то был занят. Он редко что-то рассказывал, всегда был в той или иной работе.
Веселовский А.П. это мой прекрасный друг, к которому я отношусь очень тепло. Я с ним познакомилась в мае месяце 2008 года, после ухода в мир иной моего мужа, спустя полтора года. Мы живём в одном госснабовском доме в разных подъездах. У нас прекрасный большой двор, и я часто гуляя во дворе, была знакома со многими сослуживцами моего мужа, которые и познакомили меня с Веселовским. Позже мы гуляли вместе с другими, но потом потянулись друг к другу и стали гулять вдвоём. За период нашего времяпрепровождения мы много узнали друг о друге. Он очень много рассказывал о военном прошлом, и о военных историях, в которые он попадал. Попробую это изложить.
Он до войны проживал в Нижегородской области. В 1941 г. 21 июня состоялся выпускной вечер в школе, он вместе со своими однокашниками под утро 22 июня возвращался с прогулки, где они у озера праздновали окончание школы и были счастливы, полные надежд на будущее. Но возвращаясь домой, они узнали о начале Великой Отечественной войны. А.П. пошёл в Военкомат, куда ещё до начала войны подал заявление о приёме его в морское училище, но ему отказали из-за плохого зрения и предложили учёбу в Ленинградском краснознамённом артиллеристско-техническом училище. Он поехал в Ленинград. Училище имело свои военные лагеря и располагалось в 120 км от Ленинграда в г. Луга. Курсантов повезли туда в товарных вагонах. Не доехав до места назначения, поезд остановился. Стояли, стояли, а чего стояли - никто ничего не знал. И вдруг из леса вышли немецкие танки и открыли по составу огонь. Курсанты же были безоружны, кто погиб, кто ранен. Для А.П. это было первая боевое крещение, он был контужен и отправлен на лечение в госпиталь в г. Свердловск, где его подлечили и через 20 дней выписали, направив в маршевую роту. А.П. хотел вернуться в Ленинград, но ему в этом отказывали, объясняя, что в Ленинград ехать сейчас нельзя. В Ленинградской области в это время шли ожесточенные бои за город. Но А.П. настаивал: «Я же курсант артиллеристско-технического училища», - возмущался он, и ему дали возможность уехать. Он доехал до г. Буй Вологодской области, где формировался эшелон моряков. Оттуда А.П. доехал до Ленинграда в товарном вагоне, полным людей, стоящих на ногах. Все переезды были в то время не простые. Приехав в училище, он попал в начало его эвакуации, прибыл вовремя и вместе с училищем поехал в г. Ижевск на продолжение учёбы. В результате обучения в училище, по окончании его А.П. получил специальность военного техника 2-ого ранга и военное звание лейтенанта. После этого его направили в Южно-Уральский военный округ в г. Оренбург (бывший г. Чкаловск) в Тотские лагеря в резерв. Там он получил назначение в Тульский оружейный завод, который был эвакуирован в Медногорск, его назначили туда на должность военного представителя, который обязан был принимать военную продукцию, отвечая за ее качество. Коллектив завода был полностью женским. А.П. не мог оставаться на этой работе один среди женщин, своих сверстниц.
Он хотел воевать, защищать свою родную землю, вернулся в Южно-Уральский военный округ с просьбой направить его на фронт. Но ему сказали: «В настоящее время мы не формируем артиллерийские части, если хочешь, можем направить тебя в пехоту». «В пехоту, так в пехоту», - согласился А.П., понимая, что будет воевать на передовой. Его направили в 884 стрелковый полк, который формировался в зерносовхозе «Маяк» в Сольелецком районе на границе с Казахстаном, здесь он сдружился с Евгением Куропатковым и был в дружбе с ним до конца дней своих, они были одногодки и служили в одном подразделении. Куропатков Евгений Петрович был начальником артиллеристской мастерской, а А.П. -артиллеристским техником.
Когда А.П. прибыл в зерносовхоз, квартирьер определил его на жительство в дом оренбургских казаков, в котором была одна комната с земельным полом и большой печкой. В этом доме жили 4 женщины и девочка. Хозяйка дома спала на печке, ее дочери 18 и 25 лет спали на кроватях, а сноха хозяйки с дочкой спала на соломе на земляном полу. Александру Петровичу хозяйка постелила тоже на соломе, бросив ему две подушки «А зачем две подушки?» - спросил А.П., хозяйка же невозмутимо ответила «Чай с кем-нибудь ляжешь». А.П. тогда еще был девственником и ему это показалось странным, было для него дико, чувствовал себя неловко, а позже он узнал, что у оренбургских казаков был обычай, чтобы молодые свыкались до свадьбы. И если парень ухаживал за девушкой, провожал домой, не заходя в дом, девушке наносилась большая обида, она могла и заплакать от обиды. Многие молодые мужчины из подразделения пользовались этим. А.П. попытался объяснить девушкам, что «это нехорошо, надо выходить замуж как положено, ведь мы уедем». И, действительно, вскоре начальник подразделения сказал А.П. совершенно секретно: «Завтра уезжаем! Никому ни-гу-гу! Военная тайна!». После этого тайного разговора А.П. пришёл домой, а хозяйка прежде времени затопила печку и печет лепёшки. «Чегой-то Вы так рано топите печку? Да ещё и лепёшки печёте?». «Да, чай, Вы завтра уезжаете», - ответила хозяйка. А.П. промолчал. На следующий день хозяйка со своими дочерями и снохой проводили А.П. как своего родного.
Далее рассказывает А.П. "Началось наше перемещение в сторону Сталинграда, ехали в товарных вагонах. Прибыли в военный лагерь К.Е. Ворошилова под Сталинградом. С этого времени мы стали числиться фронтовикам в составе 7 резервной армии. В лагере было несколько построек, но их на всех не хватало, поэтому спали в яме с Куропатковым. Поскольку была всего одна яма, к нам приходили наши бойцы, и мы спали в яме по 5-6 человек.
В это время под Сталинградом действовали диверсионные группы, - рассказывает А.П. - Я в составе истребительного батальона участвовал в нескольких боях. В одном из них был ранен осколком мины. Острый металлический предмет срезал мне каблук сапога и этим предохранил мою левую ногу от тяжелого ранения, но ранение всё-таки было. Срезана была часть моей пятки и ступни ноги. Нога распухла, меня отправили в госпиталь при Тракторном заводе, в Сталинград. Нога не заживала, и я ходил на костылях. Через месяц Куропатков приехал ко мне в госпиталь и тайком забрал. Тайком, потому что врачи могли бы меня не выписать из госпиталя, и мы уехали без медицинских документов, чтобы я не отстал от своего полка, поскольку полк перебазировался.
Готовилась переброска через Дон. Переехав через Дон по железнодорожному мосту, полк занял оборону перед станицей «Нижняя Чирская», стали строить оборонные укрепления, окапывались. Сначала были отдельные стычки с немцами, больших боёв не было. Вскоре от высшего военного начальства поступил приказ, срочно совершить марш-бросок в сторону города Калач. Там немцы прорвали нашу оборону и двигались в сторону Дона. В результате прорыва немцев в окружении оказались наши три дивизии. Мы двинулись в путь пешком, прошли расстояние в 100 км. Путь был тяжёлым, степи, солнце, температура воздуха около 30 градусов, была макушка лета, июль. И после такого тяжелого перехода находясь в районе города Калач наш полк 196 дивизии вступил в бой с немцами. Нам удалось оттеснить их от Дона и освободить несколько населенных пунктов. Бои продолжались более 20 дней (с 17 июля по 7 августа 1942 г.), в это время менялась обстановка на фронте. Наши батареи располагались в разных местах. В мои обязанности входило обеспечение орудием наших батарей боеприпасами и мне по службе дали лошадь, чтобы я мог оперативно связываться со всеми нашими батареями, приходилось постоянно быть в движении. Скачу на лошади по холму, а навстречу мне летит фашистский самолёт, из самолета немец в меня стреляет, я упал с лошади, немец продолжает стрелять в меня, три раза разворачивал самолет и всё стрелял, пытаясь попасть в меня, промахнулся, видимо, со злости выпустил несколько пуль в мою лошадь, убил её, а мне погрозил кулаком и улетел. Мне не только приходилось выполнять свои обязанности, но и непосредственно вступать в бой.
Обстановка на фронте была такой, что прожил день и спасибо судьбе. Бесконечные бомбежки, кругом открытое поле и негде укрыться. Часто по своей инициативе попадал в неблагоприятные для меня места, однажды я сопровождал квартирьера, который должен был договориться с хозяевами одного дома о проживании в нём командира полка. Пришли к дому, квартирьер вошёл в дом, а я остался на улице. Вдруг налет немецких бомбардировщиков, я стал прятаться за погреб, который имел крышу, покрытую дёрном. Я ползал по земле, прячась под этой крышей. Самолеты слева от меня, ползу вправо, самолеты справа, ползу влево. В этот момент одна бомба попадает в дом, куда вошел квартирьер, от дома осталась одна большая воронка, люди, кто был в доме, все погибли. Бомбардировщики одни улетают, сбросив бомбы, другие прилетают вновь бомбить. Постоянное напряжение и ничего невозможно предугадать, что тебя ждет в следующий день, час, минуту.
Однажды после отражения немецкой атаки, мы с начальником штаба полка возвращались с передовой, шли рядом и вдруг ему осколком снесло часть головы. Похоронить мне его не удалось, так как немцы вновь пошли в атаку. Мы вынуждены были отступать к другому хутору, нас оставалось 8 человек. Проезжает ездовой на лошади и кричит нам: «Что вы тут сидите, уходите, наших здесь уже нет». Вдруг на дороге появилась одна наша противотанковая пушка 45мм. Через некоторое время показались 16 немецких танков в сопровождении автоматчиков, они шли в ряд один за другим. Пушка заняла позицию обороны под берегом реки Лиска и открыла огонь по танкам. Танки развернулись по фронту и начали нас атаковать. Мы ничего не могли сделать и отступили к переправе к Дону. Расчёт пушки остался, эти люди шли на верную смерть.
И всё-таки, мы выполнили задачу, сорвали план наступления немцев на месяц. Но, что касается освобождения наших трёх дивизий, попавших в окружение немцев, к сожалению, не смогли осуществить.
Мы стали отступать. Когда наступали, нас было 15 тыс. бойцов, а при отступлении осталось только 1,5 тыс. человек. Осмысливая все наши бои, хочу отметить, что мне 8 раз грозила смерть, всё невозможно писать. Нам предстояло вернуться на другой берег Дона, в тыл. Однако мост, по которому предполагалось перейти, был посередине разрушен. Предстояло не простое отступление. Посередине моста была положена плаха, по которой следовало ползти, мы ползли по этой плахе, а обстрелы немцев продолжались, я переполз, вышел на берег, и вдруг теряю сознание, очнулся, левая рука болтается, боль, ночь, пошёл один, никого нет, все ушли, оставив меня, видимо, посчитав, что я погиб. Иду и ругаюсь от боли и досады матом. слышу «иди сюда», пошел на зов и оказался в руках наших молодых женщин-зенитчиц, они в блиндажах. Я успел за время боёв обрасти, выросла борода, кровь на голове и девчонки приняли меня за старика. Наложили шину на руку и я уснул. Девчонки осмотрели мою сумку (фотографии, письма) и поняли, что я их возраста (мне не было тогда 19 лет). Эти зенитчицы поспособствовали отвезти меня в медпункт в Мариновку близ Сталинграда, там врач осмотрел меня и решил отправить в госпиталь в Сталинград. Привезли в Сталинград около вокзала, на площади положили на солому. Кроме боли в руке стал ощущать сильную боль в нижней части левого бока. Была нестерпимая боль. Ждал, когда ко мне подойдут. Но никто не подходил. Было много раненых, и постепенно нас развозили по госпиталям. Я попал в госпиталь, в бывшую школу, за рекой Царицей. Подняли меня на носилки на 2 этаж и оставили около операционной, долго не забирали в операционную, а боль нарастала, терпеть уже не мог. Дверь в операционную открылась, вынесли прооперированного, и в этот момент я собрал все свои силы, сполз с носилок и пополз в операционную. Меня положили на операционный стол, подошла врач женщина, посмотрела на ранение и сказала: «Я оперировать не буду без обезболивающих». Вслед за ней подошел молодой врач, посмотрел на ранение, позвал санитаров, что-то им сказал. Они стали держать меня за руки и за ноги, а врач решительно разрезал мой бок, вытащил из раны кусок моих брюк и, бросив, сказал: «Видишь, что у тебя? Потерпи еще». Сделал ещё надрез и вытащил из раны 2 осколка, в ней был уже гной, много крови потерял. Рану обработали, продезинфицировали. Всё терпел, а что поделаешь? Боль со временем стала постепенно уходить.
После этого рекомендовали отправить меня в госпиталь в тыл на дальнейшее лечение. На носилках доставили на сталинградскую пристань, где я лежал, ожидал отправки в тыл. Я был голый, обмотанный весь бинтами, накинут ватником. Здесь было много-много раненных. Кто лежал, кто стоял на костылях, кто без них. Все имели различные ранения: кто в голову, кто в ногу, кто в руку и все ждали пароход. Прибыл пароход «Пролетарий», началась посадка, все, кто был на ногах, теснились, подталкивая друг друга, желая скорее уехать отсюда, так как немцы прорывались на Сталинград, бомбили город, оставаться здесь было опасно, а тем более тем, кто лежал, не мог ходить и только ждал, когда его доставят на пароход. Из-за такого огромного количества раненных, я на «Пролетарий» не попал.
Было досадно, конечно, но нас, кого должны были вывести из Сталинграда, оставалось еще много. И только пароход отчалил от берега, его было хорошо видно, вдруг страшный взрыв: «Пролетарий» взорвался на мине, на глазах у всех оставшихся на пристани. Оказывается, немцы не только бомбили, но и заминировали Волгу. Днём головки мин были видны на воде, ночью же раненных не вывозили из-за плавающих на реке мин и пароходы курсировали только днём и только тогда, когда не было бомбардировок. Обстановка была напряженная. Каждый думал о своём. Мне казалось, что и меня ждёт такая же судьба. И ехать было опасно, и оставаться здесь ещё опасней. Я лежал на дебаркадере и ждал. Через некоторое время пришёл пароход «Тургенев». Я уже мысленно подготовил себя к тому, что не буду ждать, когда меня возьмут, а поползу по трапу сам, и я это сделал и оказался на пароходе. Доехал до г. Сызрань, и оттуда отправили меня по железной дороге санитарным поездом до Магнитогорска, где в госпитале наложили гипс на туловище и на руку. Поскольку гипс был сырой и холодный, чтобы предотвратить простудное заболевание, мне дали чашку портвейна. Это было 3 сентября, и я вспомнил, что у меня День рождения, мне исполнилось 19 лет. В госпитале меня подлечили, я пролежал там 4,5 месяца.
После войны прошло более 70 лет, а в моём теле и в затылочной части головы так и прижились осколки от той войны. Сталинградская битва оценивается, как одна из величайших битв XX века. Она проходила с 17 июля 1942 г. по 2 февраля 1943 г. Наша 196 дивизия была награждена Орденом Красного Знамени. В этой битве погибло 1,5 млн. бойцов, потери со стороны немцев были такие же. Только 23 августа 2 тыс. немецких бомбардировщиков бомбили Сталинград, было сброшено бесчисленное количество бомб, весь город был разрушен. А ведь я на пароходе «Тургенев» отбыл от Сталинграда 21 августа. По реке Волге на пароходах вывозили раненых, а немцы, кроме мин, сбрасывали бомбы на эти пароходы. По Волге плыли тела погибших и отдельные части человеческих тел. Трудно всё это вспоминать, но я очень хорошо всё помню до мелочей, в свои 93 года. Имею награды Орден Отечественной войны, Орден Красной Звезды, медаль за оборону Сталинграда, за Победу над Германией. Но когда мы воевали, о наградах не думали"...
Продолжение следует...