«Знаете ли Вы, где я живу теперь? Под Москвой
на даче, мой почтовый адрес: Наро - Фоминское,
Московской губернии. За границу не поехал,
меня здесь оставили на все лето».
( из письма А. П Чехова) .
С конца мая и по начало июля 1903 года А.П. Чехов и О.Л. Книппер -Чехова провели под Наро-Фоминском на даче фабрикантов Якунчиковых , где Антон Павлович в то время работал над пьесой «Вишнёвый сад».
Между замыслом пьесы и ее премьерой прошло полтора года и Чехов за это время неоднократно корректировал свой первоначальный замысел , что неудивительно для творческого человека .
"Какая красота, - восхищался Антон Павлович, спускаясь к речке Наре, любуясь вишневым садом. Вот поселюсь здесь и обрету вечный покой".
Каждое утро тянуло на рыбалку и Чехов не хотел лишать себя этого удовольствия.
Удивительное это занятие - рыбная ловля. Не зря кто - то сказал, что время проведенное на рыбалке не засчитывается в прожитые годы. Здесь легко дышится и думается, а в памяти оживают приятные и милые воспоминания...
«Моя милая актриса Книппер . Помнишь , в одном из писем я писал тебе "Если ты влюбилась в кого - нибудь, то напиши, чтобы я не смел даже мысленно целовать и обнимать". а потом, чтобы скрыть свое смущение, переменил тему разговора и просил в письме описать хоть одну репетицию "Трех сестер".
И опять: "Моя милая актриса, не забывай обо мне, люби меня хоть немножко, хоть на копейку".
И наконец, заветное письмо из Ялты: "Если дашь слово, что ни одна душа в Москве не будет знать о нашей свадьбе до тех пор, пока она не совершится, - то я повенчаюсь с тобой хоть в день приезда. Ужасно почему - то боюсь венчания и поздравлений и шампанского, которое нужно держать в руке и при этом улыбаться. Твой Антоний".
Приятные воспоминания прервал голос хозяйки дачи Марии Федоровны
Якунчиковой:
- Антон Павлович, к Вам гости из Москвы!
Чехов торопливо собрал удочки. В ведерке плескалось десятка два окуньков и пескарей. Что же, не зазорно показать при случае.
А навстречу Чехову уже шла почти вся труппа Художественного театра во главе со Станиславским.
- Антон Павлович, какой райский уголок, я заворожен! - воскликнул Станиславский. А вишневый сад! Прелесть! Ничего подобного я не видел. Я предлагаю на его фоне начать репетиции Вашего "Вишневого сада".
- Но я еще не закончил пьесу, - растерялся Антон Павлович от такой массы гостей и пригласил всех на террасу дачи.
- Располагайтесь, пожалуйста, - Антон Павлович был растроган и никак не мог сосредоточится, я покидаю Вас на одну минутку. Прошу меня извинить.
И, действительно, вскоре на террасу вернулся Чехов в сопровождении Марии Федоровны Якунчиковой и не с пустыми руками, а с шампанским .
- Друзья, выпьем за нашу встречу! - произнес Чехов.
- Ура милому Антону Павловичу! - послышалось со всех сторон. А Станиславский уже откупоривал бутылку...
В бокалах пенилось шампанское, слышался смех, шутки, признание в любви к автору "Вишневого сада"...
Гости совершили прогулку по вишневому саду, спустились к речке Наре. Антон Павлович с удовольствием отвечал на вопросы, давал пояснения к постановке пьесы, внимательно слушал пожелания Станиславского и актеров.
После обеда и отдыха , по настоянию Станиславского , актеры действительно приступили к репетиции чеховской пьесы. И вместо декорации им служил настояший вишневый сад.
- Константин Сергеевич, - обратился Чехов к Станиславскому, - на сцене Художественного театра желательно изобразить и часовенку, которая находится недалеко от нас.
- Обязательно, - согласился Станиславский.
Ближе к вечеру гости засобирались в Москву и Антон Павлович вызвался их проводить.
Прощальные рукопожатия , поцелуи...
- Только, батенька, не болеть, - сказал на прощание Станиславский.
- Постараюсь, - ответил Антон Павлович и в приподнятом настроении вернулся на Якунчикову дачу, чувствуя прилив творческого вдохновения.
Если посмотреть на описание, данное автором во 2-й картине второго действия в пьесе , и описание окрестностей дачи Якунчиковых на реке Наре , то мы увидим полное совпадение : «Поле. Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовня, возле неё колодец. Большие камни, когда-то бывшие, по-видимому, могильными плитами, и старая скамья. Видна дорога в усадьбу Гаева. В стороне, возвышаясь, темнеют тополи: там начинается вишневый сад. Вдали ряд телефонных столбов, и далеко-далеко, на горизонте неясно обозначается большой город…» Все полностью совпадает с местностью «Якунчиковой дачи». Город – это большой фабричный посёлок Товарищества Воскресенской мануфактуры (сельцо Городок), который в те времена был виден с дачи Якунчиковых, а в настоящее время скрыт разросшимися деревьями и многоэтажками. Тополя сохранились до наших дней вдоль дороги на бывшую Якунчикову дачу. Непонятные странные звуки, описанные в пьесе, частенько раздавались в помещениях близлежащей фабрики…
Поезда, проходившие через Нару, как и в пьесе, в то время безбожно опаздывали! Так, 15 июня 1903 года, приглашая к себе в гости, в Нару, А.И. Куприна, Чехов сообщает: «… Ко мне выезжать надо в 12 часов дня; каждый поезд опаздывает всегда ровно на час – это имейте в виду». Дача Якунчиковых не дожила до наших дней . Домик, где жил Чехов, сгорел в 1970-е годы.
Как выглядела усадьба, можно судить только по обрывочным воспоминаниям тех, кто посещал гостеприимных хозяев. А здесь бывали: Елена Дмитриевна Поленова ( «Лилька» – младшая сестра художника Василия Дмитриевича – тоже довольно известный художник ) , Наталья Васильевна Поленова – жена , художник и помощник во всех делах Василия Дмитриевича (в девичестве Якунчикова) , Мария Васильевна Якунчикова-Вебер – художник и родная сестра последней , К.С. Станиславский, многие актеры МХТ, в том числе участвовавшие и в постановке «Вишневого сада». Художник - оформитель первой постановки «Вишневого сада» Виктор Андреевич Симов, готовясь к премьере, на своих акварельных рисунках изобразил каменный и деревянный флигели, где жили Станиславский и Чехов, а также окрестности дачи Якунчиковых.
Фотонимок Антона Павловича Чехова, Константина Сергеевича Станиславского, Саввы Ивановича Мамонтова был сделан в 1903 году в усадьбе Марии Фёдоровны Якунчиковой в Наро-Фоминске, где А.П.Чехов написал « Вишневый сад» .
Зарисовки художника декоратора Виктора Андреевича Симова - на Якунчиковой даче.
Часовенка на Якунчиковой даче.
С рисунка С.М Чехова " Якунчикова дача под Наро-Фоминском" , где жил летом 1903 года А.П. Чехов .
Зарисовки Якунчиковой дачи .
ПИСЬМА А.П. ЧЕХОВА , НАПИСАННЫЕ ИЗ НАРО - ФОМИНСКА ,
ЛИБО СОДЕРЖАЩИЕ УПОМИНАНИЯ О НАРО - ФОМИНСКЕ
M. П. ЧЕХОВОЙ . 24 мая 1903 г. Москва.
Милая Маша, я все еще в Москве. Сегодня был у проф<ессора> Остроумова, он долго выслушивал меня, выстукивал, ощупывал, и в конце концов оказалось, что правое легкое у меня весьма неважное, что у меня расширение легких (эмфизема) и катар кишок и проч. и проч. Он прописал мне пять рецептов, а главное — запретил жить зимою в Ялте, находя, что ялтинская зима вообще скверна, и приказал мне проводить зиму где-нибудь поблизости Москвы, на даче. Вот тут и разберись! Как бы то ни было, надо искать теперь для зимы убежище. Предлагает ЯКУНЧИКОВА , предлагает ТЕЛЕШОВ построить дачу, предлагает СЫТИН … За границу я не поеду, останусь под Москвой и буду жить у Якунчиковой на Наре, куда уезжаю завтра. Мой адрес: Ст<анция> Нара Брянской ж<елезной> д<ороги>. Для телеграмм просто так: Нара Чехову. Ольга уже была там, ей понравилось. Пришли мне в Нару мои сетчатые фуфайки (нитяные, из сетки; их у меня три), пару или трое кальсон из полотна и пиджак не суконный, темный с полосками, без подкладки; постарайся сделать так, чтобы в посылке было меньше 7 фунтов. В августе я непременно приеду. Мать и бабушка пусть собираются, в конце октября я возьму их к себе на подмосковную дачу. Если на мое имя есть письма, то зачеркни на адресе "Ялта" и напиши "Нара Брянской ж<елезной> д<ороги>" и опусти в почтовый ящик, не наклеивая новых марок. И пусть Арсений заявит об этом на почте, т. е. пусть скажет Бондареву, чтобы вся почта (кроме посылок и газет) высылалась мне в Нару. Гурзуф и Кучук-Кой надо бы продать. Вчера я ужинал с Гольцевым. "Русская мысль", по-видимому, приводится в порядок. Ее не продадут. А ты бы высылала мне хотя изредка "Крымский курьер" бандеролью, с 2-х копеечной маркой. От Художественного театра получил я тысячу рублей, как пайщик. Когда приедешь, купишь бумаг Кредитного о<бщест>ва. Остроумов разрешил мне купаться. Здоровье мое в общем недурно, жаловаться не на что. Обедаю хорошо. Почти ежедневно бывает у меня Маклаков. Возле Морозова продается дача с 20 десятинами земли, видно оттуда Новый Иерусалим, слышно звон, но до станции будет верст семь, а это далеко. Федотова продает свое чудесное имение с обстановкой, с рассрочкой, но тоже очень далеко. Ну, поклонись мамаше и всем живущим в нашем доме. Судя по газетам, в Ялте теперь дожди, чему я рад весьма. Будь здорова. Твой А. Остроумов обрадовался мне, целовался, но все-таки показался мне грубым поповичем. Все время говорил мне ты, на манер Зембулатова. Погода здесь чудесная.
Б. А. ЛАЗАРЕВСКОМУ. 29 мая 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Борис Александрович, фотографию получил, большое Вам спасибо! Я за границу не поехал и, вероятно, не скоро поеду, мой дачный адрес: Наро-Фоминское почт. отд. Московск. губ. Желаю Вам всего хорошего, жму руку. Ваш А. Чехов. 29 мая 1903. На обороте: Севастополь. Борису Александровичу Лазаревскому. Чесменская 24.
М. П. ЧЕХОВОЙ . 29 мая 1903 г. Наро-Фоминское.
Милая Маша, живу я на Наре близ ст<анции> Нара. Сюда доходят простые письма, но лучше писать почтовый адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. По этому адресу все посылай — и простые, и заказные. И этот же адрес пусть Арсений отдаст на почте. Здесь река, много места для прогулок, есть старая часовня. Много рыбы. Я приеду в Ялту в августе, проживу сентябрь и октябрь, а потом в Москву, или, вернее, под Москву*. Нового ничего нет, все по-старому. Поклонись мамаше, бабушке, Поле, Арсению. Напиши, в каком положении фруктовые деревья, розы и вообще растительность. Отошел ли эвкалипт? Как японские ирисы? Будь здорова и весела. Твой А. 29 мая 1903. Надо нанимать или покупать усадьбу. На обороте: Ялта. Марии Павловне Чеховой.
И. П. ЧЕХОВУ . 29 мая 1903 г. Наро-Фоминское.
Милый Иван, ехать ко мне нужно до станции Нара Брянск<ой> ж<елезной> д<ороги>, отсюда 1 — 1 1/2 версты до имения Якунчиковой, где я живу во флигеле, довольно просторном, в котором найдется место еще для десятерых. Мой почтовый адрес: Наро-Фоминское почтов<ое> отд<еление> Московс<кой> губ. Так вот, приезжай и напиши, когда приедешь. С собой ничего не привози, кроме удочки и кроме 2 бут<ылок> пива Вальдшлесхен Пильзинск. Погода очень хорошая. Нового ничего нет. Поклон Соне и Володе. Будь здоров. Твой А. 29 мая 1903. На обороте: Москва. Ивану Павловичу Чехову Миусская пл., Городское училище.
В. А. ГОЛЬЦЕВУ. 4 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Виктор Александрович, я жду тебя во всяк день и час; приезжай, когда хочешь. Письма твоего не получил. Приезжай до 7 час. — обедать. Буду дома, вероятно, до 12 июня, а потом уеду не надолго. Имею кое-что сообщить тебе интересное по части "Русской мысли"*. Будь здоров. Твой А. Чехов. 4 июнь. * Насчет "Хаджи-Мурата". Приезжай!! На обороте: Москва. Виктору Александровичу Гольцеву, Ваганьковский пер., д. Аплаксина, ред. "Русской мысли".
Л. В. СРЕДИНУ . 4 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Леонид Валентинович, когда я уезжал из Ялты, Вы, помнится, дали мне какое-то поручение, а какое именно — я забыл и никак не могу вспомнить. Будьте добры, не сердитесь (меня и так мучает совесть) и напишите, какое это было поручение, я исполню очень охотно, с удовольствием, А у меня новости. Был я у проф. Остроумова. Он нашел у меня эмфизему, дурное правое легкое, остатки плеврита и проч. и проч., обругал меня, запретил зимою жить в Ялте и приказал мне зимовать где-нибудь под Москвой на даче. Не знаю, как быть теперь. Если Остроумов прав, то зачем я жил четыре зимы в Ялте? Моя супруга засуетилась теперь, ищет усадьбу. Теперь проживаю я в Наре, в имении Якунчиковой. За границу не поеду, ибо все изменилось под нашим зодиаком. Погода здесь дивная, очаровательная, все в цвету, птицы кричат день и ночь. Я сижу у большого окна и помаленьку работаю. Мой почтовый и телеграфный адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. В августе я приеду в Ялту, надеюсь, что застану Вас в добром здоровье и отличном расположении духа. Привет мой и пожелание всего хорошего Софии Петровне, Зиночке и Анатолию. Ольга тоже кланяется. Если напишете мне хотя одну строчку, то скажу большое спасибо. Ваш А. Чехов. На конверте: Ялта. Доктору Леониду Валентиновичу Средину.
М. П. ЧЕХОВОЙ 4 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Милая Маша, у нас все благополучно, кроме разве того, что ты ничего не пишешь. Повторяю мой адрес: Наро-Фоминское Московск<ой> губ. А для телеграмм можно просто одно слово: Нара. Около 10 июня поеду в Звенигород, оттуда в Новый Иерусалим. Около Морозова продается небольшое имение в 20 десятин, Ольга смотрела, ей очень понравилось. Поеду и я посмотрю, потом напишу. Это кусок земли между Морозовым и Маклаковым. Здесь у Якунчиковой река глубокая, рыбная, но я еще не удил; здоровье мое недурно, ем хорошо, особенно простоквашу. Познакомился я с художницей Н. Я. Давыдовой, очень милой барышней. Поклонись мамаше, бабушке, Поле и Арсению. Нового ничего нет. Пиши. Твой А. 4 июня 1903. На обороте: Ялта. Марии Павловне Чеховой.
В. В. СМИДОВИЧУ (ВЕРЕСАЕВУ) 6 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Викентий Викентьевич, я немножко запаздываю; Ваше письмо с карточкой долго искало меня, пока наконец не прибыло на дачу. Мой адрес: Наро-Фоминское, Москов<ской> губ. Большое Вам спасибо! Ваша книжка теперь для меня очень кстати, так как читать мне нечего. Читаю Вас и детскую хронику С. Аксакова; и чувствую себя прекрасно. Был я у проф. Остроумова. Он нашел у меня, кроме сильно попорченного правого легкого, эмфизему, плеврит и проч. и проч., запретил жить зимою в Ялте и приказал жить под Москвою на даче. И я теперь не знаю, кого мне слушать и что делать. Жена ищет теперь дачу для зимы. Кое-что поделываю. Рассказ "Невесту" искромсал и переделал в корректуре. Спасибо Вам еще раз. Крепко жму руку. Ваш А. Чехов. Фотографию свою посылаю, книг же у меня пока нет, погодите до осени. Если пришлете мне недостающие томы в Наро-Фоминское, то будет чудесно. Я читал на днях книжки Юшкевича и Гусева-Оренбургского. По-моему, Юшкевич и умен и талантлив, из него может выйти большой толк, только местами и очень часто он производит впечатление точно перевод с иностранного; таких писателей, как он, у нас еще не было. Гусев будет пожиже, но тоже талантлив, хотя и наскучает скоро своим пьяным дьяконом. У него почти в каждом рассказе по пьяному дьякону.
M. П. ЧЕХОВОЙ 7 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Милая Маша, отвечаю на твое письмо по пунктам. Пришло оно, твое письмо, на 8-й день, посылку получил и в самом деле удивляюсь, отчего всего этого добра я не купил в Москве. И Ольга удивляется. Особенно не нужны мне кальсоны. Погода у нас пока хорошая, все в цвету, в саду шумно от птиц. Речка хорошая, глубокая. Хозяйка Якунчикова не дурная и не глупая женщина. За ремонт, который ты произвела в доме, большое спасибо; что же касается моего кабинета, то надо погодить, пока не выберем обоев в Москве. Имения я не покупаю, а только поглядываю там и сям. Около Нов<ого> Иерусалима между Морозовым и Маклаковым продается 20 десятин с домом, с ручьями и с чудесным видом; говорят также, что голохвастовский дом продается в Воскресенске. Вообще если покупать, то нужно купить что-нибудь дешевое, небольшое. Февраль, март, апрель, сентябрь и октябрь я буду жить в Ялте, а остальное время под Москвой, смотря по настроению. Мне дом в Ялте тоже нравится, но жизнь зимой до такой степени томительна и жестка, что теперь, мне кажется, я отдыхаю. Мой адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. Письмо твое получил, посылка же пошла в Малоярославец и уж оттуда ко мне. "Крымский курьер" получаю, спасибо. Ване сегодня же напишу. В Ялту он, насколько мне известно, поедет. У Маклаковых мне понравилось, хотя они нечистоплотны и собак у них очень много, река далеко и сад в варварском состоянии. Бунин был у меня в Москве, теперь, кажется, он у себя в Орловской губ<ернии>. С Марксом я говорил, но особенного пока ничего не вышло. Он дал мне очень много (около 4 пудов) книг в роскошных переплетах; предлагал "на лечение" 5 тысяч, я, конечно, не взял. Пьесы я не кончил. Брянский вокзал, самый ужасный из всех вокзалов, находится черт знает где, за Дорогомиловским мостом; дорога прескверная, и видно, что на ней Вареников служит. Это хорошо, что Ярцев взял ленивого и прожорливого Каштанку; теперь можно завести другую собаку. Пусть Арсений поищет щенка — дворняжку мужеского пола, небольшого роста. Шнапу, мне кажется, в Ялте делать нечего. Не понимаю, отчего, как ты пишешь, на душе у тебя тоскливо и мрачные мысли. Здоровье у тебя хорошее, нет на земле человека, который имел бы против тебя хоть что-нибудь, дело есть, будущее, как у всех порядочных людей, — что же волнует тебя? Нужно бы тебе купаться и ложиться попозже, вина совсем не пить или пить только раз в неделю и за ужином не есть мяса. Жаль, что в Ялте такое скверное молоко и тебя нельзя посадить на молочную пищу. Ну, кажется, все. В августе непременно приеду. Около насоса в саду вели держать доску, чтобы было безопасно. Мамаше кланяюсь, тебе тоже. Будь здорова. Твой Антон. А вокзал дороги на Воскресенск не далеко, по Мещанской улице.
И. П. ЧЕХОВУ 7 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Милый Иван, отчего ты не едешь? Ехать ко мне нужно до ст<анции> Нара, почтовый адрес таков: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. Живу я в усадьбе Якунчиковой. Маша прислала письмо, просит тебя, Соню и Володю приехать в Ялту. Будь здоров. Река здесь хорошая. Твой А. Чехов. 7 июнь 1903. Ст<анция> Нара — это по Брянской дороге, вокзал за Дорогомиловским мостом. На обороте: Москва. Ивану Павловичу Чехову. Миусская пл., Городское училище.
А. Л. ВИШНЕВСКОМУ 10 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Милый Александр Леонидович, Вы уже по опыту знаете, как вредны для Вас возбуждения, те самые, которые Вы описываете в Вашем письме; разве Вы забыли, как два года назад перед каждым спектаклем во время грима трое рабочих должны были затягивать Вам веревкой половые органы, чтобы во время спектакля не лопнули брюки и не случился скандал? Забыли? Почаще-ка вспоминайте об этом и ведите себя благопристойно. Я в Наре, здесь очень хорошо. Погода жаркая. Поеду завтра или послезавтра в Новый Иерусалим, но адрес мой все-таки остается прежний, т. е. Наро-Фоминское Москов<ской> губ<ернии>. Здоровье мое не ахти вот уже целую неделю. Ослабел и кисну. Ольга здорова, весела, о театре и не думает. Здесь река очень хорошая, глубокая, но рыба почему-то ловится очень плохо. До сих пор еще не поймал ни одной рыбины. Если напишете мне еще письмо, то очень обяжете, я буду рад. Поклонитесь Москвину, Качалову. Пиво смеется надо мной. Здесь ужаснейшее пиво; по моей просьбе стали брать Вальдшлесхен, но и это пиво оказалось мочой, настоенной на сургуче. Продавец-мошенник разливает в бутылки пиво собственного производства. Ну, будьте здоровы и веселы. Ваш А. Чехов.
И. И. ГОРБУНОВУ- ПОСАДОВУ 11 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Иван Иванович, меня беспокоит мысль, что в своем последнем письме я забыл написать дачный адрес. Если забыл, то пишу адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. Простите, пожалуйста. Крепко жму руку и желаю всего хорошего. Ваш А. Чехов. 11 июня 1903. На обороте: Москва. Ивану Ивановичу Горбунову. Девичье поле, Трубецкой пер., д. Осипова.
П. А. СЕРГЕЕНКО 11 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Милый Петр Алексеевич, твое письмо, которое пошло и в Москву, и в Нару, и в Нарву, наконец, сделало свое дело, на которое ты, конечно, рассчитывал, то есть порадовало меня весьма. Начать редакторство "Русской мысли" так удачно, как ты того хочешь, — это счастье, о котором я не мечтал, да и не смею мечтать, о чем пишу тебе вполне искренно. Конечно, хорошо бы навести справки, поразузнать, но как это сделать? К кому обратиться? Если к самому Л<ьву> Н<иколаевичу>, то как ему написать? Напиши, голубчик, мне две-три строчки, буду ждать с нетерпением. Адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. А я здесь с недельку похворал, теперь как будто ничего. Погода хорошая. Жду скорейшего ответа, имей это в виду. Твой А. Чехов.
В. С. МИРОЛЮБОВУ 12 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Виктор Сергеевич, сегодня послал Вам заказною бандеролью рассказ. Простите, делать мне нечего, и вот на досуге я увлекся и почеркал весь рассказ. Знаете ли Вы, где я живу теперь? Я под Москвой на даче, по Брянской дор<оге>, мой почтовой адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. За границу я не поехал, Остроумов оставил меня здесь на все лето и на всю зиму. Я, кажется, писал Вам, что буду жить в Новом Иерусалиме (Воскресенск). Это так предполагалось. Если я писал и Вы послали мне туда письмо, то завтра я получу всю корреспонденцию, так как сегодня еду в Воскресенск. 16 июня опять буду дома. Напишите, что у Вас нового и как Вы вообще поживаете. Читаю "Семейную хронику" С. Аксакова. Будьте здоровы и благополучны. Ваш А. Чехов.
П. И. КУРКИНУ 15 июня 1903 г. Москва.
Дорогой Петр Иванович, я путешествовал по Звенигородскому уезду, а завтра опять уезжаю к себе в Нару. Между прочим был я в Звенигороде и в Воскресенске. В Звенигороде был на кладбище, видел могилу С. П. Успенского: решетка пока цела, крест уже упал, подгнил. В Воскресенске видел фельдшера Макарыча. Мой почтовый адрес: Наро-Фоминское, Московск<ой> губ. Ко мне выезжать надо в 12 часов дня; каждый поезд опаздывает всегда ровно на час — это имейте в виду. Обедаем мы в 7 часов. Жму руку и желаю всего хорошего. Ваш А. Чехов.
M. П. ЧЕХОВОЙ 15 июня 1903 г. Москва.
Милая Маша, пишу тебе сие из Москвы, из дальних странствий возвратясь. Был я в Звенигороде, там очень хорошо, чудесный звон, великолепный вид на Поповку (с горы вниз на долину), но ужасно, томительно жарко и пыльно, как никогда еще не было; здесь дождей нет, земля высохла и жарче, чем в Ялте, я перемогался. В Звенигороде ночевали, потом поехали в Воскресенск, или Новый Иерусалим. Здесь пошел дождь. Остановились в имении Морозова. Были в городишке, он все такой же скучный и приятный, дом Голохвастова очень состарился, но есть одно чудесное местечко за церковью на высоком берегу, со спуском к реке, со своим собственным берегом и с чудесным видом на монастырь. Матери и бабушке очень бы понравилось это место (10 шагов от церкви и весь монастырь как на ладони), но я не купил и не куплю, так как цены в Воскресенске теперь необычайные. За этот клочок земли в одну-полторы десятины с домиком просят десять тысяч. Отдадут и за восемь, но все же для Воскресенска это дорого. Я бы 4 тысячи дал. Уж очень хороший вид, простор, застроить никак нельзя, и чистенькое местечко, не загаженное; и берег свой, можно верши ставить. Теперь я в Москве, завтра опять еду в Наро-Фоминское, засяду писать, а в августе приеду в Ялту. Я прожил 2 суток у Зинаиды Морозовой в Рубцове, бывшем голохвастовском имении. Фомка заболел, что-то вроде собачьей чумы. Но теперь, по-видимому, ему полегче. Похудел. В Воскресенске видел я Э. И. Тышко. Постарел, похудел, на костылях. Мне он очень обрадовался. Отец Сергий Холмогоров тоже, говорят, болен. А в Ялте идут дожди? Молодцы. Мамаше шлю привет. Бабушке, Поле и Арсению по поклону. Будь здорова и благополучна. Если Варвара Константиновна в Ялте, то и ей поклон. Твой А. Чехов.
А. Н. ПОПОВОЙ 17 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Многоуважаемая Анастасия Николаевна! Увы! — Владимир Владимирович совершенно прав. В "Новом времени" в восьмидесятых годах у меня был напечатан рассказ с таким концом, как он рассказывал Вам. Впоследствии, когда я читал корректуру, мне этот конец очень не понравился (теперь уже я не помню подробностей), показался не в меру холодным и суровым, я бросил рассказ; а потом выбросил конец, прибавил вместо этого конца строчки две-три, и получилось то, что Вы находите по идее диаметрально противоположным. Конечно, как я теперь сознаю, этого рассказа мне вовсе не следовало печатать в книге, и почему я напечатал, как это вышло — теперь я не помню, так как это было уже давно. Желаю Вам всего хорошего. Искренно преданный А. Чехов. Наро-Фоминское Моск. губ.
А. С. СУВОРИНУ 17 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Спасите нас, о неба херувимы! Вчера вдруг приходит ко мне письмо с двадцатью адресами, испещренное двадцатью почтовыми отделениями, точно из Австралии; распечатываю и — что же? Оказывается, от Вас, послано 23 мая, в Новый Иерусалим! В этом месте я не был даже, а уезжал в Звенигородский уезд к Маклакову на один день, я сказал Васе и, кажется, Мише, что еду в Нов<ый> Иерусалим, так как это место считается ближайшим к Маклакову. Значит, если Вы так долго не получали ответа, то вините не меня. В Петербурге я пробыл лишь несколько часов, виделся с Марксом. Разговоров особенных не было, он по-немецки предложил мне на леченье 5 тыс., я отказался, затем он подарил мне пуда два-три своих изданий, я взял, и расстались мы, решив опять повидаться в августе и поговорить, а до августа подумать. Мише я ничего не говорил о Марксе, и то, что он передавал Вам, есть не что иное, как только его догадки. — А у меня в моей личной жизни опять нечто вроде переворота. Был я у проф. Остроумова, и тот, осмотрев меня как следует, обругал меня, сказал, что здоровье мое прескверно, что у меня эмфизема, плеврит и проч. и проч., и приказал мне проводить зиму не в Крыму, а на севере, около Москвы. Я, конечно, рад, но извольте-ка теперь искать на зиму дачу. Где я найду под Москвой такую, в которой можно было бы не околеть от холода и всяческих неудобств? Как бы ни было, я ищу все-таки и, когда найду, то напишу Вам. Пришлите мне следующие №№ газеты, предыдущие давно уже я запечатал в пакет и отдал Васе для передачи Вам. Мой адрес: Наро-Фоминское Москов. губ. О перемене адреса, буде она произойдет, сообщу своевременно. Здесь на даче хорошая река, но удить не с кем. Издатель "Русской мысли" Лавров очень болен (воспаление почек, грудная жаба), спешит устроить свой журнал, чтобы он не попал в руки к наследникам. И дело, по-видимому, уже устроилось, журнал продан, обеспечен, Гольцев остался главным и даже меня пригласили в заведующие беллетрист<ическим> отделом… Итак, на зиму я остаюсь под Москвой, за границу Остроумов меня не пускает. ("Ты, говорит, калека".) Буду с непривычки мерзнуть. Будьте здоровы и благополучны, желаю всего хорошего Вам и всем Вашим. Если получу от Вас следующие №№ газеты, то возвращу Вам их тем же порядком в пакете, через Васю. Ваш А. Чехов. Отмена плетей и бритья головы — это большая реформа.
Н. Е. ЭФРОСУ 17 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Николай Ефимович, — увы! — я даже не начинал пьесы, а не то что, как Вы пишете, уже окончил. Что касается моего участия в "Русской мысли", то, вероятно, с осени я буду редактировать или заведовать там беллетристическим отделом, не касаясь всего прочего. Но я все-таки употреблю все старания, чтобы Вы стали поближе к "Русской мысли"; как театрального критика я давно уже ценю Вас высоко и, помнится, много и долго говорил о том, чтобы Вы начали работать в "Русской мысли". Недели через 2—3 я буду в Москве, повидаюсь там, поговорю и пришлю Вам ответ, а пока будьте здоровы и веселы. Желаю Вам всего хорошего. Ваш А. Чехов. На конверте: Москва. Его высокоблагородию Николаю Ефимовичу Эфросу. Леонтьевский пер., д. Сорокоумовского.
В. А. ГОЛЬЦЕВУ 18 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Милый Виктор Александрович, возвращаю обе рукописи. Мне кажется, что рассказ Крашенинникова неважен, печатать его нельзя; насчет "Дядьки Максима" — рассказ тоже не ахти какой — пожалуй, можно еще подумать. Будь здоров и весел. Твой А. Чехов.
В. А. МАКЛАКОВУ 18 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Василий Алексеевич, вот Вам мой отчет. Осматривал я имение в 20 десятин, что около Вас; здесь почти совсем нет воды, дороги ужасны. Осматривал я кое-что в самом Воскресенске; там мне понравился небольшой участок с домом у самой реки, но хозяева дерут нос, заломили цену ужасную. Ничего не приобрел в конце концов, даже надежды нет, что приобрету когда-нибудь, но все же чувствую себя звенигородским помещиком. Из Нары я поехал на лошадях, был в Звенигороде, был в Новом Иерусалиме и так утомился, что уже не хватило сил заехать к Вам. В середине июля буду свободнее, поедемте тогда удить рыбу. Крепко жму руку и желаю всяких благ. Ваш А. Чехов. Жена шлет поклон. На конверте: Москва. Василию Алексеевичу Маклакову. Новинский бульв., д. Плевако.
С. Н. РАБИНОВИЧУ (ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМУ) 19 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Многоуважаемый Соломон Наумович! Я теперь вообще не пишу или пишу очень мало, так что обещание дать могу только условно: напишу рассказ с удовольствием, если не помешает болезнь. Что касается моих уже напечатанных рассказов, то они в полном Вашем распоряжении, и перевод их на еврейский язык и напечатание в сборнике в пользу пострадавших в Кишиневе евреев не доставит мне ничего, кроме сердечного удовольствия. С искренним уважением и преданностью. А. Чехов. Письмо Ваше я получил вчера, 18 июня. Наро-Фоминское Москов. губ.
M. П. ЧЕХОВОЙ 22 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Милая Маша, я здоров, благополучен, понемножку работаю и живу все там же, т. е. на Наре. У меня к тебе просьба: по книжке, которая лежит у тебя в комнате, отправь в сберегательную кассу на почту 40 р. 50 к. Арсений взнесет и книжку принесет тебе обратно. Книжка желтая, лежит у тебя на столе, я велел положить. У нас были дожди, но все же очень тепло. Ольга уехала к Морозовым, я один. Вероятно, приеду в Ялту раньше августа. Нового ничего нет, все по-старому. Поклон нижайший мамаше. Скоро здесь пойдут грибы. Бабушке, Арсению и Поле тоже поклонись. Будь здорова. Твой А. 22 июня 1903. На обороте: Ялта. Марии Павловне Чеховой.
И. Я. ПАВЛОВСКОМУ 23 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Иван Яковлевич, прежде всего большое Вам спасибо, что вспомнили и прислали письмо. Мы не виделись и не переписывались, вероятно, уж лет шесть, а то и восемь. Пьесы я не писал еще, но думаю написать к октябрю, для Художественного театра. Когда напишу, то пришлю Вам. Рассказ Ваш пришлите в редакцию "Русской мысли" для передачи мне. С удовольствием прочту и передам в редакцию. Или пришлите мне по адресу: Наро-Фоминское, Моск<овской> губ. Я живу в Наре, а здешнее почтовое отделение называется Наро-Фоминским. Если случится Вам еще раз писать мне, то не забудьте написать два-три слова о том, как Вы вообще поживаете, выросли ли Ваши дети, и где они, и как Ваши литературные дела. Вчера получил письмо из Таганрога от члена местной управы Иорданова. Пишет, что город падает и падает. Недавно там поставили памятник Петру Великому. Ну, будьте здоровы, желаю Вам всего хорошего. Летом я живу под Москвой, зимою в Ялте. Здоровье мое не ахти. Крепко жму руку. Ваш А. Чехов.
М. П. ЧЕХОВОЙ 26 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Милая Маша, здесь очень жарко, сухо, в вагонах душно. Вчера я вернулся из Звенигородского уезда, куда ездил опять, 15-го или вернее к 15 июля, по всей вероятности, приедем в Крым. Нового ничего нет, все благополучно. Если что нужно, то напиши, привезу из Москвы. Привезти крупы, пшена? Не нужно ли чего мамаше? Напиши поскорее. Будь здорова и благополучна. Твой А. 26 июня. На обороте: Ялта. Марии Павловне Чеховой.
П. И. КУРКИНУ 28 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Как мне досадно и обидно, дорогой Петр Иванович, что произошла такая путаница. Написать Вам я не мог, не успел, так как был вызван внезапно в Новый Иерусалим, да и писать не было особенной надобности, так как я уезжал только на один день… Обидно! 8 июля я и Оля уезжаем в Крым, т. е. 8-го выезжаем отсюда, из Нары, потом в Москве проживем, вероятно, дня два. До 8-го я все время буду дома. Крепко жму руку. Будьте здоровы и благополучны. А какая жара! Ваш А. Чехов. 28 июня. На обороте: Москва. Доктору Петру Ивановичу Куркину. Губернская земская управа. Санитарное бюро.
M. П. ЧЕХОВОЙ 29 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Милая Маша, выедем мы, вероятно, 6-го июля, приедем в Ялту во вторник. Пусть Арсений скажет на почте, чтобы прекратили высылать мне письма. "Парижские моды" при "Ниве" целы, я привезу их. Здесь томительно жарко, умываюсь очень холодной водой. Здоров. Нового ничего нет. Кланяюсь всем. "Крымский курьер" получаю исправно, читаю, большое спасибо. Теперь прекрати высылать. А в прошлом году в эту пору в Ялте не было ни одного дождя. Твой А. 29 июня. Если я не пришлю телеграмму, то, значит, приедем во вторник. На обороте: Ялта Марии Павловне Чеховой.
П. А. СЕРГЕЕНКО 30 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Уезжаю в Ялту 6 июля, пробуду там до сентября. Будь здоров. Твой А. Чехов. На обороте: Луховицы Рязанск. губ. Петру Алексеевичу Сергеенко.
В. M. ЛАВРОВУ 1 июля 1903 г. Наро-Фоминское.
Здравствуй, милый друг Вукол Михайлович, большое спасибо тебе за письмо. Мне очень бы хотелось повидаться с тобой, чтобы узнать, когда ты уезжаешь и как называется то местечко около Сочи, где ты будешь жить. Дело в том, что в августе, вероятно, я буду на кавказском побережье, буду в Сочи, и проехать мимо твоей дачи, не повидавшись с тобой, было бы весьма обидно. И вот жаль, что в своем письме ты не написал, когда и куда уезжаешь, как пишется твой новый адрес и как ты себя в настоящее время чувствуешь. Я был у проф. Остроумова. Он осмотрел меня, выстукал и нашел у меня, кроме всего прочего, эмфизему легких и приказал мне жить зимою не в Ялте, а где-нибудь под Москвой, на даче. А когда я поселюсь под Москвой и начну тут привыкать, меня доктора пошлют опять в Крым или Каир. Если ты теперь не в Москве, а у себя на даче, то напиши, когда приедешь. Адресуй письмо по адресу: Москва, Петровка, д. Коровина. Из Наро-Фоминского я на этой неделе уеду. Ну, да хранят тебя ангелы небесные. Будь здоров и весел, передай сердечный привет и поклон Софии Федоровне. Обнимаю тебя и целую. Твой А. Чехов.
А. С. СУВОРИНУ 1 июля 1903 г. Наро-Фоминское.
Вы читаете теперь беллетристику, так вот почитайте кстати рассказы Вересаева. Начните со второго тома, с небольшого рассказа "Лизар". Мне кажется, что Вы останетесь очень довольны. Вересаев врач, я познакомился с ним недавно; производит он очень хорошее впечатление. Ежова оставлю в магазине, проездом через Москву. Следующий том, если найдете возможным, пришлите в Ялту. Я купаюсь в реке. Нового ничего нет, все благополучно. Будьте здоровы, желаю всяких благ. Ваш А. Чехов.
В. С. МИРОЛЮБОВУ 2 июля 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Виктор Сергеевич, я писал Вам, но ответа не получил; очевидно, Вы в отъезде. Пишу еще раз наудачу. Я уезжаю в Ялту, где пробуду, вероятно, до осени и куда прошу адресоваться. В Ялте теперь дождливая погода, не жарко и много зелени. Корректуру я давно уже послал Вам; хорошо было бы, если бы Вы прислали мне еще раз взглянуть — не для исправления, а так, для знаков препинания. Жму руку. Будьте здоровы. 2 июля 1903. На обороте: Петербург. Его высокоблагородию Виктору Сергеевичу Миролюбову. Невский 88, редакция "Журнала для всех".
В. А. ГОЛЬЦЕВУ 5 июля 1903 г. Наро-Фоминское.
Милый Виктор Александрович, обстоятельства повернулись так, что нужно съездить в Ялту, куда я и уезжаю в воскресенье вечером. Возвращусь скоро и проживу в Москве или под Москвой всю осень и зиму. Вл. Ив. Немирович-Данченко говорил мне, что он очень охотно пошел бы в пайщики "Русской мысли". Его адрес: Больше-Янисоль Екатеринослав<ской> губ. Обнимаю тебя и шлю сердечные пожелания. Не утомляйся, держись крепко. Твой А. Чехов. 5 июля 1903. На обороте: Здесь. Виктору Александровичу Гольцеву. Ваганьковский пер., д. Куманина, редакция "Русской мысли".
17 января 1904 года состоялась премьера пьесы А.П. Чехова «Вишневый сад» в МХТ .
Премьера «Вишневого сада» прошла с большим успехом и стала главным событием в Москве в начале 1904 года, чему способствовали мастерство и слава Чехова, репутация МХТ, режиссерский талант Станиславского и блестящая игра актеров МХТ. Кроме Ольги Книппер-Чеховой, в премьерном спектакле играли сам Константин Станиславский (выступивший в роли Гаева), Леонид Леонидов (в роли Лопахина), Василий Качалов (сыгравший Трофимова), Владимир Грибунин (роль Симеонова-Пищика), Иван Москвин (сыграл Епиходова), а Александр Артем приводил в восторг публику в роли Фирса, которую Чехов написал специально для этого своего любимого актера.
Летом 1904 года в Баденвейлере, вдали от родины, на гостиничной койке умирал Антон Павлович Чехов, автор "Вишневого сада" - реквиема традиционной России.
Он попросил бокал шампанского и сказал : «Ich sterbe».
Двумя годами ранее в соседней с Германией Швейцарии, в недавно приобретенном собственном доме в окрестностях Женевы, в окружении семьи угасала Мария Васильевна Якунчикова - Вебер. От той же самой болезни, что и автор "Вишневого сада", - чахотки. От которой оба искали исцеления за границей. Смерть русской художницы прошла почти незамеченной в России. Лишь в петербургском журнале "Мир искусства" в 12-м номере за 1902 год был опубликован некролог, написанный С.Дягилевым, главным редактором журнала. "Якунчикова умерла тридцати двух лет, последние два года она хворала, - писал Дягилев. - Немного времени осталось у нее для творчества, да и в судьбе ее было что-то необъяснимое и таинственное. Она была характерно русской женщиной с типично русским дарованием, а жить большую часть жизни принуждена была за границей... В Париже она работала над видами Троице-Сергиевой лавры! Лишь только она начала развиваться как художница, она вышла замуж, затем - дети, затем - серьезная болезнь сына и, наконец, смерть".
Незавершенная, так рано оборвавшаяся жизнь. Оставшаяся недопетой песня. Песня о России, Москве, о семейной усадьбе Введенское, зачехленные кресла в которой на одной из самых известных картин художницы (в Третьяковской галерее в постоянной экспозиции) языком живописи выражают ту же самую идею, что и вишневый сад Чехова, - закат патриархальной, дворянско - помещичьей России. Роль чеховского Фирса, забытого в барском доме, здесь играет сама художница, с грустью расстающаяся не только с прежней Россией, но и как бы подготавливающая свое расставание с жизнью».
Родившись в 1870 г. в состоятельной московской купеческой семье, связанной родственными узами с Третьяковыми, Мамонтовыми, Алексеевыми, Поленовыми, Мария Якунчикова росла в высокоинтеллектуальной, художественной среде. Ее родители - Василий Иванович и Зинаида Николаевна (урожденная Мамонтова) были страстными меломанами: отец прекрасно играл на скрипке, мать - на рояле. Однако не музыка, а живопись оказалась призванием Маши Якунчиковой.
С 15 лет она стала вольнослушательницей Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Сестра М.В. Якунчиковой Наталья в 1882 году вышла замуж за известного русского художника, родоначальника пленэрной живописи в России Василия Дмитриевича Поленова. Дом Поленовых стал подлинной академией для начинающей художницы. Особенно тесными узами Якунчикова была связана с сестрой В.Д. Поленова - талантливой художницей Еленой Дмитриевной Поленовой, дружба с которой продолжалась до смерти последней в 1898 г.
Восемнадцати лет Мария Якунчикова впервые совершила путешествие по Европе - через Вену в Италию, а годом позже состоялась ее встреча с Парижем, где она и жила в 90-е годы, время от времени наезжая в Россию набраться сил и впечатлений для работы. Знакомая с современной французской живописью в основном по собранию С.М. Третьякова (брата основателя Третьяковской галереи), М.Якунчикова с жадностью посещает Салоны и выставки, сверяя свои московские впечатления по парижским оригиналам. Записывается в Академию Р.Жулиана, где, будучи уже сложившимся художником, на протяжении четырех лет пишет с натуры. А затем и сама выставляется в Салоне Марсова поля. Не будет преувеличением сказать, что М.Якунчикова явилась первым русским художником своего поколения, органично вписавшимся в европейский контекст, перекинувшим мостик от подмосковного Введенского до Версаля, виды которого она начала писать раньше петербуржца А.Н. Бенуа.
1897-1898 годы - кульминация творческого развития Якунчиковой, время создания таких шедевров, как "Из окна старого дома. Введенское", "Чехлы", "Церковь в старой усадьбе. Черемушки близ Москвы", находящихся в коллекции Третьяковской галереи.
В этом творческом всплеске, возможно, не последнюю роль сыграло замужество: в 1896 г. М.Якунчикова вышла замуж за студента медицинского факультета в Сорбонне Леона Вебер-Баулера - русского по паспорту, большую часть своей жизни проведшего за пределами России и позднее получившего французское гражданство.
Счастливым событием в жизни молодой семьи стало рождение в 1898 г. сына Степана.
Но счастье вскоре было омрачено трагическим известием из России - 21 ноября после долгой болезни умирает Елена Дмитриевна Поленова, лучший и ближайший друг и единомышленник Марии Якунчиковой-Вебер. Утешение Якунчикова находит в продолжении дела, начатого Е.Д. Поленовой, - активном участии в устройстве Кустарного отдела русского павильона Всемирной выставки 1900 г. в Париже. На этой выставке экспонировалось огромное панно Якунчиковой "Девочка и леший" (3х3,6 м), выполненное в технике вышивки и аппликации. Оно было удостоено серебряной медали.
Но Марию Якунчикову ждал новый удар судьбы - у двухлетнего сына обнаруживают туберкулез. Сына удалось спасти, но хрупкое здоровье Якунчиковой не выдержало сверхчеловеческого напряжения сил в борьбе за его жизнь, и у нее вновь открылся диагностированный еще в конце 80-х годов туберкулезный процесс, надежда на исцеление от которого и привела художницу во Францию десятью годами ранее.
Усиленное лечение, любовь мужа и горный воздух Шамони, где было построено шале, помогли преодолеть кризис. Но рождение в апреле 1901 года второго сына окончательно подорвало ее здоровье. Муж увез семью сначала в Шамони, а затем в Швейцарию, где в Шен-Буржери был куплен дом. Но ни чистый швейцарский воздух, ни женевские медицинские светила не помогли - 27 декабря 1902 года Марии Васильевны Якунчиковой не стало.
Творчество Якунчиковой-Вебер не только предвосхитило развитие стиля модерн в лице петербургского "Мира искусства" и символизма московской, с глубинным саратовским акцентом, "Голубой розы", но и положило начало новаторской, на европейском уровне, живописи наших "амазонок" - художниц русского авангарда.
Наследие художницы, как и ее жизнь, разделено между Россией и Швейцарией. И если в России оно хранится в Третьяковской галерее, то в Швейцарии, где художница и похоронена, ее произведения собраны в доме, в котором она провела последние дни своей короткой жизни. Главным хранителем является ее внучка, которая многое делает для того, чтобы имя Якунчиковой-Вебер заняло достойное место в истории как русского, так и европейского искусства.
Использованная литература :
Горский Ю. Якунчикова дача. О Чехове
Парамонов В.«Вишневый сад» Якунчиковых , 10.01.2014
Дубинина Л.В. «Якунчикова дача», Наро-Фоминск: «Эльквест принт», 2010
Тихонов А . Между Россией и Швейцарией , 19.08.2002