Будто бы были зелёными листья…
Но радуга грусти восходит нежданно:
с надеждою светлой, чисто-пречистой,
с надрывной разлукою и несказанной,
с дождём фиолетовым – каплей случайной
над полотном красно-жёлтого сквера,
с великолепьем, похожим на тайну,
с небом, звучащим всего лишь мгновенье.
Дождливо – грязи, хляби затаскали
пространство земли,
заласкали мягкостью почвы.
И по линиям плавными
штрихами косыми
пробирается вкрадчивость
шёпотом сонным,
исходящим от свежести
полубогемной
и угрюмой, как власть,
а быть может, как время,
чтоб едва лишь пригубить
тоскованье земли.
И тихо, глоток за глотком –
голубыми небными окончаниями
в томительном усилии вобрать в себя,
оставляя землю в её неизменности.
Обречённость проливается слезой
По рваной кромке павшего листа,
в котором скрыт волнующий вопрос…
Зарожденье грусти начертано
на призраке отдохновения и умиротворённости.
Прозрачность воздуха слезит глаза,
а едва ощутимый прелый запах
теснит грудь.
Иней блестящий – слеза
из глаза неба.
Зачем ты сказала
«мне бы…»
Капля есть прочерк
в воздухе тёплой ночи.
И многоточьем –
тающий иней, я,
след фонаря.