Затянулась слякотная осень. Декабрь в полную силу входит, а - ни снежинки. Заждались. Но сегодня, наконец, подморозило и, ближе к вечеру, вот они – первые благословенные желанные хлопья. Снег! Всё сильнее и сильнее. Вот уж и соседнего дома почти не разглядеть за белой завесой. И вдруг - видение что ли! В этой зыбкой круговерти сумерек и снежного марева промелькнул всадник на высоком коне. Лихо промчался в конец улицы и – назад. Я, прильнув к стеклу, успела рассмотреть в наезднике подростка с кудрявой непокрытой головой.
Память невольно отозвалась заветными рубцовскими строками : «… промчался какой-то таинственный всадник, неведомый отрок, и скрылся в тумане полей…».
Это сынишка фермера, купившего недавно крайний дом Лукьяновых - догадалась я. У него, говорят, большое хозяйство: и лошадь с жеребёнком, и коровы, и овцы, и птица всякая. Детям пора пришла в старшие классы поступать, вот и перебрался он в райцентр из, обезлюдевшего в последние годы, бывшего колхоза «Победитель».
***
Как в детстве, помню, бежали мы, ребятишки, по дороге, поросшей муравой, за нечаянно завернувшей на деревенскую улицу легковушкой с брезентовым верхом, так сегодня покорила меня картина неожиданно промчавшегося, прямо перед взором моим, коня с гордо поднятой головой и развевающейся гривой.
Теперь машин разнообразных марок на улице не счесть. И тяжёлые самолёты с недалёкого аэродрома привычно и тревожно бороздят нынче небо над нашими головами, вместо редкого «аэроплана», которому, все детишки, как один, восторженно махали руками.
А вот лошадь в нашей деревне теперь – редкость.
Хотя, был здесь, когда-то, табун лошадей. Стояла на отшибе от жилья конюшня и хозяйничал в ней дед Савелий, человек суровый, неразговорчивый. Впрочем, только таким, считали мы, и должен быть конюх, выводящий во двор громадного жеребца по имени Граф, породы «брабансон», и запрягал его в особую огромную повозку для транспортировки брёвен или мешков с цементом. Сокращая неблизкий путь до школы, мы частенько бегали тропинкой мимо Савельевых владений, с уважением поглядывая на тяжеловоза.
Куда потом подевался Граф, а также десятка два покорных лошадок, многие годы исправно вершивших нехитрую деревенскую работу на огородах, при заготовке сена, перевозке бидонов с молоком... Мы знали их по именам, баловали с ладошки сухариком или кусочком сахарка. В метельные дни они доставляли малышей в школу. Нам доверяли их для сбора макулатуры. По воскресеньям ребята постарше ездили в соседние деревни «книжным десантом», распространяя художественную литературу.
И нарядные тройки разъезжали на празднике « Русской зимы».
Как близки и понятны нам были хрестоматийные имена толстовского Холстомера; лермонтовского Карагёза – коня Казбича; Карюхи - М.Алексеева; всё понимающей лошадки чеховского возчика Ионы... А ведь была ещё гоголевская «птица-тройка» !
Ах, безвестные наши лошадки - труженицы!
Теперь, вроде бы, лошадь, напротив, набирает популярность в городе. Но это кони иной породы . Мода, престиж, конный спорт!
Вот какие воспоминания навеял мне « неведомый отрок» в этот чудный зимний вечер. Стемнело и теперь, уже в свете фонаря, продолжают кружиться крупные хлопья снега в своём волшебном неповторимом хороводе.