Одна жизнь и одна смерть

Эдуард Никишин
Он умирал.
Долго. Мучительно. Но ни звука не вырывалось из его истощенной груди.
Он был почти весь парализован - ноги отнялись, левая рука тоже, говорил с трудом.
Правая рука тоже переставала слушаться.
На измождённом лице выделялись глаза.
Страшно синие, подёрнутые болью, приступы которой выдавала рябь в этих синих озёрах.
Она знала, что он умрёт, знала и понимала, что с этим ничего сделать нельзя.
По заведённой традиции она каждое утро обтирала его лицо, и поила с ложки.
- Спасибо, было очень вкусно, - бормотал он.
- Мне приятно, что тебе понравилось, - отвечала она, хотя врач еще в начале болезни предупредил её о том, что больной теряет аппетит, и не чувствует вкуса.
Накормив больного, она принималась за домашние дела. Их было не так много, постирать, приготовить обед для двух семилетних сыновей, и всё остальное, что нужно сделать.
Иногда, когда ей было нужно отлучиться, она оставляла детей присмотреть за отцом, со строгим наказом бежать а соседям в случае чего...
Дети смирно сидели на стульях возле кровати и следили за отцом.
Вначале им было страшно и дико смотреть, как их отец, который высоко подкидывал их, прямо под облака, и громко смеялся при этом, лежал, и не мог нормально поесть, не пролив...
Со временем они привыкли, и научились ухаживать за ним, и уже не боялись, когда отец пытался дотронуться до них той рукой, что еще двигалась.
Наоборот, они старались развлечь его рассказами о своих детских, но для них важных, делах,о том, что сейчас за окном, весна или еще зима, о том, как их дворовый пёс тоже болеет, и всё чаще сидит в конуре, а по ночам воет, как волк из сказки.
- Это же он врагов отгоняет, да, папа? - говорили они, и отец с трудом отвечал, что да, это он отгоняет врагов, а сам искал в себе силы, чтобы загнать обратно предательскую слезу.
Но она упрямо катилась.
Он отчаянно моргал, чтобы дети не видели, но они видели, и ничего не говорили.
Ведь мать объяснила им, что так надо, что так сказал доктор.
Приходила мать, и сыновья бежали на улицу.
Мать брала иголку, присаживалась к кровати, и начинала штопать штаны детям. Между делом рассказывая новости, услышанные ею.
Он терял нить разговора, ему было больно, хотелось забыться, но не хотелось огорчать свою жену, и он изредка спрашивал, что дальше.
Так проходил очередной день из многих.
Она знала, что ему осталось недолго, порой говорила себе, что всё она устала, что она не выдержит.
Молилась Богу, небу, вырезанному из газеты фото храма, но ответа не было.
Когда спускалась ночь, и все ложились спать, он не спал.
Он слышал, как сопят его дети, но не мог встать, и поправить им одеяло, видел, как его жена забыла выключить свет, но не мог позвать её, чтобы она выключила.
Он не мог... Он хотел, он рвался душой и телом навстречу своей семье, но не мог...
Проклинал себя, плакал, закусывал до крови губы, но не мог...
Он даже убить себя не мог.
- Прошу, убей меня, прошу! - отчаянно думал он ночами. - Ну что тебе стоит, ты же можешь... Освободи их от меня!..
Но тёмная ночь была глуха к его мольбам.
Тогда он обессилено закрывал глаза, и вспоминал.
Как познакомился с женой, как родились дети, как заболел...
Он с нежностью смотрел на ту, что подарила ему двух прекрасных сыновей, от которых его оторвала проклятая болезнь.
Он бы полжизни отдал, лишь бы на день, да хоть на час быть здоровым и сильным, чтобы снова и снова видеть счастливые глаза и слышать звонкий смех детей, когда он играл с ними.
Нет. Он бы отдал всю жизнь. Всю, до единой крошки, лишь бы сейчас встать, и поправить одеяло детей.
Но не мог.
Чудес нет в жизни, он это понимал, но надеялся. Надеялся, что однажды он услышит, что учёные вывели лекарство от его болезни, что он снова здоров...
...В начале апреля он ушел.
Жена окаменело собирала справки, договаривалась насчёт машины, ей помогали соседи и родственники.
Когда прощались с умершим, дети никак не могли понять, почему их папа лежит в деревянном ящике, и не открывает глаза. Ведь он же вчера только говорил им, что скоро они пойдут гулять, а потом на речку...
После похорон в доме стало пусто, и как-то разобщённо.
Из рук всё валилось.
Спасала мысль, что нужно поднять детей.
Дети спали. Она поправила им одеяло так, как поправлял одеяло он.