Ошибка капитана

Владимир Синицкий
               
     Была половина второго ночи, когда капитан Улицкий, ехавший к своему новому месту службы, вышел из купе в коридор вагона скорого поезда Москва-Владивосток. Пахло едкой угольной гарью: был ноябрь и уже топили. Напротив служебного купе фыркал кипятком небольшой титан. Из за оставленной кем-то приоткрытой двери шла густая волна запаха неухоженного туалета. Состав отсчитывал, спотыкаясь на  рельсовых стыках, последние километры, остававшиеся до станции назначения капитана. До неё по расписанию было где-то полчаса.
   
     За вагонным окном – кромешная тьма. Улицкий вглядывался в его чёрный квадрат без всякой надежды обнаружить за ним признаки присутствия человека. Несколько дней пути убедили его в том, что по этому краю можно было ехать часами, не встречая днём почти ни одного следа разумной жизни, а ночью – лишь иногда неожиданно вспыхнет сиротливый огонёк какого-нибудь забытого богом полустанка. Одним словом – тмутаракань! Глядя на своё отражение в окне, Улицкий уже в который раз задавал себе один и тот же вопрос: как вышло, что вместо амплуа туриста, пустившегося в путешествие по знаменитой Транссибирской железнодорожной магистрали, в роли которого он мечтал когда-то увидеть однажды себя, ему теперь придётся мириться с положением здешнего аборигена? От офицера, служившего в этих глухих местах, он слышал, что законного обратного пути отсюда в цивилизованный мир почти не существует. Не зря аббревиатуру названия военного округа, части которого были разбросаны по этим диким, бескрайним просторам, куда получил назначение капитан, – ЗабВО (Забайкальский военный округ) – прочитывали с сарказмом как «Забудь вернуться обратно».

     Ландшафты, проплывавшие днём мимо продвигавшегося на восток поезда: царственные бескрайние леса, сиротливые ручейки и полноводные реки, степи и горные хребты, наконец, легендарный Байкал – всё, чем он когда-то собирался восторгаться в качестве туриста, теперь не вызывали никакого интереса. Опять пришли на память слова всё того же офицера о том, что первый вопрос, который задают за Байкалом вновь прибывшему его новые сослуживцы всегда один и тот же: «За что?» У него был ответ на него.

**********
               
     Командир армейской роты охраны капитан Улицкий прибыл на Богский полигон по давно выработавшейся у него привычке с «ефрейторским зазором», то есть, где-то  минут за десять до назначенного времени. Предстояло получить пока неясную для него задачу от какого-то московского полковника. Предполагал, что связана она с крупнейшими в истории Варшавского Договора учениями, которые только что завершились. Руководил ими начальник Генерального штаба. Позднее говорили о их новаторском характере с точки зрения военного искусства.

     На громадном, выложенном бетонными плитами плацу, с краю которого расположилось здание штаба полигона, царило оживление. Несколько десятков солдат наносили по бетону плаца какую-то разметку белой и жёлтой краской. У входа в штаб, куда было приказано явиться Улицкому, расположились несколько групп генералов и старших офицеров в полевой форме. Они что-то негромко, но оживлённо обсуждали и, судя по их лицам, находились в состоянии напряжённого ожидания. Слышался рёв танковых двигателей, рык моторов техники помельче.

     Небольшое двухэтажное здание штаба, куда вошёл Улицкий, гудело, как пчелиный улей. Сразу же стала очевидной причина напряжённости, витавшей в воздухе и здесь, в штабе. Слева от входа, на вешалке, почти по всей стене широкого коридора не менее двух десятков метров в длину, висели армейские пальто и шинели. Но какие! Казалось, что здесь, в одном месте, сошлись, перекочевав с небес на погоны крупных военачальников, все звёзды первой величины. Сразу же бросались в глаза красочные погоны маршалов Советского Союза. Это были настоящие произведения искусства: огромная вышитая серебряная звезда на зигзагообразном галуне особого плетения золотистого цвета, возможно, из нитей настоящего золота; снаружи, по периметру, окаймление из красного канта, а ближе к воротнику – герб СССР, шитый цветными шёлковыми нитками.

     Не менее искусными были погоны на десятке пальто и шинелей маршалов видов, родов и специальных войск – тоже с большими маршальскими серебряными звёздами в тонких лавровых венках, без гербов, но с эмблемами в форме замечательно вышитых золотом миниатюр. Сверкали металлической бижутерией, а, может, и чем-то драгоценным маршальские и адмиральские фуражки, выстроившиеся ровным рядом на полке над крючками с верхней одеждой. Улицкий никогда не видел столько роскошных предметов милитарии в таком количестве в одном месте воочию, поэтому на какое-то мгновение даже задержался у вешалки.

     Хозяева этих раритетных теперь аксессуаров находились, судя по всему, в клубном помещении, вход в которое был сразу же за вешалкой. Напротив стоял с десяток соединённых между собой деревянных кресел, видимо, вынесенных из клуба. Все они были заняты разнозвёздными генералами, судя по всему, из больших столичных штабов. Мимо них сновали с озабоченным и деловитым видом порученцы, адъютанты и прочий люд, название которому – «обслуга».

     Улицкий поднялся на второй этаж. В комнате, где его ждали, за одиноким письменным столом сидел полковник, копавшийся в бумагах. Встав, он поздоровался и представился не по чину раньше Улицкого. Это был высокий, плотно сложенный и, как оказалось позднее, на редкость благожелательный человек.
 
     Выяснилось, что назавтра намечен завершающий, традиционный этап для такого мероприятия, как только что закончившиеся учения: полевой смотр войск. На нём - пафосная речь главного военачальника со словами готовности сокрушить любого агрессора, награждение отличившихся из числа младших офицеров, сержантов и рядовых ценными подарками, а в заключение – прохождение торжественным маршем частей и боевой техники.

     Полковнику и Улицкому предстояло подавать начальнику Генерального штаба, который собрался участвовать в церемонии награждения лично, традиционно избранные в качестве ценных подарков часы «Командирские» с соответствующей случаю гравировкой. Обговорили свои действия в момент церемонии награждения. Сценарий был простой и отработанный на десятках подобных мероприятий.

    Отличившиеся военнослужащие - их было порядка сорока человек - выстраиваются с началом торжеств в шеренгу перед трибуной. Туда же выносится стол с наградными часами. Далее, когда наступает черёд поощрений, по громкой связи объявляется информация о награждаемом. Маршал вручает под бравурный туш ценный подарок, подносимый ему полковником. Последнему часы передаёт Улицкий по списку, причём начиная, что важно, с правого фланга.

     На следующий день в такой последовательности всё и происходило бы, если бы её не нарушил капитан. Шеренга военных «лауреатов», стоявшая с началом торжеств лицом к выстроившимся на плацу частям и подразделениям, повернулась к моменту награждения к трибуне с генералитетом. Так что фланги как бы поменялись местами. Улицкий передавал полковнику коробки с часами по списку, но с другого, «неправильного» фланга, забыв аксиому строевой науки, что при поворотах строя названия флангов не меняются.
 
     После завершения торжеств первым забил тревогу немецкий офицер, которому достались часы советского лейтенанта. Большого скандала не было. Оплошность капитана Улицкого исправили в тот же день, часы нашли своих настоящих владельцев ещё до их возвращения в свои гарнизоны. Но ошибка оказалась роковой, как её воспринял сам капитан, для него лично. Через несколько недель он получил предписание с новым назначением в те места, куда сейчас и следовал экспресс Москва-Владивосток.
               
     Из служебного купе вышла проводница. – Через пять минут будете на месте. Стоянка две минуты, сказала она. – Вспять время не повернёшь и ничего не изменишь, – всплыла уже в который раз в голове вернувшегося в реальность капитана фраза из какой-то умной книжки о времени.
   
**********               
               
     Спустя три года в донесении штаба советских войск, действовавших в одной из азиатских стран, сообщалось о гибели начальника штаба батальона майора Улицкого. Возможно, того самого Улицкого. Ценой собственной жизни, говорилось в донесении, он предотвратил гибель подчинённых и был представлен к государственной награде посмертно. Вскоре после этого скончался от какой-то серьёзной болезни московский полковник. Пал, по слухам, жертвой интриг заслуженный маршал-фронтовик, вручавший награды. Он был переведен, как принято говорить среди военных кадровиков, на должность с меньшим объёмом задач.

15 марта 2019 года