Дааааавным даааавно. В семидесятых. Я учился в школе. Да! Я тоже учился в школе.
Времена были другие. Школы были другие. Учителя были другие. Все было другое. И я тоже. Но это был Я.
И многое из тех времен моя память сохранила.
Самыми нелюбимыми предметами были химия и физика. По этим дисциплинам я имел стабильную двойку. Но, если на химии я после того, как прожег парту какой-то кислотой, просто ничего не делал, дабы не наносить школе еще большего материального ущерба. То физика была интересней. Там всегда было чем заняться.
Во-первых, персонаж, являвшийся нашим педагогом, был удивительный. Звали его Алмазов Юрий Леонидович. Он был почти правильной кубической формы с фиолетово-красным лицом и короткими толстыми пальцами. Любил шутить. Но у нас его юмор вызывал положительные эмоции только после уроков, когда мы курили на заднем дворе школы. В процессе же занятий все вели себя скованно. Входя в класс, Леонидыч говорил: Здравствуйте дети. И наступал момент истины.
Он специально несколько раз перелистывал журнал, наслаждаясь тишиной. Поглядывая на то, как большинство учеников под шелест страниц вжимались в парты, кроме трех отличников. Они его меньше всего интересовали.
Он был не злым человеком. Но наслаждение властью и осознание собственной гениальности были сильней доброты душевной.
Итааааак-говорил он.
В этот момент мы чувствовали себя сказочными героями. Т.е. Иванушками-дурачками, над которыми склонились сразу три драконьи головы.
«Пойдет к доскееееее» - накрывал нас его громкий и глубокий голос.
И тут наступало некоторое облегчение. Понимание того, что в парту еще сильней вжаться не получится, могилу выкопать не успеть. Бежать некуда. Будь, что будет.
Леонидыч разводил руки в стороны и смотрел прямо на нас, выдерживая гениальную паузу.
Пожалуй, единственным, кто не трепетал в этот момент, был я. Не от большой смелости. А от неизбежности двойки. Я знал, что другого исхода не будет. Это знал и Леонидыч. И, чтобы не портить себе настроение вызывал меня к доске очень редко.
Исполнив ритуал жертвоприношения. Поставив жертве заслуженную отметку, «физик» продолжал урок. Правды ради, отмечу, что он рассказывал интересно. Всегда пытаясь соединить физические законы с жизненными образами. И я пользовался этим в полной мере.
Вся моя тетрадь 96 листов была не исписана, а изрисована. Я с удовольствием рисовал санки, едущие с горы, кипящие чайники, камни , падающие с крыши дома. Рисунки мои никакой художественной ценности не представляли. Но я старался изобразить все максимально точно. С окнами, крышами, вязаными шапочками, снеговиками, чайными чашками и прочими сопутствующими предметами, не имеющими никакого отношения ни к физике ни к текущему моменту урока.
Леонидыч, склонившись надо мной, говорил: Ты же в физике пень замшелый с бородой. Все задачу решают, а он картинки рисует. Ладно бы рисовать умел.
В отношении моих рисовальных способностей он был прав. Но образ бородатого пня меня обижал. Хотя, и не надолго.
«Посмотрел бы на себя»,- думал я.
А посмотреть бы стоило.
Иногда , во время урока из двери лаборантской высовывалась голова «трудовика»- Сергея Михайловича. Он как-то странно вращал глазами, подавая Леонидычу знаки. Подмигивать или махать руками, видимо было не ловко. И он делал, что мог, пытаясь отвлечь своего товарища от процесса преподавания. «Физик», заметив эти челюстно-лицевые экзерсисы, быстренько писал нам на доске задачу, и удалялся в лаборантскую вслед за головой «трудовика». Минут через десять он возвращался. Лицо его было красней обычного. Оно вплывало в класс с застывшей улыбкой. И занимало почти все пространство за кафедрой. А глаза блестели так, будто ему только что сообщили о присуждении Нобелевской премии.
Смотреть на это было не очень приятно. Но с того момента урок превращался в разговор. С нами делились жизненным опытом. Объясняли прописные истины. И никто уже ничего не боялся. Расслабленно похихикивая в спину впереди сидящего, мы ждали окончания занятия.
И все занятия однажды закончились.
Мы торжественно сожгли свои дневники перед школьным крыльцом на глазах у изумленных учителей. А что они могли нам сделать? Растворилась их власть под летним солнышком.
Теперь нам предстояло кое- как изучив законы природы, начать познавать законы общества.
И они, как потом выяснилось, не имели никакого отношения к пройденному нами материалу за десять школьных лет.
Со временем большинство из нас поняли, что главное-это научиться продавать. И не картошку, огурцы, носки или паровозы. А себя! Грамотно, красиво, профессионально, дорого. От твоей продажной цены будет зависеть твоя жизнь. И жизнь твоих близких.
Но разве нас этому учили?. Разве думали мы , что результат задачки зависит не от наклона горы и силы трения? А в больше степени от цены санок, на которых ты едешь. От того, как ты сидишь на этих санках. И я вспомнил свои рисунки. Что же я там рисовал?
Шапочки с помпоном, обычные чайники с носиком…. А надо было рисовать свою жизнь! Не умеешь считать? Рисуй! Не умеешь делать? Изображай! Но кто нас этому учил?!
Я продавал многое. Аксессуары к сотовым телефонам, пищевые добавки, косметику, одежду. Я научился это делать хорошо. Со временем для меня перестало иметь значение, чем торговать. Презервативами или паровозами. Я мог это продать. Но не себя!
Я начал думать. Что же не так? Искать выход. Должен же быть еще какой-то закон, по которому я смогу жить.
Вспомнил школу. Не может же быть, что все, чему нас учили совершенно бесполезно.
Громким кубометром с красным лицом в памяти всплыл «физик». Давай, Леонидыч, выручай!
«….работа и труд –это не одно и то же, дети. Работа-это количество энергии затраченное…. А труд-это усилия потраченные на благо общества…»
Нет. Не то!
«маленькие предметы притягиваются к большим…»
Вот оно! Стать большим, чтобы остальные к тебе притягивались. Стать очень большим.
Стать величиной. Большой величиной.
Работать много. Делать что-то важное , нужное всем. Быть нужным! Пошел процесс.
-Можешь?
-Могу
-Сделаешь?
-Никогда не делал, но постараюсь.
-Сделал?
-Нет. Не получилось.
-Ты же обещал…
-Ок. Порвусь , но сделаю!
Все больше просьб. Все больше дел. Обещания, дела, просьбы, упреки, дела, просьбы… Ты большой. Ты нужен. И чем ты больше, тем большим людям ты нужен. Тем больше от тебя ждут.
Ждут…. А что дают взамен?
Но ты же не для того стал большим, чтобы много получать. Ты же хотел быть нужным.
Нестыковочка. А когда ты был маленьким…. Те, что были еще меньше тебя, что-то просили? Они просто хотели быть рядом. Потому, что им было с тобой хорошо, спокойно, уютно, интересно. И больше им от тебя ничего не было нужно. Просто, чтобы ты был.
Погоди, Леонидыч! Не работают твои законы!
Зачем же тогда? Для чего? Почему? За что же тебе государство зарплату платило, если ни черта не работает?!
Ээээээээх, Леонидыч! Может лучше бы вместо дурацких задачек на доске, вы с Михалычем сели за кафедрой. Не в лаборантской. А прямо в классе поставили бутылку и два стакана. Да поговорили за жизнь. А мы б послушали. Может больше было бы толку?
Пожалуй нет.
Но как-то надо было иначе. Совсем по-другому!
Напрасно ты в кассу ходил, Леонидыч. Государство, конечно не обеднело. Но и я не разбогател.
Если только душой.