История одной вешалки

Игорь Марон
23 мая. Еще вчера задумался, как же посмотреть хоккей. Наши играют с американцами в четвертьфинале. Игра начинается в районе пяти часов. А я сегодня работаю звукарем на мероприятии. Начало в 18.00. Надо  подготовить сцену, микрофоны. И еще немного посуетиться по мелочам. 
Осенило!. Я же смогу посмотреть на «компе». Великое изобретение – интернет. Что бы про него ни говорили, он частенько выручает. Пусть без звука, но посмотрю во время концерта.
Отлегло.
Команда у нас сейчас звездная. И, скажем прямо: очень сильная. Но американцы – это всегда серьезно. Когда – то наша , практически непобедимая сборная  проиграла, чуть ли не студенческой американской команде. Бились, бились и проиграли. Раскатала американская молодежь наших «монстров». Как было стыдно и обидно!
Шел концерт. А я смотрел в монитор. Наши в красном. «америкосы» в белом. 1-0!!! 3-2! 4-2!!!
4-3……. Не могут наши просто выиграть. Надо потрепать нервы себе и нам. Американцы сняли вратаря. Считаю секунды до конца. 54, 26, 25, 15… Две секунды до конца. Вбрасывание в нашей зоне. Фффффууууфффффф! Сирена. Выиграли!
Мы в полуфинале. Будем ждать следующего матча..
Не помню с какого времени начали активно пиарить сборную России по хоккею, как Красную машину. Но с тех пор эта самая машина успела уже позорно проиграть олимпиаду. Пролететь мимо медалей на чемпионате мира. Стать вторыми и третьими. Разве это машина?! Выигрывали, конечно. Не без этого. И  были моменты счастья. В год столетия хоккея в Канаде Мы «сделали» канадцев! Наконец-то!
Наконец- то?
Забыли. Всё забыли!
Времена, когда проиграть хотя бы одну игру на чемпионате мира считалось почти трагедией, остались в далеком прошлом.  «Серебро» было поражением и поводом для запоя большей части мужского населения страны.
Когда большинство мальчиков хотели быть летчиками и космонавтами, я мечтал быть Рагулиным. Да! Не Гагариным, а Рагулиным. Мало кто вспомнит фамилию защитника сборной СССР по хоккею. Тогда еще не было никаких «стекляшек», защищающих лицо хоккеистов. Рагулин не ложился под бросок. Он вставал на колени, прямо глядя на бьющего по шайбе соперника, защищая своим телом ворота. Я хотел быть, как Он.
Кто сейчас вспомнит изрезанные шрамами лица Куськина, Васильева, Лутченко? Я знал их всех по именам , фамилиям и номерам на спине.
Я рисовал таблицы. Расписание матчей. Счет. Кто с кем, когда… Кто сколько забил. Сколько пропустил. На каждый чемпионат мира был свой блокнот, красочно оформленный. С рисунками.
Часто говорят, что во время «17 мгновений весны» улицы пустели. А во время матчей нашей сборной они не просто пустели, но наполнялись криками: «Гоооооооооооол!!!!!!!» изо всех окон. И не было никакой «Красной машины». Никакого пиара. Это были НАШИ! Михайлов, Петров, Харламов, Мальцев, Третьяк и многие другие.
Смотрели хоккей всей семьей. Папа, мама и я. Когда наши забивали, мы орали и плясали так, что старый сервант с треснутым стеклом, подпрыгивал «звоня» хрустальными салатницами и фужерами, рискуя разбить хранящуюся в нем посуду.
Сегодня наши выиграли. Можно вздохнуть с облегчением. Закончился концерт. И снова можно с облегчением вздохнуть. Двойная радость. День удался. Пошел переодеться. Открыл шкаф. И вдруг из-за открывшейся дверцы прямо в лицо брызнуло какое-то непонятное тепло. Неожиданно. Стал напряженно вглядываться внутрь шкафа в поисках источника странного, но очень приятного чувства.
Да ладно! Неужели?! Откуда ты здесь? Как такое могло случиться?
Вспомнил! После нескольких лет холостяцкой жизни, решил провести ревизию в квартире. И избавиться от  лишнего. Освобождал полки шкафов, выбрасывая вещи, которые уже давно не ношу. К моему удивлению, там оказалось довольно много женской одежды. Откуда бы ей взяться? Пара мешков «утиль сырья» были отправлены на помойку. В  шкафу одиноко покачивались пустые вешалки. Бабушка когда-то называла их «плечики». Собрал  в охапку. Сложил в черный мусорный пакет и отвез а «клаб хауз». Там уж точно пригодятся. Отвез и забыл.
Разве мог я подумать, что в   мусорном пакете окажется та самая вешалка?! Та, которую я бы не отдал никогда и никому.  Старая. Из потемневшего от десятилетий дерева.. Без перекладины. С самодельным проволочным крючком.
Она, родная сейчас висела передо мной. Излучая поток теплой энергии моего детства. Я смотрел на нее не двигаясь. Боясь протянуть руку. Почему-то я думал, что если дотронусь до нее, мое детство исчезнет и никогда больше не вернется. То самое настоящее детство с санками, валенками, катком, который папа заливал из шланга. С деревянной клюшкой, на которой выжигательным прибором он написал «Ленинград». А я расстроился. Надо же было написать «KOHO» или что- другое. Но по – английски. Как я с такой надписью во двор выйду? Позорище! А папа не понимал, что же он не так сделал. Не знал я тогда, что главное не в надписи.
Папа и мама были вместе и рядом. Я напряженно считал, сколько лет мне будет в далеком 2000 году. Эта цифра была почти недосягаемой и космической.  А сколько же будет  моим родителям? И не могли поместиться в моей детской голове мысли  о том, что в следующем веке уже не будет нашей дружной, веселой семьи.
Что папа  с другими, чужими мне людьми не будет кричать: «Гоооол!». Потому, что в принципе перестанет интересоваться хоккеем. А мама потратит свою жизнь на то, чтобы помочь мне реализовать  творческие амбиции.
И не будем мы в новый год ставить и наряжать втроем высокую елку. Папу станут поздравлять не его дети.  Мама будет оставаться одна с бокалом вина и банкой красной икры в пустой квартире украшенной еловыми ветками. А я развлекать народ в костюме деда мороза.
Однажды, я провел двое суток в клубе, занимаясь приготовлениями к празднованию очередного нового года. Звонил маме. Она не отвечала. Освободившись, приехал к ней. На звонки и стук в дверь никто не реагировал. В квартиру пришлось проникать через окно.
Мама лежала на кровати. Рядом на тумбочке стояла чашка с недопитым чаем. Работал телевизор. Она лежала маленькая, худая , спокойная.
В крематории  стояли с папой обнявшись. Мы снова были вместе. Он, я и мама.
Вышли на улицу. Мороз «прихватил» влажные глаза. Говорить было не о чем. Отец поехал домой. А я в клуб. Ночью на очередной постновогодней вечеринке мне снова нужно было веселить народ. У которого еще остались силы и деньги.
Давным давно. Тоже был новый год. Папа с мамой подарили мне хоккейную клюшку. У меня их стало две. Настоящее богатсво. Тогда тоже давали несколько выходных праздничных дней. И родителям не нужно было идти на работу. Мы много гуляли всей семьей. Папа катал меня на санках. Играли в снежки. Бегали, баловались, падая в сугробы. Я тогда не думал о счастье. Но наверное родители мои были счастливы.
Вечером, уже нагулявшись, смотрели телевизор. Показывали хоккей. Не помню, что за турнир. Но наши выиграли. Мы радовались. Кричали, танцевали. Я прыгал на диване, как на батуте.
Кому пришла мысль поиграть в хоккей, не помню. Комната в коммуналке была большой. 28 квадратных метров. Отодвинули стол. Места хватало. Мама презрев опасность разрушений, не задумываясь взяла клюшку. Я взял свой подарок. А папе играть было нечем. Он  взял вешалку. Матч был жарким. Кто был за кого, и кто победил, не помню. Но это был самый здоровский матч, из всех, в которых мне, когда либо, довелось принимать участие. Ничего подобного в нашей семье больше не случалось. Но я до сих пор слышу стук шайбы о паркетный пол. Клюшки, вешалка, дверь, диван, сервант, мамин смех, папино пыхтенье, мои детские повизгивания.
Я стою и боюсь дотронутся до вешалки. Я боюсь, что после обычного, простого движения руки, мое детство исчезнет. И никогда больше не вернется.