Старый маяк

Марк Аксенов
Приезжая в какой-нибудь приморский город, я обязательно интересуюсь, где находится маяк. И очень огорчаюсь, если маяк представляет собой бездушную металлоконструкцию вроде опоры ЛЭП с осветительным прибором наверху. Всё-таки, маяк в моем представлении - это произведение архитектуры. Сам его вид  должен говорить морякам, что они обрели свое спасение на обжитой части суши, в цивилизации, где люди не чужды таких понятий, как красота и комфорт. В конце концов, в башне маяка можно укрыться от шторма и ненастья. А с верхней площадки может открываться совершенно неповторимый вид на море. Всё это делает маяки, наряду с уединенными замками и монастырями, наиболее романтичными сооружениями на земле.
С сожалением могу констатировать, что слово "романтика", столь популярное во времена моей молодости, постепенно вымывается из современной жизни, уступая место таким суррогатам, как адреналин или экстрим, а герои Александра Грина или Стивенсона вытесняются героями триллеров и криминальных новостей. Как-то, отдыхая в большом портовом городе, я совершил морскую прогулку на экскурсионном пароходике. Когда капитан объявил в мегафон, что слева по борту можно увидеть знаменитый маяк, маленькая девочка стала энергично пробираться к левому борту с криками "Мама, мама, где маньяк? Покажи маньяка!"
Я же слово маньяк услышал только в зрелом возрасте. А в детские годы моя любимая книжка начиналась с такого стишка: "Расскажу я вам друзья про моря и про маяк". И тот факт, что фамилия автора была Маяковский, казался мне вовсе не случайным. С тех давних пор эти спасительные для мореплавателей башни  продолжают будоражить моё воображение. 
Маяки могут быть портовыми, как, например, в итальянском Римини или в Одессе. Особенно красив и высок маяк в Римини. В небольших турецких портах и маринах для яхт небольшие маячки располагаются на металлических "скелетах". В любом случае, портовые маяки по большей части лишены того романтического обаяния, которое присуще их собратьям, стоящим в малолюдных местах, на высоких утесах или на пирсах уходящих далеко в море. Именно о таком маяке я бы хотел вам рассказать.
Его свет я заметил еще с балкона своего номера, расположенного на тринадцатом этаже санатория. Никогда я ещё не видел Сухумский залив с такой высокой точки. Малиновые тона заката постепенно холодели и тонули в ночном сумраке.  И вдруг, почти на самой оконечности дальнего мыса вспыхнула маленькая точка огня и через три секунды погасла, потом опять загорелась. Сомнений не было: это маяк.
Но как туда добраться? Турфирмы туда не возят. Ну да ничего, подумал я, разузнаю у местных. Подумал и на время забыл. Но это я забыл, а желание моё уже вступило  в тайный сговор с провидением или фортуной, называйте это, как угодно.
Однажды я пришел на завтрак позже положенного времени - уж больно не хотелось покидать шелковую влагу утреннего моря. Все привычные мне места были уже заняты. Свободным было лишь одно (заметьте) место напротив Леонида. Так звали моего визави. Леонид оказался на редкость словоохотливым, но при этом, как ни странно, совсем не напряжным собеседником. Разговаривая, он машинально поправлял на  носу очки в старомодной пластиковой оправе и немного смущенно улыбался. Всё выдавало в нём человека интеллигентного, чуждавшегося всяких непристойностей в речи и поведении,    что в нынешние времена смотрится уже, как некий приятный атавизм.
- Возможно, вас заинтересует, почему я выбрал для отдыха именно это место? - спросил он после  краткого знакомства.
Я сделал вид, что действительно заинтересован, хотя, признаться, гораздо больше меня интересовало, какую начинку имеют пирожки, лежащие на его тарелке. Леонид продолжил.
- Дело в том, что Сухум для меня, как бы, вторая родина. Тут жил когда-то мой дядюшка Николай Иванович, ныне, увы, покойный. И почти все мои каникулы, а затем и отпуска я проводил у него. Славное было время! Дядя Коля и тетя Валя, жена его, целыми днями пропадали на работе, и я привыкал жить самостоятельно. Купался с местными мальчишками в море, играл с ними в футбол, пинг-понг. В обед сам подогревал себе щи или варил пельмени...
- Ясно, - решился я прервать столь приятные воспоминания, - а где ваш дядя работал?
- На маяке.
- Неужели? - я не мог поверить своей удаче!
- Ну да, район у них называется Маяк, потому, что рядом с маяком. А сам-то он был научным сотрудником института, которому, собственно, маяк и принадлежал.
Так, слово за слово, мы договорились съездить на маяк после обеда.
Ехать нужно было на двух маршрутках с пересадкой у железнодорожного  вокзала. По пути Леонид обстоятельно мне рассказывал о своем дядьке, который по его словам был образцом для подражания - и как специалист и как верный муж и заботливый семьянин. Он вспоминал, как тетя Валя, жена его, не могла нарадоваться  на благоверного. Каким уютным был их дом. Сколько интересных книг  было там прочитано, какие прекрасные модели кораблей стояли на полках…
Во второй маршрутке, в которую мы пересели на вокзале, нашей соседкой оказалась громкоголосая особа на вид лет семидесяти с гаком. Она находилась в состоянии, которое с одинаковым  успехом можно было бы охарактеризовать и как "слегка выпивши", и как "слегка протрезвевши". Для начала знакомства она предложила нам угадать, сколько ей лет. Из вежливости мы сказали "пятьдесят".
- Вот видите, мужики! А мне-то ведь уже шестьдесят семь!
Мы, было, подумали, что речь идет о пользе алкоголя. Но дело оказалось совсем в другом - в наследственности.
- Батька мой был кубанским казаком, а мамка - хохлушкой! Но сама я, конечно, казачка. Так что со мной, мужики, ничего не бойтесь.
Узнав, что мы едем на Маяк, она сообщила, что сама там живет и готова нас проводить. Так удача, подобно лучу маяка, второй раз за день осветила мой путь к цели. Однако, радость моя была несколько омрачена просьбой Дуси - так она попросила себя называть - помочь ей донести сумку. Сумка оказалась чертовски тяжелой.
- Неси, неси! Там закусон. Сейчас придем, по пивку вмажем!
Это совершенно не входило в мои планы. Но,  считая себя джентльменом, я все-таки решил помочь даме. По пути Леонид выяснил, что Дуся работала до пенсии в том же институте, и спросил, не знала ли она его дядю.
- Кого, Гаврилова Витьку? - обрадовалась Дуся, - да кто ж его не знал, алкаша проклятого! В ВОХРе работал. Пять рублей у меня занял. Так и сдох, не отдавши!
- Постойте, - перебил Леонид, - вы, наверное, ошиблись. Дядька мой работал завлабом. И спиртным не увлекался.
- Постой, постой, он какой был? Толстый такой, плешивый?
- Да нет, дядя был высоким, худым.
- А-а! Так это другой Гаврилов! Николай Петрович?
- Нет, Иванович...
- Ну да, Иваныч! Помню! Этот хороший был мужик! Специалист высшей марки! Но кобе-е-е-е-ль, каких свет не видывал!
- Ну, это вы зря! - возмутился Леонид - дядя Коля был порядочным человеком!
- А я разве говорю, что непорядочным? Конечно, порядочным! Еще бы! Был бы он непорядочным, разве Валька ему простила бы его шуры-муры  с Людкой "балериной". И с Маринкой крашеной из санчасти, или с этой, как её, вот забыла, прости Господи...- Дуся  посмотрела на стушевавшегося Леонида с надеждой, что он подскажет ей, как звали "эту, как её, прости Господи".
Разговор явно заходил в тупик, солнце клонилось к горизонту. И я начинал нервничать. Мне ведь хотелось не только осмотреть маяк, но и поснимать его на  закате. Испытывая угрызения совести, я потихоньку оставил сумку с закусоном возле Дуси и Леонида, продолжавших горячо спорить о деловых и моральных качествах его покойного дядюшки, а сам незаметно свернул за угол и быстрыми шагами отправился по направлению к маяку. Его мощный силуэт величественно возвышался над окружающим пейзажем.
Зона маяка в прежние времена считалась закрытой. Во-первых, потому, что вообще вся береговая линия Советского Союза, за исключением курортных пляжей, называлась не иначе, как запретная пограничная зона, попасть в которую можно было лишь по спецпропускам. А, кроме того, институт при маяке занимался какими-то секретными исследованиями.
В наше время берег у маяка стал обычным пляжем, и любой желающий может прийти сюда с зонтиком, подстилкой и загорать и купаться хоть целый день. И это, конечно, неплохо. Жаль только, что, наряду с желающими позагорать, появились желающие растаскивать ставшее бесхозным имущество. В плане разрушения человек уже давно опередил природу. Два здания, примыкающие к маяку, превратились в печальные, заросшие бурьяном руины без окон и дверей. А у дома со стороны моря даже стена рухнула, и крыша угрожающе нависла над обломками и мусором, заполонившими то, что когда-то было просторной комнатой. Оттуда, может быть, наблюдали море еще первые смотрители маяка. А они там появились еще в середине ХIX века. Об этом свидетельствовала надпись, выбитая над чугунной дверью в основании башни: 1861 Ernest Couin & Co constructeur Paris. Это уже позже я узнал, что маяк был изготовлен во Франции по заказу Военно-морского ведомства России в 1861 году. А в тот момент я не удержался от соблазна проверить свои скудные знания французского и произнес довольно громко вслух:
- Миль уисан суазантэан. Эрнест Куэн э компаньон. Конструктёр. Пари.
И в это время я услышал, как сзади хрустнула ветка.
- Вот вы где! А я вас потерял, - радостно сказал Леонид, протирая очки, - еле оторвался от этой Дуси!
Вместе мы вышли на небольшой пляж на мысу. От нашего санаторского он отличался только отсутствием солярия и лежаков. Да и купальщиков можно было по пальцам пересчитать.
- Купаться здесь можно, но осторожно, - заметил Леонид, - возле мыса обычно сильное течение, которое может унести в море. Так что, далеко лучше не заплывать.
Впрочем, я купаться и не собирался. Мне было интереснее осмотреть маяк со стороны береговой полосы. Он был великолепен!  В лучах закатного  солнца неравномерно поржавевшая башня резко выделялась на спокойной синеве вечернего неба. Три зарешеченных окошка поднимались от  основания башни до самого её верха. То есть,  до смотровой площадки, опоясывающей застекленную будку с фонарем. Можно было представить, как смотритель каждый вечер поднимался наверх по внутренней винтовой лестнице и зажигал огонь, служивший спасительным ориентиром для торговых и пассажирских судов, курсировавших между Одессой и Батумом, для каботажного, то есть прибрежного флота, для военных  кораблей, да и для рыбаков, попавших в шторм. Среди моряков, да будет вам известно, Черное море пользуется плохой репутацией.
В ХХ веке, когда фонарь стал электрическим, необходимость в ежевечернем подъёме на башню отпала. Это делали только для ремонта и профилактики. А фонарь включали снизу. Сейчас люди и от этого себя избавили.
Лень порождает  прогресс. Стоп! Еще раз прочитайте эту фразу и попытайтесь понять, кто кого порождает. Правильно - и то и другое может быть как родителем, так и порождением. Солнечные батареи - это, несомненно, прогресс. Ленивый смотритель придумал установить на маяке это чудо техники и соединить его с фонарем через датчик освещения. Как только начинает смеркаться, датчик замыкает контакт и подключает фонарь к батареям, накопившим энергию в течение дня. Фонарь мигает всю ночь, а утром также автоматически выключается. И не нужно никуда подниматься. Чугунная дверь закрыта на два висячих замка, один из которых обрамлён отрезком широкой трубы – защита от срезания.
Рядом с дверью надпись мелом: "Золота нет!!!" Как будто это может остановить врожденных воров, вандалов и просто любопытных юношей!
- Вот интересно, - задумчиво произнес Леонид, - кому сейчас служит этот маяк?
- Да, практически, никому, - неожиданно подключился к нашему разговору седовласый мужчина в плавках и с махровым полотенцем через плечо, - нынче все пользуются джи-пи-эс навигаторами.
Он тоже оказался бывшим сотрудником бывшего института. Леонид сразу же стал спрашивать, не знавал ли тот его дядьку. Услышав фамилию Гаврилов, мужчина радостно закивал, будто пред ним возник сам покойный Николай Иванович. Разговор быстро ушел в сторону от маяка. И я снова решил уединиться и пройти по пляжу подальше на запад. Солнце, мой гениальный ассистент по свету, присело чуть пониже, и от этого вид маяка стал еще более величественным и романтичным. И вдруг, как-то неожиданно и не ко времени маяк открыл свой электрический глаз и начал медленно, как и положено маякам, мигать. Странно! Не рановато ли, дружище? Ведь еще  совсем светло. И тут я понял - это же он мне мигает! Ну, что ж, привет, дорогой, привет! Я думаю, мы понравились друг другу.
Мы возвращались в санаторий, когда на Сухум уже опускались сумерки. Леонид был доволен последней своей беседой, в ходе которой доброе имя его дяди было восстановлено, я был доволен встречей с маяком. Перед сном я вышел на балкон и посмотрел на дальний мыс. Маяк медленно мигал, словно отсчитывая пульс прибоя или порывов ветра, дувшего с гор.