Максуд и Рахматулла

Эдуард Каюмов
      
      Они призывались из одного кишлака. Есть такое местечко между Карши и Шахрисабсом, называется Гузор. Довольно унылый кишлак с отсутствием мало-мальской зелени и небольшой кучкой глинобитных домиков.
Жумагазиев Максуд и Карманалиев Рахматулла.
Высокий, как былинный багатур Максуд и тщедушный, нескладный по фигуре Рахматулла.
На дворе стоял знаменательный 1975 год, год 105-летия Вождя мирового пролетариата. Однако эта дата никакого отношения к этим двум узбекам не имела.  Они вообще само имя Ленин связывали с убогой статуей местного умельца, стоявшей возле кишлачного клуба. В школе им вскользь объяснили, что Ленин - "Великий мулла всех угнетенных батраков"! На этом их познания о революции заканчивались.
А стоит заметить, что служба в рядах Советской Армии в отдаленных кишлаках Средней Азии тогда ценилась по двум причинам.
Во-первых, дембеля возвращались в кишлаки с большим знанием иностранного языка (в смысле, русского), а некоторые могли при этом еще и изощренно матюгаться на языке Большого Брата.
Во-вторых, большинство уже имело на руках корочки о приобретенных специальностях. Трактористы, шофера, электрики и прочие мастера интеллигентных рабочих профессий.
А получить такие корочки на Родине было ой-как непросто. Коррупция в Узбекистане в те годы цвела по полной, и поступить в какое-нибудь вшивое ПТУ стоило больших денег.
Ну было еще и в-третьих. Это, как ни банально, мир посмотреть. Я сам был однажды свидетелем возвращения в кишлак чувака, дембельнувшегося с Тихоокеанского флота. Парень служил на БДК (Большой Десантный Корабль), и немало походил по миру. С его дембельским альбомом, с фотографиями Эфиопии, Сирии, Вьетнама, где обычный молодой узбек стоял в тропической кепке и шортах, на фоне пальм и спаренной зенитной установки и корабельными локаторами, он воспринимался в кишлаке, как Первый узбекский космонавт.
Девушки, при встрече с ним, наигранно похихикивали и подмигивали из под чадры. Продавцы на рынке бесплатно предлагали насвай, а местная шантрапа преподносила ему лучший косяк анаши, словно челядь верховному вождю.
Однако, давайте вернемся к нашим героям. Максуду и Разматулле...
                * * *
      По довольно забавному стечению обстоятельств, эти два товарища оказались единственными узбеками в дружном русско-украинско-белорусском коллективе секретной ракетной части.
Полковник Брыкин медленно оглядел строй призывников. Выражение его лица смутно проясняло мыслительный процесс, а глаза были полузакрыты, как у древней статуи Бодхисаттвы.
Брыкин думал...
Потом он подошел к Рахматулле, и ласковым полковничьим голосом произнес:
- Откуда ты здесь, сынок?!
Рахматулла напрягся. Уши его оттопырились и покраснели. Нос стал похож на перезрелую сливу:
- Rahmatullohni rus tilida tushunmayapman.. (Я Рахматулла. Я по-русски не понимаю)
- Ясно, - вздохнул Брыкин, и подошел к Максуду, - Ну а ты?!
Максуд посмотрел сверху на отполированную лысину полковника, и громко гаркнул:
- Men Maksud! (Я Максуд!) Школя учился хорошо!
- Школя он учился, - передразнил узбека Брыкин, и повернулся к ним спиной, - И куда мне девать вас, с вашей школей? Прям вот щас к ракетной кнопке?!
Вопрос этот повторился уже вечером, в разговоре с прапорщиком Мануайло.
- Куда мне их? Этих джигитов никакая учебка не исправит!
Прапорщик Мануайло хотел заметить Брыкину, что джигиты растут на Кавказе. Но он был очень мудрый прапорщик и понимал - нельзя никогда показывать начальству свою умность. А то у начальства может развиться комплекс, дескать, все кругом умные, а он один тут дурак... А такое состояние психики боевой и политической подготовке только вредит!
- Товарищ полковник, ну почему же сразу к кнопке? У нас же хозяйство есть подсобное. И кстати, кочегара на зиму нет. Маймунов дембельнулся. Кочегарка без хозяина...
Так служба в славных Вооруженных силах СССР обернулась для двух узбеков очень ответственными и "боеспособными" должностями. Масуда отправили в кочегарку, а Рахматуллу приняли в не очень ароматное, но очень ответственное подсобное подразделение. Рахматулла стал свинарём!

                * * *
       Отношение восточных людей к поросям наверняка известно всем. Мягко говоря, не любят они эту живность, в силу религиозных причин. Ученые говорят, это всё идет с давних времен, когда холодильников еще не придумали, а свинина в жарком климате пустынь быстро портилась, в отличие от той же баранины...
Максуд и Рахматулла друзьями не были. Мало того, в кишлаке они росли на двух враждующих улицах. Тем более, что отец Максуда был уважаемым человеком в кишлаке – бригадиром хлопководческой бригады. А потому злорадству Маскуда не было предела!
- Э-э-э, Рахматулло! Чо'чгаларни артиб? (Эй, Рахматулла! За свиньями подтираешь?), - кричал он в сторону свинарни, - Что скажешь, когда в кишлак вернешься?! Какая девушка на тебя посмотрит? Никакого калыма не хватит! (Здесь и далее на русском!)
Рахматулла не реагировал.  Пареньком он был скромным, молчаливым и несуразным. Форма, которую ему выдали, была уже ношенная. Впрочем, как и у Максуда. Но если Максуду она была хоть как-то впору, лишь кисти рук у него торчали из коротких рукавов, как деревенские грабли. То Рахматулла в военной форме выглядел, как военнопленный Первой Мировой войны. Пилотка, покрывающая оттопыренные уши, могла крутиться вокруг своей оси бесчисленное количество раз. А старые шаровары висели на заднице, как паруса пиратского брига в безветренную погоду. К тому же, на самом неприличном месте виднелась дырка. Причем просто протертая от старости лет. Про гимнастерку и кирзовые сапоги умолчу. Просто сами представьте, если есть воображение...
Работал Рахматулла честно и добросовестно. Начальство и свиньи с хряками были им довольны. И кстати, в отличие от Максуда, который начал жрать свиные котлеты на второй неделе службы, Рахматулла свинину так и не ел! Он даже не питался в общей столовой, ввиду "запаха по работе" (кто вспомнит Шарикова из "Собачьего сердца", тот поймет!). Пайку ему выносили с заднего двора кухни.
Так прошло полгода.
К следующему призыву духов, Максуд основательно обматерел. Он ходил в узко ушитых штанах. По той солдатской моде, они выглядели на нем, как лосины боевых гусар прошлого века. Пилотка едва прикрывала макушку. В руках постоянно крутилась медная цепочка. В обращении к духам, в голосе появились нахальные нотки.
- Э-э-э, чмо! Куда пошёль? Чё, делявой чё ли?!
                * * *
       Осенью по округу стартовала общевойсковые проверка. В частях начался полный шухер. Срочно красили полы в казармах, заделывали дыры в заборах, сержанты вытряхивали из противогазных сумок личного состава желтые огурцы и пустые бутылки.
В середине ноября с визитом пожаловал генерал Котятко.
К его приезду ракетная часть представляла собой образец армейской чистоты. Даже кочегарка была вымыта с мылом. Подворотничок Маскуда был светло желтого цвета, до абсолютной белизны довести его не хватило времени. Но радовало и это!
Свинарню тоже привели в порядок. Окна ее были прозрачны, пол лакированно блестел... Рахматуллу убрали с глаз долой. Потому как сам внешний вид его не укладывался в доблесть личного состава ракетной части.
После обеда, где генерал аппетитно уплел свиные шницели вкупе с холодной водочкой, Котятко проследовал на свиноферму.
Ряды румяных хряков стояли перед ним навытяжку, как  глиняные копилки. Розовые свиноматки, казалось вот-вот кокетливо захлопают накладными ресницами. Даже поросята немного притихли.
Генерал удовлетворено хмыкнул и закачался на каблуках.
- Однако здесь и жить можно! - воскликнул он.
Полковник Брыкин захотел было гаркнуть "Так точно!", но вовремя осекся. Жить здесь генералу, по его мнению, было ни как не можно. Не солидно...
- Какой молодец всем этим здесь заправляет? - спросил Котятко.
- Рядовой Рахматулла Карманалиев! - четко и по уставному доложил стоящий рядом Лева Баранович.
Генерал удивленно оглядел этого статного белорусского парня. Имя Рахматулла тому явно не клеилось. Но дневальный Лева был человеком честным, он честно и сказал, кто здесь всем этим заправляет.
Котятко не стал додумывать. Он вообще, в принципе, не любил додумывать.
- А почему этот доблестный солдат до сих пор рядовой? - спросил Котятко и посмотрел на пустые погоны Барановича, - присвоить звание ефрейтора... Ну что ж, полковник, пойдем дальше, - он глянул ласково на Брыкина, - а котлетки у тебя хороши. Усугубим с проклятой?!
Так Рахматулла стал ефрейтором.
Поздним вечером из кочегарки доносилось невнятное бормотание. Максуд был пьян. До этого он выменял свой значок-медальку "50 лет Советским пограничным войскам" у водителя Палявичуса на бутылку разведенного спирта. На коварный вопрос латыша "Коран ведь пить не разрешает!", Маскуд ответил, - "Аллях винё пить не велит, а про водка они ничего не говориль.."
У Максуда была душевная травма. Уже в темноте он вылез из кочегарки и, махая кулаком в сторону свинарни, возмущался по-русски:
- Свинарний ефьрейтор! Поросячий дух! Я все в кишлаке расскажу про тибе. Дембиль низбежень!!!
Между тем, это был лишь первый удар по самолюбию Максуда.
                * * *
       Время шло. По истечению года службы Максуд превратился в матерого служаку. Не в смысле службы как таковой, а исключительно в оборзевшую личность, без передыху гонявшую молодежь по любому поводу. Его сменщик, паренёк из Тамбова, призвавшийся всего месяц назад, работал в две смены. За себя и за Максуда.
Впрочем, это никого не удивляло. Таковы были тогда порядки во всей Советской Армии.
Максуд же целыми днями шлялся вокруг кочегарки, крутил на пальце цепочку, а вечерами жарил сало в кочегарной печи.
И уже начал думал о дембеле...
А что такое дембель? Это конечно дембельский альбом, и особенно - форма!
А форма должна украшать, как в тогдашней песне "Но ты любовь зачти отличные значки, которые теснятся на груди!"
Единственный значок-медальку "50 лет Советским погранвойскам" Максуд, как мы помним пропил. Был у него еще значок ГТО, но такой маленький, что погоды не делал. А родной кишлак уже маячил на горизонте, и Максуд помнил дембелей, которые возвращались из неведомых далей. У каждого грудь украшали, как минимум три значка. Значки были большие, ведь котировался не смысл значка, а его размер! Старший брат Максуда был в свое время в большом авторитете, потому что единственный в кишлаке пришел со значком "Гвардия". Хотя служил в обычной строительной части где-то под Читой.
Поэтому Максуд искал значки!
Дело это было непростое, практически невозможное! Значки искал каждый потенциальный дембель. И если у других парней были хоть какие-то возможности, то у Максуда не было никаких. Дальше кочегарки его авторитет заканчивался. Ко всему прочему, Максуда в части не любили. Парни говорили про него: "Чумазый, но борзый не в меру!"
Рахматулла ко всей этой суете вокруг значков была абсолютно равнодушен.
Он просто хотел домой. И ушел бы на Родину даже в этой простой несоразмерной своей робе. Без всяких значков и альбомов!
Тут прапорщик Мануайло у себя в своем частном доме завел пару свинок. А свинки любят пожрать. Хитрый Мануайло метнулся к Рахматулле. Предложил деньги. Но бессеребренник Рахматулла деньги не взял, а просто так отдал уважаемому "товарищу прапорщику Степану Ильичу" два мешка комбикорма.
Однако, Степан Ильич Мануайло не был каким-то там беспредельщиком. Более того, он постоянно был в состоянии легкого подпития, а это значит, что доброта, чуткость и романтизьм были ему не чужды! Он и подогнал Рахматулле три значка, завернутые в грязный носовой платок: Знак "Отличника Вооруженных Сил СССР", "Знак профессиональной категории 2 класса", и о, небеса!!! "Знак Гвардии"!
Рахматулла подарок принял, аккуратно переложил значки в чистую тряпицу и запер в свинарне, в своей комнатушке, в тумбочке. Он хоть и был бессеребренником, но не дураком. И понятие "дембель" ему также было знакомо.
Когда об этом узнал Максуд, то слов ругани ему не хватило даже на русском языке. Он заперся вечером в своей кочегарке, и оттуда полчаса доносился вой, обреченный и бессильный: "Ы-ы-ы!!!"
Но их служба еще не закончилась.
                * * *
      Демобилизация личного состава имеет одно свойство - она приходит независимо от того, летают ракеты или нет. Если грубо перейти на армейский язык, то возникает известная поговорка "Дембель неизбежен!"
Причем она касается всех срочников. Даже самых несуразных солдат, вроде Рахматуллы.
Над ракетной частью повеяло запахом свободы.  В осенних хмурых облаках образовались солнечные просветы, словно дыры в тюремной стене. В казарме утвердился стойкий аромат канифоли, сапожного крема и спирта.
Молодые клеили и украшали старикам дембельские альбомы. Почти в каждом на обложке красовалась, сделанная медной вязью, надпись "Ракетные войска - лицо Советской Армии!"
Прапорщик Мануайло, наведавшись в казарму, посмотрел на это дело и громко хмыкнул:
- Лицо, хм! А почему просто лицо? Без грамматического сравнения смотрится бледно... (Жена прапорщика Мануайло была филологом, учителем в школе, и он при случае иногда вставлял в разговор что-нибудь эдакое, умное, филологическое) - Лучше написать - "Ракетные войска не жопа, а лицо Советской армии!". Так понятней будет!
И удалился, напевая себе под нос:
- Дымилась падая ракета
А от неё бежал расчёт
Кто хоть однажды видел это
Тот хрен в ракетчики пойдёт..

У Максуда тоже был дембельский альбом. Фоток с ним там было всего несколько штук.
"Максуд у кочегарки". "Максуд у командирского УАЗика". "Максуд со своим кАрифаном" (за корифана сошел добрый латыш Палявичус) и еще немного снимков такого же рода. В остальном альбом разбавляли вырезанные фотографии из журнала "Советский Воин" и две фотки певицы Ксении Георгиради с надписью "Моя дивчонка, подруга боивая".
У Рахматуллы альбома не было. Он просто этим не озадачивался. Он был пареньком не горделивым. Да и фоткали его один только раз, на торжественном собрании по случаю юбилея "Великого муллы всех угнетенных батраков" Ленина. Фотограф тогда помучился немного. Голова Рахматуллы напоминала глиняный горшок с большими ручками, и его оттопыренные уши никак не могли уместиться в кадр.
Рахматулла просто честно работал, и каждый, прожитый в армейском свинарнике, день приближал его к родному кишлаку.
Ему было абсолютно по барабану на дембельскую ушитую шинель, сапоги в гармошку со скошенными каблуками, шапку-ушанку, отбитую в ровный квадрат.
Максуд же накануне дембеля оборзел совершенно. Он целыми днями шлялся по части (в кочегарке за него работали духи), и цеплялся к каждому молодому солдату. На любые претензии со стороны, он неизменно отвечал: "Чё, делявой, чьто ли?!"
Однажды, правда, Максуд огрёбся. Он так задрочил одного молодого, что тот пожаловался авторитетному  дембелю, своему конкретному земляку. И Максуду надавали по полной. Чтоб "не борзел не в меру!"
А Максуд все свои неудачи прочно привык связывать с соседней свинарней. Вернее, со своим ненавистным земляком Рахматуллой. При взгляде в ее сторону Максуд зеленел от злости, как лакмусовая бумажка.
Его вечерние ругательства в сторону свинарника превратились в подобие традиционной молитвы муэдзина с высокого минарета.
- Эй, командир чушка! В Гузор не возвращайся. Защем тебе такой позор?
... Ну и далее, с вариациями

                * * *
- Что писать то? - нетерпеливо спрашивал писарь Косоротов у полковника Брыкина, - С Жумангазиевым понятно "кочегар"! А с Карманалиевым что делать? Нет такой специальности "свинарь"!
Дело было щекотливое, но по военным меркам - обычное. Заполнить в военном билете воинскую специальность.
- Ну, напишу я " свинарь". Свинарь чего? Боевых секретных свиней?!
Косоротов распалялся. Он мог себе это позволить, потому что прослужил уже полтора года, и начальства не боялся.
- Не бзди! - прервал его Брыкин, - "Военник" - это просто бумажка. Пиши Карманалиеву специальность "оператор радиолокационной станции". Кто там, чего будет проверять?
- Разумно, товарищ полковник, - изрек Косоротов, и красивым почерком начертал в военном билете Рахматуллы воинскую специальность "оператор радиолокационной станции"...

Они призывались с одного кишлака. Такие одинаковые, и такие разные.
А возвращались совсем не одинаковые и абсолютно разные:
Рядовой. Кочегар. Жумангазиев Максуд.
И Гвардии ефрейтор. Отличник Вооруженных Сил Советского Союза. Оператор радиолокационной станции. Карманалиев Рахматулла...
Девушки в дальнем кишлаке Гузор замерли в ожидании женихов....

                КОНЕЦ.