Грибоедов на работу никогда не опаздывал. Более того, он всегда шел на нее с неким целеустремлением. Однако, эта его страсть никакого отношения к трудовым рекордам не имела. Грибоедов спешил опохмелиться...
Можно, конечно, было бы опохмелится и дома. Однако, дома находилась жена Тоська, баба чрезвычайно стервозная и тяжелая на руку. Да и оставить "на донышке" на утро было не в стиле Грибоедова. Если в доме вечером оставалось хоть пару грамм алкоголя, Грибоедов не мог заснуть...
Поэтому он так спешил на работу. Вернее, не совсем на работу, а в сельский магазинчик, скособоченный почерневшими от времени, бревнами, аккурат напротив мастерских...
Там в 9.00 можно было прикупить с корешами поллитровую бутылочку "Плодово-выгодной" за рупь и пять копеек.
* * *
Для страждуюших механизаторов, слесарей и просто местных барыг похмелка "Плодово-выгодным" проходила целый ритуал.
После открытия бутылки следовало демонстративно взболтнуть ее круговыми движениями, вкусить через горлышко сам запах (справедливости ради стоит заметить, что пахло "Плодово-выгодное" восхитительно! Аромат спелых яблок проникал через нос, расслаблял душу и располагал к романтике!), и уж потом сделать пару больших глотков. Когда живительный нектар опускался в желудок, нужно было передать бутылку соседу с обязательной личной фразой. У Грибоедова это было - "Эх, хороша, зараза!"
Таким образом, мой читатель должен понять, что само начало любого рабочего дня, для забулдыг с ПМК-51, было... (как бы вам сказать?!)... не унылым, а каким-то свойским. Ради которого на работу они шли с настроением и особым предвкушением...
А что до опозданий? Так ведь, кто тогда, в 1982 году, в сельской механизации, воспринимал 15 минут, как опоздание!
* * *
Планерка началась в 9.30, как обычно.
Механик мастерских Кузьма Герасимович объявил :
- После работы не расходимся. Будет политинформация на тему о текущем положении в мире!
Работяги начали роптать:
- Опять про Польшу будете рассказывать? Так у нас один хрен! Скоро на поллитру карточки введут!
- Евреи там с партизанами воюют, а мне что? Домой затемно приходить?
И совсем молодой голос:
- Возьмите меня на Фолклендские острова добровольцем. Я готов!
Тем самым, промасленные работяги в трех фразах продемонстрировали механику свою осведомленность в текущей политической обстановке.
Кузьму Герасимовича эти пассажи не тронули. Он вытянул шею, как гусак в преддверии драки за самку, и крикнул через первый ряд:
- Это кто там из-за евреев домой затемно приходит? Шульц, ты что-ли?
Худой, как жердь Шульц втянул голову с плечи, словно черепаха в панцирь.
- На Кузнечной, 25, в женской общаге евреи живут? - припечатал того Кузьма Герасимович, - Да что ты говоришь? Толстая Райка из столовой - еврейка? Ты свои сказки про евреев жене рассказывай, которая на тебя, ****уна, жалобы в партком строчит!
Шульц ковырнул с носа кусок засохшего солидола, и тихо пробормотал:
- Вот курва...
- Грибоедов! - встрепенул слесаря от полудремы Кузьма Герасимович, - тебя особо касается! Ты до конца смены обычно трезвым не доживаешь...
- Да чего сразу я... Да я... Дык я..- промычал Грибоедов, и вдруг твердо и внятно произнес, - Буду!
- Идите все уже, - устало произнес Кузьма Герасимович, - толку от вас, как от моей козы. Так та хоть молоко дает.
* * *
После планерки, у ворот мастерских Грибоедова окликнули:
- Александр Сергеевич?
Грибоедов напрягся. Так его никогда не называли. Вернее был один случай. Когда ему, молодому выпускнику ГПТУ-3, вручали диплом слесаря 2 разряда. Но то было так давно...
Стояли двое. Чистые и аккуратные. Один в наглаженных брюках и черных туфлях, другой в лицензионных джинсах "Тверь" и кроссовках "Адидас". По глазам видно, что образованные.
О таких парнях, в их селе, даже похотливая толстая Райка из столовой, и не мечтала. Понимала дура, что эти ребята, как ожившая картинка, вылезшая из цветного телевизора. Чуть дернешься в ее сторону - пропадет!
Парни, тем не менее, сами двинулись в сторону сконфуженного Грибоедова.
- Вы Грибоедов? - тот, что в брюках, протянул Грибоедову руку, - Анатолий Семенович, доцент Ленинградского литературного института.
Грибоедов, перед тем, как вынуть руку из кармана штанов, протер ее от грязи, и осторожно пожал кисть доцента.
- А это Сергей Михайлович, журналист столичной газеты, - кивнул доцент на того, который в джинсах.
- Ну это... Ну да.. Грибоедов я! - промямлил Грибоедов. Ему вдруг остро захотелось слинять от них на задний двор магазина, к "Плодово-Выгодной". Как выловленому карасю в пруд, в тишину и понятную свою среду обитания.
- Мы сразу к делу перейдем, - продолжал доцент, - Времени пока нет, но, уверяю вас, мы еще пообщаемся поподробней. Видите-ли, исследования нашего института по наследию великого писателя Александра Сергеевича Грибоедова и недавно вышедшая монография ученого Эммануила Кошкина "Генеалогическая линия Александра Сергеевича Грибоедова" дают нам основание со стопроцентной уверенностью считать вас, дорогой Александр Сергеевич, прямым потомком писателя Грибоедова.
- Горе от ума! - изрек джинсовый журналист, и поднял вверх указательный палец.
В голове у Грибоедова стремительно, стахановскими темпами, началась мыслительная работа. Она как мясорубка перемалывала слова доцента. Зубья этой "мясорубки" жестко обломались от непонятных слов "монография" и " генеалогическая линия", но в основную мысль Грибоедов понял - мужик от таперича непростой. Может даже граф!
* * *
- И что я теперь должен делать? - расстерянным голосом спросил Грибоедов.
- Да ничего особенного. Живите, работайте. Мы со своей стороны подготовим все документы. Вы же понимаете, работа большая предстоит. Тут и столичная пресса вот подключилась.
Джинсовый журналист картинно щелкнул кроссовками и кивнул головой, как породистый конь.
- Какая-то часть наследства писателя, она же ваша, - продолжал доцент, - Всё надо подсчитать. И авторские отчисления от ВААПа - сумма немалая!
- ВАааа? - вопросительно протянул ошалевший Грибоедов.
- ВААП - Всесоюзное Агентство Авторских Прав, пояснили ему, - книги же и теперь печатаются, пьесы ставятся. А часть гонораров кому? Потомкам конечно!
- Поздравляем вас, Александр Сергеевич! Рады, очень рады за вас... и за весь литературный мир! - джинсовый журналист положил руку на промасленное плечо Грибоедова, - Радость-то какая. Потомок великого писателя нашелся!
Грибоедов помялся ногами, как молодой жеребец, и робко спросил:
- Так это.. Может сбрызнем по такому случаю? - кивнув в сторону магазина.
- Вам, Александр Сергеевич, прежние порядки отменить надо, - строго сказал доцент, - На вас теперь весь культурный мир смотрит, а вы..."сбрызнуть"!
Грибоедов вдруг глянул на себя со стороны. Неопределенного возраста мужик. С небритой щекой, со шрамом от напильника, полученного в пьяной драке. В рваной спецовке. В штанах, где на пузыристых коленях твердой коркой блестел засохший солидол. В башмаках, напоминающих собой два комка грязи... И осознал, что прежняя жизнь для него закончилась!
* * *
Вечером трезвый Грибоедов сидел на кухне и "медитировал" глазами на стакан с остывшим чаем.
Тоська крутилась рядом, занимаясь своими делами по хозяйству, и иногда кидала на Грибоедова странные взгляды. Такой муж ей не нравился. Не поорешь на него, энергию внутреннюю не выплеснешь. Сидит. Трезвый. Молчит.
- Уйди зараза! - Тоська шлепнула тряпкой по загривку сына Генку, обалдуя предполовой зрелости, - Пожрал, иди уроки учи!
И обернулась к Грибоедову:
- Может водочки, Сашок? У меня есть в заначке.
Грибоедов даже не обратил внимание на ее обращение "Сашок". Обычно жена называла его "Грибоедов", иногда "Паразит", "Скотина", и "Достал ты меня, Ирод проклятый, всю жизнь на тебя угрохала!"... Он глянул на Тоську и выдал тираду:
- Ходишь, как фёкла затрапезная. На фартуке вон, пятна масла еще с прошлого года! Орёшь на всех. Культуры в тебе нет! Ни пожалуйста, ни извольте, от тебя не услышишь... Жрем вот, со старой посуды, - Грибоедов швырнул по столу облупленной тарелкой, - А фарфоровый сервиз, на свадьбу двадцать лет назад подаренный, в комоде за стеклом плесенью покрылся... Эх, люди! Одно невежество кругом, и бескультурие...
Грибоедов опустил голову и надолго замолк.
Тоська, как под гипнозом, молча проследовала в комнату, достала из загашника "мерзавчик" водки, намахнула грамм пятьдесят, вышла из хаты и скрылась в курятнике. Скоро оттуда донеслись тихие рыдания, переходящие в скулежь, с фрагментами фраз, типа "Да что ж я тут...?!", "Да что я, не человек што-ле?", "Доля ты наша бабская, ох..!" и другие женские подробности..
* * *
Утром в магазине Грибоедова не оказалось. По этой причине "Плодово-выгодная" церемония не задалась от отсутствия нужной единицы. Забулдыги вяло обменялись приветствиями и похмелились без особого настроения.
- Заболел он что-ли? - буркнул кто-то, выходя из магазина.
- Да вон он, смотри! - крикнул Шульц.
Возле конторы маячила фигура трезвого Грибоедова в отстиранной спецовке и начищенных ботинках.
-Точно заболел, - единогласно решили забулдыги.
Планерка началась в обычное время.
Кузьма Герасимович в обычной манере продрал ленивого Шульца, посетовал на трудовую незрелость присутствующих, и кивнул на Грибоедова:
- Вон, полюбуйтесь! Сидит, как начищенный пряник. А то, что задний мост у "Кировца" третий день разобранный лежит, его не волнует. Ботинки надраил, и сидит, как свадебная пава!
Грибоедов вдруг вспылил:
- Не кричите на меня. Я вам тут не крепостной!
Кузьма Герасимович удивленно замолк и распустил планерку.
* * *
В один из вечеров работяги сидели у магазина и обсуждали деревенские дела. В частности, самого Грибоедова
- Не пьет он... уже четвертый день, - сокрушался Шульц, - и вроде не больной.
- В субботу видели, как он из библиотеки выходил. - заметила продавщица Зинка, - Выбритый такой, весь гладкий, как мой тазик эмалированный!
- К библиотекарше повадился?! - встрепенулся похотливый Шульц.
- Да нееее, - протянула Зинка, - книжку какую-то брал.
- И материться почти перестал, - вздохнул один из мужиков, - Пропал человек!
Этими вечерами Грибоедов сидел дома, и читал "Горе от ума". Он мало что понимал в классической поэзии, однако местами хмыкал, а один раз присвистнул, встал с крыльца, и громко крикнул в сторону конторы:
- Служить бы рад, прислуживаться тошно!!!
- Ты чего, Сашок? - спросила мужа опрятная Тоська в новеньком фартуке.
- Ничего, - буркнул Грибоедов, - Учить они меня вздумали, мужланы. Задний мост видите-ли разобранный лежит... Книжек не читают, а мне указывают!
Он наклонился к Тоське, вытаращил трезвые глаза, и отчетливо изрек:
- А судьи кто?
- Какие судьи? - ошалела Тоська, - Ты чо, натворил что-ли чо?!
Грибоедов посмотрел на нее, плюнул под ноги, и ушел в хату...
* * *
Сказать , что Грибоедов совсем бросил пить, было бы неправдоподобным для читателя, и несправедливым для самого Грибоедова.
В воскресный день он появился в магазине, поглазел на аппарат для завивки волос, который зачем-то привезли на днях с райпо на продажу, и подошел к прилавку. Продавщица Зинка напряглась. С недавних пор Грибоедов пользовался на селе нездоровой популярностью, сровни с популярностью местного дурачка Феди-Бабаляки. Только если от Феди-Бабаляки селяне ничего опасного и буйного не ждали, то с Грибоедовым насчет этого был большой вопрос.
- Вам чего? - обратилась к нему Зинка, употребив обращение "вы", наверное, впервые за последних пять лет. При этом она, упреждая ответ, достала снизу бутылку "Плодово-Выгодного" и аккуратно поставила ее на прилавок.
- Не-не, сегодня без этих чернил, - сказал Грибоедов, и показал на витрину, где одиноко стояли, покрытые пылью, три бутылки "Фетяско", - Дайте одну, молдавского, сухого!
- Пожалте, - Зинка заискивающе протянула Грибоедову товар, - Повысили вас, да? Кузьма на пенсию уходит, так мужики говорят, что вроде вас поставят!
Грибоедов ответил непонятно:
- Чины людьми даются, а люди могут обмануться!
И вышел.
Зинка оперлась о прилавок. В двух маслинах глаз одинокой бабы выделились прозрачные горошинки слёз:
- Совсем дошёл, мужик. Если на кислятину перешел, пиши - пропало!
* * *
В деревне тема Грибоедова пользовалась особой популярностью. Самого его не понимали. Тоську жалели. От этой ситуации выиграл лишь Генка, их сын. В школе ему перестали ставить колы и двойки. Частью из жалости, частью из-за непонятности самой ситуации. В итоге Генка занял позицию твердого троечника, о чем раньше и не мечтал!
Тоську бабы допытывали, но та ничего внятного сказать не могла.
- Говорит, родственник у него богатый появился. Скоро денег много будет. С мастерских собрался увольняться!
Сам Грибоедов злорадно молчал. Он ждал того дня, когда приедет доцент, и всё село узнает чей он потомок! Дворянин...и просто богатый человек!
И пусть тогда механик Кузьма попробует что-либо вякнуть ему про тот разобранный задний мост от "Кировца", что так и лежал на заднем дворе мастерских...
* * *
В один из дней Грибоедов с механиком и еще тремя работягами отправился в город. В тресте, на складе нужно было получить кое-какие запчасти.
Работяги были рады поездке. Всё какое никакое развлечение, тем более, что возле конторы треста, в пивной всегда торговали пивом "Таежное" свежего розлива. И тут даже суровый Кузьма Герасимович устоять не мог.
- Война войною, твою мать, а пиво мне вели подать! - всегда говорил он в таких случаях.
Работяги с Кузьмой уже скрылись за дверями пивной, как Грибоедов вдруг увидел на крыльце треста... джинсового журналиста! Тот спускался к дежурному УАЗику, и попутно разговаривал о чем, то с замом по снабжению. Несколькими секундами позже на крыльце нарисовался и "доцент".
Он сбежал с крыльца и вместе с "джинсовым журналистом" быстро запрыгнул с машину.
- Эй, доцент! - крикнул Грибоедов и стартанул в их сторону.
"Доцент" обернулся, увидел Грибоедова через раскрытое окно, пригнул голову, и что-то сказал водителю. Машина фыркнула и скрылась за воротами.
- Эта... Вот они! Кто они? Этот...доцент! - запыхавшись от волнения выдохнул Грибоедов заму по снабжению.
- Кто доцент, этот? - зам махнул рукой в сторону исчезнувшего УАЗика, - хорошо, что не профессор!
- Откуда...они...приехали?
- Эти что-ли? - зам помял в руках беломорину и запихнул в рот, - Практиканты это с сельхозинститута... Хохмачи, итит твою! Дебилы великовозрастные. Ходят по тресту, всех разыгрывают. Мишке Гагарину из кочегарки сообщили, что его дедушка - первый космонавт! Мишка уж вторую неделю в запое, от такого счастья... Спички есть?!
Грибоедов не ответил. Зрачки его перестали двигаться, а лицо напоминало сдувшуюся футбольную покрышку.
- Ты чего, Грибоедов? - спросил зам по снабжению. Затем отстранился от него, оглядел Грибоедова, как оценщик известной картины "Купание красного коня", - А-а-а, так они уже и у вас побывали... Так это, Грибоедов, чтоб ты знал - у писателя Грибоедова детей не было. Это я тебе, как выпускник филфака говорю. Первый диплом то у меня, гуманитарный... Ну, бывай!
Зам хлопнул по плечу окаменевшего Грибоедова и проследовал в здание треста.
* * *
Следующим утром Грибоедов появился на пороге магазина.
Забулдыги только-только начали процесс приобщения к "Плодово-Выгодной". Приход Грибоедова их несколько обескуражил.
- Зинка, подай нам "крэм-бруле" и стаканчик сухого. Грибоедов пришёл, честь нам сделал, - распахнул руки глумливый Шульц.
- Не кривляйся, урка, а то в рог получишь, - грустно улыбнулся Грибоедов, - вот мои пятьдесят копеек в долю. Наливай что-ли, рванина...
Грибоедову протянули стакан. Он взял его, и вместо своей козырной фразы "Эх, хороша зараза!", произнес:
- О! если б кто в людей проник: что хуже в них? душа или язык?!
Мужики радостно загалдели.
А с дальнего прилавка на Грибоедова укоризненно смотрели две пыльные бутылки "Фетяско, молдавского, сухого"...
К О Н Е Ц