В 2003 году я по приглашению местного главного врача приехал работать директором городской больницы, крупного учреждения, со стационаром, двумя поликлиниками, женской консультацией, врачебной амбулаторией. Это новая должность, только введенная в штат крупных больниц вместо заместителя главного врача по АХЧ. Мне показалось интересным освоить еще одну сторону работы в больнице, и я поехал.
В больнице работало свыше 2 тысяч сотрудников, у большинства из которых родственники работали в градообразующем предприятии города и района – «Юганскнефтегазе», самом крупном, самом прибыльном в нефтяной империи под названием «Юкос». Город, в который я приехал, назывался Нефтеюганск, и считался неофициальной столицей «Юкоса». Начинал как вахтовый поселок нефтяников, а вырос в стотысячный город среди тайги и болот.
За 5 лет до этого в городе был убит мэр города Пастухов. Убит по пути на работу рано утром в центре города. Следствие велось долго, но так и не вышло ни на исполнителя, ни на заказчика убийства. Злые языки в городе много говорили об этом убийстве и через 5 лет после него, когда я приехал в город.
Естественно, я тоже стал вникать в городские проблемы, тем более что в стотысячном городе издавалось несколько местных газет, и шло четыре канала местного телевидения. Так что к приезду главы «Юкоса» Ходорковского в Нефтеюганск на день нефтяника я был уже немного подкован. Интервью с Ходорковским показали по всем местным каналам, и все узнали, что впереди года развития компании, и все причастные к ней будут хорошо жить. Меня это вполне устраивало, так как «Юганскнефтегаз» оказывал спонсорскую помощь единственной в городе больнице. Кроме нас, в городе была лишь станция скорой помощи и стоматологические поликлиники.
Но прошло всего несколько месяцев, и все горожане узнали о том, что глава компании «Юкос» Михаил Ходорковский задержан, ему предъявлены обвинения в сокрытии налогов (в США это преступление хуже убийства). Я не буду рассказывать перипетии этого дела, которое, как тогда говорили, инициировал Игорь Сечин, многолетний помощник президента Путина. Чем все закончилось, не стоит напоминать – Ходорковский оказался за решеткой, как и его компаньон по банку «Менатеп» Платон Лебедев, многие члены руководства компании поспешили покинуть страну. В скором времени были предъявлены обвинения в организации убийства нефтеюганского мэра руководителю службы безопасности «Юкоса». Почти все активы «Юкоса» перешли к государственной компании «Роснефть», в которой бывшего генерального директора Богданчикова сменил Сечин.
С тех пор о Михаиле Ходорковском у нас было написано столько, сколько не писалось ни об одном другом тюремном узнике, включая графа Монте Кристо. Причем из всех писаний было не понять: это злодей, укравший миллиардное пальто – или у него украли?
При переделе собственности у нас накрали этих «польт» и наубивали людей горы, так как лес рубят – щепки летят. Отсюда и все возмущение подельников по «Юкосу»: не мы же в этом черном переделе самые черные! Напротив, сто тысяч людей накормили, целый Нефтеюганск, реальный город-сад, отстроили! Но лес-то, эти нефтебабки, при всех неизбежных щепках рубили – так какого ж черта?
Неизвестный мне блогер Александр Росляков поделился своими воспоминаниями:
«Еще до обвалившихся на ЮКОС бед мне предложили написать сценарную заявку на фильм к десятилетию компании, я ее написал – но она была отвергнута с таким вердиктом: «Он на деньги ЮКОСа хочет снять фильм против ЮКОСа!» Идея ж моя была такова:
«Пропасть меж двумя неравными во всех смыслах частями одной нации у нас за считанные годы выкопалась страшная. Об этой пропасти меж «господами» и «народом», в которую все рухнет, писал еще в начале того века Александр Блок: «Буржуа думает: на наш век хватит! – и жрет устриц в кабаках. Но – не хватит! Полуторастамиллионная сила свято нас растопчет…» Что век назад и вышло.
Сегодня мы у той же пропасти; чтобы опять в нее не рухнуть, надо как-то заделывать эту трещину, с которой государство не имеет будущего. Понимают это хозяева родной «трубы» или таят в душе старый резон: «На наш век хватит!»? Хотелось бы показать историю ЮКОСа как часть истории сегодняшней России, чьему разлому послужили как халявные надежды масс, купившихся на ловкий ваучер, так и хищничество при начальном накоплении капиталов...»
Но эта идея и вошла в противоречие с царившей в ЮКОСе идеологией, которую я вынес из общения с его пресс-службой и любимого ее детища – Интернет-сайта компании.
Это современное технотворенье, украшенное теплыми рисунками детей буровиков, поражало своей внутренней архаикой. Мелькали заголовки даже не вчерашнего – позавчерашнего, ходившего парадным строем дня: «На работу как на праздник!» «Завод – моя родня!» «Любовь и гордость по наследству!» Этой агиткой времен поклонения еще советским идолам так и разило. Такая «широка страна моя родная» – только в лишенном былой широты переложении для ограниченного круга счастливцев. Мечта сбылась – но не для всех, а лишь для тех ста тысяч, уплетающих отдельно от страны, под своим корпоративным одеялом, свой доп-паек.
Еще ясней сформулировал мне эту же идеологию один пресс-служащий:
«У нас никаких долгов перед обществом нет, все разговоры о несправедливом дележе – демагогия. Мы все заработали своим трудом, поэтому лучше всех живем и отдыхаем. У нас жена буровика свободно вылетает на неделю на Канары, а кто живет иначе – это их беда…»
Я процитировал своего тезку Рослякова. Это написал человек, который только издалека прикоснулся в крупнейшей в те годы в стране частной нефтяной компании. Но она была не одна, в нефтяной отрасли существовало много добывающих компаний, еще больше перерабатывающих и уж тем более торгующих. И почти все работники отрасли не жаловались, что они плохо живут.
Мне эта идеология, озвученная в пресс-службе «Юкоса», видимо, выражающая мнение руководства, напомнила ужасный лозунг Бухенвальда: «Каждому – свое».
Действительно, миллионов 5 сограждан, привязанных так или эдак к нефтегазовой кишке, у нас чудесным образом обрели привилегию работать и отдыхать от души. И это – их «свое». Мне, жившему в городе Нефтеюганске, удалось немного почувствовать все прелести такой жизни. Как родитель сотрудницы одного из подразделений «Юкоса» я вместе с женой по льготной путевке смог поехать в Сочи, в санаторий с таким же названием, который был откуплен в свое время «Юкосом». Правда, поехал в феврале, когда сотрудники компании не хотят ездить к морю. Причем это случилось в то время, когда над «Юкосом» уже не только тучи сгустились, но и громы гремели.
Но не стоит забывать, что десятки ж прочих миллионов оказались на отшибе, где за чертой раздела – остановившиеся навсегда заводы, доки, заросшие угрюмым сорняком поля. И где сама безвыходная жизнь сыграла истребительную роль газовой камеры, сокращая население на миллион в год, выплевывая сотни тысяч новых беспризорных.
Проводники этой идеологии, когда-то вравшие, что ваучер сам всех озолотит, затем заговорили по-другому: «Кто не сидит сложа руки – давно уже процветает в бизнесе, предпринимательстве!..» Но что такое у нас бизнес и предпринимательство? Торговля в основном. Но на деревню нужен магазин один – от силы два! А тем, кто еще учительствует, лечит, сеет хлеб, изобретает самолеты, то есть «сидит сложа руки» – делать что?
Но этот нищий шлейф, по мнению слепой кишки, уже особо и не нужен. Взамен качаемого ей из наших недр сырья она получит все готовое из-за бугра: образование, лечение, даже само бурение. Полная феодальная самодостаточность и обособленность. Неэффективно – в плане всей страны. Зато для нефтегазовых империй очень даже эффективно. Под разговоры: «Вот бы поделить на всех кишку – и жить как в Эмиратах!» – эти несколько счастливых миллионов, доя ее, как в Эмиратах и зажили, молясь на своих эмиров. И зарубежные и наши идеологи этого проекта завторили творцам бухенвальдского: «Зачем России ее полтораста миллионов? Хватит и 50-и – и то много будет!»
Гигантский перекос в воздаче за труды вымел все самое толковое и энергичное из производства в бизнес – то есть распухшую на нефтедолларах торговлю. Даже не надо стало драпать за хорошей жизнью за рубеж. Припал к кишке – и ты уже в другом, блаженном эмирате, где все свое, отдельное: школы, роскошные солоны, фитнес-клубы, своя власть и суд – даже своя религия.
Для «Юкоса» ее пророком стал Ходорковский, почитавшийся внутри своей кишки не меньше, чем пророк Мухаммед среди мусульман. Подобно основателю ислама он поднялся с самых низов; своей башкой достиг первоначальных капиталов; осваивая нефтяное дело жил в балке с буровиками при 50-градусных морозах… Только религия Мухаммеда была для своего времени объединительной, а этот культ кумира золотой кишки – разъединительный.
Когда у нас все разделилось на вершки и корешки, кому – ботва, кому – золотоносный корень, раздел прошел не только по доходам. Но и в сознании людей, одна часть которых стала дрожать от голода и холода, другая – в страхе потерять работу и прописку в своем эмирате. То есть уже подкожно, до потери общечеловеческого пульса, заиграло это «каждому – свое». И взамен одного Бога, признававшегося даже атеистами – через его прописанные в душе каждого и сберегавшие наше единство заповеди, напрыщевалась гибельная для державы, дробная система этих культов.
Служить стране – замучаешься пыль глотать. А чтобы потреблять хорошую корзину, надо с потрохами, с акварелями своих детишек подписаться на корпоративный сайт, забыть про остальных, служа слепым рабом своей кишки – и только! Один попал в беду, другой – в еду, и новая мораль должна была не снять, а оправдать разрыв меж рассеченными такой секирой корешками и вершками.
Совсем же без моральной мотивации нельзя: любой корпоративный муравейник распадается, если утратит эту связующую души клейковину. Затем и в сайте ЮКОСа всплыли эти заемные слоганы времен культа личности – эпохи нашего великого индустриального скачка. Но новорожденный узкоколейный культ мог обслужить лишь самый примитивный процесс выкачки сырья.
Запустить новый самолет, автомобиль с такой сознательной дезинтеграцией уже нельзя. И любое дело, требующее интеграции партнеров, у нас тут же буксует – коль каждый лишь спит и видит, как надуть другого. Поэтому в создании технически элементарного сегодня – тех же автомобилей, телевизоров, компьютеров – мы дико уступили странам с куда меньшим умственным потенциалом.
Эта языческая разобщенность, дикий личный и корпоративный эгоизм пошли вразрез и с самой идеей рынка – подразумевающей все же некое единство и одни правила игры для всех. У нас же что ни монастырь – то свой устав; каждый живет в своем лесу и молится своему, поэтому всегда поломанному колесу. Дрожит и держится сугубо за свое, перед любым другим не признавая обязательств никаких.
И наши сырьевые корнеплоды в головокружении от их успехов решили первыми, что обойдутся без остальной страны, как без отодранной ботвы. Но в той ботве вместе с безрогими учителями оказались и силовики, для которых стал ребром тот же вопрос: как дальше жить, на что надеяться, молиться? И они стали молиться и надеяться на то, что есть у них: гаишный жезл, омоновский приклад – накапливая злобу к отодравшим их божкам.
Когда же объявили, что итоги приватизации, пусть и несправедливой, неотменимы, а отменяется, значит, сама справедливость – все и сошло до первобытного раскола: «Все мое – сказало злато; все мое – сказал булат!» И самых культовых и ненавистных фигурантов «Юкоса» на радость нищему электорату представители булата замели.
И посадка самого богатого в России человека стала своеобразной местью силовиков за их отодранное состояние. При этом сам сиделец, будь хоть трижды грешен по статьям УК, в глазах своих лишь увенчался нимбом святомученика. Поскольку при языческом сознании, чем больше пострадал от чужаков, тем святей для свояков!
И вся раздорная волна вокруг него, затмившая сам правовой аспект, показала, что на наших капищах уже нет ничего единого. Защитники всех подсудимых хором стали хаять судей, те творить ответный произвол, убеждая публику, что любой приговор нашего суда заведомо неправый.
Коль наше главное с каких-то пор богатство – нефть – заработало не на всю страну, а мимо, то и все за нефтяным бортом в гробу видали отдавать свой лепт стране. И она стала превращаться в комок враждебных интересов, группировок, что только жрут друг друга, убивают и банкротят – в общем, видят исключительно в гробу.
Но не может быть такого муравейника, где каждый муравей в гробу видал другого. Не могут граждане одной страны иметь все абсолютно разное: от питьевой воды – до правосудия. Когда один спер курицу – и получил реальный срок, а сперший миллиарды отпущен под залог, внесенный из того же спертого.
Но в душе-то люди, несмотря на этот новый кастовый разрез, не могут все равно уйти от старого мышления: что Бог всех создал равными. И так как в русле отмененной справедливости то равенство уже недостижимо, стремятся достигать его альтернативными путями. И рядовые постовые при их мизерных окладах стали ездить на службу в генеральских бумерах, малые чиновники заторговали малым, крупные – по крупному, врачи – здоровьем, судьи – правосудием. При этом те же ментовские оборотни в душе не числят за собой вины, ибо кого грабят? Таких же оборотней-бизнесменов, которые не меньше грабят всю страну – и тоже за собой вины не чают.
Раз уж пошла такая пьянка, всяк счел, что вправе резать и доить свой огурец – и, инфицированный этим спидоносным эгоизмом, попер свою былинку на себя. Но это всему муравейнику конец.
Когда мы стали разъезжаться, как по швам, на это многобожие, с нами очень легко стало обходиться и Западу – и Востоку тоже. Мы, все еще по оружейной части – сверхдержава, в силу своих забывших монобога и спешащих в розницу продать нас госчиновников, терпим сплошь и рядом оплеухи от вообще лишенных нашей силы, но не лишенных своего единства стран! Так как страна, утратившая адекватное ее просторам чувство – больше не страна. Как и любая, самая могучая кишка, задумавшая обойтись без остального организма, тоже долго не протянет. Хотя она и посейчас, не глядя на фиаско своего божка, слепо убеждена в обратном.
Когда-то наш прародич князь Владимир скинул в Днепр драчливых меж собой ярил и перунов, утвердив для всей Руси одного Бога – без чего ее сегодня просто не было б. Причем он прежде уяснил, что нужен один Бог – и уж потом стал думать, какой именно.
Как сделать то же самое сегодня, соединить наши разъединенные умы и эмираты? Ясно, что без одного для всех закона, отменившего бы наши вышедшие за все рамки кастовые, клановые – вплоть до улично-дорожных – привилегии, к единоверию уже нам не прийти.
Без этого ж и весь наш муравейник переимеют рано или поздно другие, более консолидированные муравьи. Владеть столь лакомой землей, как наша, враждующим промеж себя по допотопному обычаю эгоистам, просто не дадут. Слепой кишечный тракт, эмблемой которого стал Ходорковский – это наш путь в никуда.