Дело на охоте было. С нами лично.
Только настоящей охотой это трудно назвать. Какие с нас охотники? Так, смех один. Из оружия – только древний одноствольный дробовик. Нам его родной папаша подарил на совершеннолетие. При царе Горохе.
Вот папаша наш был настоящий охотник. По соболю. Натурально. У него в трудовой книжке так и было написано: охотник-промысловик.
В нашей деревне, на одном ее краю, было такое предприятие, называлось промысловой артелью. Три человека руководящего состава – директор, охотовед и бухгалтер. И под ними – полсотни настоящих охотников.
Скажем прямо – трудноуправляемая публика. Практически – свободные художники. Мол, че хочу, то и ворочу.
Такая у нас была аристократическая элита в нашей деревеньке. Совершенно неподневольная. Которая не терпела над собой вечного колпака. Хотела – работала. А нет – так заглядывала в бутылку. Это запросто. Прямо с утра.
Когда стоял неохотничий сезон, то их пытались направить на другие работы. А они были против и шли в магазин.
На другом конце деревни находился леспромхоз – там советские порядки были. Рабочий день с восьми до пяти. Социалистическое соревнование. Партком и профсоюз. Товарищеская критика. Стенгазеты. Доска почета…
Но тем работникам леспромхоза было далеко до аристократических замашек наших вольных казаков.
Только мы отвлеклись.
Значит – подарил нам папаша ружье. Шестнадцатого калибра. Может, думал – продолжится его профессия.
Но мы по другой дорожке в жизни пошли. Но по тайге иногда с тем ружьишком бегаем. Для полноты ощущений жизни.
В самом деле – нужное для мужчин занятие. Зов предков, главным образом. Ну, и для бодрости духа надобно побыть охотником. Навыки всякие приобрести. Опять же – в глазах окружающих нелишний авторитет. Да много чего еще. Физкультура.
Еще и добудешь иногда дичи – приятно за ней посидеть и выпить с друзьями.
Словом – плюсов вагон и маленькая тележка.
Значит, так дело было. Однажды в октябре мы с нашим ружьишком выбрались на недельку в тайгу. Тут, недалеко. На таежную базу отдыха. Ее один наш старый товарищ, ныне купец-предприниматель, построил и содержал. Пара домиков средней руки, баня и сторожка. Вот и вся база.
Мы там планировали неделю пожить, с ружьишком погулять по ближним горам. А потом вернуться в родную квартиру на пятом этаже.
Значит, прибыли на эту базу. Там сторож, наш знакомец Борис Иванович:
- Привет, интеллигент!
Это он нам говорит. Мы с ним однажды лет двадцать назад рубили избу на одной дальней таежной реке. Тоже вроде как базу отдыха. Бригада была у нас несколько грубоватая. Почти вся деревенская, с того самого леспромхоза. Чуть что – матами друга кроют. А мы там в шутку были вроде миротворца:
- Гоша, зачем ты посылаешь Мишу куда-то. Скажи ему просто – Миша, ты неправ…
Или еще:
- Гриша, вместо таких-то и таких слов, ты бы просто сказал – бог тебе судья…
Сначала публика недопонимала нас. Потом стала ухмыляться. А потом стала пробовать выражаться нашими фразами. Получалось смешно, и наша производительность труда росла. Как и сплоченность бригады. И все были довольны.
А нам приклеили прозвище – Интеллигент. Пусть.
Всем нам тогда было лет под сорок. А Борис Иванович был у нас старшим. Бригадиром. Он один из нас хорошо знал плотницкое дело, показывал всем нам, как и что делать. Ну, а мы уже тюкали топорами под его приглядом. Лет ему в ту пору было за полтинник…
- Здорово, Борис Иванович! Рад, рад тебя видеть! Что-то ты поправился сильно?
- Так что? Работа – не бей лежачего. Сторожу. Ем да сплю. Еще возраст к движению не располагает. Восьмой десяток идет. Кружение в голове, бабочки летают...
И вправду – растолстел наш бригадир. Расплылся. Забавно его таким видеть. А в остальном - такой же. Сколько мы его знаем - балагур. Рассказчик великолепный. Деревенский самородок. Мужики животы всегда рвут от его баек. А главное – от его манеры. Даже что самое простецкое так преподнесет – куда там Петросяну. Все хохочут.
Стали мы с ним жить на пару. Нам он интересен. И ему веселее с нашей персоной.
Утром мы идем на охоту по окрестным горам. Осень. Воздух густой. От упавшей листвы запах. Лучше, чем от женских духов. Деревья стоят торжественные перед снегом. Как свечки.
Самое главное – рябчики летают. Из-под ног вспархивают. Азарт. Такой, знаете ли, легкий азарт охотника-любителя. По птице – он всегда легкий, тот азарт. Не то, что когда за настоящим зверем крадешься или бежишь, к примеру, за той же косулей или маралом. Там азарт другой – тяжелый. Аж в голове ухает. И сердце как камень становится.
А если за медведем? Скорее всего – совсем труба. Но не знаем. Не приходилось.
Значит, за день добудем несколько рябчиков. Принесем, ощиплем их с Борисом Ивановичем. Потом – в котел их. Лапшички добавим.
Попутно за нашим партнером наблюдаем. На его замедленность движений. Как ему живот мешает. Кряхтит. Сопит. Согнуться не может. Полено дров в печку положить – пока наклонится. Целая процедура. Ворчит на себя, на свою пластику. Добродушно.
С улыбкой любуемся на него.
После за стол. Вечерять. Мы же туда не с пустыми руками прибыли. В смысле выпивки. И у него запасец. Есть подо что тех рябчиков жевать.
Разговоры разные. Главным образом – слушаем нашего соседа. Байки разные охотничьи. Еще оценки жизненные, народные. Или, про разных охотничьих персонажей. Ухмыляемся. Смеемся. Так и коротали вечера.
Ту нашу стройку вспоминали:
- Как ты бригаду-то культуре учил. Подтянул им гайки. Интеллигент!
- А я помню такой случай. Кашу однажды за завтраком. Съели по порции, кто хочет – добавки. И ты тоже, Иваныч, прибавки зацепил. Съел ложки две-три и так тоскливо произнес – однако я погорячился. Да отставил тарелку. Все и грохнули – до того ты артист, герой эпизода. Сказали тогда - тебе бы, бригадир, в кино сниматься. Чистый Папанов.
- Эх, а как рыбу мы там от души ловили. Сколько ее там было! Солили-коптили. Как вы с другом Аркашей этой рыбой вертолетчиков купили на обратном пути, как они дополнительную посадку почти около ваших домов сделали, чтоб вам не тащиться с аэродрома…
Так посидим и разойдемся ночевать. Первую ночь мы с ним вместе в сторожке пробовали уснуть. Не вышло. Храпит Борис Иванович немилосердно. Смачно. С переливами, тем более. Пришлось отселиться…
Да, после таких таежных дней и вечеров - спим с улыбкой на устах.
Утром встанем. Завтракаем. Борис Иванович опять кряхтит и сопит. Вздыхает – мол, будь проклята такая ограниченная жизнь. С животом. И прочими болячками…
Однажды утром отходим от базы.
Видим – здрасьте. Буквально в двухстах метрах от домиков пасутся косули. Несколько штук. Весьма небрежно гуляют себе. Жуют осеннюю травку. Полная беспечность с их стороны.
- Ага – думаем мы – сейчас, сейчас…
И снимаем с плеча наш дробовик. С целью подкрасться к ним поближе. Потом хладнокровно думаем:
- Нет. С дробовиком шансов мало. Надо вернуться к Борису Ивановичу. У него карабин. А дробовиком их с такого расстояния не возьмешь…
Возвращаемся по-тихому:
- Так, мол, и так. Косули пасутся рядом. Двести метров до них. Может, дашь карабинчик.
Борис Иванович на лежанке лежал. Отдыхал после завтрака. Тут его как подбросило. Преобразился, как не знаю кто.
Секундочку подумал:
- Не мешай мне. Тихо сиди. Испортишь все, интеллигент! Какой ты охотник?! Я сейчас сам хоть одну да добуду…
И сам под под лежанку моментально - шмыг! В один миг. Честное слово! И живот ему перестал мешать.
Выскакивает оттуда с карабином. И с горящими глазами.
Мы ему показали куда идти. И он где осторожным шагом, где практически ползком крадется между деревьями ближе к цели. Да так ловко и бесшумно, что мне завидно стало. Вот она, удаль молодецкая. Грация и маскировка. Да что там говорить – песня! Куда и живот девался. Буквально парит над поверхностью…
Через несколько минут раздался меткий выстрел.
Мы с Борисом Ивановичем рысью подбежали к трофею. На одном дыхании. Перепрыгивая через всякие препятствия.
- Вот такую охоту я люблю – улыбнулся добытчик – когда зверь сам приходит. Когда не надо за ним в горы ломить.
Наша парочка отдышалась и принялась разделывать ту косулю.
Тут мой напарник снова вернулся в свой семидесятилетний с хвостиком облик. С трудом сгибался. Пыхтел. Одышка его мучила. Часто устраивал перекуры. И, вообще, жаловался на жизнь.
Хотя всего двадцать минут назад порхал как птичка…