Двадцатого декабря 2018 года ушёл из жизни мой старый друг, доктор биологических наук, профессор Борис Александрович Кузин.
Имя его, скорее всего, широкой общественности малоизвестно, Борис не был публичным человеком, но в учёной среде, среди его коллег-биологов, его хорошо знали, ценили и уважали.
Институт Биологии развития имени Н.К.Кольцова Российской Академии наук, в котором Борис проработал много лет, на кончину его откликнулся большой статьей, помещённой в Виртуальный Музей института - http://museum.idbras.ru/?show=content84.
В статье, в основном, описывается профессиональная деятельность моего друга, в ней преобладают малопонятные непрофессионалам термины, но приведены и биографические сведения, которые мне частично были неизвестны. Не стану повторять то, что написано в статье. В моей памяти Борис сохранился совершенно другим, не лакированным, без внешнего лоска. Вспоминаю наши редкие письма друг другу, ещё более редкие встречи на протяжении долгих лет нашей жизни, вспоминаю историю зарождения нашей дружбы.
Познакомились мы с Борей в 1955 году в Ростове-на-Дону, куда моего отца направили на работу директором педагогического института. Разместили нашу семью временно в институтской квартире, старшие брат и сестра перевелись в ростовские институты, а меня определили в сорок девятую школу, расположенную неподалёку на улице Максима Горького. Попал я в четвёртый А класс, и приняли меня туда именно благодаря отцу, потому что класс был переполнен.
Училось в нём более сорока человек, и запомнить всех сразу было невозможно. Но Кузин среди мальчишек выделялся своей кипучей энергией, прямотой и принципиальностью, с которыми мне и пришлось столкнуться. Я был ещё новичком в школе, когда старшая пионервожатая выдвинула мою кандидатуру в совет пионерской дружины. Выдвинула, конечно, из-за отца, многие его студенты в нашей школе проходили практику, но я тогда этого не понимал.
Выстроили нас всех, будущих пионерских активистов, на сцене школьного актового зала, и стали представлять другим школьникам. И вот в этот торжественный момент с места поднялся мой одноклассник Боря Кузин, и заявил, что мне он даёт отвод, так как слишком мало меня знает, и ничем особенным я себя пока не проявил. Выбрать меня всё-таки выбрали, но я от стыда готов был сквозь землю провалиться, и Борьке с которым мы позже подружились, я этот случай всю жизнь вспоминал.
Борис рос в большой и дружной семье лётчика гражданской авиации. Мы с друзьями часто бывали у Кузиных в доме на Пушкинской. Мама его, мы её звали тётей Любой, принимала Бориных друзей всегда приветливо, расспрашивала о школе, прикармливала на кухне. В отличие от примерных и положительных сестёр и старшего брата-отличника, Боря нрава был необузданного и являлся, как сейчас бы сказали, неформальным лидером класса. Но это сейчас. А тогда его обзывали хулиганом, постоянно вызывали мать в школу и грозили его исключить.
Одноклассники же Бориса любили, и ребята, и девочки наши. Он был неистощим на выдумки и меры ни в чём не знал. Как-то, собирая всем классом металлолом, мы сняли под его руководством с петель покосившиеся чугунные ворота какого-то двора и притащили их в школу. В другой раз он аккуратно отогнул гвоздики стеклянного шкафа в историческом музее и вынес из него ворох немецких боевых наград и пистолет с патронами. Сигнализации тогда в музее не было.
Ордена он раздал на Пушкинской улице, на которой мы все любили гулять, мальчишкам, оказавшимся рядом, и пистолет тоже кому-то отдал, Боря щедрым был парнем и себе ничего не оставил.
Конечно, в первый же вечер чьи-то родители оказались в курсе дела, и уже следующим утром Кузин стоял на ковре у завуча. Тот велел ему самому пойти к директору музея, покаяться и попросить прощения.
В седьмом, кажется, классе Борис решил поздравить девочек с днём восьмого марта нестандартно, запустив в классе ракету. Где он её достал, не знаю, но ракета реально летала по классу по низкой траектории, пугая молоденькую учительницу русского языка и визжащих одноклассниц. А когда она почему-то загорелась, Боря потушил её голыми руками.
Утром следующего дня на уроке той же учительницы он попросил прощения и протянул ей небольшой букет, зажатый в перебинтованных ладонях:
"Луиза Павловна, это вам. С праздником вас, с женским днём! Простите меня за вчерашнее, не рассчитал".
Учиться Борис поступил на биофак Ростовского государственного университета вместе со своим другом, Александром Гапоненко. В области генетики он начал специализироваться рано, и уже на практику попал в Обнинский Институт медицинской радиологии. Отдел радиобиологии и генетики в институте возглавлял знаменитый Тимофеев-Ресовский, о котором позже Даниил Гранин написал повесть "Зубр".
Школу нашу ростовскую, благодаря своему неуёмному характеру, Борис не закончил и последние два года учился в школе рабочей молодёжи, днём осваивая специальность слесаря. И рабочие навыки ему в жизни очень пригодились. Всю жизнь за ним шла слава мастера-золотые руки. Там, где пасовали его коллеги, он работал не только головой, но и руками, освоив даже профессию стеклодува.
Несколько лет после университета он оставался в Ростове-на-Дону, а затем перебрался в Новосибирский Академгородок, где трудился в лаборатории другого знаменитого генетика Леонида Ивановича Корочкина. Оттуда он вместе со своим шефом переехал уже в Москву, и стал работать в созданной Корочкиным Лаборатории молекулярной биологии развития.
В девяностые годы Борис с семьёй долго жил и работал в США, сначала в Университете Томаса Джефферсона в Филадельфии, а затем в знаменитой лаборатории в Колд-Спринг-Харбор, занимающейся исследованиями в области онкологии, нейробиологии, генетики растений, геномики и биоинформатики. Штат лаборатории состоял из четырёхсот сотрудников, а руководил ею американский биолог лауреат Нобелевской премии Джеймс Уотсон.
Московскую свою группу Кузин не бросал, и периодически возвращался в Россию. А я в Москве изредка бывал, и с Борисом встречался. В 1993 году три дня у него гостил. Помню, что спросил его, не было ли у него намерения остаться в Штатах.
- Нет, - ответил он, - я потому и вернулся, чтобы дети мои остались русскими и русского языка не забывали.
- Ну, а сам-то ты здорово, наверное, по-английски теперь шпрехаешь?
Борис засмеялся. - Да нет, я, вообще, по английски не говорю. С кем там по- английски говорить? Дома все русские, на работе - русские. Ну, а по магазинам Оля ездила. Ты же знаешь, я и машину не вожу, у меня жена за рулём.
Думаю, прибеднялся он. Не может быть, чтобы совсем не говорил, Раиса Кирилловна нас в школе здорово гоняла. Но то, что не давался ему язык, это правда.
Позже наша переписка заглохла, и о том, что в Штаты Борис вернулся опять, я узнал только в конце девяностых, когда в Москву уезжал мой сын. Семья Бориса оставалась дома, и сына моего с женой приняли, как родного, за что я Оле Кузиной очень и очень признателен.
Лет семь назад мы с Борисом возобновили переписку, слали друг другу уже электронные письма. Не часто, но новостями своими обменивались.
А встретились только в 2017 году у Кузиных дома большой компанией одноклассников. Выглядел Боря не очень здоровым, ел мало, сидел на диете. Но пообщались мы с ним хорошо, и я этому очень рад. Нисколько его жизнь не изменила, он остался тем же Борисом, которого я знал и любил. Безумно жаль терять друзей, уходящих из жизни. Особенно таких, как Борис Кузин. Светлая ему память. Все мы его помним и никогда не забудем.