Глава 6. У-вэй
– Скажи, брат, – хмурилась тётенька, подавая Розену в прихожей поочерёдно шарф, пальто, перчатки, ключи и прочие мелочи, которыми тот всегда наполнял свои карманы. – А почему Киреев не хочет любить Анюту?
– Не хочет и всё. Что я могу поделать? – огрызнулся Розен.
– Но ведь кое-кто обещал «вместе навсегда», «ещё одну женскую жизнь для тебя» и прочая, и прочая…
Розен привалился плечом к стене, окинул собеседницу снисходительным взглядом.
– И где я кого обманул? Гранин у нас кто? Сатурн. Уран обещал ему «вместе навсегда», не отрицаю. Внимательно смотрим на Киреева и видим, что Уран и Сатурн в нём счастливо соединились. Он у нас кто? Инженер. И от чего он тащится, как от дозы? От электроники всякой. Вот тебе и трогательное единство Урана и Сатурна в одном лице. Уран и Сатурн в нём пламенно друг друга любят и больше им никто не нужен, никакая Анюта.
– О! – Тётенька всё равно глядела недоверчиво и Розен, вздыхая, подошёл поближе.
– Пойми, сестра, твоя главная задача на данный момент разобраться с тяжёлым ветровским наследием. Ведь он же питался хлебом и водой, за здоровьем своим не следил, жил на износ, терпел, страдал и считал, что так и надо. Копить не умел вовсе – всё раздавал! В итоге даже до полтинника не дожил. Переживал потом очень. Кстати, уже близится фантомный год – Ветров его сильно пометил, не пропустишь. Так вот. Мне пришлось твой второй дом под завязку забить, чтобы хоть ты у нас попрактичней была.
– Я разве не справляюсь? – насторожилась тётенька.
– Справляешься, сестра, справляешься, – одобрительно потрепал её Розен по плечу. – Ты уже почти всех ветровских тараканов уморила! Он считал себя таким ужасным человеком, что тебе вон пришлось с младых ногтей терпеть всяческих деспотов и тиранов – смиряться во искупление его страшных грехов. Но ты выжила! А теперь иди жарь котлеты.
– А можно я уже похудею? – жалобно спросила тётенька.
Розен досадливо цыкнул:
– Не вздумай! Ты же после этого сразу замуж выскочишь! А нам это надо? Нет. Поэтому лучше пойди и съешь булочку. – Он ободряюще хлопнул тётеньку по плечу и пошёл отпирать дверь. Уже выходя, он обернулся и великодушно добавил, – Ну, чуть-чуть можешь. Для здоровья. Только не увлекайся! А то знаю я тебя…
…
Деревья, лес, ночь всегда одинаковы – хоть на Ямайке, хоть в Китае, хоть в Париже. Влажное дыхание земли, летящие в провал неба стволы, откуда в листву сыплются звёзды, застревая в прорехах крон стеклистым бисером. Ощущение живого мощного существа, чья сила спит, пока ты осторожно бродишь по его груди, и только дышит, чтобы не стряхнуть тебя ненароком. Ли Вэй был научен дышать с этим миром в унисон. Сколько он себя помнил, его учили СЛУШАТЬ, колыхаться на ветру паутинкой, чтобы ловить телом потоки чужих дыханий. Он искренне стремился выполнить свой урок – стать НИЧЕМ. И он преуспел. Настолько, что стал лицом той силы, что несла мудрость учения у-вэй просвещённым европейцам. Заново открытое, парадоксальное «вэй у вэй» пронеслось по христианскому миру, заиграв новыми смыслами, и прочно связалось в сознании публики с отрешённым взглядом китайского вундеркинда. Ли Вэю теперь достаточно было только улыбаться с плакатов, чтобы напоминать о силе неделания и тем гармонизировать пространство суетливой повседневности, осеняя (что уж там скрывать!) своей почти святостью новую экологическую религию Запада.
Но был у исполненного благости и ничем не возмутимого покоя Ли Вэя тайный изъян, который он не хотел закрашивать созерцательной пустотой. Оставаясь наедине со звёздным небом, он видел себя стрелой, нацеленной в точку зенита. В такие моменты ему было мало этого мира, недостаточно казалось просто быть. Страсть и жажда пробивались ключом на поверхность океана ливэевой безмятежности и тогда он разрешал себе побыть прежним – маньяком, одержимым идеей изменить этот мир.
Сегодняшний день был верхом невоздержанности. Ли Вэй позволил себе желать! Отыскал в окружающей суете эти жалкие вибрации и дал им заразить себя какими-то совершенно мальчишескими вариациями несознательности. И это было здорово! Правда, с непривычки он быстро устал от этого внутреннего мельтешения (и как люди живут с таким внутренним зудом постоянно?), но цель была достигнута – у него теперь были его собственные записи из прошлого! Сбитая с толку Анюта дала ему возможность скопировать весь свой архив и уехала подавленная обрушением любовно созданных декораций, в которых планировала долгие годы сновидеть нежную, без драм, романтическую историю любви до гроба странной русской девушки и невзрачного русского инженера. Хотя, может, и следовало бы оставить эту заботливо сплетённую иллюзию нетронутой и просто отбить Анюту у Киреева. Это не составило бы труда, и такая мысль была! Но сознание вовремя уловило близкое присутствие Розанова-старшего, который не поверил бы в эту легенду и не позволил подобному совершиться. А жаль. Какой бы красивый и страстный вышел роман! Анюта явно умела любить и обладала узнаваемым темпераментом. И если уж малахольному инженеру эта любовь была не нужна, то почему бы не дать ей реализоваться в другой истории? Всего-то нужно помочь девушке Ане снова… забыть.
Ли Вэй на самом деле ничего такого не хотел – никогда ничего не хотел, но он услышал в этой мысли голос играющего иллюзиями божества, которому служил и которому не мог отказать. Поэтому он позволил этому желанию, прилетевшему из глубин Вселенной, овладеть собой и распоряжаться своим телом, разумом и душой. Наблюдая себя со стороны, Ли тихо опустился в позе лотоса на траву в густой чёрной тени старого дерева и легко шагнул в беспокойное сновидение расстроенной сегодняшним происшествием Анюты. Он нашёл концы бесформенной кучей опавшей под его ударом настройки и терпеливо воссоздал ажурный кокон. Ли оставил воспоминания о прошедшем дне нетронутыми – подменил только суть пережитого девушкой опыта. Это больше не было глобальным вспоминанием и стало переживанием внутренней тишины, в которой усиленно зазвучали голоса мира. Ну, и поленом Ли Вэя никто сегодня стукнуть не обещал. Разговор стал возвышенным, абстрактным и философским. Анюта жадно слушала и влюблялась. Потому что всегда влюблялась в источник живого знания и никакого насилия в этой иллюзии не содержалось. Всё так и могло быть. Так всё и было.
Проснулась Анюта вдохновлённая мыслью, что есть в этом городе человек, которого стоит любить и обожать совершенно бескорыстно, которого хочется слушать бесконечно и которого сегодня вечером непременно нужно увидеть снова. Розанов-старший утонул за завтраком в её восторгах по поводу ливэевой мудрости, святости и крутизны. Движимый смутным беспокойством, он заглянул в коммуникатор и нашёл биографию анютиного героя. Владимир Сергеевич не поленился и вывел через проектор голографическое изображение китайского чудотворца. И то, что он увидел, его насторожило. Потому что персонаж был слишком хорошо ему знаком. Он словно улыбался Розанову-старшему сквозь время и в глубине его глаз под безмятежностью таилось прежнее безумие.