Атлантида. Книга вторая Холодная земля ред

  Введение.


  «Так вот, хорошие люди потому и не соглашаются управлять – ни за деньги, ни ради почета: они не хотят прозываться ни наемниками, открыто получая вознаграждение за управление, ни ворами, тайно пользуясь его выгодами; в свою очередь и почет их не привлекает – ведь они не честолюбивы. Чтобы они согласились управлять, надо обязать их к этому и применять наказания. Вот, пожалуй, причина, почему считается постыдным добровольно домогаться власти, не дожидаясь необходимости. А самое великое наказание – это быть под властью человека худшего, чем ты, когда сам ты не согласился управлять. Мне кажется, именно из опасения такого наказания порядочные люди и управляют, когда стоят у власти: они приступают тогда к управлению не потому, что идут на что-то хорошее и находят в этом удовлетворение, но по необходимости, не имея возможности поручить это дело кому-нибудь, кто лучше их или им равен.»

  Платон. Государство.


Книга вторая. Холодная земля

Введение.

«Так вот, хорошие люди потому и не соглашаются управлять – ни за деньги, ни ради почета: они не хотят прозываться ни наемниками, открыто получая вознаграждение за управление, ни ворами, тайно пользуясь его выгодами; в свою очередь и почет их не привлекает – ведь они не честолюбивы. Чтобы они согласились управлять, надо обязать их к этому и применять наказания. Вот, пожалуй, причина, почему считается постыдным добровольно домогаться власти, не дожидаясь необходимости. А самое великое наказание – это быть под властью человека худшего, чем ты, когда сам ты не согласился управлять. Мне кажется, именно из опасения такого наказания порядочные люди и управляют, когда стоят у власти: они приступают тогда к управлению не потому, что идут на что-то хорошее и находят в этом удовлетворение, но по необходимости, не имея возможности поручить это дело кому-нибудь, кто лучше их или им равен».
Платон. Государство.

Глава первая. Тёплое течение.

  Тысяча лет — срок немалый. Атлантида стала для многих клеткой. Невыносимой, душной. Характер у коллег вначале менялся, потом портился, и в итоге многие просто перестали переносить друг друга. Конфликты, ссоры между разросшимся человеческим сообществом стали непреодолимыми. Ежегодно из Атлантиды отплывали корабли в мир. Мир диких, свирепых животных, и таких же диких первобытных людей.
Георгий Симонов стоял на причале, провожая своих друзей уже не первый раз. Он тоже хотел бы уплыть, улететь подальше от сюда. Но его сдерживали обязательства. Он должен был сделать свою работу, найти решения, отладить технологии, и отправить Атлантиду назад в будущее. В этот раз он провожал друзей, отплывающих в Европу, и сожалел, что не может сегодня уехать с ними.
Меж тем эту кампанию, которая отправилась на север Европы, встретил негостеприимный борей.

  Чем дальше к северу продвигалась экспедиция, тем реже встречала она на своем пути следы человека. Это была ещё холодная земля, покрытая лесами, по которой кочевали стада мамонтов, шерстистых носорогов и многих других представителей фауны, характерных этому периоду – позднего палеолита.
Прожив больше года в пещерах Ласко во Франции, они пошли дальше на север, вдоль западного побережья Европы.

  После частичной инверсии полюса земли, в результате которой Атлантида провалилась во времени, Европа опустилась на десять градусов ближе к экватору, и стало заметно теплее. Но тёплого течения, известного как Гольфстрим, в большей мере влияющего на климат Европы в современном мире, в данный исторический период не было.

  Атлантийцы обогнули Европу, проплыв вдоль побережья Норвегии и миновав Баренцево море и Новую землю, протянувшуюся грядой островов вплоть до Северной земли, и  обнаружили неизвестное тёплое течение. Это несколько озадачило путешественников, ведь источник этого течения судя по всему  находился в центральной части Ледовитого океана.
Посовещавшись, все члены экспедиции единогласно согласились проследовать по течению и найти источник тёплой воды, несмотря на то что, были уже здорово истощены бедным рационом питания. Они давно ели исключительно вяленое мясо или рыбу, испытывая дефицит витаминов. Интерес их был так велик, что даже это не стало помехой на пути к разрешению загадки.

  Вскоре они достигли земли. На приличном по размеру острове находился большой действующий вулкан. Похоже, последнее извержение произошло лет 400 назад и пробудило эту землю, когда-то покрытую вечными льдами. Теперь вулкан хоть и не извергал лаву, но напоминал собой огромную котельную, которая прогревала всю площадь острова. За пару сотен лет остров практически избавился ото льдов, и уже значительная его часть была покрыта тонким растительным ковром. Окруженный со всех сторон горной грядой, остров сформировал особый микроклимат, близкий по характеру к тундре, но в целом значительно теплее.

  Путешественники поднялись вдоль русла реки, дальше вглубь острова, и расположились на стоянку. Нужно было отдохнуть от долгого пути, а заодно как следует изучить этот необычный клочок суши, от которого в будущем уже не останется никаких следов.

  Четверть острова была покрыта гейзерами, многие из которых выделяли ядовитые сернистые пары, и топкими болотами. Западную его часть, ближе к островной территории Канады, всё ещё частично покрывали льды. Северную его часть облюбовали морские животные и птицы. Эта часть острова была лысой и каменистой, имела твердое базальтовое основание и, не защищенная по кромке горами, подвергалась эрозии в результате набегов океана. Только южная часть острова и земли, прилегающие к основанию вулкана, могли быть пригодны для жизни.

  Из-за активного таяния ледников на острове было много ручейков, речушек и речек, которые собирались и наполняли собой  тёплое полноводное русло реки, по которой они поднялись вглубь острова. Две другие реки в противоположной части острова несли холодные, океанские воды. Возможно, вода ворвалась в трещины, образовавшиеся в результате землетрясения при последнем извержении вулкана, и бурным потоком стала продвигаться через центр острова, согреваясь и неся теплые воды в сторону Беренгова перешейка. Реки разделяли остров на четыре разные климатические зоны. Нагреваясь в центре острова, они впадали в океан, омывая своим северным “Гольфстримом” обширные земли вплоть до полуострова Ямал.
Здесь, в Заполярье, от Кольского полуострова и вплоть до Берингова пролива земля, омываемая теплым течением, приютила  древнего человека, мигрирующего в поисках пищи, и создала новый очаг развития цивилизации.

  ***

  Команда этой северной экспедиции сформировалась из людей страстных, романтиков и поэтов. Им не нравился стиль управления Атлантидой, но свергать «старое правительство» деканата академии, они считали не этичным. Единственным выходом они сочли, как и другие, отправиться в путь, мечтая найти пристанище и создать своё особое сообщество – идеальное государство. Десять «бессмертных» и чуть больше тридцати атлантийцев — вот и все, кто стали первыми жителями этого нового, открытого ими мира.
   
  Находясь вот уже две недели на этом чудо-острове, они увидели в нём ту самую землю, на которой смогли бы остановиться. Дальнее путешествие сильно истощило их, а здесь они нашли вполне приемлемые для жизни, комфортные условия. Дефицит витамина С они ликвидировали практически сразу, с жадностью поедая морошку и княженику, обнаружив их на первой же стоянке. Вулкан на острове был действующий, но они решили рискнуть. Веками люди жили рядом с такими монстрами. Он мог и сто, и триста лет кипеть в недрах земли, не причиняя больших неприятностей людям.
По своему типу он напоминал печально известный Йелоустоунский вулкан и мог долгое время дремать под землей, пока не придет его время.
Они увидели в этом острове легендарную Гиперборею, припоминая старинные карты Меркатора и Иогана Рюйша.  С несколькими поправками они и впрямь повторяли картографию острова.

  Да, они нашли настоящую Гиперборею с горой Меру в центре острова, на котором полгода длится ночь, а полгода день, с северным сиянием и неплохими историческими перспективами.

  Гиперборею будут помнить. Она была фантастична в связи с особенностью расположения, отдаленностью от очагов развития цивилизации и коротким историческим периодом существования. Никто и никогда не верил в её неё. И теперь можно было убедиться в реальности её существования. Они видят эту землю своими глазами. И видят её прекрасной и удивительной.

  Глава вторая. Счастливое открытие

    Под луной, сочувственно-печальной,
           Тишь… Равнина белая пуста…
           Кто же жгучей и великой тайной
           Запечатал Севера уста?
    Образ чудный видел я нередко
           Градов дивных меж снегов и льдов -
           Это голос древних, славных предков,
           Это крови неуёмный зов.
    Мчи, Стрибожич, над восходом рея!
           Я не зря родной покинул кров,
           Я найду тебя, Гиперборея,
           Царство смелых северных ветров 

  Все члены экспедиции собрались в центре поселка. После того, как они выгрузили вещи с корабля и разместились, посёлок стал похож на стойбище эскимосов. Только взамен китовых ребер поселенцы использовали жерди, а вместо шкур — паруса, натянутые в два слоя. Прослойку они заполнили сеном. Такие вот юрты у них получились, неказистые, но вполне пригодные для временного проживания.
Борейцы собрались послушать напутственную речь своего предводителя. Всеволод Колесов стоял в центре, окружённый возбуждённой толпой соплеменников. Он стал невольным лидером, вдохновителем, а потом и организатором экспедиции, взяв на себя практически все заботы. Его поддержали друзья, которые и составили костяк команды. Появились единоверцы, их жёны с детьми также не могли остаться в стороне.

  Нужно сказать о интернациональном составе команды, где русские были всё же основным контингентом, как и в Атлантиде.   В 22 веке в результате катастрофы на Земле пострадали все прибрежные государства. В один миг оказалась затопленной большая часть мира. Только центрально-континентальные государства пострадали меньше всего. Население России, как самое интернациональное, сохранило многие национальности на своей территории. Но русские всё же были в большинстве, и после катастрофы составили около трети от всего выжившего населения планеты. Также и в этой экспедиции.

  Всеволод начал медленно, но уверенно говорить, нажимая на каждое слово. Убежденность звучала в каждой его ноте:

– Вы все знаете, почему мы здесь! Вы все знаете, зачем мы здесь! Нас не устраивали порядки в Атлантиде. Почему? Потому что мы хотели более справедливый мир, добрый, без насилия и стяжательства. Мир, в котором будет править любовь. Здесь мы хотим построить своё, независимое, идеальное государство мечты. Для того, чтобы наш мир стал таким, мы должны создать законы, правила и искренне им подчиняться. Осознавая то, что эти законы помогут нам сохранить мир и покой в нашем доме, избежать конфликтов и недоразумений, быть прямыми и открытыми. Быть друг другу братьями и сестрами. Не желать никому зла.  Нам, я думаю, нужно вспомнить мудрость древних и их десять заповедей, от которых человечество отреклось, плавно забыло в 21 веке. Эта ошибка стала очередной в цепочке причин, приведших к гибели прежнего общества. Но я надеюсь, что некоторые из заповедей нам совсем не нужны. «Не убий» и «не укради» – это, надеюсь, не про нас. Нам нечего делить, нечего копить. Некуда тратить.

– А возжелать жены ближнего своего можно? – раздался голос Джозефа Велса. Все знали, что он любитель покутить, и романы покрутить.

– Джозеф, мерилом всего является любовь, честность по отношению друг другу, – ответил Всеволод и кивнул в сторону Марсии, девушки, с которой Велс жил в последние годы. – Мы создадим совет, круглый стол. И все вопросы будем выносить на обсуждение. Если вы не против, в совет будут входить все десять «бессмертных» и как минимум двое представителей от остальных островитян. Пока как и прежде, я, Филипп Вулл и Стрижевский возглавим его. Всё течет, всё изменяется – так и совет будет расти и меняться по мере решения поставленных задач. Не стесняйтесь высказывать даже мелкие обиды, замечания. Не утаивайте проблемы, не доводите их до ссор. Нужно советоваться друг с другом и решать вопросы коллегиально. То, что одному видится так, другому будет видеться иначе, а третий может подсказать правильное решение. Дружелюбие – вот главный закон нашего мира. Иначе мы не выживем. Уйти отсюда некуда. Вокруг нас, в лесах и пещерах, притаилось будущее человечество, они демонстрируют лишь зачатки общественного строя. Зачатки культуры. Вокруг бесконечный мир дикой природы. Сколько мы здесь проживем, сказать трудно, но это должны быть самые счастливые времена, – закончил он.

– Да! Да! Ура, ура, ура! – закричали хором вокруг него вдохновленные голоса.

Глава третья. Ла-дин

Атлантийцы прибыли на остров в середине лета и сразу взялись за работу по обустройству стоянки, и подготовке всего необходимого для будущей зимовки. Прежде всего изучили особенности флоры и фауны. Филипп Вулл вёл дневник экспедиции и тщательно фиксировал все события, происходящие на острове. Филипп был лингвист, а ещё с удовольствием занял место секретаря и историка, продолжая вести дневник, составляя карты и рассказывая обо всём, что происходит в Гиперборее.
«Здесь гнездится много птиц, и встречаются небольшие колонии морских млекопитающих. Многие столетия, покрытый льдом, остров утратил практически всю флору. То, что произрастает сейчас – а это множество трав, в том числе и злаков, дикий мак, дриады и ароматный вереск – всё было занесено сюда, видимо, перелётными птицами. На побережьях гнездятся белые гуси и устраивают побоища красавцы турухтаны, задрав разноцветные хохолки и угрожающе распушив на шее перья, словно средневековые гофрированные воротники. Тюлени и моржи устроили свои лёжки в небольших редких заливах.

  За 300-400 лет остров обзавелся тонким слоем почвы, этого хватило, чтобы прокормить немногочисленную фауну: куропаток, песцов, и зайцев коренных жителей суровой северной природы. Белая полярная сова планирует над землей, держа в клюве жирного леминга», – поэтично расписал Филипп, первые дни наблюдая за жизнью острова. Свою книгу он назвал «Счастливое открытие», и сейчас записывал в неё новые строки: «В нескольких местах мы заметили экскременты оленей. Значит, эти полезные животные кочуют по территории острова. Олени очень важны для выживания поселка, ведь это не только ценный мех...это и молоко, и мясо, и тяговое средство. Поэтому группу опытных охотников сразу направили на поиски этих животных.

  Там, на холодной части острова со стороны, прилегающей к  территории будущей Канады, охотники обнаружили желаемое, а бонусом стали для них мамонты. Мамонты не боялись людей, а значит здесь, на протяжении сотен километров не было поселений аборигенов. Имея такое крупное животное с огромными бивнями, борейцы сразу осознали те возможности, которые они представляют», – писал Филипп Вулл.
У горного кряжа, короной опоясывающего остров, они нашли естественный мост в виде обрушенной базальтовой скалы. Охотники миновали холодную реку, своими бурными водами  размывающую крутые, отвесные берега, и угрюмо убегающую вдаль на много километров.

  Далее лежала более суровая, холодная земля. Охотники продолжали путь до самой её границы, где обнаружили стада животных и сухопутный перешеек, ведущий на континент. Видимо так олени, мамонты и некоторые другие животные попадали на остров.

  Используя этот перешеек, через месяц большая группа борейцев, верхом на мамонтах, достигла лесистой части Канады. Пилили лес и караванами доставляли в Гиперборею. Работы было море, если не сказать «безбрежный океан».

Как-то ранним утром в лесу они услышали вдалеке заливистый лай собак.

– Неужели люди? – воскликнул Стрижевский, глядя на Всеволода.
– Может, что-то случилось? Собаки сильно беспокоятся. Это правда люди? – наперебой делали предположения борейцы.

  Не выдержав, мужчины побежали на лай и нашли в сугробе женщину с грудным ребенком на руках, прижатую крупными ветвями упавшего дерева. Ее окружали дикие псы, они лаяли и скалились на пришельцев.

  Накануне ночью была сильная буря, некоторые деревья оказались повалены. Женщину придавило так, что она самостоятельно выбраться не могла. Лицо её было оцарапано хлесткими ударами сосновой кроны, но ребенок похоже остался цел. Когда собак удалось отогнать и освободить её от веток, рядом нашли пораненную дикую собаку, это была сучка. Видимо буря спасла женщину от преследования дикого животного, но оба оказались в ловушке. Сучку пришибло сильнее, она тяжело дышала и почти не двигалась. Дикие собаки обступили попавшего в беду вожака и с лаем кидались на людей.

  Как женщина оказалась в этом месте? Понять было невозможно. Она сильно замёрзла и проголодалась, а главное,  носила крепко прижав к груди, маленькое беспомощное создание, которое могло погибнуть в случае неблагоприятных условий. Посёлков поблизости они не обнаружили, пришлось взять её с собой на остров. Женщина имела яркую азиатскую наружность, и монголоидный тип лица. Как и другие позже обнаруженные представители континента.
Пострадавшую собаку Всеволод пожалел и решил забрать домой, поэтому и остальных собак, не желавших покидать своего вожака, отловили и заперли в большой ящик, а женщину, терпя от неё побои и настоящий шквал сопротивления, посадили на мамонта, и, в сопровождении Филиппа, с первой же партией леса отправили в Гиперборею.
Всеволод вернулся двумя сутками позже, завершив эту экспедицию.  Первым делом он отправился посмотреть на собак. Он был просто в восторге от этой замечательной находки. Собаки очень походили на хаски: маститые, грозные, с плотным, жёстким волосом меха и густым подшерстком.

  Раненного вожака в клетке, как и женщину, разместили в юрте Всеволода, пока он отсутствовал, и за ними всеми приглядывал Филипп. Теперь все заботы ложились исключительно на хозяина.

  Всеволод заботился о звере, возился с собакой, как с ребенком. На его веку это было далеко не первое животное.

  Он кормил с рук рычащую псину, выносил на улицу, дал ей лесное, звучное имя – Чага, и постепенно контакт с животным начинал налаживался. С женщиной так не получалось, она зажалась в угол и с первого момента их встречи показывала страх и неприятие. Она с ужасом смотрела на то, как Всеволод безо всякой опаски возится с диким псом.

– Я же говорил, не стоило её брать с собой, – посмеивался над ним Борис Стрижевский. – Но я понимаю, женщин у нас мало…а она такая красотка...

– Не ёрничай, лучше посоветуй чего-нибудь. Или слабо? – улыбнулся Всеволод.

– Ты слишком эмоционален. Я давно бы с этим покончил…от женщин она головная боль.
Очень часто разговоры меж друзьями принимали шуточный характер, но только они могли понять наверняка, где кончалась шутка и начинался серьезный разговор. Голос у Всеволода Колесова был низкий и властный, а Борис Стрижевский всегда  демонстрировал одинаково серьёзный тон. Да и говорил он порой резко и отрывисто.

– А ты её с рук кормил? Может, как с собаками прокатит? – выкинул очередную шутку приятель.

– Думаешь, нет? В первую очередь это и сделал! – посмотрел Всеволод искоса.
Тут подошел Филипп, он принес немного оленьего молока:

– Я подумал, что она кормит ребёночка и ей, наверное, нужно пить молоко?
Он подошел и сел перед ней на корточки.

– Молоко, милк, млека… как там ещё...эээм... Пей, тебе нужно молоко пить, чтобы кормить ребёнка. На, – он подавал ей флягу и повторял одно и тоже.

  Филипп говорил тихо, терпеливо, ласково, как с ребенком, и женщина, поддавшись его уговорам, потянулась за фляжкой с молоком. Филипп открутил крышку и подал ей.
Пока женщина пила, мужчины разговорились. Она впервые  расслабилась, подняла лицо и с интересом прислушивалась. Филипп обратил на это внимание.

– Мы говорим. А ты умеешь говорить? – выговаривал он медленно.

– Го-во-рить? – по слогам произнесла она.

– Молоко, – сказал он, показывая на фляжку с молоком.

– Мо-ло-ко, – повторила она снова.

– А она способная, – выразил восхищение Филипп и мягко положил ладонь на голову женщине.

– Я думаю, что люди уже владеют речью в достаточной мере, – предположил Стрижевский.

– Я Филипп, Фи-л-и-пп, – наклоняясь, говорил он и показывал пальцем себе в грудь. Его белые волосы спадали локонами на лицо. Он заправлял их за уши и продолжал: – А тебя как звать? Имя? Моё имя Филипп, а твоё имя…

– Ла-дин…Ла-дин – произнесла она.

– О-о-о, её зовут Ла-дин? Интересное имя… – прокомментировал Стрижевский.

  Ещё около часа Филипп провёл рядом с девушкой, пытаясь обучить её новым словам.

– Слушай, может, ты её заберешь, коли вы так поладили?

– Ну, как я могу, что ты! Она же живое существо, как можно, то взял – то отдал.

– Что значит взял? Глупости. У меня было больше места. И я, как обычно, взял на себя ответственность…

– Вот-вот, взял ответственность…

– Подожди. Она меня побаивается. А с тобой ей видно комфортно, мой белокурый друг. Пожалей женщину! – убеждал Всеволод. – Стрижевский, ты ко мне переезжай, а она у Филиппа поживет. Мы его зачем держим? Он главный переговорщик и  теоретик нашего будущего...

– Эй! За меня решили? Удобней было бы с кем-то из женщин...

  Но аборигенка схватила Филиппа за руку и не хотела отпускать. Он нехотя согласился.

***

  Леса заготовили много, и практически сразу начали строительство жилья. Мамонты, которых дрессировал Вивасват, оказались просто находкой. Вивасват, вкладывал в дрессировку всю душу, с теплотой вспоминая детские годы и то, как этому искусству его обучил дед, бедный индиец. У Вивасвата ещё тогда получалось управляться со слонами, и сейчас животные слушались его отлично.

– Да ты просто наследственный погонщик мамонтов! Держи свой анкус, – Стрижевский, посмеиваясь, кинул Вивасвату копьё.

  Мохнатые, гигантские добряки заменили гипербореям множество технических средств. Это тебе и подъемный кран, и тягач, и БЕЛАЗ. Без них такую работу, как заготовка леса и строительство, вряд ли удалось бы осилить. И Вивасват был здесь на своем коньке, вернее на мамонте. Он впервые почувствовал свою значимость и незаменимость, возможность управлять всем процессом от начала и до конца.
Главным архитектором и строителем стала его жена Саранью.  Они вместе планировали, расчерчивали улицы, возводили прекрасные дворцы будущего – одним словом мечтали, творили эту вселенную под названием Гиперборея, ненадолго забыв о заботах, связанных с его основной деятельностью – врачебной.

  По расчетам, леса, который они заготовили, должно было хватить на три больших «многоквартирника». Пока так было удобней,  позволяло сохранить тепло, и сэкономить строительный материал. Комнатушки получились маленькие, а удобства общие, но это были настоящие тёплые бревенчатые постройки, с большой гостиной на первом этаже и печью-каменкой.

  Из туфа, который нарезали только-только впритык, сложили фундамент с системой «тёплый пол». И горячий воздух от печи, которая находилась чуть ниже уровня пола, проходил по системе шахт и обогревал весь дом.

  В одном из зданий половину отвели для Совета. Из остатков древесины соорудили шикарный круглый стол, за которым обсуждались все важные дела на острове. В этой половине дома разместился Всеволод и три его зама: Борис, Вивасват с женой Саранью и Филипп с Ла-дин.

  Филипп и Ла-дин хорошо поладили и были достаточно близки, как брат и сестра.
Мягкотелый Филипп постоянно её воспитывал, и не получая никаких видимых результатов частенько расстраивался.  Ла-дин самовольничала, а Филиппа использовала как гугл-переводчик. Ей было очень интересно всё, что происходило вокруг, и она круглосуточно слонялась по поселку. Пожалуй, только появление Всеволода снижало её безудержную активность и желание везде сунуть свой нос. Ну и необходимость заботиться о ребенке. Малышка болталась целыми днями у неё на груди в мешке-кенгуру и проявляла любопытство не меньше мамы.

  Жизнь потихоньку налаживалась.

  Глава четвёртая. Непростые отношения

  Когда все переселись в новые, тёплые дома, Ла-дин и Всеволод снова оказались рядом. Казалось, она уже не боялась Всеволода, но что-то похожее на почтение, почитание как вождя, ставило его на три ступени выше других. При встрече она привычно опускала голову и проходила мимо, избегая прямого зрительного контакта.
Она постепенно училась у Саранью хозяйничать: штопать, мыть, стирать – всё то, что принято делать женщине. Готовка была самым любимым. Здесь она тоже могла поделиться опытом, и у неё получалось ловко и вкусно. Жильцам было приятно то, что она оказалось довольно чистоплотной.

  В Гиперборее на этом этапе всё приходилось начинать заново. То положение женщины в обществе, которого она добилась за прошедшие века, здесь совершенно обнулилось. Выбор был, конечно, всегда: или заниматься тяжелой мужской работой, или работой, которая не требовала столько физической силы – домашним хозяйством. Выбор стал очевиден – такое распределение ролей в обществе в соответствии с традиционным укладом жизни оказалось вполне рациональным.

  Правда, среди охотников была одна женщина – Марсия, ей не было равных в стрельбе. Также одна женщина-геолог из “бессмертных”,  руководила геологической разведкой. Но это, пожалуй, всё. Пока не было в Гиперборее школ, детсадов, университетов и даже  библиотек, где женщина могла бы примерить на себя другие социальные функции, на женщину ложилось бремя заботы о пище, одежде и домашнем хозяйстве.
 
  Наступила долгая полярная ночь. В Гиперборее работа не прекращалась. Было не так темно, и большую часть времени стояли сумерки. Нужно было найти железо, медь – то, без чего ни о каком дальнейшем качественном развитии не могло быть и речи. Инструменты, колёса и механизмы, оружие, необходимое для охоты и земледелия, для защиты жителей от агрессивных сородичей,  невозможно было изготовить без металла.
И здесь, на острове вулканического происхождения металлов должно быть вдоволь. Вулканические породы, как правило, богаты содержанием железа. Базальты тоже легко плавятся и вполне подойдут для труб отопления. Можно наверняка обнаружить пемзу. Но главное, конечно, железо.

  Ла-дин быстро освоилась и нашла себе полезное занятие. Собак приручить не удалось, но вот щенки – это совсем другое дело, из них могли получится прекрасные домашние питомцы и помощники. Двухмесячные пушистые комочки быстро привыкли к людям и радовали островитян неизменным позитивом. Только вот беда – заняться щенками было некому. Тогда на первый план вышла Ла-дин, сидевшая дома с малышкой, и жаждущая оторваться от рутины, ведь никаких дел ей пока не поручали.
Ла-дин знала уже много слов из повседневного лексикона и ежедневно пополняла свой словарный запас, общаясь с жителями Гипербореи. Она воспитывала и раздавала желающим подросших щенков. Живущая по соседству Саранью частенько с удовольствием водилась с ребенком, думая над чертежами будущих зданий, больше похожих на дворцы падишахов с резьбой и позолотой, пока Ла-дин ненадолго отлучалась из дома.
Её видели в разных уголках поселения. Она приносила в дом дичь, рыбу, и готовила вкусную еду. Все диву давались, как быстро она нашла общий язык с жителями посёлка.

  Однажды у ребёнка поднялась высокая температура. Саранью послала за мужем. Ла-дин стали разыскивать во всех уголках поселения. По наводкам поселян поняли, что она в сторожке охотников, которые разместились на окраине поселка и там разделывали туши животных, добытых во время охоты, вялили и солили мясо.  Когда Филипп бегал искал её, некоторые, указывая дорогу криво улыбались в ответ. Это было неприятно, но Филипп считал эти усмешки доброй иронией и быстро выбрасывал из головы неприятные чувства. Но влетев в юрту охотника он увидел шокирующую сцену. Поборов эмоции, он забрал Ла-дин и увёл.

  Оказалось, что добывая продукты, она рассчитывалась интимными услугами. Самое печальное – мужчины и не думали её отговаривать. Это было ЧП.

  В Гиперборее не было денег. Все вносили свой вклад в развитие и жизнеспособность общины и пользовались добытыми благами бесплатно. Пищи было в изобилии. Всё добытое делили поровну. Как и шкуры животных, шерсть и мясо. Всё распределяли по потребностям. Оттого поведение мужчин, согласившихся на интим, Совет счёл аморальным по отношению к человеку, не знающему принципы жизни на острове.

  Первое ЧП, первое общее собрание. Борейцы смущены, пристыжены. Оправдывались тем, что женщина предлагала связь сама, без принуждения, и сама не имеет никаких этических ограничений.

  Филипп переехал жить в гостиную. Они жили с Ла-дин вот уже около полугода. Но их отношения сложно было назвать супружескими. Один демонстрировал привязанность, другая —  благодарность, они проявляли друг к другу исключительно братские чувства. Но теперь Филипп окончательно разочаровался. Он не мог понять, как объяснить Ла-дин элементарные правила поведения. И Филипп, не в силах преодолеть стыд перед лицом неудачи, поспешил избавиться от проблемы, и передал Ла-дин на  воспитание Всеволоду.

– Не ты ли пенял мне, что не хорошо вот так поступать с человеком: то взял, то отдал? – осуждал его Всеволод.

 – Разве я привел эту «Магдалину» в город славных потомков Атлантиды? Нет! Ты пожалел «мадонну с младенцем», а теперь заставляешь краснеть за неё. Я не знаю, как обуздать эту дикарку. Внешне она ничем не отличается от нас с тобой, но то, что творится в её голове — это тёмный лес!

– Извини меня, тёмный лес можно найти в любой голове, тем не менее мы понимаем друг друга… Ладно...я тебя понял.

  «Всеволод посадил её под домашний арест, и возвращаясь, вечерами начинал воспитательный процесс. Ла-дин закрывалась руками и сжималась в комочек от его громкого голоса. Нет, он не кричал, просто инстинктивно повышал тон, пытаясь достучаться до сознания. Так он проводил день за днем, всё то свободное время, что у него оставалось», – писал в своей истории Филипп.

  И правда, всё то время, что Всеволод бывал дома, он проводил с Ла-дин. Рядом с ней он зашивал свою одежду, втолковывая ей нормы приличия, готовил себе еду и ел тут же. Мастеря табурет или выстругивая ложку, он заглядывал ей в глаза:

– Вот представь, моя Чага — красавица, умница, суровый вожак стаи! Как я её выхаживал, лечил. Носил на руках, отдавал лучшие куски мяса, и что? Представь, если Чага будет любить не меня, как сейчас, а Джозефа? Будет к нему ластиться, ходить по пятам и радостно прыгать при встрече? Не обидно ли мне будет? Не больно? Чага, которая спит у меня в ногах, и жалобно скулит,  если не беру её с собой. И вдруг она уйдет от меня. Предаст? Ну даже не знаю, как тебе объяснить.

– Женщина и мужчина — это две половины целого, – говорил он в другой раз, –  как земля и вода. Земля не родит, если вода не оросит её. Только если есть мужчина и женщина возможна жизнь. Мужчина и женщина создают Род. Род – это дети, рожденные от них, и дети их детей. Как ветки на дереве, как листва. Все они одной крови. Все они рождены от любви. Э-э-э-э, любовь – это нечто похожее на то... что испытывает ко мне моя собака. И я к ней. Она мне верна, она мне верит и никогда не уйдет к другому хозяину, а я не променяю Чагу на другого пса. Между мужчиной и женщиной может быть похожая связь, и даже сильнее. Это и называется — любовь. Твоё поведение осуждается, потому что женщина, это часть Рода – проРОДительница. Если твои дети будут невесть от кого, они будут безРОДные. А твои действия – прелюбодеяние — против любви, прежде любви, без любви. Это горе — никто не поможет растить и кормить твоих детей. Никто не возьмет за них ответственность. И это горе им принесешь ты.

  Он открыл блокнот и показал Ла-дин свое родовое древо. Оно уже не помещалось на страницу, когда он провел указательным пальцем по веткам.

– Так люди помнят свой род. Детей, внуков правнуков… Кроме того, если ты не хочешь, чтобы твои дети родились с рогами, как у оленя, или ушами, как у мамонта, нельзя, чтобы люди одного Рода рожали общих детей… – продолжал он скорее шутливо, чем серьёзно.

  Так продолжалось несколько месяцев.

  Он говорил, говорил...часто повторяясь, описывая картины правильной, идеальной, счастливой жизни. Описывал идеально-счастливое общество, сидя тёмными, холодными вечерами у камина. Все жители коттеджа наблюдали со стороны и посмеивались. А Ла-дин, постепенно расправляя плечи, снизу вверх рассматривала его горящие, возбужденные глаза. Он брал её за руку и что-то вещал ей, торопливо и пламенно...только что? Многое из сказанного осталось для неё загадкой. Но тон! Ей нравилось, как он говорил.

  А ему нравилось, как она слушала…эта женщина затрагивала какие-то тайные струны его сердца, рядом с ней он испытывал  особый душевный подъём, и мысль о том, как она легко предлагала свое тело всем и каждому, изматывала его до глубины души.
Когда Филипп в очередной раз узнал о её похождениях и сообщил Всеволоду, тот просто взбесился. Решительным шагом он  ворвался в дом, схватил её за руки, и задыхаясь от негодования не мог произнести не слова. Она упала на колени и судорожно начала целовать его руки, он же в бессилии опустился рядом с ней и их глаза встретились.

– Поклянись мне...что не один мужчина больше не коснется твоего тела. Если только я не позволю…ты слышишь? – она только моргала широко открытыми глазами и молчала.

– Ты слышишь меня? Я не хочу…чтоб кто-то был близок с тобой.

  Он начал страстно целовать её лицо, шею, руки. Она не пыталась сопротивляться, просто… не понимала, не знала, как и почему...А Всеволод не останавливался, чувства овладели им и все барьеры пали для него в этой схватке с природой. И Ла-дин не отталкивала. Он целовал её долго и страстно, уложив на шкуру белого медведя. Она лишь тихо вздыхала, но не сопротивлялась этому напору. Для него было непонятно, то ли она просто боится быть непокорной и со смирением принимает его, то ли боится спугнуть желанное. Ему, конечно, хотелось последнее, чтоб он был для неё желанным, любимым, как и она для него.

 На небе ярко горели звезды, сегодня должна была кончится долгая полярная ночь. Он пробудился от тихих, лёгких прикосновений. Ла-дин целовала его, слегка касаясь губами. Гладила его мускулистые плечи и грудь. От этого всё его мужское естество напряглось, он почувствовал нежный поцелуй, и мягкое тело накрыло его теплой волной объятий.

  Теперь он сомневаться не мог. Ла-дин сама проявила инициативу, показала свои чувства, страсть. Это была не дикая страсть, а нежная, трепетная и сильная.
«Может быть, это любовь?» – с надеждой подумал он, а вслух произнес:

– Поклянись, что будешь только со мной, только со мной. Я буду защищать тебя, любить тебя, беречь, – говорил он твердо, и протянул руку к небу, видневшемуся из окна. – Видишь эти звезды? Люди рождаются и умирают, и снова рождаются, а звезды смотрят на людей с высоты. Их место всегда неизменно, они тверды в своём непрерывном сиянии. Вот это большая медведица. Все звёзды вокруг неё занимают свои места, образуя ковш. Они никогда не покинут большую медведицу. Если когда-то такое случится, небеса рухнут в отчаянии. Так и женщина всегда идет рука об руку со своим мужчиной, не меняя своего места. Место Ла-дин около меня. Поклянись звездами и главным среди звёзд светилом – солнцем, что будешь моей спутницей во веки веков и не покинешь меня никогда.

  Взяв её лицо руками и глядя прямо в глаза он потребовал: – Я твой мужчина – ты моя женщина. Поклянись!

– Да… так…Только ты! Клянусь! – тихо промолвила она.

  Они уснули, изнеможённые своей страстью, и не просыпались до тех пор, пока не открыла глаза ото сна маленькая Сон. Всеволод звал её Сонька, и всегда девочка тянулась к нему, несмотря на то, что он обычно держался холодно и высокомерно. Поэтому она приняла мягкие объятия Всеволода, когда Ла-дин взяла ребёнка, и, положив между ними, стала кормить её грудью.
 
Через два часа на утреннем совете Елизавета сообщила об обнаружении железной руды. Это было третье месторождение. Первое – серебросодержащее и второе – угольное с богатыми вкраплениями алмазов уже вовсю разрабатывались. Также они нашли гранит, пемзу и целую россыпь других полезных элементов, золото, но не было самого главного – железа. Потому это известие радовало, как никогда.
Солнце взошло рано.

  Колесов собрался и вышел из дома. Наступал важный период в истории Гипербореи – железный век! А главным кузнецом этого века станет Колесов. Материаловедение и технология металлов было его специальностью. И он внутри уже ликовал в предвкушении начать новое дело. В Атлантиде он уже приобрел опыт первобытного  металлурга, вспоминая историю, он заново конструировал плавильные печи для обработки металлов и держал целый завод по изготовлению и штамповке мелкосерийных товаров, строил печь для обжига керамики, искал новые составы цемента. Теперь пришла очередь осуществить всё это и в Гиперборее.

  Именно железный век сделает Гиперборею – Гиперборей, всё остальное, что создадут они потом, только лишь её бледная тень.   Борейцы пронесут память о любимой стране сквозь века! Да что века, тысячелетия! Скитаясь по всей земле, не раз они будут возвращаться сюда в поисках земли, но найдут лишь холодный океан, затянутый толстой коркой льда, часть из них осядет на Кольском полуострове, Ямале, и дальше по руслу течению Оби. Создавая крепкие очаги цивилизации с севера на юг по обе стороны от Уральских гор.

  Глава пятая. Контакт

  А пока им снова нужна была древесина для оборудования и укрепления шахт. С наступлением весны они стали готовить новую экспедицию на континент и вторую разведывательную в противоположном направлении, к полуострову Ямал. Предполагалось, что там тоже может быть сухопутный перешеек. Возможно, доставлять лес из Сибири было бы ближе?

  Плато в том направлении представляло собой бесконечные лавовые поля, гейзерные ловушки, речушки, плавно переходящие в топкие болота, плюющиеся высокими фонтанами болотной жижи с едким запахом сероводорода. И разведчикам нужно было найти короткий, но безопасный путь.

  А пока по привычному маршруту в Северную Америку!

  Нынче при разработке леса они продвинулись чуть западней, достигнув берегов Гудзона. Там они наткнулись на большой поселок аборигенов. Первым аборигенов заметил Стрижевский. Он молча наблюдал за вылазками дикарей.  Аборигены с опаской отнеслись к людям, которые передвигались в сопровождении собак и валили огромные вековые деревья с помощью неизвестных орудий. При этом используя силу мамонтов.
«Кто они? Они смогли подчинить себе могучие силы природы», – наверняка думали дикари и шептались, прячась за деревьями и боясь даже приближаться к месту, где колдуют великие шаманы. Несколько дней следили они за действиями гипербореев, стараясь оставаться незаметными. Стрижевскому, пока он наблюдал за этими дикарями, пришла в голову мысль от которой он долго отказывался: обучить местных жителей заготовке леса и использовать потом, для работы на рудниках. «Такой подход вряд ли устроит Всеволода. Этот опыт был продемонстрирован на Атлантиде руководством института, и вызвал тогда многочисленные протесты», – вспоминал он. Борис сам выступал против использования рабского труда первобытных людей, но теперь в его голову закрадывались другие мысли. «Но можно же сделать всё не так. Можно сделать правильно», – убеждал себя Стрижевский.

– Филипп. Подойди, тебе работка здесь наклёвывается. Готовь свою билингву, и физиономию сделай попроще, – наконец решился он.

  Стрижевский был уверен, что суеверный страх, как и тогда на Атлантиде, заставит аборигенов подчиниться. А потом можно будет устроить всё в лучшем виде.

– Что за шуточки опять? – подъехал на мамонте Филипп.

– Какие шутки, к нам прибыл рабочий класс. Нужно вступать в переговоры, – Стрижевский указал в гущу леса, где по белому снегу метнулось в разные стороны несколько тёмных фигур.

– Нет, прости. Колесов будет против, – возразил он.

– Думаю, нужно обсудить с Колесом. Поехали в лагерь.

Через десять минут из меховой юрты стали слышны яростные споры:

– Нет, я сказал, нет! Мы все прекрасно знаем, чем всё это обычно кончается, – сердился Всеволод.

– Сейчас у нас есть возможность доказать, что всё можно было сделать по-хорошему, правильно. Нас наверняка поддержат все борейцы, – убеждал Стрижевский. – Рабочие руки нам просто необходимы!

– «Просто»! «Просто» я не могу рисковать, чужими жизнями, – говорил Всеволод возбужденно. – Меня и так долго мучили угрызения совести. До тех пор, пока мы не уехали оттуда. Хочешь снова принять этот позор на свою голову?

– Эти люди нам необходимы, нас очень мало, а работы...до осени не успеть! – приводил аргументы Стижевский.

– Колес, я тоже думаю, что стоит попробовать. Будем думать, искать решения. Мы же другие! – поддерживал Стрижевского Филипп. – Мы сможем сделать правильно, и в этот раз не накосячить. Нам это просто по определению не грозит, мы хорошие!

– Нет, сказал нет и точка! – рассвирепел Всеволод. – Хорошие они...
Ещё неделю они возились с лесом. Кроме того, что лес необходимо было повалить, его ещё нужно было уложить на полозья, связать, а здесь перед ними вставала проблема. Тросы с прошлой заготовки оказались не прочными, отсырели и подгнили, а материал для новых на месте найти не удавалось. Тут на помощь им пришли дикари. Один из них проявил любопытство к бесплодным попыткам и решил показать свои навыки. За это его наградили, и его сородичи, наблюдающие со стороны, тоже подключились.

  Всеволод угрюмо наблюдал за их работой. Первобытные люди умели использовать ивовые и черемуховые прутья для ловушек, строили заторы для ловли рыбы. И сейчас они ловко сплетали из прутьев захваты и тросы, размачивая их в речной воде, нагревая над огнем, гнули, связывая между собой рогозом. Множество мужчин и женщин аборигенов помогали им крепить стволы между собой на ультразвуковых платформах, чтобы благополучно доставить в Гиперборею.

  Всеволоду пришлось согласится под давлением обстоятельств, но он понимал, что в будущем вся ответственность за это решение ляжет на его плечи.

  Довольный Стрижевский словно ветер гонял на своем быстром олене между групп работающих аборигенов. Олень его был очень красив. Борис сумел оседлать вожака, крупного самца с мощными и ветвистыми рогами. Хотя и в целом животные оказались крупнее, чем десять тысяч лет спустя.

  В шикарной соболиной шапке и тулупе он выглядел как бог, несущий на плечах снежный шлейф. Аборигены преклоняли головы, прекращая всякие работы, тотчас падали ниц при его приближении. За ним по пятам носился ветер.

  Борейцы звали его чаще просто по фамилии — Стрижевский.  Она была звучной, и здорово отражала его характер. Реже звали его по имени. Дикари считали его шаманом, повелителем ветра, и, прислушиваясь к разговорам гипербореев, соединяли в своих головах «Борис» и «борей» в одно.   Грозный величественный и быстрый Борей — повелитель погоды, северного ветра — позже он станет просто –  Стрибог.
Стрижевский был хороший, меткий стрелок. Он часто приносил к ужину богатый улов из дичи и птицы, охотясь с группой аборигенов, и каждый удачный выстрел из лука вызывал бурю эмоции среди дикарей. Это льстило. Когда все работы были закончены, и здесь, в лесном стойбище их ожидал последний ужин, случился весьма неприятный инцидент. Во время охоты испуганный лось метнулся в сторону охотников и сбил одного с ног мощным ударом торса. Пострадавшим оказался юноша не старше четырнадцати лет, он был на охоте с отцом. Испуганный отец пытался поднять ребенка на руки, но тот вскрикивал от боли — он получил множество переломов.
Стрижевский, имевший большой жизненный опыт, понимал, что спасти его вряд ли удастся, но тщательно накладывал шины, бинтуя мальчика обрывками своей одежды, пока аборигены пытались создать носилки. В лагерь вернулись к ночи. У парня начался сильный жар, и над ним продолжил колдовать Акилла Шетти. Он не имел медицинского образования, но имел большой опыт выживания в тайге и небольшую аптечку, взятую с собой из Атлантиды. Пришлось вскрыть нагноения и вправить плечевой сустав. Мальчик кряхтел от боли и не мог пошевелиться. Сломанные шесть рёбер не давали ему уснуть. Стрижевский не отходил от него и каждые пять минут менял компрессы, сам бинтовал и поил мальчика, испытывая бесконечное чувство вины. Лишь через неделю, когда жар окончательно спал, Борис испытал облегчение и смог снова свободно вздохнуть.

  Он выплескивал своё эмоциональное напряжение, рассекая на олене меж вековых кедров недалеко от стоянки, и испуганные аборигены, случайно оказавшись рядом с  местом «выхода его силы», в страхе жались к стволам.

  «В Гиперборее, защищенной хребтами гор, в обители Стрибога, редко дули ветра. Только на большой высоте, и аборигены считали это заслугой исключительно Стрижевского.
 
  Так они нашли место в своем сознании для каждого из бессмертных, подателей благ – Бхага», – писал Филипп Вулл в своем «Счастливом открытии».
Караваны с лесом прибыли в Гиперборею. А с ними и большая партия сильных рабочих рук, что не только значительно ускорило многие механические  процессы, но и внесло значительные коррективы в жизненный уклад борейцев.

  Глава шестая. На юг

  Через месяц, когда Стрижевский и компания ушли обратно в Гиперборею,  во временном лагере остались только Акила Шетти и Вивасват Ранджедрапрасад Сингх.

 Земляки были хорошими друзьями. Оба из «бессмертных». Вивасват был медлительный, вдумчивый, «себе на уме», он взвешенно принимал решения, на что уходило время, поэтому он  частенько бесил своих заполошенных друзей. Он остался, чтобы помочь с трудными родами в деревне и проследить за выздоровлением пострадавшего мальчика.
Акила напротив был путешественником и непоседой. Холодный климат этого региона был ему не по душе, и он решил, немного выждав, отправиться на юг. Он собрал команду из аборигенов и отправился в центральную Америку, якобы на поиски кофе. 
Кофе люди потеряли еще за 300 лет до путешествия во времени. Какая-то болезнь поразила плантации, и за несколько лет растение исчезло с лица земли практически полностью. После страшной катастрофы на земле никому не было дела до спасения видов, речь шла о выживании человечества. Современники Акилы знали о кофе из старых книжек, где воспевались оды этому напитку, и Акиле запомнилось пару чудесных строк:

«Принесите мне кофе изысканно-черный,
С черной магией ночи приготовьте его.
Я присяду за столик с этой чашкой бездонной,
И, как-будто бы, спрячусь от всего, от всего.
Принесите мне кофе изысканно-нежный,
С лунным образом в чашке и с россыпью звезд.
Я хочу насладиться горчинкой небрежной,
До восторга в душе, и до радостных слез!
Ну, а если мне станет совсем одиноко,
И захочется неги таинственных стран,
Принесите мне кофе с ароматом Востока,
С легкой дымкой турецких заманчивых тайн.»
 
  Однажды на конференции Всеволоду подарили баночку этого редкого напитка, и он год растягивал удовольствие, каждый раз создавая целый ритуал. Варил исключительно эспрессо, и исключительно на праздники. Акила так смеялся над Всеволодом, когда, придя в гости к нему, получал предложение выпить кофе. Это был исключительный акт вежливости, и Колесов ожидал, что гость будет так же вежлив и откажется. Но получая в ответ: «Да, спасибо», – пыхтел и раздувал ноздри.

  Путь предстоял трудный, и Акила был готов к тому, что столкнется с трудностями. Первопроходцы двигались в основном вдоль береговой линии, пытаясь избежать опасностей, подстерегавших их в лесах и джунглях.

  На это путешествие ушел ровно год, при этом Акила постепенно потерял половину аборигенов, которые в страхе разбегались каждый раз, когда им грозила опасность. Им не доводилось покидать пределы своей деревни дальше, чем на пару километров, они пока были очень далеки от славных воинов грядущих поколений.

  Причиной бегства и гибели стали ягуары, дикие кабаны летучие мыши, грифы и рыси. Со всех сторон их окружали опасности. Акила был укомплектован ультрозвуковым отпугивателем и заставлял всю команду в момент опасности собираться около него. Но инстинкт самосохранения гнал их прочь, спасаться, и только те, кто безоговорочно верили Акиле, считая за вождя, сумели сохранить свою жизнь. Он несомненно был храбр, умён и властен. Он представлял собой полную противоположность нелепого и рассеянного Паганеля, о котором он читал в детстве в книге «В поисках капитана Гранта».

  Акила был всесторонне развит. С детства увлекался спортивным ориентированием, разделяя увлечение своих родителей – заядлых туристов. А попадая в лес, вообще окунался в родную стихию, замечая всё то, на что другие не обращали внимание. Во время путешествия он отметил и запомнил все увиденные растения, распределил на съедобные-несъедобные, сельскохозяйственные и для пастбищного скотоводства, лекарственные и ядовитые. Систематизировал животный мир, увидел каждого муравья, комара, гадюку, и сумел приручить огромную летучую мышь-кровопийцу. Акила отлично ориентировался в лесу, они не разу не плутали и с легкостью определяли направление пути.

  Его попутчики прониклись к нему немым восторгом и буквально боготворили всесильного Акила, повторяя «бхага», Акила-Бхага. Он мог предсказать дождь и разогнать тучи, защитить их от диких зверей, найти воду и накормить всех, если охота не удалась. Акила был доволен собой, ведь ему удалось найти картофель, томаты и кофе!

  Для аборигенов это была просто жизнь, наполненная событиями, а для Акилы репетиция, в которой он выполнял роль вождя маленького племени. И репетиция успешная.

  Они терпеливо ждали почти три месяца, пока кофе созреет под жарким солнцем центральной Америки. Здесь, под чёрным, звездным небом на зелёном, высокогорном плато они закурили первую «трубку мира». И лишь тогда пустились в обратный путь.
После успешной экспедиции аборигены вернулись в свою деревню, рассказывая удивительные истории как о своем путешествии, так и о великом благе Акилашетти.
Об Акиле пошла молва среди аборигенов, и когда борейцы вновь появились в этих краях, местные племена отправили делегацию к Акилашетти. Они молили его стать их вождем и провести в далекие райские земли.

  Акила Шетти согласился. Он за год объединил в единое целое пять соседних племен и повел их на юг. Там жизнь могла стать более качественной. Более сытной и более богатой. Знаючи можно достигнуть многого, а выходцы из Атлантиды знали.
Достигнув цели, Акилашетти начал строительство города, строительство пирамиды, научил ведению сельского хозяйства. В условиях беспрекословного подчинения он создал своё идеальное государство.

  Но время неумолимо. Акила устал от своих великих дел, похоронил двух жён и пятерых детей – этот вечный крест «бессмертных» атлантов иногда просто сносил крышу в припадках отчаяния. Акила устал, он взял свой гравилор и ушел в пирамиду.

  Человеку надо мало:
        после грома — тишину.
           Голубой клочок тумана. 
  Жизнь — одну.
           И смерть — одну.
 
  Смерть подстерегала его, но не тронула. Отсыпался он не долго. Пятьдесят, сто лет прошло, но пробудил его дискомфорт. Никто не следил уже за его благополучием. Традиция жречества прервалась. После пробуждения он увидел полную деградацию общественной жизни, истощённые земли, кровожадных вождей и напуганных людей.
Собрался силами и ушел. Он ушел обратно в Гиперборею, но обещал вернуться.

Глава седьмая. Боги и табу

  Тогда, как один человек не справился, не сумел удержать синицу в руках, команда единомышленников, твердо идущая к цели, достигла многого. Борейцы чувствовали себя счастливыми, истинными аристократами этой эпохи, хотя чаще и напоминали чернорабочих, трудящихся в каменоломнях и на полях. Но на богатых вулканических почвах они смогли вырастить рожь и ячмень, выпечь вкусные, ароматные хлеба. Из семян картофеля, привезенного Акилой Шетти ещё в его первую вылазку, они смогли за сезон получить два урожая отменных клубней. Так же и помидоры зрели в теплицах у подножия горы Меру. Они выращивали капусту и редис. Крайний север был жесток и суров нравом, но они, вкладывая с избытком сил, получали и урожая с избытком.
Очень давно в стране победившего социализма, на крайнем севере вели хоть и затратное, но весьма успешное хозяйствование, перераспределяя средства страны в эти убыточные регионы. Но как говорили тогда, на крайнем севере можно было и кенгуру выращивать в промышленных масштабах. А когда люди работают для себя, умные и целенаправленные, владеющие обширными научными знаниями и современными технологиями, им было всё по плечу.

  Рацион их был не слишком богат, но на острове бурно росла зелень и пряные травы. У них не было кофе, но они наслаждались вкусными и ароматными травяными чаями и варили бесподобный медвяный напиток из вереска. Над ним долго колдовали Джозеф и Филипп. Джозеф как ботаник, а Филипп как поэт, обращаясь к помощи тонких энергий, призывая духов своих британских предков и  молясь всем известным ему богам:

– Ну пожалуйста, боженька…пусть получится. В прошлый раз настаивали пять дней, перебродило. Нужно попробовать три, и следить постоянно. Помоги мне, великий Треглав! Ты главный здесь и всем заправляешь!...Может мёду класть поменьше?

– Думаю да, не так быстро бродить начнёт, настоится. Да. Попробуем слегка изменить пропорции, – согласился Джозеф. – А что за Триглав? Первый раз слышу о таком.

– Ну, «сибиряки» так зовут Меру. У нашего великана три макушки, если ты не заметил. Порой он хрипит и, кашляя, выбрасывает клубы дыма.

– Угу. Дракон, не иначе. Трёхголовый, – пошутил Джозеф.

– А то! Дикий пес рычит — страшно, а тут такая громадина, не до шуток. Проще нужно быть, ближе к народу, и знать авторитетов в лицо! – тоже пошутил Филипп.
Джозефа и впрямь сторонились аборигены, побаиваясь не меньше, чем Меру-Триглава. Боялись потому, что он был силён настолько, что мог управляться с овцебыками в одиночку. Уважали и ценили за то, что пахал землю, знал, как организовать ирригацию, силой заставил мельничное колесо крутиться, подавая воду на поля. Именно он определял сроки посева и других сельхозработ, от которых зависели их голодные животы. Джозеф Велс был рыжим, высоким и широкоплечим ирландцем, своенравным и горячим. К нему на кривой кобыле не подъедешь. Поэтому и боялись.
Пошел второй год, а работы не убавлялось, не смотря на то, что последнее время неквалифицированную работу чаще выполняли аборигены-сибиряки. Так называл их Всеволод, помня о происхождении индейцев, генетически идентичных народам Сибири, которые пришли сюда когда-то по Берингову перешейку. Смуглые, черноволосые люди с широкими монгольскими скулами старались держаться особняком, и неважно адаптировались в городе гипербореев.

  К перешейку борейцы не ходили, есть и есть. Это было не так важно на для них. А «сибиряки», помогающие доставлять на остров древесину, очень часто оставались здесь, продолжая трудиться на тяжелых работах. Их становилось больше год от года. Жить рядом с гипербореями на этой земле они считали за благо. Им не нужно было выживать в борьбе с природой, с риском для жизни добывая себе пищу. Здесь о них заботились. Но часто им было трудно понять смысл того, что требовалось от них взамен.

  С мужчинами приходили и женщины. Среди борейцев  женщин было немного, оттого к ним законно наблюдался повышенный интерес. А женщины «сибирячки» всё чаще предпочитали более обходительных борейцев, нежели своих диких соплеменников. Гипербореи были в большинстве своём славяне и представители индо-пакистанской группы. Дети от союзов с азиатками рождались смуглые, более высокие и стройные, с прямыми, длинными носами, которые свидетельствовали о предках арийской расы. Позже, одни выберут своей родиной Америку, другие растворятся в индоевропейской семье народов.

  Всё шло своим чередом. Но люди каменного века, враз не станут цивилизованными. То, чего борейцы натерпелись с Ла-дин, было ещё цветочками. И в Гиперборее каждый день появлялись новые правила и запреты. Пришлось вспомнить «не убий» и «не укради», ввести наказания.

  Ничего не нашлось более действенного, чем обращение к  авторитетам – Бхагам. Нет послушания – нет обещанных благ. Чтобы хоть страхом держать «сибиряков» в пределах принятых норм. Когда борейцы задерживали правонарушителей и тщетно пытались объяснить им причины своего гнева, откуда-то из глубин подсознания так и вырывались укоризненные слова вроде «Бог тебя накажет», «Не гневи Бога». «Молись о пощаде». Эти старинные фразеологизмы крепко закрепились в сознании, и даже спустя тысячи лет в нужное время автоматически выскакивали наружу. В такие моменты появление кого-то из «бессмертных», неизменно производило нужный эффект. К ним «сибиряки» относились по-особому, и это борейцам было на руку. Ну а если при этом разнесётся по округе низкий голос Триглава, суеверные аборигены в страхе преклоняли головы и умоляли «бессмертных» усмирить разгневанный дух горы.
Все «бессмертные» носили электрошоковые копья, а также гравилоры, которые при активизации создавали вокруг владельца голубоватое свечение и небольшой эффект левитации. Эти нехитрые устройства казались дикарям волшебными, оттого волшебными становились и их обладатели.

  Трудно было объяснить первобытному человеку, что такое электричество, как и сложно было объяснить, что такое верность, преданность, честь и совесть. Как и объяснить законы генетики, химии и биологии. С аборигенами разговаривали примерами, баснями, объясняя сложные вещи по аналогии с простыми, подключая их мифологическое, сказочное  сознание. Очень часто на помощь приходила Ла-дин, выступая своеобразным толмачём, она могла упростить, обобщить и дополнить информацию, придумывая свою часть «сказки». Было смешно иногда слушать эти нелепые истории, превращающие людей в Богов.

  Как-то поздним вечером Ла-дин возвращалась от Саранью, та учила её прясть и обещала дать хороший моток шерсти овцебыка. Поселок расширялся, его трудно уже было узнать – таким красивым он стал. Прямо маленький городок в табакерке. Появились  десятки новых домов, наметили несколько улиц, и куда ни глянь – бесконечное строительство.

  Саранью и Вивасват поселились на дальнем его конце, отстроив себе необычно большой для нынешней Гипербореи особняк с обилием резных элементов, карнизов и колонн по периметру террасы, с небольшим внутренним двориком и весьма затейливой архитектурной планировкой. Дом был ещё не закончен, но уже выстроилась очередь к мастерам, искусным резчикам, первооткрывателем которых стала Саранью. Она случайно увидела аборигена, делающего потрясающие вещицы. Он вырезал орнамент на костях мамонта. Она уговорила его заняться резьбой по дереву, сделав предварительно несколько эскизов. Через некоторое время у резчика появились помощники. Так образовалась целая артель.
Коттедж примыкал к загонам с мамонтами, напоминая ранчо богатого землевладельца. Он был настолько велик, что Саранью одна не справлялась с постоянной необходимостью в уборке, поэтому на время строительства она взяла в дом несколько девушек. Саранью с Ла-дин занимались их образованием. Вернее, Ла-дин училась вместе с ними, заодно выступая в роли переводчика.
Ходить ночью было страшновато. Освещения на улицах почти не было. На столбах, подготовленных для разводки электросетей, временно закрепили факелы, но на ночь их тушили.
 
  Время сумерек закончилось и стояла тёмная полярная ночь. Ла-дин шла практически на ощупь, только тусклый свет исходил из оконных проёмов домов, освещая ей путь.
Всеволод пообещал забрать её и уже двигался к ней навстречу. Но она вышла пораньше, любимого ещё не было и Ла-дин с каждым шагом становилось всё более неуютно. «Нужно было взять с собой Чагу, но щенки устроят невыносимый писк, если мамочки долго не будет под боком», – беспокоилась она.

  Чем больше приходило в Гиперборею «сибиряков», тем в меньшей безопасности чувствовали себя люди. Ла-дин была уже недалеко от дома, когда к ней подошли два аборигена. Шаг влево, шаг вправо – дорогу не уступали.

– Дайте дорогу! – властно крикнула она.

 Но те лишь нагло ухмылялись, нисколько не обращая внимания на её слова.

– Расступитесь, я Ла-дин, женщина вождя!

  Бесполезно было что-то говорить. Они схватили Ла-дин и поволокли. Именно в тот момент к ним на всей скорости подъехали санки. Всеволод резко затормозил оленей, и мужчин с головы до пят обнесло снегом.

– Я вождь! Все здесь подчиняются мне! – он вытянул своё копье и ударил одного из мужчин током. Тот упал. Всеволод в гневе замахнулся на второго:

– Все, кто без моего позволения захочет взять вещь, добычу, или использовать насилие по отношению к жителям в этом городе, будут наказаны смертью.
Он точным движением копья поразил второго аборигена.

  Через пару минут «сибиряки» очнулись связанными. Они волочились на веревках за санями, а позже были заперты в сарае с углём.
На следующий день Всеволод собрал большой Совет, и после горячих споров приняли неоднозначное, но как им казалось единственно верное решение: что общество будет разделено на касты. Это предложение внес Вивасват, и искренне уверял, что у него на родине это работало безупречно:

– Я уверен, так удастся регулировать «можно» и «нельзя» в среде аборигенов. И уверяю, никаких социальных притеснений это не вызовет. Разделение будет условным, и для нас ничего, собственно, не изменится. Эти меры направлены лишь на то, чтобы сдержать волну насилия со стороны аборигенов.

  «Аборигены будут проходить карантин, попадая в Гиперборею. Карантинная территория будет находиться за ледяной рекой, вне земель Гипербореи.  И лишь когда все правила и нормы общежития ими будут усвоены, они получат право пребывания в городе», – конспектировал протокол собрания Филипп Вулл.

– По сути достаточно только три касты, – подытожил Вивасват.

  «Особые права будут у «бессмертных», им нужно обеспечить   положение высшей касты – правителей…», – вписал в анналы Филипп. Всеволод продолжал:

– Не нравится мне всё это, но что поделать. Правитель должен править и следить за выполнением установленных правил. Следующим уровнем после «бессмертных правителей» будут все остальные жители Гипербореи, а третьей кастой станут аборигены. Люди без знания языка и законов города будут обладать минимальными правами. Ладно, это уже четыре касты.

– Передвижение по городу для аборигенов мы ограничим. Группы от трёх человек необходимо обязательно сопровождать. Вчера на руднике новоприбывшие отобрали у своего же сапоги, шапку и тулуп. Они избили его до смерти и сняли их с мёртвого тела. Нельзя допустить, чтоб такие случаи происходили. За убийство борейца – изгнание! – говорил Всеволод.

– Только после прохождения обучения новые представители общества через карантинные пункты могут дальше искать своё место в обществе. Вот так из леса больше никто не зайдет. Возле  перешейка, по которому мы завозим лес, необходимо организовать охрану и поставить заслон. Если люди из леса будут прибывать постоянно — покоя нам не будет.

– Как внешне можно будет отличить представителей каст? Подумайте. Но эта дифференциация по «цвету штанов», никак не должна ущемлять права человека. Это не диктатура. Это временный шаг, лет на пять. Чтобы поберечь граждан, сохранить порядок и прежний уклад жизни.

– Кроме того. Всем нужно зарегистрировать свои отношения с женщинами, – угрюмо произнес Всеволод в кулак, зная, что будет сейчас осужден.

– Что это? Зачем? Какая здесь может быть необходимость? – поднялся шум в совете.

– Брак — это официально зарегистрированные отношения мужчины с женщиной. Для чего это? Для того, чтобы женщины Гипербореи почувствовали себя защищенными.

 Защищенными от действий сексуального характера, происходящих насильно и по принуждению. Совет «бессмертных» нашего города будет обладать правом регулировать такие отношения с помощью брачных союзов. До вступления в брак любая девушка официально принадлежит касте «бессмертных»…и это, конечно, лично мое предложение…
Табу должно быть наложено и на некоторые другие действия.

– Эй, дружище, я понимаю, страх за свою женщину призывает тебя к такой логике!? Но это разве не ущемление прав, вмешательство в личную жизнь? – возмутился Джозеф.

– Нормально, если Вивасват отвечает за свой гарем, хотя я этого не понимаю, и не приветствую. Но не дело, если в Гиперборее появятся матери-одиночки, брошенные дети и так далее. Все мы знаем, что это такое, не первый год живем. Поэтому и необходим брак. Где женщина и ребенок будут под защитой семьи, под защитой общества. Это закон любого цивилизованного общества. Я повторяю, что для вас в жизни ничего не изменится, если вы и до этого подходили к своим обязательствам честно. Ты, Джозеф, с этим не согласен? – убежденно говорил Всеволод.

– Правила нужны, чтобы сохранить наши права. Право и правило слова однокоренные. Свод четких правил – вот что нам нужно. Чтоб высечь их на камне, в сердцах горожан и за нарушение карать! Это для нас с вами соблюдение морали и этики – норма, для них нет норм. Я это прекрасно понимал, когда молча согласился с вашим желанием привести «дикарей» в Гиперборею.  И теперь должны для них эти нормы установить.

– Далее, электрошоковые копья оставим только у «бессмертных» членов совета. Для контроля над животными нужно разработать менее внушительное оружие, – продолжал Всеволод. – Я и другие члены совета должны выглядеть более внушительно, так как мы представляем правосудие. Бхага будет не только Богом дающим благо, но и призывающим к ответу. Все тонкости этих решений нужно как следует проработать, продумать. Как бы то ни было, всё это не должно пугать людей, и выглядеть как дискриминация низших слоев  по кастовому принципу, – со вздохом закончил Всеволод. – Объясните это нашим, пожалуйста.

– По какой воде плыть, ту воду и пить. Все эти предложения мы, конечно, обсудим досконально и вынесем на всеобщее обсуждение, – подытожил Стрижевский.
Просто держать аборигенов за рабочий скот борейцам не позволяла внутренняя этика, глубокое чувство справедливости и осознание того, что все люди равны в своих правах. Но объяснить нельзя – значит нужны четкие законы и жесткие наказания.

  Глава восьмая. Гнев Триглава

  Утро было грозным. Первый светлый день после долгой полярной ночи был омрачён. В воздухе пахло дымом, чувствовались содрогания почвы, и Меру периодически выплевывала в воздух струи черного пепла. Люди были не на шутку обеспокоены. Все десять «бессмертных» срочно собрались на совет.

– Нужно поехать к вулкану и осмотреться. Необходимо оценить, насколько высока вероятность извержения, – говорил Всеволод. – Было бы печально, если бы нам пришлось покинуть остров, так толком и не освоившись здесь.

– Сколько нас может трясти, прежде чем произойдет извержение? – наперебой спрашивали все, кто Елизавету, кто Степана Кусаинова, которые были вулканологами, хоть и занимались на острове разными другими изысканиями.

– На самом деле всё зависит от условий вулканической деятельности. Сколько скопилось газа, как близко подошла лава к поверхности. Сколько лет прошло с последней даты извержения. Всё имеет значение, но даже зная всё это, трудно предсказать развитие сюжета. Вулкан не симметричен, нам здорово повезёт, если лава пойдет по восточному склону горы, как было при прежних извержениях. Об этом свидетельствуют лавовые поля восточного плато, – предположила Елизавета.

– Хорошо, – быстро принял решение Всеволод. – Сейчас, прямо сейчас отправляемся к горе и попробуем хоть как-то осмотреться. Площадь не маленькая. Но у нас большая группа геологов, и я надеюсь, мы справимся. Борис, квадрокоптеры удалось подзарядить, нам нужна видеосъемка?

– Да всё в порядке. Генератор наконец-то подключен, вся техника готова к работе. Электрификация скоро уже охватит все уголки города. Остались только некоторые точечные подключения. Всё то мизерное оборудование, привезенное с Антлантиды, что мы имеем, уже на ходу и готово к использованию.

– Отлично, а возможно, ли лавовый поток перенаправить, если что-то пойдет не так? Сафуан, как думаешь? – снова обратился Всеволод к Степану, используя его казахское имя.

– Можно попробовать заложить взрывчатку, дабы перенаправить лаву, но наших запасов, боюсь, не хватит. Меру слишком огромна, и все усилия пойдут коту под хвост, – ответил Сафуан.

  Погрузив необходимое оборудование в несколько саней, большая группа борейцев во главе с Всеволодом расселись, и олени быстро понесли их через весь поселок к огнедышащей горе, подошва которой отстояла от посёлка почти на пятнадцать километров. Только снежное облако взметнулось из под полозьев и осталось висеть в воздухе белой, ажурной занавесью.

  По радио жителям объявили о сложившийся критической ситуации и попросили всех проявить готовность в течении суток экстренно покинуть свои дома.

  К аборигенам, в распоряжение которых выделили один из многоквартирников, отправился Филипп и трое из гипербореев. Вчерашних нарушителей взяли с собой. «Бессмертные» решили использовать эту ситуацию, чтобы убить двух зайцев сразу:

– Триглав в гневе! Он сотрясает землю и грозит спалить её своим адским пламенем, – громовым голосом, используя мегафон и почти выкрикивая фразы, говорил Филипп.

– Все мы здесь живём по правилам, который установил для нас Триглав – дух великой горы, хозяин земли, на которой мы выращиваем хлеб. И теперь он готов пожрать Солнце — большое огненное колесо, которое выкатывается каждую весну на небо, согревает нас и дает нам свет!        Последнее время правила были неоднократно нарушены! –продолжал свою страстную речь Филипп. – Триглав рассержен на вас за непочтительное отношение к его законам и «бессмертным богам». Дух горы грозит навсегда потушить «Огненное Колесо» в небе, разломить надвое эту землю…
– Эй, не перегибай палку, разошёлся, – шепнул ему один из борейцев.

–…Наш правитель Всеволод, отправился к Великому Духу Триглава молить о прощении. Горе нам, если горыныч будет непреклонен! Если хотите остаться в живых, и вы молите Триглава, просите его о прощении. Молите, пока громовые раскаты не стихнут и земля не перестанет дрожать. Только так  Дух горы простит вас. Если нет, он поглотит эту землю и всех вас предаст смерти. Только «бессмертные», смогут взойти на гору и спастись. Сидите тихо и ждите решение Триглава, могучего духа горы!

– Колес спасет...Всевлад-Бхага сын Триглава, в милость войдет... – шептались в люди толпе. Борейцы слушали невнятное бормотание «сибиряков» весь день: «Колес сварог, нам жар-колесо, Всевлад...и огнь Мери…Триглава власт...»

  Группа разведчиков вернулась уже далеко затемно.

– Скорее всего лавовый поток спустится по восточному склону, – объявили они людям свой вердикт. – Нам остается только ждать.

  Почти неделю они провели в страхе и полном бездействии, на нервах. Прошёл месяц, а гора все ещё не разразилась. Люди свыклись и жизнь потекла привычным чередом. Только всё время прислушивались, только жили с оглядкой на гору.
Вулканическая активность сохранялась около пяти месяцев, захватив полярную ночь, и проявлялась небольшим сотрясениями почвы и регулярным выбросом пепла.
Ветра дули преимущественно западно-восточные, верховые, и газовое облако сдувало в сторону гейзерного плато. Это, видимо, и стало причиной смещения жерла вулкана к востоку.

  Аборигены в исступлении молились и ежемесячно носили дары к дому Всевлада. Это имя, услышанное раз, прижилось вначале в среде «сибиряков», а после и повсеместно в Гиперборее.

  Подземные толчки участились, и поздно ночью Меру взбунтовалась. 
В результате нескольких сильных взрывов восточный склон горы покрылся крупными трещинами,  затем ещё серия взрывов, и в темноте полярной ночи началось настоящее светопреставление. Сильный треск и грохот от падения вулканических бомб разбудил, взбудоражил всех жителей поселка. Атлантийцам весь этот шум напомнил старинные фильмы 20 века про вторую мировую войну: звуки стрельбы, и воздушной бомбардировки, свист и грохот.

  Войны, как таковой, это поколение никогда не видело, кроме как в кино, но звуки эти привели их в ужас.

  Аборигены в страхе попрятались кто куда, некоторые бросились в лес. А атлантийцы собрали узелки и спешно начали подтягиваться к дому Всевлада.
Вулканические бомбы не долетали до поселения. Все десять «бессмертных» в полном составе отправились в сторону вулкана. Прямой угрозы они не видели, но решили знать ситуацию в лицо.
 
  Когда десять саней выстроились в форме пирамиды,  со стороны горы прозвучал выстрел, и град вулканических глыб разлетелся в разные стороны, несколько упало совсем близко. Один обломок по величине превосходил все. Он рухнул прямо под ноги Всевлада, похожий на огромный картофель, испеченный в горниле огненной горы.

– Это Триглав бросает нам свой вызов! – выкрикнул Всевлад.

  Гремящей стрелой двинулась колонна на восток. «Сибиряки» в ужасе наблюдали это величественное зрелище и с трепетом косились на горящий обломок горы. Они ждали решения своей судьбы. Их жизнь была в руках «бессмертных» властителей.  Они молились. Через три часа все увидели рыжий хвост огненной лавы, который поднялся из жерла вулкана и упал на восточный склон, медленно стекая на плато.
«Гонимый северными ветрами, шлейф пепла и ядовитых газов потянулся в сторону континентальной Европы», – писал об этом Филипп Вулл.

  Глава девятая. Тот самый случай

  Кажется, беда прошла стороной.

  На обратном пути колесницы двигались медленно. От сердца отлегло. Они уже подъезжали к городу, когда услышали странный шум над головами. Их ожидало ещё одно удивительное событие.

– Что это? Что? В сумерках не рассмотреть, – кричала Елизавета  в веселом расположении духа.

– Может ещё один Триглав, а ты радуешься, как ребенок, – то ли иронизировал, то ли ворчал Всевлад.

– Я просто чувствую, будто это что-то хорошее. Звук мне очень знаком. Давненько я не слышала его механический шум …, – вслух подумала Елизавета.

– Аппер? – предположил Джозеф.

– Точно, точно, я просто уверена, что это он – Аполёт, – кричала Елизавета, перекрывая звуки мотора.

– Мы, русские, никогда не могли понять вашей логики, – весело обращалась она к Джозефу. – Вы назвали летательный аппарат «аппер». Аполёт, звучит всё как-то более похоже на средство для полетов.

– Вау, неужели! Да это и правда Аполёт! – возбужденно закричали борейцы, приветствуя и размахивая руками.

Аполёт приземлился на окраине города и был восторженно встречен гипербореями.

– Что тут у вас происходит? Вы живете на пороховой бочке? Ну...я пожалуй не удивлен. От вашей компании именно чего-то такого я и ожидал, – весело приветствовал друзей Георгий Симонов.

– Столько стрессов одновременно, ты вгонишь меня в анабиоз дружище, – громовым голосом отвечал Всеволод. – Какими судьбами?

– Решил развеяться и немного подкорректировать карты. Получил разрешение пролететь над Европой, да узнать ситуацию с «ледниковым периодом». Вы же не вернулись. Ха-ха-х-х-х, – засмеялся он.

  Друзья разговорились, обмениваясь новостями. Георгий махал рукой, приветствуя старых знакомых, каждый хотел перекинуться с ним парой слов. Через час, сидя «на головах», все собрались в гостиной «дома советов», переговариваясь, рассказывая сумасшедшие истории о бесконечных путешествиях по земле прошлого.

  Уже к утру, когда рассказ Колесова о прекрасной Гиперборее подошел к концу, Георгий посоветовал ему действовать последовательно по отношению к аборигенам, и использовать вулканическую бомбу как предмет для магического манипулирования.

– Ну, допустим выбить на нём «десять заповедей». Устроить празднование в честь победы над Триглавом. Это здорово объединит людей, да и поставит их на место, страхом перед законами, перед Богами. Придумайте сказку покрасивей! – советовал Георгий.

– Последний год мы тут только этим и занимаемся…сказки придумываем, – засмеялся Стрижевский, сняв с себя куртку и, перемахнув её над головами присутствующих, повесил на спинку стула, подняв ветер.

– Ты был первым из богов, любишь эффектные сцены, да быструю езду со шлейфом из сквозняка. Знаешь, Георгий, как его «сибиряки» наши прозвали?

– Что за «сибиряки»? И как?– недоумевал Георгий.

– «Сибиряками» он называет местных аборигенов. У нас что не слово, сказание. Историю вспомни. Коренные американцы попали в Америку через Берингов пролив, и были они якобы из Сибири, – отозвался Стрижевский.

– А-а-а-а, что-то припоминаю. Это несколько не моя епархия. А что Стриж?

– Летает. Он — Стрибог. Где он – там и ветер. Аборигены считают, что здесь так хорошо, не ветрено оттого, что это обитель Богов.

– С этим трудно не согласиться. Только с таким соседом, – он указал на вулкан, – долго ли вы продержитесь? И земля эта…Вы в курсе, что на картах её нет?

– Ну, есть одна карта, а о памяти народной мы позаботимся, – романтично замурлыкал Колесов, когда подошла Ла-дин.

– Кто эта «сибирячка»? – открыто и с интересом посмотрел на неё Георгий, и та смутилась.

– Это моя Лада, – улыбнулся Всеволод.

– Ладно, ладная...– загляделся Георгий, а Ла-дин спряталась лицом в плечо своему Богу.

  После полярной ночи наступал период сумерек. И ближе к вечеру, если можно так сказать, когда на часах было пять, гипербореи высыпали на площадь к месту падения вулканической бомбы. Оттуда слышался шум голосов и какая-то непонятная возня. Всеволод с друзьями протиснулся вперед.

  У валуна, щедро преподнесенного им вчера горой Меру, собралась толпа аборигенов. Тут же было собрано ещё несколько других обломков, подлетевших ближе всего к городу бореев. Обломки поставили кольцом вокруг большого валуна, понатыкали горящих факелов и водили магический хоровод. Аборигены, уже доведенные до состояния экстаза, запевая что-то в размеренным ритме, ходили вокруг и, стуча в бубен, для изготовления которого они использовали кусок меди, синхронно размахивали руками.

– Весело тут у вас, – посмеялся Георгий. – Думаю, стоит им помочь.

– Объясни? – приподнял бровь Стрижевский.

– Солнце у вас встает на востоке? Это там, за горой. Думаю, они считают, что Триглав мешает солнцу подняться, не выпускает его в небо. И этот обряд должен успокоить разгневанного духа горы и помочь солнцу воссиять.

– Логично, этим мы припугивали их перед извержением. Но солнце встанет только через две недели.

– Значит нужно приложить все усилия, чтобы за две недели уговорить солнце встать, – сделал вывод Стоянов.

– Колес, ты должен возглавить этот процесс. И борейцы пусть присоединятся, здесь нужно полное согласие.

  Колесов подошел ближе к магическому действу. Аборигены расступились. Один из них дал Колесу большой медный диск-бубен, и тот возглавил процессию. Было неловко, но Всеволод собрался с мыслями и громко, нараспев, начал произносить магические заклинания: «Триглав, великий дух горы, обещание сдержи. Пришло время быть весне, солнце в небо отпусти!

  Он продолжил экспромт, напевая всё, что приходило в его голову:

 – Солнце, ярко огнем согрей, колесом прокатись, холод прогони. Выйди на небо, тучи прогнав. Отпусти Колесо-Яр в небо, великий Триглав!

  Борейцы хихикали в тёплые лохматые воротники своих тулупов и ходили хороводом вокруг горящего колеса, взгроможденного на гору из вулканических обломков.
– А ничего себе так, ему бы стишки сочинять, – дивился Георгий.

  Так продолжалось десять дней, пока из-за горы не показалось, наконец, солнышко.
«Колесов стоял на вершине холма, олицетворяя победителя — царя горы, и бил в большой медный диск. Победитель большого Триглава и освободитель Огненного Колеса, Ярило.

– Колес, Колес, Колес-Яр дружно кричали возбужденные гипербореи», – записал Филипп в книгу «Счастливое открытие».

  Предложение выбить законы на камне не были забыты, и при большом скоплении жителей, законы высекли и освятили камень.

  Закатили весёлый пир и городок гулял, поедая последние припасы. Муки оставалось немного, но «хлеба через край — и под елью рай, хлеба ни куска и в полатях возьмёт тоска».

– Замесили тесто жидковато, боюсь, не пропечётся, – сетовала повариха. Всеволод расстроился, а Георгий палец в рот не клади:

– Да вы блинов напеките.

  Он взял крынку с молоком, вылил в кадку с тестом, потом ещё чашку меда, кусок жира и размешал.

– Мама моя шикарные блинчики пекла, вот как-то так! – он черпал тесто и оно текло елеем обратно в кадку. – Попробуем на вкус.   Нь-я-м, нормально. Самое то. Осталось найти сковородку, – он посмотрел на Всеволода и Стрижевского, глядевших на него в полном восторге.

– Пожалуй, я даже знаю, где её взять, – хитро прищурился Колес.
Через час в кузнице уже горел огонь, и собравшийся народ с интересом смотрел, как Всеволод, одев толстый кожаный передник, раскаленными щипцами загибает края большого медного диска. Еще несколько мастерских движений, и у диска появляется ручка.

  Гулянье развернулось широко, и вот на печке-буржуйке, выставленной посреди площади, Всеволод испек свой первый блин — комом. Второй также не удался, и только когда Ла-дин начала смазывать сковороду жиром перед каждым блином, дело пошло на лад. «Сибиряки» диву давались, видя такую чудо-еду.

– Вот вам ещё колесо-жар, маленькое горячее солнце. Ешьте и согревайтесь! – прикрикивал Всеволод.

– И что это, за кулинарный шедевр? – поинтересовался Филипп.

– Блин.

– Что значит блин?

– То и значит…

– Да это же, это тот самый случай! – воскликнул Георгий.

– Что значит тот самый случай? – хором спросили друзья.

– Недавно я начал работать над теорией о замкнутости истории. Вот к примеру ваш блин или сковорода. Чёткого ответа на вопрос о происхождении этих слов нет. Можно судить-рядить, но всё это будут лишь пустые домыслы. Моя теория подтверждается многими фактами, порой косвенными, но подтверждается. Вот представьте, сейчас на свет появились слова «блин» и «сковорода», не имеющие чёткой этимологии в языке. Их произнес человек из будущего. Слово пришло из будущего в прошлое, благодаря человеку владеющему данным словом. И вот оно есть! Так на свет появятся пирамиды, колесо и многое другое — из будущего.

– Нет, не может быть, это просто абсурд! Придумать такое…в будущем-то, это всё откуда взялось? Твои измышления из той же оперы, что и вопрос о том, что появилось прежде: яйцо или курица?

– Но разве нет в этом логики? – удивился их косности Георгий.

– Неожиданно… нужно подумать — рассудил Стрижевский.

– А мне нравится, – заявила раскрасневшаяся на морозе Елизавета. – Найти в будущем вещь, которую ты положил там в прошлом, вполне логично!

– На самом деле у человечества ещё тысячи лет впереди, а сковородка появится много позже, и корень, поверьте, для неё наверняка найдется, – встрял в разговор Вивасват.

– То, что мы не можем найти ответа на вопрос о происхождении многих слов – это итог исторической и культурной интеграции одних народов с другими в процессе эволюции. До того, как появился славянский генотип, прошли тысячелетия, и только потом из общей массы выделились русские, поляки, литовцы. Они жили на одной территории с другими народами, и происходил обмен и трансформация языков и понятий.

– Верно. Но всё же, а пирамиды? – не унимался Георгий.

– И для пирамид объяснение найдется. Вот представь себе, что ты строишь пирамиду, а конкурирующая структура уже отбирает у тебя власть, перехватывает инициативу, как удачную. Всякому властелину необходима приличная усыпальница так? Он и последующие, соответственно, строят себе пирамиды.

– Вот видишь! Первопричина всё равно кроется во мне. Я начинаю строить пирамиду... – Георгий ликовал.

– Да, да, да !!! Гиперборея – родина слонов, — почти смеялась Елизавета и её смех подхватили все.

Блины получились отменные, ароматные, и дух от них разносился далеко по округе. Гулянье продолжалось и было в самом разгаре, как издали раздался мощный рык. Все сразу вспомнили о Меру. Люди замерли, и тут прямо на площадь  неловко вывалилась огромная туша — это был белый медведь, просто гигантский. Борейцы знали, что медведи водятся в этих краях, но видели его впервые. Он медленно, вразвалочку шёл прямо к печи, туда, где Всеволод разливал по медному диску очередной блин. Все замерли при виде незваного гостя. И только пара аборигенов тыкали в медведя пальцами, постоянно твердя: –Кома, Кома...Кома...

– Бог мой, ты на блины к нам пришел, великан? – шепотом заговорил Стрижевский, и кинул ему горсть блинов с подноса:

– Держи!

  Медведь ловко подхватил подачку и проглотил, практически не жуя. Снова раздался рык, и очередная порция блинов полетела в черную пасть. Но медведь не унимался, голосом давая понять, что голоден, и Всеволод, размахнувшись сковородой, запустил ещё горячий блин в пасть голодного зверя. Медведь проглотил наживку и взревел от боли. Он кинулся в сторону, круша столы со снедью. Тут Всеволод поджег жир на сковороде и осторожно двинулся с этим факелом в сторону медведя, размахивая огненным диском и прогоняя его прочь. Медведь с ревом, косясь на огонь, торопливо покинул вечеринку. Вслед ему побежали охотники, направляя, пугая   выстрелами, чтобы незваный гость навсегда покинул город, и долго гнали его вплоть до переправы к ледяной реке.

  Тем временем все с облегчением вздохнули, и спустя пару минут  продолжили беззаботный разговор:

– А вы не верили...глупцы, – победоносно заявил Георгий.

– Ты о чем? – не понял Вивасват.

– Поговорка на Руси была: первый блин комом. Все думают, что блин такой неудачный – комок, а на самом деле речь в пословице шла о медведе. Комами звали медведей.

 Они просыпались по весне голодные, и их по традиции задабривали блинами, – хитро сказал Георгий.

– Весьма сомнительная история. Как можно задобрить блинами этакую громаду? Даже слушать не хочу. Где вы, русские, этого всего нахватались? – заявил Стрижевский.

– Ты разве не слышал, как несколько аборигенов, показывая на медведя, называли его Кома? Я спросил у них. Их народ Коми ведет своё происхождение от медведя — от Кома. Медведь их тотемное животное! Как у эскимосов – кит. А откуда нахватались? Копали, искали, доказывали другим и прежде всего себе, что у русских древняя, и очень мощная история и культура. Где-то в середине двадцать первого века всю нашу историю пересмотрели, переосмыслили. И изучали уже в начальной школе. Тебя, Стрижевский, это тоже касается. – Я в России только высшее получал, школьной программы не знаю. Устал я как собака, пойду спать, пожалуй, – проговорил он, когда вдалеке раздался выстрел и крики ужаса.

  Прямо у моста медведь остановился и, потянув носом в сторону поселка, он с ревом попытался прорваться обратно, ринувшись сквозь группу преследователей. Марсия опрометчиво встала у него на пути, выставив вперед электрошоковое копье. Но медведь рвался напролом. С ревом он кинулся на охотницу, смыкая на её шее острые клыки зубов. Электрический разряд пронзил его сердце, град выстрелов полетело вдогонку и зверь грузно рухнул, подминая под себя изодранное зубами тело молодой охотницы.

  Когда мёртвую тушу медведя оттащили, пришло горькое прозрение и осознание трагедии. Марсия, настоящая Диана холодной Гипербореи, бездыханно лежала на снегу.

  Неподалеку у стойла с быками нашли изодранного гуся, и вцепившегося в него, урчащего медвежонка. Медведица, вероятно, искала своего детёныша и оттого не хотела покидать Гиперборею. Материнский инстинкт заставлял её рисковать, находясь в компании людей.

 На аккустической платформе, как на белой могильной плите, лежало покорёженное тело Марсии. Её смерть стала настоящим шоком для борейцев. Атланты, обреченные бессмертием, часто тяготились своей вечной жизни, но и смерть страшила их не меньше, чем любого другого человека. Они могли жить бесконечно долго, но  это не могло спасти от трагической смерти в результате травмы.

  Борейцы горевали, устроив настоящие ритуальные проводы, оказав всевозможные почести в центральной пирамиде долины ледяных пирамид.

  Марсия славилась среди борейских охотников, и негласно они считали именно её своим лидером. Она знала немало тонкостей охоты в тайге и на болотах, охотилась на разного зверя и птицу. Её уважали и потомки атлантов, и лесные люди, впервые получившие навык стрельбы из лука от неё. Марсия научила «сибиряков» строить лодки выдалбливая из цельного ствола дерева, ставить капканы и ловушки.
Оттого охотники, бородатые лесные отшельники, принесли ей свои дары, включая лодку однодревок, в которую её уложили, словно спящую. Борейцы поставили лодку на средний уровень пирамиды, как бы в надежде, что она проснется. К её ногам Коми принесли свой тотем-медведя, и другие охотники в знак уважения возложили тотемы своих родов. Рядом аккуратно устроили её охотничье обмундирование, лук и стрелы. По традиции, древние оставили у однодревка пищу и немного утвари. Не было ни одного, кто бы не скорбел от этой потери.

  Три дня спустя Георгий стоял у аполёта, готовясь к отбытию.

– Ну счастливо. Ты точно не хочешь остаться? – Колесов сделал последнюю попытку уговорить Георгия.

– Да нет, ты же знаешь, у меня есть дела и поважнее. Я должен всё исправить. Оправдать ожидания и тем изгладить свою вину. И не забывай: там меня ждет моя «Лада», я не могу её предавать.

– Ждём тебя чаще, и в следующий раз привези, пожалуйста, несколько книг. Вот держи список. Я уже подзабыл многое. Металлургия времен неолита была простой и гениальной по сути. Мы часто излишне умничаем, изобретая колесо.

– И это правильный выбор! – киношно воскликнул Георгий.

– Теперь нас только восемь, и всё чаще решения приходиться принимать мне, в одиночку. Как говорится — назвался груздем, полезай в кузов! Некоторые думают, что здесь они на курорте. Такая себе «экодеревня». А те, кто стремятся управлять, пугают меня, предлагая такие радикальные решения, что не далеко и в Атлантиду превратиться…много приходиться возиться с аборигенами...

– Пожалуй, ещё одна просьба. Ветра у нас слабые, энергию мы получаем от небольшой ГЭС, солнца по полгода нет...поставь, пожалуйста, вопрос перед деканатом, пусть рассмотрят возможность поставить на остров небольшой Гисолинк. Некоторые компоненты для солнечного накопителя мы можем предоставить сами. Остров достаточно богат редкими, да и драгоценными ископаемыми. Берилл, литий, платина. Чего тут только нет, вплоть до алмазов, – горько рассмеялся Всеволод. Ему ещё было не до веселья после смерти Марсии.  – Только солнышка не хватает.

– Ладно, обязательно доложу о твоей просьбе. Ну всё, счастливо оставаться, – сказал Георгий и хлопнул товарища по плечу, залезая в аполёт.

  Аппер заурчал как мартовский кот, взмыл резко вверх, и медленно стал отдалятся в сторону континентальной Европы.

  Глава десятая. Сон Атланта (предыстория).

  Ничто на земле не проходит бесследно, и бессмертные Атланты оказались уязвимы в своей вечной жизни. Много близких людей они потеряли в веках, и каждый раз это был стресс, катастрофа, беда.

  Так восприняли это атлантийцы, когда впервые уснул «бессмертный».
Стрижевский, оказался однолюбом. Он влюбился раз и навсегда. Его девушкой стала коллега по лаборатории – статная красавица-блондинка. То, что раньше он не обращал на неё внимание, было вполне закономерным. «Высокомерная, циничная, стервозная баба», – говорил он дружкам, когда они обсуждали первых красоток института времени.

– А Колесов с ней крутил, помниться, – смеялись они.

– С кем только Колес наш, не крутил, но эта дамочка точно не в моем вкусе. Кукла пластмассовая.

– Ах-ах-ах, – покатились со смеху мужики, – А нам нравится!

– Не сомневаюсь, в ваших вкусах, – укорял Стрижевский.

  Но когда Атлантида переместилась в прошлое, жизнь бывших коллег сильно
изменилась. Надменная красотка Виктория превратилась просто в Вику. Сошел перманентный макияж, маникюр стал не нужен, а высокий каблук сменили резиновые сапоги. Длинные волосы были заплетены в косу, а взамен элегантного маленького платья появился не менее элегантный синий комбинезон. Но самое главное – появилась и сама Вика. Она не визжала, как другие при виде насекомых, работала за двоих, лихо махая лопатой, и очень мило возилась с жёлторотыми, пушистыми цыплятами.

  Стрижевский влюбился как сумасшедший, и у пары завязался бурный роман. Все друзья Стрижевского завидовали ему и не могли сдерживать улыбки при виде воркующей парочки.

  Через год у Стрижевского и Виктории родилась двойня. Это произошло всего через пару месяцев после рождения первенца  у Георгия. Роды были тяжелые, специального оборудования не было, так же, как и специалистов, настоящих врачей-акушеров. Двойняшки оказались крупными. Виктория не выдержала тяжёлых родов.

  Неделю Стрижевский метался, как раненный зверь. Рыдал, пока никто не видел, уходил надолго в леса. Потом впал в депрессию и уснул. Он был ещё молод, но видимо шок был настолько велик, что организм не выдержал. Вначале решили, что это литаргический сон. Но Борис спал и спал, и спал. Ничего не говорило о том, что выйти из этого состояния он не сможет. Все функции были в норме даже без использования систем. Его оберегали шестьдесят лет. За это время в сон ушли ещё двое атлантийцев. Стало понятно, что это не случайность, будут и другие. Тогда  и задумались, как сберечь человека, обреченного на долгий сон.

– У нас уже есть гравилор, но можно испытать древнее, как мир средство. Никто не пробовал им пользоваться в современном историческом периоде, но на заре человечества оно было инновационным, – очень издалека начал Георгий Симонов боясь, что его не воспримут всерьёз.

– Не томи, Маркович, что за средство? – ворчливо произнес ректор.

– Пирамиды! – просто произнес он.

– Не верю своим ушам, ты всё продолжаешь шутить?

– Уж, какое там. Но послушайте. В двадцатом веке провели несколько экспериментов, в результате которых выяснилось, что кусочек мяса, помещенный в центральную часть пирамиды, долго остается свежим. Бритвы и ножи самозатачиваются, а поражённые ржавчиной предметы через некоторое время начинают блестеть, как новые!

– Да, это верно, могу подтвердить, – откликнулся Соломон, историк-египтолог.

– Хорошо. Представь мне всю информацию к завтрашней планёрке. Пирамида — это не домик на дереве. Нужно всё как следует обдумать.

– Мне кажется, это дорогостоящий, но самый оптимальный вариант, – вдохновленно сказал Георгий.

– Отчего же? – съязвил ректор.

– Пирамиды встречаются повсеместно на земле. Я думаю, что это тот самый случай!

– У-у-у. Тот самый случай? Ты готов подвести под это определение уже, наверное, все случаи в истории, – засмеялся ректор. – Но что-то, пожалуй, в этом есть.
Время летело кручёной стрелой, выпущенной с туго натянутой тетивы лука, но казалось оно вечностью. Настолько насыщенным и богатым на эмоции было это время, что вызывало дикое, неимоверное напряжение сил. Ведь атлантам выпало много больше, чем одна жизнь, много больше, чем одна судьба. Уставая, они обращались к своей памяти, перелистывая страничку за страничкой, радовались, горевали. Страдали угрызениями совести, перебирая сундучок с ошибками, стыдились глупости, жадности или мелочности.

На что мы тратим жизнь!
На мелочные ссоры,
На глупые слова, пустые разговоры,
На суету обид, на злобу – вновь и вновь.
На что мы тратим жизнь...
А надо б на любовь.
Сжигаем жизнь дотла всё на пустое что-то -
На нудные дела, ненужные заботы...
В угоду обществу придумываем маски...
На что мы тратим жизнь!
А надо бы на ласки.
Мы распыляем жизнь на сумрачную скуку,
На "имидж" и "престиж", ненужную науку,
На ложь и хвастовство, на дармовую службу.
На что мы тратим жизнь?...
А нужно бы на дружбу.
Куда-то всё спешим, чего-то добываем.
Чего-то ищем всё - а более теряем.
Всё копим: золото, тряпьё и серебро...
На что мы тратим жизнь!
А надо б на добро.
 
  После того, как проживешь двести, триста лет иногда бессмысленного существования, без цели, без радости созидания, отягощенных потерями, жизненный тонус резко падает, а перенесенный стресс становится звоночком для организма.
Много времени и сил потратили атлантийцы для того, чтобы разработать систему жизнеобеспечения для тех, кто находится в таком состоянии. Они изготовили гравилоры для каждого  — с виду обычный камень, но он мог поднимать тело в воздух и удерживать длительное время в состоянии левитации. Кроме того он обеззараживал воздух, уничтожая болезнетворные бактерии в пределах гравитационного купола.
Этот прибор был создан давно и находился в распоряжении лечебниц для поддержания лежачих больных в хороших гигиенических условиях. В состоянии левитации не образуются пролежни и застойные процессы в мышцах, в воздухе уничтожаются все болезнетворные бактерии и он насыщается  кислородом. На Атлантиде его воссоздали вновь.

  Для сохранения тела в состоянии анабиоза идеальным оказалась конструкция пирамиды. Оптимальный режим влажности, постоянные температуры, вентиляция, способная обеспечить приток свежего воздуха. И к тому же пирамида могла стать для спящего атланта надежным убежищем. Но не менее необходимым был постоянный контроль и пригляд.

  Впадали в анабиоз как правило после сильного стресса. Если жизнь текла тихо и умеренно, могло пройти  200 - 300 лет без «сна». Если жизнь насыщена и активна, происходила своего рода разрядка батарейки, и организм включал режим экономии энергии. У некоторых получалось продержаться долго. Другие перегорали много быстрее.

  Глава одиннадцатая. Ледяная пирамида

  Казалось вот только высадилась на берег команда отважных путешественников, вот только построили первый дом, собрали первый урожай. Написали законы, создали свой особый уклад жизни, раз от раза становясь творцами. Как мозаику складывали по крупицам образ желанного им мира. И вот уже время отсчитывает предел человеческой жизни.

  Всеволод был одним из тех, кто не мог жить тихо. Он был влюбчивый, эмоциональный и неравнодушный.

  Когда «бессмертные» меняли регион, с надеждой задержаться там надолго, они начинали строительство пирамид. В Гиперборее возвели пять пирамид изо льда на холодных западных землях, где жили только пастухи и олени. В центре пирамиды находился бревенчатый сруб, сохраняющий тепло человеческого тела. Конструкция  простая и доступная в любых условиях проживания, где бы не находился «бессмертный».  Если не хватало времени построить пирамиду в полном её величии, главным становилось обеспечение безопасности и хорошей вентиляции внутреннего пространства. В тех местах, где время, место или другие условия были ограничены, атланты ставили дольмены, курганы или использовали пещеры для защиты спящего. Остальное делал   гравилор.

  Гордая, остроносая ледяная пирамида высилась на холодной земле Гипербореи в самом центре долины пирамид. Город теперь разросся и почти достигал холодной реки, отделяющей долину пирамид от города.  В это популярное место отдыха, к реке, горожане приходили полюбоваться на пирамиды, словно алмазы сверкающие всеми своими гранями, когда «небесный электрик» включал на небе северное сияние.
Ла-дин уже здорово состарилась и Всеволод с тяжелым сердцем ждал момента её ухода. Он раз за разом отгонял от себя плохие мысли. Поднимал настроение себе и ей, порой выдавая сомнительные шуточки, отдающие горечью и страданием. Ей невыносимо было видеть, как он мучается, и с другой стороны хотелось мучить, ревнуя его к жизни и молодости.

– Сон без ума от тебя, ты знаешь? Черт тебя побери! – ругалась она. – Как ты можешь оставаться вечно молодым?

– Ей нужно было выйти замуж…глупая девчонка.

– Да какое уж там, из-за тебя она так и осталась одна.

– Что за глупости, Лад?

– Ты всегда был для неё идеалом…она искала похожего, придиралась. Хорошо, что остальные дети быстро нашли свои половинки.

– Да, хорошо... у нас с тобой большая семья. Ты молодец! И детей подняла, и внуков. Все рукастые, хозяйственные, добрые...

  Его вдруг позвали, и он ушел решать какие-то важные дела, а Ла-дин заплакала. Она всегда плакала, когда он уходил. И раньше, и сейчас. Казалось, что от её груди отрывают младенца, родную кровиночку, и жизнь от того становиться бессмысленной и бесполезной. Как-то он застал её плачущей. Вернулся за плащом, а она рыдает тихо в кулак.

–  Что это ещё? Случилось что?

–  Нееет, плохо без тебя…

–  А ну прекратить, что за сопли? Дел нет? Гречку от проса отбери…сорок розовых кустов…

–  А что это? – всхлипывая спросила она.

– Эх-х, я быстро найду, чем тебе заняться…

  Вскоре открыли сад для детишек, и Ла-дин была загружена больше некуда. Но она всегда находила минутку поплакать о любимом, попросить у небес за него, да и постучать по дереву – от сглаза. Только лишь минуточку в день, всё остальное время она была безмерно счастлива. Оттого и молила богов не отнимать у неё любимого человека и каждый раз боялась потерять даже каплю счастья, которое так щедро было ей отпущено судьбой. И Колес не разу не пожалел, что взял себе в жёны эту женщину.

  Для первобытной дикарки она была слишком хороша. Ей не доставало образования, но с излишком было сердца, души. Она родила и воспитала девять здоровых, красивых детей, была первоклассной хозяйкой и настоящей хранительницей домашнего очага. Она научилась всему — прясть, вязать, шить и вышивать. А главное — отлично готовить. Всё-таки как не крути, путь к сердцу мужчины лежит через желудок! Ладная получилась из неё жена. «Лада моя!» – звал её ласково Всеволод.
Когда Всеволод вернулся, Ла-дин уже не плакала. Теперь пришла очередь Всеволода плакать за неё. Беда источила его сердце, как вода точит камень. Тяжёлой, тёмной водой, накатил, сдавил грудь коварный сон. Всеволод долго бредил, сопротивлялся ему, словно болезни, но через трое суток сдался, и сон бесповоротно овладел им.

– Друзьям в беде помочь бессильны боги, – процитировал классика Стрижевский. – Наступил и его черед.

  Там, в долине, его давно ждала большая пирамида – символ вечной жизни, вечной молодости, символ безысходности и надежды.

Утолю мои печали
Новогодним жгучим снегом,
Утолю мою мороку
Зимней вьюги колким следом!
Эх, подняться бы на воздух,
Где студёное дыханье,
Да прижечь ладонь о звёзды
В одиночное касанье...
Знаю я, чего не знают
Даже древние преданья:
Утоляет невесомость
Все безумные желанья –
Утоляет все обиды,
Все напрасные упрёки
Ледяная пирамида,
Где так мирно одиноким.
 
  Глава двенадцатая. Ветра перемен

  ада и Всеволод родили десять детей. Девять их них сумели выжить. В доме сложился крепкий семейный уклад, и все вместе они дружно жили веселым, большим семейством.

Клановая система давно изжила себя. Всеволод уже много раз поднимал вопрос об её отмене, и после его ухода старший сын потребовал от совета решительных действий.

– В Гиперборее уже выросло новое поколение. Дети когда-то не прошедших карантин «сибиряков» воспитывались в социальных учреждениях, выросли в условиях общепринятой культуры, а их дети уже даже не знают причин разделения общества на касты, всегда жили и живут в пределах закона и нравственности. Их тяготит кастовая система. А обществу она мешает развиваться, – выступал Ярослав на заседании совета.

– Я не считаю, что разделение на группы может как-то повредить развитию общества, – возражал Вивасват. – Это то, что стабилизирует общество и создает порядок.

– Я тоже считаю касты пережитком. Да, было время, когда такая система стала необходимостью, но сейчас это скорее рудимент, – поддержал Ярослава Стрижевский.

– Общество неизбежно разделяется на группы. Тот, кто больше трудиться, больше и получает. Наш маленький город разросся почти до тысячи человек, но нам удаётся сохранить в нём равные права и примерно одинаковый уровень благосостояния для всех. И мы, можно с уверенностью сказать, почти достигли идеала общественного устройства. Не вижу проблем, связанных с кастовой системой, но если представители молодёжи представят нам доказательства того, что данная система уязвима, я думаю, стоит рассмотреть вопрос её отмены, – высказал свое мнение Сафуан.

– Показать недостатки я могу прямо сейчас. Я получил множество жалоб на ограничения, которым подверглись молодые юноши и девушки, чьи предки много лет назад не прошли карантин. Их деды и бабки были выдворены за пределы ледяной реки, но после рождения детей попросили Гиперборею о помощи. Вы же знаете, что температурные условия на том берегу ледяной реки весьма неблагоприятные. Покровителем таких семей была Альжбета? Так?– он обратился к ней.

– Е-лизавета, моё имя. Елизавета? Да, это правда, более сотни родителей с детишками вернулись обратно в город, в ту, первую пятилетку. Я не могла допустить, чтобы от нас ушли люди и погибли. Тем более детишки. Им выдавали документы и присваивали самый низший статус. Да, мало кто потом реализовал свои возможности и сменил кастовый уровень. Но дети все получили воспитание и образование в наших учреждениях, – отозвалась Елизавета.

– Проблема в том, что у детей сохранился статус родителей, и они до сих пор испытывают с этим проблемы. А с ними и моральный дискомфорт. Это не правильно. Можно изменить кастовый статус одного или другого, но проблемы останутся у третьих.

– Мы не можем поколебать наши правила, я настаиваю на сохранении установленных законов! – перебил Вивасват.

–  Отец всегда говорил, что касты – это временное явление! Они нарушают свободу личности.

– Отмена того, что хорошо себя зарекомендовало, может привести общество к хаосу, потере субординации. Пирамида в обществе важна для порядка, для чёткого строя, чтобы каждый знал своё место,– настаивал Вивасват.

– Но отец…  – начал было Ярослав.

– Ранее в совет входили только «бессмертные». Думаю, что стоит вернуть это правило, иначе мы ввергнем страну в геенну. Только Боги должны управлять Гипербореей. Смертные приходят и уходят, а мы будем жить вечно, –  снова перебил его Вивасват Сингх.

– Ничего не бывает вечного. Вы забываете, что здесь присутствуют трое делегированных представителей от гипербореев. Не уважительно вот так игнорировать волю народа. Изнутри общества проблемы видны чётче, оттого мы должны прислушиваться к голосу масс, – хмуро, понизив голос на тон, заметил Стрижевский, вспомнив о Колесове. Всеволод хотел прервать сложившуюся традицию, когда в совет входили только «бессмертные». Он хотела расширить его до пятнадцати человек. Пятьдесят на пятьдесят. Он много раз настаивал на том, что половина «бессмертных» отлынивают обязанностей управления, и их должны заменить смертные меряне.
Я выступаю здесь от лица народа, – говорил Ярослав. – Мне доверяют, как когда-то доверяли моему отцу. Хоть он и единолично правил все эти годы, не было ни одного раза, чтобы решения принимались без ведома Совета. Сегодня я здесь не по его воле. Меня послали люди. Меня попросили «бессмертные». От имени всех присутствующих я предлагаю поставить оба вопроса на обсуждение: и отмену кастовой системы, и вопрос расширения совета.  Провести всенародное голосование…
«Обсуждение закончилось. Оба вопроса были поддержаны большинством. И назначен день всеобщего голосования...» – записывал Филипп протокол собрания, чтобы позже записать об этом в «Счастливом открытии».

  ***

  Стрижевский был очень близок к семье Колоса. В прошлом они часто обсуждали городские проблемы в присутствии детей. Старшего Ярослава всегда привлекали эти посиделки. Он с детства   был отъявленным политиканом, целиком и полностью поддерживавшим отца, в отличие от своего младшего брата Леля, который был нежным и влюбчивым златокудрым ребенком. Ярослав проявлял качества сильного лидера. Стрижевский, будучи активным, но ведомым, отметил для себя эти свойства личности Ярослава и стал яро продвигать его в среде молодежи. Ему было чуть-чуть боязно оттого, что Вивасват может занять место Всеволода. Кроме положительных качеств мудрого правителя он имел и несколько неприятных для этой должности воззрений. Вивасват продвигал градацию людей по различным категориям, как профессиональным, имущественным, так и расовым, всячески пресекая и осуждая смешивание людей oriens с «сибиряками», частенько используя в своих речах латынь.
 
  «Ориенс должны сохранить чистоту индо-европейской нации, своеобразие и характерные черты своего народа. Нельзя превращать гипербореев в месиво без рода и без племени...» – можно было частенько услышать из его уст.
Ещё до того, как Колесов погрузился в «сон», Борис переговорил с членами совета. В последнюю очередь разговор состоялся с самим Всеволодом.
– Я боюсь, что в таком состоянии – Лада и всё такое – ты долго не протянешь. Без тебя к власти вырвется Вивасват Сингх с его кастовыми замашками, и, боюсь, нас ждет расслоение, разобщение.

– А что ты? – поинтересовался Всеволод.

– Я не ты, верные и правильные решения не мой конек. Я это прекрасно понимаю и не рвусь на первые места. Остальные семь членов совета, ты же знаешь… хорошо, что на работу ходят. Акила Шетти как вернулся, тоже практически не покидает свой дом, стал отшельником.

– И какие же соображения, что-то придумал? – без особого интереса спросил Всеволод.

– Ярослав. Он может с успехом продолжить твоё дело.

– Это же некрасиво как-то. Лестничество какое-то.

– Что это? Говори по-русски.

– От слова «лестница». Порядок наследования по родовому принципу. От отца к сыну. От старшего к младшему. Как у князей русских!

– Лестница, так лестница. Ты видишь другой выход?

– Я конечно горд за Ярослава, но мне кажется, что он излишне либерален? Нет? И он знает, что вы продвигаете его на мое место?

– Что мы продвигаем его в совет. А там как получится. Что если мы устроим выборы?

– Что-то происходит в нашем маленьком миру? Я совсем отстал от жизни. Хорошо всё это или плохо...

– Думаю, стоит попробовать.

– Попробуй. Теперь только от тебя зависит будущее Гипербореи…

  Люди с большей радостью выбирают то, что знают, к чему привыкли. Чему доверяют. А доверяют они Колесову, нисколько не сомневаясь в его мудрости и в том, что эту мудрость он передал и своему сыну. На очередных выборах в Совет большинство проголосовало за Ярослава Колесова.

  Вивасват злился, но у него хватило мудрости не доводить дело до вражды. В этом мире им всем ещё предстояло жить.
 
  «Моё время ещё не пришло», – улыбаясь в усы говорил про себя он.

  ***

  Перешеек в Северную Америку превратился в протоку, но по нему ещё можно было пройти. Несмотря на то, что остров имел естественную защиту и был окружен непреодолимыми горным массивом, ущелья и долины были естественными трассами для кочевых народов, поэтому все границы Гипербореи тщательно охраняли.

  Гиперборея разрасталась изнутри. Последние двести лет здесь жили только коренные гипербореи, меряне, мери, как они себя именовали. И жили в гармоничном, счастливом мире. Чтобы их мир оставался благополучным, они постоянно совершенствовали свои законы.
 
  Все борейцы выросли в духе почитания своих «бессмертных» Богов, и никто не мог представить себе жизнь без них. Всё новое и важное всегда предоставляли «бессмертные». Они же боролись с грозными стихиями природы. Укрощали строптивых. При них злые становились добрее, а глупые умнее. Борейцы гордились тем, что живут в обители Богов, и после тяжелого труда: посевной, окончания сельскохозяйственных работ, строительства важных, крупных объектов, наступала пора веселых праздников и обрядов, бурных народных гуляний. Большой Совет продолжал управлять гипербореями. Коллегиально они решали все проблемы и споры в парламенте. Открывали праздники и проводили установленные ритуалы.

  За шестьсот лет число жителей города выросло до девяти тысяч. Все дети посещали школы, получали хорошее образование. Наука  была развита. Именно науку старались продвигать в жизнь. Все, кто прибыл в Гиперборею с «бессмертными», уже давно прожили свой век и постарались как можно полнее передать знания молодым. Так сохранялась преемственность и традиции. Жизнь в условиях севера с полярной ночью была нелегкой, природа бедной, и люди упорно трудились, поддерживая друг друга, будучи единым целым на ниве выживания. За лучший мир.

  Еще в первое столетие они установили Гисолинк. Летом он накапливал и трансформировал солнечный свет, а зимой отдавал. Это был настоящий прорыв, значительно улучшающий качество жизни. В Гиперборее вовсю действовали театры и библиотеки, борейцы слушали музыку, изготавливали и играли на музыкальных инструментах. Сложной аппаратуры они намеренно не создавали, использование электроприборов было ограниченно. Ретро-телефоны в стиле аппаратов начала 20 века стояли во многих домах и общественных местах. Борейцы не стремились к тотальной автоматизации жизни. Да и технических условий для производства сложной электронной аппаратуры не имели. Всё крайне необходимое привозил из Атлантиды Георгий, раз в год навещавший остров.

Производили только шерстяную и меховую одежду. Борейцы  расшивали платья и шубы цветными нитями, вязали яркие узоры, украшали дома искусной витиеватой резьбой. Отливали золотые и серебряные элементы для украшений, с помощью художественной ковки превращая бытовые предметы в произведения искусства. Продуктов в доме хранили не много. Вся снедь была сконцентрирована на общественных складах, где, как на рынках, можно было прийти и бесплатно собрать свою продовольственную корзинку. Все были воспитаны трудиться. В такой замкнутой системе они жили счастливо. Наблюдая закаты и восходы, любуясь северным сиянием и яркими красками северной природы, которая расцветала, весной окрашивая холмы, и также ярко уходила осенью. Борейцы с удовольствием трудились, выполняя различные обязанности, часто сменяя друг друга. Они отличались универсальностью. Обладали широким спектром навыков, приобретая их с детства. С шести-десяти лет ребятишки один-два часа в день помогали взрослым в различных  мастерских, выполняя несложную работу: подметая, сортируя. Они чесали и пряли шерсть, перебирали овощи. К шестнадцати годам рабочий день уже длился до четырех часов.
Очень много и весело отдыхали. Популярными стали спортивные игры. Многоборье, если можно так назвать игрища с борьбой, лыжными гонками, метанием копий и стрельбой из лука. Преодолевая ледяной лабиринт с ловушками и препятствиями, гнали на оленях верхом, и на упряжках, катались с гор. Особым почетом пользовались интеллектуальные бои. Жизнь была бурной и разнообразной, чем-то напоминала простую жизнь зажиточного села конца девятнадцатого, начала двадцатого века. Если не отвлекаться на некоторые технические примочки, делающие жизнь приятной и легкой при работе на земле и небольших промышленных предприятиях.
Они и представить себе не могли, что через несколько тысячелетий слово «страда» – колея в поле – превратится в «страдания» земледельца. «Долгие лета» – в короткие летние месяцы, «наказание» – наказ, научение – во взыскание, а «тварь» – сотворенное, созданное силой творчества – в ничтожество.

  ***

  Ярослав правил легко. Он был инициатором принятия некоторых поправок в законы, отменил клановую систему, обязательную трудовую деятельность для детей в возрасте до четырнадцати лет, и некоторые другие «мелочи», которые казались ему ненужными пережитками. Вивасват пристально наблюдал за всеми его нововведениями, и по-тихому, без злости, радовался. Единственное, что он так или иначе приветствовал, было послабление нравов.

  Обилие туфа, мрамора и золота в купе со всеми реформами, далекими от политики Всеволода, проводившего в жизнь идеалы скромности и простоты, позволили расцвести художественному таланту Саранью. Она создавала здания, похожие на замки из мокрого, текучего песка, что строила когда-то на побережье тёплого индийского океана, будучи ещё ребенком.

  Вивасват всячески поддерживал жену, продвигая в совете каждое новое строительство. Рабочих рук в Гиперборее было предостаточно, людей нужно было чем-то занять долгими полярными ночами. Один за другим начали появляться величественные замки, витиеватые, несущие в себе отражение той жизни, к которой шла последние годы Гиперборея – сытой, весёлой, самодостаточной и слегка развязной.

  Упрощение брака привело к некоторому уплощению морали. Отмена труда для подростков – к обилию свободного времени. Появление предметов роскоши – к накоплению предметов роскоши. А с этим возросло и некоторое расслоение в обществе. Но пока всё же Гиперборея оставалась свободным, демократическим обществом. Многие «бессмертные», смотрели на всё со стороны, увлеченные своими делами и заботами, они не вмешивались. Стрижевский, так же, как и Филипп Вулл, во всём поддерживали Ярослава и не замечали звоночков, говорящих о медленной деградации системы.

  «Пятнадцать лет правления Ярослава привели к экономическому кризису, пришло в упадок сельское хозяйство, в котором чувствовалась острая нехватка рабочих рук, к неурожаю и дефициту продовольствия. Правители начали меняться один за другим. Сократилось поголовье оленей. Массовый убой птицы и тюленей привели к тому, что животные стали обходить остров, мигрируя в другие земли.

  «Спас» всех Вивасват Ранджедрапрасад Сингх, приняв в свои руки бразды правления, дождавшись, пока кризис поразит все слои общества», – писал Филипп в своем «Счастливом открытии» о ситуации в Гиперборее.

  С кандидатурой Вивасвата согласились все, даже Стрижевский. Вивасват был единственным сейчас, кто мог спасти ситуацию.

  Гиперборея Вивасвата Ранджедрапрасад Сингха через некоторое время начала напоминать вотчину крупного феодала, но при том рачительного и заботливого. Успешное, доходное хозяйство, в котором ценен каждый телёнок, каждый работник, приносящий пользу и работающий на благо хозяина. Если ты не ценен как работник – то и цена тебе грош.

  Каст не было, но люди чётко поделились на богатых и бедных. Разрыв между слоями населения вырос. Со стороны казалось, будто всё в пределах разумного, будто Гиперборея хорошела, если только не забредать на окраины и в отдалённые бедные районы. Одетая в мрамор и золото на фасаде, она выглядела в самом наилучшем свете.

  «Бессмертные» не спешили критиковать, они как и прежде были Богами и жилось им хорошо. И какой смысл обрушивать свою критику, если альтернативы власти Вивасвата Сингха они предложить не могли. Лишь Акила Шетти, близкий друг Вивасвата, часто осаживал его и порой вступал с ним в яростные споры, после которых Вивасват ненадолго отступал с принятием неверного решения.

  Так пролетело ещё одно столетие. Сменился ещё один правитель. Пока спал крепким сном Вивасват, Акила сменил его, потихоньку восстанавливая прежнее положение вещей. Внося черты своей индивидуальности, он делал упор на сельское хозяйство, на коллективное хозяйствование, и здесь ему здорово помогли Степан и Елизавета. Все эти годы, то вместе, то в одиночку, они всячески поддерживали эти направления работы.

  То же поддерживал и Велс. Джозеф вёл непрерывную селекционную работу с овцебыками, улучшая качество мяса и шерсти, заботясь о потомстве.
В тяжелые времена для Гипербореи, в отсутствии достаточного питания, только овцебык спасал население от голода и холода. Велс, покровитель скота, тогда был главным источником благ.

  Правление Акилы – период по-настоящему коллективной работы всех «бессмертных». Им удалось восстановить уровень жизни гипербореев до прежнего равноправного мира, который существовал при Всеволоде, и к тому моменту, когда он пробудился, им было чем гордиться.

  Гиперборея расцвела по-настоящему. Ещё год или полтора Всеволод приходил в себя, изучая этот новый для него мир. Мир без Ла-дин, детей и внуков. Всё изменилось – и Гиперборея, и лица, которые его некогда окружали. Знакомыми были только «бессмертные». Как бы он хотел вернуться обратно, но нет. Новая жизнь, новая. Каждый раз словно родился заново. Просто собираешься с мыслями и живешь, убеждая себя в том, что на этот раз постараешься удержаться от близости, сохранить гордое одиночество, избегая смерти и потерь. Не будет любви, а только смирение и служение.

  Его окружали праправнучки и праправнуки. Но для него они были только дальними родственниками, смотревшими на него снизу вверх, словно он был спустившемся к ним небожителем. Было неловко, и он напросился к старому другу Стрижевскому. Им было о чём поговорить долгими зимними вечерами. Стрижевский с сожалением рассказывал про ошибки, про лихие времена. Про возрождение, которое было бы невозможно без Всеволода. На него ориентировались, перед ним боялись опозориться, и всеми силами возрождали Гиперборею для него.

– Фредерик Перлз как-то раз сказал: “Идеал – это палка, которая дает вам возможность бить себя и издеваться над собой и окружающими”. У каждого в голове складывается свой образ идеального государства. Свои ценности. Они есть у каждого из нас, и это прекрасно. Ценности поддерживают, помогают делать выбор, структурировать жизнь, находить схожих по мировоззрению людей. Но только не всегда то, что хорошо для одного, хорошо для многих. И тогда идеал становится палкой, который больно бьёт по бокам, – резюмировал Всеволод.

  Глава тринадцатая. Исход

  Очередное посещение Гипербореи Симоновым омрачилось плохими новостями.
Гиперборейцы давно уже и сами отметили метеорный поток, направляющийся к Земле. С помощью примитивного, но достаточно мощного телескопа, среди сотен мелких камней, которые сгорают в плотных слоях атмосферы, они заметили несколько очень крупных обломков. И вот уже почти два месяца, как они наблюдали прекрасное и устрашающее явление — три луны. Это же объявил им по прилету, и Георгий:

– За большим астероидом скрыт ещё один обломок. Он находится в тени большого и практически не виден в этой точке Земли, а с экватора мы видим все три объекта.

  В сердцах Гиперборейцев поселилась тревога и печаль. В небе сиял чистый, привычный глазу Месяц, на расстоянии от него тёмная угловатая Фатта, а между ними, в колыбели млечного пути лежал Лель, как любимое дитя столь непохожей друг на друга пары.

  Из прежнего состава гипербореев осталось лишь девять «бессмертных», ведь Марсия погибла сотни лет тому назад в схватке с белым медведем. Население здорово увеличилось, но от тех первопроходцев и трудяг уже давно никого не осталось. Такие вещи, как потеря друзей и соратников, давно стали привычными и обыденными в жизни «бессмертных», но они помнили и ценили всех, с кем провели эти плодотворные, бесконечно счастливые годы. Шестьсот лет, больше, чем Римская империя! Браво! И ещё тысячу лет жили бы они в мире и согласии, если бы не Фатта и Лель, как называли их борейцы. Эти имена напели им «оленьи люди» с запада. «Тёмная Фатта несет смерть», – говорили шаманы. Большая вода хлынет на землю Гипербореи, и даже Меру, великая Меру скроется во тьме этих вод».

– Пришло время уходить, – начал Всеволод, и голос его, доносящийся из радио, прокатился волной по всей Гиперборее. – Три огромных метеорита движутся к земле. Гиперборея в опасности. Через два-три месяца наш остров будет стёрт с лица земли. Нашей страны нет ни на одной карте мира. Когда она перестала существовать, не знает никто. Нам думается, что этот момент скоро наступит, и нужно уходить на континент. Вглубь континента. Высоко в горы. Для этого нужно время.

  На экстренном заседании Совета обсудили, как будет проходить исход. Гиперборейцы разделились на две группы. Одна группа однозначно проголосовала за Евразию. Это значило уйти тем же путем, что они сюда и прибыли, по тёплому течению, морем в сторону полуострова Ямал. Вторая группа планировала направиться в сторону Гудзона, по перешейку.

  На острове кроме них проживало ещё несколько племен: на западе «оленьи люди», и на севере – инуиты. Их тоже необходимо было вывести.

– Прошу всех отметиться у руководителей ваших экспедиций. Выход должен начаться, самое позднее, через месяц. Кто готов идти самостоятельно и уходит раньше, пожалуйста, подойдите в совет старейшин и сообщите об этом. Все должны покинуть остров вовремя, – объявил Всеволод по радио. – Проходить исход будет в три этапа, и через два месяца, максимум три, мы должны быть уже далеко от Гипербореи. Друзья мои! Будьте верны идеалам и тем ценностям, что мы нашли на этой земле. Оставайтесь в любви и будьте вместе. Вместе мы сможем преодолеть все преграды и трудности на пути. Помните о нашей родине, великой Гиперборее!», – произнёс Всеволод трогательные слова напутствия.

  «Минуту после напутственной речи Колесова стояла тишина. В каждом доме, каждый бореец вытер скупую слезу. Слухи о возможном исходе бродили уже не одну неделю и теперь они услышали официальное заявление, но всё равно были морально не готовы, они были подавлены», – писал в книге «Счастливое открытие» Филипп Вулл.

– Может, вам стоит вернуться в Атлантиду? – предложил Георгий. – Я доработал механизм перемещения во времени, и Атлантида покинет этот временной промежуток навсегда. Если вы не вернётесь, застрянете здесь, в этом далёком тысячелетии.

– Уже не остаётся времени, а нам нужно позаботится о людях. Но, если кто-то из бессмертных пожелает, забирай!

– Я могу взять только двух человек. Деканат отправит дополнительные апперы, чтобы забрать желающих. Ты сам понимаешь, это не двадцать и не тридцать человек. Много взять не получится.

– Тем более. Одиночек среди нас не много. Кто захочет, могут улететь. Остальные вряд ли оставят свои семьи. Мы будем со своими людьми до конца. Уйдем в Уральские горы, а там как судьба подскажет. Георгий?

– Да?

– Как ты там говорил? Тот самый случай? Везде на своем пути мы будем оставлять знаки. Что самое долговечное и достаточно приметное? Камни. В композиции из менгиров и кромлехов вы сможете найти наше послание – сколько нас, и как долго мы пробыли на этой земле. Ну и, конечно, пирамиды, на стенах которых можно будет прочитать всю историю, – с улыбкой сказал Всеволод.

– Неужели всё так просто?– засомневался Георгий.

– Да. Но только до того момента, как кто-нибудь другой не захочет повторить наше послание, – засмеялся он, и Георгий подхватил его смех, грустный до слез.

***

  Первый, самый крупный обломок обрушился на Гиперборею. Удар был такой силы, что хрупкий рифтовый остров, покоящийся на спине спящего дракона, разлетелся на куски.

  С огромной скоростью высокие волны, вздымая толстые льды, проложили себе дорогу по руслам рек, исходящих из Гипербореи, и ворвались одновременно в Тихий и Атлантический океаны.

  Второй астероид ударился о берег американского континента в районе экватора.
С одной стороны вода ринулась, прорубая пролив между Ледовитым океаном и Тихим; с другой прокладывала себе путь, поднимая уровень Атлантического, где волна уже хлынула в трещину от мощного землетрясения, разорвав Европу и Африку, образуя Гибралтарский пролив. Этот прорыв океана в Средиземное море вызвал настоящий всемирный потоп. Он уничтожил все следы пребывания Атлантиды, которая успела покинуть это время и приземлиться в другом.

  Если учесть тот факт, что весь мир для человечества был сосредоточен именно в акватории Средиземного моря, потоп и правда стал всемирным.
Третий метеорит упал в Тихий океан, вызвав целую цепочку извержений рифтовых вулканов, навсегда разделив между собой  Курилы, Японию и Корейский полуостров.
Как пробка из бутылки с шампанским вырвалась из Ледовитого океана вода, мощным потоком проталкивая вперед тёплые воды, подогретые страшным извержением вулкана Меру и инерционной силой цунами от метеорита, упавшего в японское море, тем самым формируя горячее течение Гольфстрим.

  Когда мир очнулся после катастрофы, он даже не заметил, что с лица земли исчезли два легендарных острова, две легендарные цивилизации. Люди с трудом пережили этот потоп, навсегда вписав его в свои летописи, сохранив в памяти народов, передавая в устных сказаниях из поколения в поколение.

  Воды северного моря бурлили, затем истощённый вулкан провалился в образовавшуюся пустоту и затих. Континенты отодвигались всё дальше от центра трагедии, не желая оставаться немыми свидетелями катастрофы. Остыли медленно. Тысячелетие за тысячелетием, и воды затянулись суровыми льдами, скрывая последние следы прошлого.

  Борейцы поднялись повыше, в Уральские горы разделяющие Европу и Азию, а спустя некоторое время их пути разошлись.

  Филипп Вулл и большая группа европейцев отправились на родину. Филипп повел их в родной Уэллс через Кольский перешеек. Он продолжал писать своё «Счастливое открытие», в котором рассказывал удивительные истории о туманном Альбионе, там, на севере, куда многие поколения странников и романтиков отправлялись на поиски легендарной страны.

  В шестнадцатом веке Филипп, после очередной экспедиции к полюсу, испытал боль и отчаяние, надежды о возвращении Гипербореи в нём окончательно угасли. Он превратился в древнего старца, умалишённого отшельника. В его последние дни жизни встретился он с Якобом Ван Кнойем. Ему-то он и отдал свое «Счастливое открытие». Пергаменты были совсем разрушены, но сохранившиеся куски текста и карта вдохновили Кнойя на новые путешествия к полюсу.

  Вивасват и Саранью с большой семьей, родом, отправились в Индию, а Всеволод повёл свой род вдоль Уральских гор к Чёрному морю. Где-то по дороге они теряли части единого, создавая большие культурные пласты. Не всем удалось сохранить дух, священные законы и знания Гипербореи, но кто-то продержался дольше.


 
-----------------------------------------------------------
  В тексте использованы стихи:

 (1) Марина Волкова, 2009, Гиперборея.
 (2) Людмила Осокина. Кофе. https://madeo.ru/kofejnye-citaty/
 (3) Роберт Рождественский. Минуты
 (4) Анастасия Загодина. На что мы тратим жизнь. 
     https://www.stihi.ru/avtor/akz1931.
 (5) Лина Султанова, Ледяная пирамида. Стихи.ру