Подготовка специалистов в закрытых учебных заведениях существенно отличается от обучения студентов гражданских ВУЗов. В мореходном училище вся жизнь и учебный процесс организованы так, что пропускать лекции и обязательные часы самоподготовки просто невозможно. Углубленное изучение профильных предметов, строгая дисциплина, переходящая в привычку и плавательская практика дает уровень подготовки, который необходим в соленой флотской жизни. Окончание училища – это только теоретический зачет и допуск к длительному испытанию выбранной профессией. Теперь начинается многолетний экзамен корабельной жизни, который покажет, что ты можешь и чего ты стоишь, только там проявляются способности и личные качества. Но одновременно проходит и коварная проверка "медными трубами", благодаря новым материальным возможностям и соблазнам, в период короткого пребывания на берегу. И как оказалось, для многих этот экзамен оказался одним из самых трудных.
В общем, в голове буря эмоций, но направление на работу лежит в кармане, небольшие подъемные деньги получены и ты стоишь перед неизвестностью, даже не представляя, что ожидает там впереди, за интригующим, неизвестным адресом – Беломорская база Гослова.
Используя все существующие виды транспорта, включая паромную переправу, через двое суток, я добрался в пункт назначения – порт Беломорск. Все виденное из окна автобуса поражало меня, южанина, жителя Ростовской области. Пустынная, низкорослая лесотундра холодно поблескивала многочисленными озерами и морской водной гладью. Это полный контраст привычному, знойному причерноморью.
Первое впечатление, что это край земли. Он находится где-то здесь, вон за теми бревенчатыми бараками, которые как солдаты на привале, полулежали среди болотистой местности. Между собой они соединялись узкими деревянными настилами, выполняющих роль пешеходных дорожек. Одна из таких дорожек привела меня в скромный домишко под названием гостиница, т.е. дом только для ночевания, где в большом пустынном помещении не было ничего, кроме нескольких раскладушек. Из всех необходимых элементов гостиничных удобств, присутствовало только одно – комплект постельного белья и вафельное полотенце, которое в этом заведении, предназначенном для проживания спартанцев, оказалось значительно важнее, чем кондиционер или холодильник. Усталость от дальней дороги валила меня с ног и было уже не до комфорта. Но уснуть не давало солнце, которое среди полярного дня, с небольшими перерывами на короткие сумерки, ярко светило в незашторенное окно. Только на мою вторую полярную ночь, я не просто уснул, а рухнул от усталости и переполнявших меня впечатлений. Что нужно уставшему человеку? Приткнуться на ночь есть где, а удобства и комфорт – это в других местах, а здесь все проще.
Посетив порт, я увидел вереницу ржавых сейнеров и траулеров, которые прижавшись к пирсу, многие месяцы ожидали то ли ремонта, то ли отправки на металлолом. Это произвело на меня гнетущее впечатление. В моей памяти были еще свежи прошлогодние воспоминания о праздничной Одессе, встречающей нас после годичной плавательской практики на китобойной флотилии «СЛАВА». Я взмолился в отделе кадров, с просьбой об отправке меня в действующую Мурманскую группу кораблей Беломорской базы.
Прибыв в рыбную столицу страны, с нетерпением ожидал прибытия кораблей из Атлантического района промысла. А пока был отправлен в так называемый «резерв», с оплатой 70% оклада. Так продолжалось и месяц и два. Начал таять розовый туман обладателя красного диплома о восторженных встречах кораблей с цветами и улыбками. Мурман был суров, прохладен и пьян. Поиздержавшись до предпоследнего рубля, пришлось опять перейти на курсантское меню, кафе обходить стороной, а столовую искать подешевле.
Но судьба к голодным снисходительна. Чтобы как-то занять слоняющегося без дела и денег молодого специалиста, она откомандировала меня на старенький, каботажный сейнер Архангельского рыбакколхозсоюза РС-5276 «Летник», с которого на самом отходе в море уволился 3-ий механик. Еще слабо разбираясь в местной специфике флота, я поинтересовался: «А там кормят?». «Иди, иди, там все увидишь», многозначительно напутствовали меня в отделе кадров. С надеждой заработать на пропитание я помчался в порт, к отправляющемуся на промысел сейнеру.
Как на уходящий поезд, успел к прощальному гудку, и как оказалось – очень удачно, как раз к началу своей вахты. Встретивший меня старший механик, поздоровался и посоветовал снять китель с импозантным голубым ромбом выпускника мореходного училища, одеться попроще, в старую робу, и немедленно приступить к исполнению своих прямых обязанностей, на выходящем в море корабле. Он не догадывался, что у этого молодого специалиста еще нет опыта самостоятельного несения вахты.
Выход в море – это всегда шум, суета, бесконечные тосты или просто праздник без тостов, но команда - в растрепанном состоянии. Стармех со своей женой занялся каким-то своим срочным делом, а я, первый раз попавший на такой «лайнер», пошел искать машинное отделение. Вдоль правого борта я увидел люк, и заглянув туда, услышал характерный звук работающего вспомогательного двигателя, догадался - мне туда.
Спустившись по трапу в машинное отделение – я замер, вот это да… Чувство такое будто меня посадили за штурвал самолета, и сказали: «Ну давай, взлетай». Я стоял среди этих совершенно новых для меня механизмов, приборов, датчиков и работающих систем, которые я все-таки изучал в училище, но как оборудовано это машинное отделение и как это все работает вместе, я не представлял. Напряженно озираясь, я опознал главный двигатель – это же «Букау-Вольф», а с ним я знаком по плавательской практике на учебном судне «Руслан», и если еще найду баллоны со сжатым воздухом, то я знаю как его запускать!
Громко звякнул ручной телеграф – поступила команда «ТОВСЬ».
Со страхом поглядывая по сторонам, я увидел ряд стоящих баллонов, на манометрах цифры 250 кг/см2 - значит высокого давления. Это они,родные, это то, что нужно для запуска главного двигателя. И вдруг команда «Малый вперед», меня встряхнуло как высоковольтный удар и мобилизовало на необходимые действия. Я отзвонился, т.е. подтвердил на мостик получение этой команды, и свою готовность дать ход кораблю. Первый раз в жизни, самостоятельно запустил главный двигатель и привел в движение гребной вал. Корабль начал движение.
Свои дальнейшие действия я практически не помню. Но судя по тому, что у меня получилось управление главным двигателем и я смог обеспечить маневры по швартовке и выходу корабля в море - только теперь осознаю, что это было чудо и кто-то невидимый руководил всеми моими действиями. Кто это мог быть я точно не знаю, но верю, что это был мой ангел-хранитель, он помогал и подсказывал, что нужно делать. Благодарю его за это.
Старший помощник капитана, производивший швартовку уходящего корабля, как джигит, рвал удила застоявшимся в порту тремстам лошадиным силам, гонял стрелку телеграфа от «Полного вперед» до «Полного назад», громко огрызаясь осипшим тифоном (сиреной) на попадающиеся ему на пути большие и малые корабли. Густая рыжая борода и орлиный нос выдавали в нем характер испанского конкистадора. Как мне удавалось исполнять эту джигитовку, даже не могу передать, а сказать, что у меня тряслись крупной дрожью и руки и ноги, значит не сказать ничего. Это была проверка всех моих знаний и навыков, это был единый ГОСЭКЗАМЕН одновременно по всем предметам. А когда телеграф начал затихать, я догадался, что уже вышли на чистую воду Кольского залива. В машинное отделение спустился старший механик и только буркнул: «Ну ничего, ничего, я думал, будет хуже».
Рыбалка была на удивление очень удачная - за одну неделю мы заполнили 40-тонный трюм шкереной треской, и сдав улов на ближайший рыбоперерабатывающий цех, тут же получили полную оплату. Моя первая зарплата 700 рублей за 10 дней промысла, после курсантских 3 рублей 80 копеек показалась фантастической. Я не представлял, что можно делать с такой тьмой денег.Не знаю, что меня побудило,но половину отправил своей бабушке, матери-героине 13 детей, которая в голодные послевоенные годы, одна, без погибшего на войне мужа, поднимала огромную семью. Мне запомнилась ее удивительная способность содержать на мизерное пособие подростающую голодную детвору и при этом пытаться откладывать каждый месяц по несколько рублей, чтобы купить черную плюшевую кацавейку, для приличного вида при посещении церкви в Саратовской глубинке.
Как разобраться с остальными деньгами мне подсказали бывалые моряки, и через неделю с чистыми карманами и чувством исполненного морского долга, вышли в море за рыбацкой удачей и ловом глубокого плавающего планового задания.
Но рыбацкое счастье, штука коварная, она не любит тех, кто выйдя из порта, по 3 дня лежит в дрейфе и приходит в себя после бесшабашного праздника и только потом начинает заниматься тем, зачем вышли в море.
В дальнейшем уловы резко упали, и в течение последующих трех недель мы не могли заполнить трюмы и на половину, а с полупустым трюмом идти в порт не позволяет честь рыбака и взятые на себя социалистические обязательства. Питаясь остатками продовольствия и галетами, обменянными с военными моряками на свежую рыбу, продолжали круглосуточно тралить море Баренца. План мы выполняли вот такой дорогой ценой.
Условия жизни на сейнере были очень похожими на жизнь на подводной лодке, причем старых выпусков. Кроме капитана, стармеха и радиста все остальные члены экипажа жили в одном большом кубрике, тут же сушили сапоги и рыбацкие костюмы. Обогревались помещения обычной печкой-буржуйкой. Топилась она углем, кочегарил я ее не всегда на полную мощность, и стармех бранил меня и то училище, которое судомеханика-универсала этому не обучило. Однажды при неудачной попытке растопить это чудо-печь соляркой, произошел взрыв и это закончилось тем, что я с обожженным лицом и руками нес вахту в бинтах, пропитанных соляркой. К моему удивлению – все быстро зажило, остались только шрамы и урок, как это делать нельзя.
Прибрежный лов и короткие каботажные рейсы вдоль побережья Баренцева и Белого морей позволили мне побывать и увидеть малонаселенные, а иногда вовсе покинутые, колоритные саамские и поморские поселения. Впечатлил вид лежащих на берегах полуистлевших останков старинных кораблей безвестрых мореходов, свидетелей истории коренных жителей, их жизни, быта и труда.
Незамысловатая по сути, но рациональная и надежная, сформированная скудными возможностями, суровым климатом и удаленностью от благ и пороков цивилизации. Часто общение с внешним миром осуществлялось только водным путем. Спустя многие годы, я смог понять и оценить смысл этого христианского жития в нестяжательстве, их консерватизм, сохраняющий подлинные ценности. Теперь, имея возможность сравнивать, я окончательно убедился в том, что лучше жить в ограниченных условиях и среди добродеятельных людей, чем жить в среде прагматизма и алчности.
Вскоре моя командировка и испытание на стойкость и выживание в экстримальных условиях, подошли к концу, и считаю, что успешно сдал практический экзамен. Вопреки всем существующим правилам формирования экипажа, капитан потребовал продолжения моей командировки на их сейнере и даже отправил письмо-ходатайство в нашу организацию. Мой категорический отказ и непреодолимое романтическое желание ходить по дальним морям и странам, оказались сильнее прагматических соображений быстрого карьерного роста и больших заработков. Но судьба есть судьба, у нее на этот счет были свои планы, она приготовила мне целый букет новых испытаний, за что, в итоге, я ей безмерно благодарен.