Или ЛАДОГОШТИЛЬ...
Однако же очень уж долго у меня лично «пропекается» эта его Ладога... А толи просто же некогда, всё некогда, а с кондачка как-то не хочется, - уж больно же тема серьезная, тема такая трепетная, внимания заслуживающая более нежного.
Однако, вот зарисовочка, очередная, «лодогоштилем» навеянная. Но для начала, - высокая, конечно поэзия, т.е. именно же – оригинал. Если кого и стошнит немножко, то как утверждают немногие из знатоков этого дела, - иной раз и это полезно. От себя добавлю – очень полезно. И я таковым верю, ибо... Эх, люблю же я и потошнить обильно, особенно же когда есть на что...
Да, вот сейчас же уже и увидите.
Ладога. В. Питкун.
Улыбнись и желательно мне,
И желательно сразу.
Я плыву у тебя за спиной
Пропекаю какую-то фразу.
И каким-то неправильным вдруг
Оказался весь мир вокруг.
В нем словно сломалось все,
Он словно и нем, и глух.
А ты похожа на Ладогу,
И похоже, что штиль,
И за окнами ягоды,
И на ягодах пыль.
Разговаривай, но не спеши
И желательно молча.
Я услышу тебя в пустоте,
В тишине, и намного чем больше.
А ты похожа на Ладогу,
И похоже, что штиль,
И за окнами ягоды,
И на ягодах пыль.
А ты похожа на Ладогу,
И похоже, что штиль,
И за окнами ягоды,
И на ягодах пыль.
Она. Такая, вполне себе обыкновенная такая и типичная Она. Которая Славке, такой обычной и типичной завсегда представляется. И вот Она стоит, значится. И это не догадка моя, - под любым из слов здешних есть основания. Любое слово, фраза, строка стихотворная не просто так, - у Славы вообще нет ничего просто так. Ну, да давайте уже окунаться уже, то есть более детально уже «искупаемся», т.е. поплаваем уже вместе со Славкой. Она, как ты её не крути, но таки она стоит, ибо сидеть она просто не будет, ибо в воде действие происходит настоящее... Хотя не исключено, что в любой иной она стоит жидкости, жиже. А в жидкости или тем более в жиже как-то да несподручно сидеть.
Вот она, значит и стоит, предположительно в воде, предположительно не менее чем... ну, в общем вам примерно по это дело, то есть по пояс будет. И это как минимум, а максимум – это по самую шею она стоит в воде этой иль жидкости. Она... Возможно даже та самая она, из его удивительно нежной песни про туман. Ну, тот туман который на небо возвращается, а она, т.е. его родная в это время ему и улыбается всё время. А он её тогда сжимать изволит, при том крепче крепкого.... и т.п.
Так вот, предполагаю, что таки это всяк именно же она и есть, т.е. та самая, его родная которая. А он её там сжимал, сжимал, значится крепче крепкого, и сердце у него в груди было и даже билось оно, в то время как он думал-предполагал, что его нету там. Ну, да ладно. Там посжимал, а тут она таки просто стоит пока, не менее чем по колено, и скорей таки в воде. Возможно, она и тут тоже улыбается. Возможно, и не улыбается ещё, - тут пока нет на этот счет определенной ясности. Это интрига с самого первого здесь аккорда так аккуратно и старательно, как только он и умеет, Славкой засеянная... И вот он этот аккорд первый. – Улыбнись, - таки просит её в первой же строке своего стиха Вячеслав.
И... она, внимая ему, видимо таки начинает это дело делать, т.е. - она улыбается. А и чего бы ей не заулыбаться, когда просят её, да еще не кто-то просит, а именно же – Слава, поэт? Так ведь же нет, не поэт, а ПоЭтище!!! И вот она уже стоит в этой жидкости и она уже улыбается. Однако, нет, - еще не всё. И «желательно мне» - просит в этой же своей строке Вячеслав. И тут она принимается с улыбкой искать его... - Эй, оппачки, да где же ты, мил человек? – рассеянно хлопая своими ресницами, как бы вопрошает она к ней обращающегося.
- И желательно сразу, - добавляет он, видимо считая, что это важней, или важней аж еще на много чем более* (это станет ясно из третьего, куплета – такой оборот не в шутку насыщенный). И сразу она впадает в смущение, а сразу ли она заулыбалась, а толи не сразу?... И если сразу, то ему ли? Ведь она и знать еще толком не знает кто такой этот желающий, где он, и что ему важней в данный момент – её улыбка как таковая вообще, или улыбка ему, или какая-то сразу-улыбка, как отдельный вид действия или нечто еще более специфическое. Стоит, ищет где же этот... тот кому адресовать сразу-улыбку... Улыбается... Размышляет: сразу-улыбкой она улыбится или совершенно обыкновенной она улыбается улыбкой... И, видимо от этого, не так спокойно у неё на душе...
Но, Вячеслав, предвосхищая вполне её такую тревожность, тут же поддает ей резонную такую подсказкочку. А я мол, тут, недалече же я... - Тута, мол, я - у тебя за спиною я плаваю... И заодно уже, а и чего, собственно, и особенного... – пропекаю какую-то фразу. Нет, ну а и чего за просто так поди ж плавать? Он и плавает, и заодно уже и фразу какую-то пропекает. Он в этой забавной связи очень необыкновенный мастак, этот Слава. А то ведь фразы были бы у него не пропеченные, а так-то они вона какие все пропеченные у него... – Это же чувствуется. А таки на то он же и талант. И плавать, и пропекать, и просить её заулыбаться ему, т.е. желательно ему... И одновременно желательно сразу разулыбаться так как-то... – Вот же какая, ты понимаешь ли, котовасия дружная...
Она: Ага... - Он за спиной, значится, - думает... – Так, так... Это он за спиной, ага... И голова её, вместе с сразу-улыбкой её, начинает разворачиваться, и разворачивается ровно на сто восемьдесят градусов. Хотя, возможно таки и с небольшой даже погрешностью. Это уже я не знаю как это выглядит анатомически, но из текста оригинального это однозначно так только должно следовать.
Нет, ну а как же еще? Если бы она повернулась, то и он бы не за спиной уже был бы... А так, - все именно как ему и желательно. Он там плавать изволит, не переставая пропекание. Она, наконец, стоя спиной к нему ему же, уже ему и улыбается – все точь-в-точь как он и возжелал, как он пропёк в этих уж очень здорово пропеченных первых фразах своего детища. Тут отдельно еще хотелось бы на этом творческом ходе задержаться маленечко. – Вот зачем поэт говорит о пропечении? Разве же и без этого его уточнения не должно сложиться устойчивое понимание, что с фразами у Славы что-то... ну, немного, говоря мягко, не так как это у обычных людей? Как у обычных поэтов, где все фразы вполне себе нормальные, ясные и для понимания вполне доступные... А тут вон ты погляди-ка, какое удивительное пропечение: Улыбнись... И желательно мне... И желательно сразу – йэх, красота же! Я плыву и пропекаю какую-то фразу. Толи он еще и сам не знает какую же фразу он в этот момент пропекает, но он старается. А толи он фразы эти пропекает аж по несколько штук одновременно, а затем уже отбирает самые изящные и элегантные из них, дабы для слушателя их донести не в сыром и недопропёкшемся виде, а то есть только из них наиболее плотно пропекшиеся.
Второй куплет весь этот мир и покой, и идиллию с улыбкой, плаванием и пропечением перечеркивает, при том совершенно, хотя и не понятно почему, вдруг и так. А толи так пропечение какой-то фразы на него категорическим и негативным образом вдруг подействовало. И...
И каким-то неправильным вдруг
Оказался весь мир вокруг.
В нем словно сломалось все,
Он словно и нем, и глух.
Вот так, понимаете ли, плавал, плавал... Пропекал, желал улыбку от своей улыбчивой, а толи наоборот - неулыбчивой. Та заулыбалась ему, находящемуся за спиной, изо всех сил своих силясь, сощурилась. При том сразу же заулыбалась. – Он не успел еще и пожелать, а она сразу заулыбалась. При том ему. При том не зная где же он, собственно, есть, где это он плавает. Благо хоть он подсказал об этом ей тут же. Но, она-то уже успела еще до этой подсказки ему сразу заулыбаться. И все же вроде бы складывалось уже спокойно, мирно, достойно... В рамках традиционного пропеченного слога поэтического, характерного такого, Славкиного. - Нет, - не так – высоко поэтического слога Славкиного. Не, ну как же, гляди-ка как рифма поэтически так взбадривает, как взыгрывает рифма поэтическая: Вдруг – вокруг – глух... – как необыкновенно, непривычно и оригинально звучат его рифмы. – Взбадривает и до того же как прочно. Стих сам по себе уже поёт, даже и без Славкиной музыки.
И тут нате вам... – Оказалось на поверку, что все это не правильно...
Только что плавал Славка и все было пристойно, нормально и правильно. – Он плавал, она улыбалась, и улыбалась же сразу. А тут – вдруг и сразу весь мир сделался мгновенно каким-то неправильным... Она глядь чуть да пристальней, в то же самое место где он и плавает, а там..., - мама ты моя дорогая. А там уже – «вдруг» приключился и стало враз все неправильным. Толи он ластами вперед плавать вдруг стал. Толи фразопропекание у него вдруг да пошло не в то русло. И вообще не только он, Славка плавающий, но и весь мир вокруг враз совершенно неправильным сделался. – Вай-вай-вай, как же нехорошо... Приглядывается она, и точно. – Всё так и есть. – Все в мире сломалось. Вот еще только что всё это не сломанным было. Стояло все на своих штатных местах, всё в мире благоухало, птички чирикали. И вот нате вам – все сломано-переломано, перекалечено, и птичек не слышно чириканий. Мир словно нем и глух стал. То есть птички не только не чирикают уже, но и не слышат любого чириканья. – Оглохли птички вместе со всем этим миром. И мир весь как и птички эти оглох совершенно и дар, по всей видимости, речи потерял тоже. Смотрит она на рыбок – и те туда же, - и немы и глухи... – И рады чирикнуть бы, ан нет, - чтой-то у них внутри уже сломано. Включая, конечно, чирикалку, вот и не получается. Она смотрит на мир, улыбаться не переставая, и там, в мире этом – все точно такое же – осиротел мир и на слух и на голос, и сломался весь чуть ли не напополам-вдребезги. И только Славка, и то как-то уже совсем не правильно, и пусть хоть вперед ластами, но все же плавает. Пропекает уже глухо-немые лишь фразы какие-то, и то как-то не правильно их пропекает уже. Ведь пропекалка у Славки тоже стала поломанная. А уже с поломанным-то пропекалом – уже какое теперь тебе пропекание?! – Так, ерунда одна, а не пропекание.
Но, не сдается на этом отважный наш Славка. И его не волнует, что мир оглох, онемел и сломался. Он глядит, видимо из под густой толщи жидкости в которой и плавает, на Неё (боюсь уже и предположить на кого это на неё) и тут он ясность вносит, при том вполне огромными такими гроздьями. Он это так формулирует Ей, и заодно чтобы и мы с вами тоже в курсе уже были.
А ты похожа на Ладогу,
И похоже, что штиль,
И за окнами ягоды,
И на ягодах пыль.
Ты понимаешь!? – Вот же оно дело какое! - Мир изломался, оглох и онемел. Стал неправильным. Всё одномоментно, вмиг, враз, чуть ли не мгновенно оглохло. А он ей, спокойно так, словно бы в самом начале первого куплета: А ты, дескать похожа на Ладогу. – Вот так пропёк! А вот птички и рыбки – они не похожи на Ладогу. А ты, сразу-улыбчивая ты моя, ты на Ладогу эту, ну просто очень похожая.
Вот кем она может быть, после этой на Ладогу похожести? Человек и пароход что ли? Скорей таки пароход и не пароход. Так ведь же и пароход по любым соображениям на Ладогу быть похожим не может. А вот Она у Славки на это дело похожая. Вот он так глядит на неё, когда она ему улыбается, когда он за её спиной плавает, и когда он плавая пропекает фразу какую-то... И вот он думает, возможно именно в этот момент: вот же на что Ты похожая? – ну, так, возможно думает Славка, или не думает, а пропекает эту мысль вместе с фразами, в своём пропекалове. Думает, возможно, хотя и фразы свои пропекать он не перестает. Вот женщина она же на много чего или кого похожая может быть. Она может быть стройная как горная козочка, или какое ни будь изящное деревце. Хорошенькая она может быть как цыпленочек. Беззащитная она может быть как теленочек. Как котеночек она может быть тоже хорошенькая и игривая. К поцелуям она может быть манящая как страсть все грудя разрывающая, вызывающая из этих же частей тела овации, и потепление на душе тоже делающая. Или как в одной песне поется - ... и вообще она - вся такая разтакая... – вот какая Она может быть.
А тут - мир вдруг неправильным сделался. Всё вдруг в нем поломалось, онемело, оглохло... Ужос кромешный... И тут же... – А ты похожа на Ладогу. – Вот так пропёк!, вот же выходит не зря так плотненько пропекал фразу Славик! - Вот же пропеклась как она очень аж здорово! И весь сам ход мыслей, и вообще всё... пропеклось в этой песне. Сложилось как-то, из неправильного и глухонемого, сломанного и вновь опять в пропечённое.
А ты похожа на Ладогу. А на человека ты чутарика меньше похожа. А вот на Ладогу да, похожа ты и даже очень аж как. Вот глядит Славка на Ладогу – а просто одно и лицо и тело. И консистенция, и температура, и темперамент, и конституция, характер, манеры, походка, цвет глаз, тембр голоса... и т.п.– все вот же точь-в-точь то же самое, - всё одинаковое, - и руки и ноги. – Просто одно и то же. И тут уже и перепутать не сложно, а сложно наоборот не перепутать уже. А то и заговорить уже из-за такой сложности можно и с самой даже Ладогой. И так заговорил, заговорил... И... так и увлекся живой этой беседой. А через какое-то время, она ему так, между делом: Но, так-то вообще-то, Слава, я – Ладога... так, совсем немножко... Понимаешь ты, нет ли? (как в «Мимино»: так-то вообще-то я эндокринолог, но иногда лётчик). И тебе срочно надо с препаратами медицинскими предпринять уже что-то, а не то час неровен... А толи с дозировками только подкорректироваться. Словом с врачами срочно бы надо бы встретиться тебе, Слав... Очень срочно, очень тебя прошу.
А он ей... – Таки и похоже что штиль... То есть ничего его особенно не настораживает. И даже мир, еще вот только что сделавшийся вдруг неправильным, оглохшим, сломавшимся... А для Славы все течет и продолжает идти своим чередом, так ему привычным. То есть его плавание, его пропекание, её улыбка ему, её похожесть на Ладогу. И всё это в одном «стакане» (хотя еще скорее – в шприце). А он так... спокойно плавая в жидкости, глазешки приоткрывает свои так немножечко, в себя тоже приходит немножечко, её не отличая от озера... – Ой, - такой слегка очухивающийся, - А, о, а это ты или это опять только Ладога?... И это где это я все время плаваю? О, а вот и знакомая чья-то спина... Ну, да – это ж она... не, ну совершенно же точно она, а ну-ка, посмотрим повыше, ну, да – определенно она.... - Вон она мне сразу же как улыбается, как я только и мог пожелать... Эх, и хорошо-то же как!
А и похоже что штиль. Однако, и точно, - очень похоже, что штиль. Ведь если бы был не штиль, то и не было бы этой похожести. И радуясь уже этой похожести, добавляет Слава и еще более и романтические и столь же неожиданные свои «изюмины», т.е. особо пропекшиеся фрагменты фантазий.
А за окнами ягоды, а на ягодах пыль... – А при чем здесь это?! – воскликнет какой ни будь недалекий товарищ, на вроде меня... А Славка как бы не открывая и так же не закрывая глаз своих так и ответит, такой же пропеченной фразой своей. - А не нравится, мол, вам за окнами, то и пусть будут они тогда у вас перед окнами. Вот так это будет: ...А перед окнами ягоды... – и так пусть и будет для вас, для не понимающих.... А что же пыли касаемо – так это уже так пропеклось, и тут уже ничего не поделаешь, извините, товарищи, мол. – Тут уже с этим не денешься никуда. - Уже не стереть и не смыть нарисованное, ой, - пардон, - пропечённое. Хотя, если для кого и это... легкое и нежное категорично и трудноусвояемо, то замените на «грязь»... или чего там с словом «штиль» зарифмуется... штиль – мыль, кыль, гриль, шмыль, гыль, дыль... Эх, черт побери, «дыль» очень хорошо подошло бы, - какое очень красивое слово, да я, жаль, не знаю еще чего это такое. Надо будет попропекать как ни будь и этот аспект, еще не пропеченный поэтами заурядными. Да, «дыль» – как хорошо было бы, и звучит тоже очень вполне подобающе.
Ну, и шедевром, даже убоюсь предположить каковым по масштабности, шедевром в этой песне является заключительный этого шедевра куплет.
Разговаривай, но не спеши
И желательно молча.
Я услышу тебя в пустоте,
В тишине, и намного чем больше.
Ну, что тут уже только можно сказать? Да ничего уже нельзя. И не спеша нельзя сказать, и не спеша молча сказать, пожалуй нельзя не менее чем... Но, и при всем при этом, он в пустоте услышит если таким образом Она с ним разговаривать станет. Он ведь все время в пустоте пребывать норовит и в тишине. Даже будучи в сломанном мире, и плавая в жидкой среде. Хоть тишина здесь дело совсем понятное, ведь во втором куплете мир сделался и нем и глух. Потому на этот счет она может быть совершенно спокойна. Она в таком глухо-немом с ним режиме общаясь, может уверена быть, что он услышит её. Однако не просто услышит, а даже услышит на много чем больше. Нет, ты понимаешь?!
Не на много больше «чего»? Не как ни будь там как-то так... он услышит её.. А он услышит её на много чем больше. Не меньше, а именно больше... Не на много меньше чем, а на много чем больше. Во как!
- На чем больше... - На много чем больше. – Вот же пропёк так пропёк!!! Вот же выходит, что не зря плавал таки и пропекал! И каково пропеклось-то? А и пропеклось-то аж на много чем больше.
Вот и иной тоже подумать мог бы, вдруг да и пропеклось бы просто много, а тут нет – тут на много чем больше. – Гениально же!!!! Конгениально!
Слава, да после слов таких, фраз пропеченных, шляпу можно и не одевать, собственно. Шляпы, дорогие товарищи, вам более уже не нужны. Следует снимать шляпы пред таким гением таланта и уже так и ходить, подчеркивая ею снятой своё трогательное отношение к Славе... Не просто трогательное, а на много чем больше... чем просто больше. Чем меньше не надо, пожалуй, а на много чем больше – это да, это в самый раз будет.
Ура, Слава!!! Пропеки ты уже, плавая и еще чего ни будь. Про дыль, шмыль, гыль, кыль какой ни будь. Про таракана от тебя убегающего, так в воображении твоем, в пропекании твоем пылком на закат похожего. Ну, тоже ведь одно же лицо просто. Поумирай за стеклами квадратных окнов, за её куклы, охлопав за её ресницы...
Словом, - долой все головные уборы из гардероба, товарищи! Слава, айда, пропекай уже и еще фразы какие-то!, а то без такового же скучно. Без такового на много чем меньше..., пожалуй. И да возрадуемся же уже, товарищи!!! Уже придем побыстрей к дозировкам нормальным, или будем не пренебрегать до советов врачей! И Ура! – грянем же на столько много чем больше, чтобы уже стошнило бы всех наконец, в то самое место, однако, где наш гениальный друг и поэт все время и пропекает и плавает. Прямо туда, за спину этой его сразу-улыбчивой в каске. Или тошнилово это будет нас радовать в Славкином лице со сцены, как оно на день сегодняшний и делает. От чего мир, скорей всего, и сломается. Увы.
10,12,19