Связь времен. Глава седьмая. Художник

Тамара Ананьина
Связь времен
Глава седьмая
   Художник

Туфельки, сандалики

Мой отец в то время работал при Универмаге художником-оформителем, ходил на работу все еще в двух бандажах. Он оформлял витрины в отделе тканей, игрушек и обувном. Была возможность покупать туфельки, сандалики маленькой дочери Тамаре, то есть мне. Ноги быстро росли, и отец снова менял обувь, возвращая ношенную обратно, подчистив ее. Это было удобно.

 Не выдержала

Семья жила при аптеке, в этом же городе проживали сестры Алексея Надежда и Мария. Приезжал отец Алексея то к дочерям, то к сыну. 

 Мой отец пил с ним и зятьями. Почему-то мать Алексея, Пелагея, поощряла сына: «Пей, Леша, пей!»  Свекор Андрей, когда выпивал, был тихий и безобидный, а сын его, Алексей – буянил, зверел, сквернословил. Мне было 2 года 4 месяца, когда он грозился посадить меня на плиту. Тогда Екатерине становилось страшно! Уже были безобразные сцены и раньше: первый раз муж избил ее во время беременности.

Не выдержав «веселой» жизни, мама со мной уехала к родителям в город Свердловск (нынешний Екатеринбург), на Урал. Алексей закидывал её письмами, раскаивался, а потом приехал. Мой дедушка, Алексей Афанасьевич, в это время загулял, и его раздражал плач внучки. Так что из огня – да в полымя!  Поэтому мама решила снова вернуться к мужу.  Верилось, что поведение его улучшится, но вся дальнейшая жизнь Екатерины с Алексеем оказалась каторгой.

Свердловск. Флигель во дворе

Стали жить в съемной квартире, в районе Верх-Исетского завода,
меня возили в детский садик на трамвае, через весь город. Дорогой мама читала мне книжки. Обратно меня иногда забирал Алексей, часто заходя в пивнушку. Один раз он, с сонной дочкой на руках, заявился домой только под утро. Конечно, Екатерина не могла сомкнуть глаз от переживаний.
 
Несколько лет семья ютилась, снимая комнатку на улице Красноармейской, недалеко от Оперного театра. Алексей пил все чаще. Я помню, как пьяный отец, упав в узкий проход между кроватью и стеной, матерился, а мы боялись пройти мимо.  Снова забеременев, мама пыталась избавиться от плода нелегальным способом, и чуть не умерла при этом. В те годы аборты запрещались.
 
 Родился сын Вова 19 августа 1953 года. Потом удалось незаконно переселиться в развалюху, маленький флигель в глубине двора, на улице Розы Люксембург. Избушка продувалась со всех сторон, приходилось латать ее, завешивать стену ковром. Воду носили из колонки, топили печку углем, «удобства» были на улице.

Особенно сильно Алексей пил, когда работал художником-оформителем в Художественном Фонде. Художники устраивали вечера, приводили жен. Катя тоже поначалу сопровождала мужа на мероприятия, но он вел себя непотребно: допивал все оставшееся спиртное на столах, буянил, и идти с ним, позориться, больше не хотелось.

Иногда, зверея, Алексей грозился убить жену, тогда Екатерина собирала и прятала документы свои и детей, предупреждала подрастающую дочь Тамару: «Если что…» Уйти от дебошира было некуда.

Нужда

Зарабатывал Алексей неплохо, но – напьется в ресторане, и вытащат все деньги.  Кутежи, ненависть, нужда, издевательства над семьей... Мечтала Катерина – выспаться бы и пожить без мужа!

Протрезвев, наутро Алексей обещал исправиться.  Иногда ему это удавалось, и Катя верила, что это будет длиться….  Так захотелось еще родить! Шестого марта 1960 года на свет появился Толя.

Екатерина старалась выкрутиться из нужды, как могла. Она работала у первого стола в аптеках города, дополнительно брала ночные дежурства, заменяла уборщиц. Покупая ткани, шила платья, костюмчики детям и себе, перелицовывала пальто. Сама она была худенькая, невысокая, черноволосая женщина. Старалась соответствовать моде, носила каблуки. Выглядела аккуратной и приличной. Катя вязала на спицах кофты и свитера, носки и варежки, шила детям новогодние костюмы.

Молоко покупали разливное, почти каждый день, а колбасу или сыр – изредка, по 50 или 150 граммов. На работу приходилось брать еду, чтобы перекусить. Женщины в аптеке удивлялись, что Екатерина ест сухие корки, запивая кипятком, но она отшучивалась, не унывала. Привычка экономить сохранилась у Кати на всю жизнь.


Художественный фонд

В Свердловске у отца была работа в Доме Культуры – рисовать декорации к спектаклям. Декорации были большие, на толстом картоне. Сзади сколачивались деревянные конструкции, для надежной установки на сцене или в фойе.

Отец посещал художественные курсы, и потом стал работать художником-оформителем в свердловском Художественном Фонде.

От природы у него были верный глаз и точность руки. Практически без разметки, писал буквы тушью при помощи рейсфедеров, плакатных перьев и стеклянных трубочек. Так не могли и некоторые академики после окончания Художественных институтов. Иногда, работая дома, натягивал ватман на деревянные каркасы, выполняя художественные заказы на планшетах.  Также делал эскизы нарядных коробок к выпуску новых духов, и многие другие работы.

Отец пробовал писать этюды и картины маслом, акварелью, любовно и аккуратно обращался с красками и кистями. Мама, видя несомненный талант мужа, настраивала его на работу над картинами, чтобы организовать авторскую выставку. Но, чтобы участвовать в художественных выставках, нужно было иметь самодисциплину, характер, наработки….  Некоторые картины я сохранила.

 Несмотря на пьянство, отец всегда работал, получал неплохие деньги, но, пока не пропьет их, не успокоится. Деньги у него часто воровали собутыльники. Жене иногда удавалось вовремя конфисковать получку, но редко.

Веселые художники

Несомненно, отец обладал смекалкой и артистическими данными. Однажды, когда он работал художником-оформителем в Художественном Фонде, пришлось им с товарищем ездить на автобусе целый месяц в пригород. Нужно было оформлять фасад Дома Культуры мозаикой. Автобус всегда был переполнен, ходил редко, шел долго.

 И тогда он надел черные очки, взял палочку, притворившись слепым, стал прихрамывать. Рука его дрожала, тряслась.  Товарища представил поводырем.

Видя такого убогого человека, шофер останавливал автобус раньше остановки; убогую парочку с почетом усаживали на переднее сиденье, сразу уступая лучшие места. Такие номера веселые художники проделывали мастерски.

В последний день командировки хитрая парочка вышла из автобуса, Отец выбросил палку, снял очки и запрыгал на двух ногах. Шофер был в негодовании, но номер прошел на «ура!».

Эти – со мной!

Он успел поработать и в свердловском Оперном театре. Рассказывал, что на репетициях, за кулисами, балерины укутывали ноги в теплые гетры. Работа у них тяжелая, физическая, ноги все время болят. Не позавидуешь! Недаром балеринам так рано дают пенсию, в 35 лет!

 Иногда, в разговоре, художники говорили, что неплохо бы попасть на такой-то спектакль в Оперном театре, на который билетов было не достать, да они и дорогие были. «Я проведу, пошли за мной!» - говорил он друзьям.

 Подходили к билетерше.  Отец шел решительно, держался важно.  Не сбавляя хода, бросал через плечо: «Мне – к администратору, эти – со мной!»  Вот так вся группа, без проблем, проходила мимо растерявшейся билетерши.

Обаятельный

В восьмидесятые годы, когда многие продукты давали по талонам, был дефицит на товары. Отец обычно одевался аккуратно, чистил обувь, выглядел представительным, легко находил общий язык с продавцами.  Он знал, где и как себя вести, был вежлив и обаятелен. 

Подходя к прилавку магазина, здоровался, спрашивал о здоровье, представлялся: «Я – Алексей Кулешов, инвалид Войны, художник, и так - далее».  Разговор, с таким приятным человеком, быстро завязывался, продавщица проникалась к нему самыми добрыми чувствами.  Улыбалась.

 В результате, обаятельный мужчина спрашивал грамм 150 колбасы или масла, но продавец, растрогавшись и расщедрившись, отвешивала ему целую палку колбасы и килограмм масла. Потом мило напутствовала: «Заходите ещё!».

Фокусник

У отца, несомненно, были артистические задатки. Он имитировал разные голоса, инструменты, на вечерах выступал с фокусами, вырезал из картофелины крупные зубы, вставляя их в рот, и его никто не узнавал.  Иногда я была у отца ассистентом.
 
Реквизит он готовил сам, делая из фанеры волшебный яркий короб с двойным дном, который, открываясь с одной стороны, просматривался насквозь. Там было темно – внутренние стенки красились черной краской.  Можно было до локтя засунуть руку в короб и убедить зрителей, что он пустой. Потом короб закрывался на крючок, прокручивался на крутящейся платформе и открывался снова.

 Вот тогда-то и наступало самое интересное: из отверстия фокусник вытаскивал множество предметов, ярких гирлянд, шелковых лент и цветов.

Был фокус с появлением яиц в пустой миске.  Алексей наклеивал на дно первой миски полые скорлупки яиц. Показывал зрителям пустую, такую же, алюминиевую миску, накрывал первой миской. Но в перевернутой миске уже были, приклеенные ранее, скорлупки. В воздухе, делая несколько ловких движений, такой «бутерброд» переворачивался, и перед глазами изумленных зрителей появлялась миска, полная яиц.

Все было бы хорошо, но в течение вечера наш фокусник напивался, собирая все спиртное из стаканов, и валился на пол. А я, молодая девчонка, по темным улицам одна шла домой.

Тамара

Я, подрастая, вставала на защиту матери и братьев, не спала вместе с ней ночами. Я была очень нервная, меня трясло, когда приходил пьяный отец, и начинал буянить. Он начинал материться, орать, выкручивать электрические пробки. Когда мы зажигали свечку, он с яростью бросал ее на кровать. Наступала кромешная темнота. Дети ревели от страха.

Подружки говорили: «Какой красивый у тебя отец!» Не верили, что он имеет способность меняться в худшую сторону. Выглядел Алексей импозантно. Выспавшись, он приводил себя в порядок. Краской ретушировал ссадины, запудривал синяки, одевался прилично.

Когда отец начинал бить маму, я бежала ночью к гостинице, из телефона-автомата вызывала милицию, но, как и многие униженные и запуганные мужем женщины, наутро мать забирала заявления обратно. Мать говорила, что идти некуда, и что она боится мести мужа. Я все равно тогда не понимала, почему мать не разводится с ним.

  Детство свое я не любила, ненавидела отца и насилие над собой. Поэтому никому не позволяла себя ударить. Когда отец перевернул раскладушку вместе со мной после ночного запоя, я, вскочив на ноги, изо всех сил ударила его двумя кулаками, и убежала на улицу в ночной сорочке. Были еще случаи, когда приходилось стоять за себя и мать.

Успел «послать»

Благоустроенную квартиру, на улице Посадской, отец получил, как ветеран, инвалид ВОВ, в 1965 году. Квартира находилась в новостройках юго-западного района Свердловска. В трех комнатах жили сами, а в четвертой, с балконом, всегда жил чужой человек, по подселению. Считалось, что, по норме, семье Кулешовых не полагалась четырехкомнатная квартира.

  Отец долго копил на машину, наконец, приобрел ее. На ней стали ездить в сад, оставшийся после родителей мамы, вместе трудились по благоустройству садового участка. Ушла из жизни бабушка Тоня.  Я уехала по распределению, окончив институт. Обзавелся семьей брат Вова. Очередную, выделенную инвалиду Войны, квартиру, отдали его семье.

Умер отец в 1989 году. Прожил 68 лет, а с его природным здоровьем мог бы жить, да жить! За всю жизнь не знал, где сердце, сохранил все зубы целыми.

Печень он загубил алкоголем. Перед смертью месяц болел, печень вышла кусками, да еще диагностировали рак желчного пузыря. Сквернослов был страшный. Даже когда, с кровотечением, его увозили в больницу, в последний раз, он успел всех «послать», включая медперсонал «Скорой помощи», и жену.
;