Ху ис кто
Или Страшнее кошки зверя нет.
- Ива-а=а-н!
- А-а-а-а
- Я медведя поймал!
- Так тащи сюда!
- Так он меня не пускает!
Понятия «охотник» и «дичь» кажутся на первый взгляд едиными и неразрывными. Но это только на первый взгляд, но если повнимательнее присмотреться, то получается следующая картина: если нет дичи, то и охотнику тут делать нечего, а если нет охотника, то дичь может вполне благополучно существовать и без него. И звание, кто ты есть – охотник или дичь, то же, на мой взгляд, непостоянно.
Бесспорно, человек с ружьём, стреляющий из-под легавой собаки птичью мелочь на лугу и в болоте, носит гордое звание «охотник»! А улепетывающие со всех ног, или улетающие изо всех крыльев всякие там перепела, коростели да дупели с бекасами конечно же» дичь».
Такая же ситуация в случае в случае охоты на водоплавающую дичь, охоты на зайцев или на обладателей настоящего меха зверей, если только владелец шубы не барс или леопард.
А вот, хотя и вооруженный мощным оружием гражданин, рискнувший преследовать раненого медведя без собаки, да ещё ночью в лесу! Какой это охотник! Дичь и только дичь, да еще и вкусная, если протушить немного.
Твердо следуя моему принципу рассказывать только о том, что было со мной, или непосредственным очевидцем был я сам, опишу происшествие, случившееся со мной в один из зимних дней первой половины шестидесятых годов уже далекого прошлого века. «Не пойду на охоту, незачем ноги бить впустую»,-сказал отец, глядя в окно. «Пороша ведь «мертвая». Как же я радовался, когда с вечера с небес повалил белый густой снег. Наконец-то он закроет многочисленные отпечатки лап и копыт зверей. Почти две недели не было снегопада, и зверье набило такие тропы, что не разобрать, где свежий след, а где старый.
Но природа-матушка перестаралась. Как в известной песне: «Такого снегопада давно не знали здешние места…» Снег валил весь вечер, всю ночь и прекратился только к восьми часам утра. Отец, конечно, был прав. После такого природного катаклизма звери порой по двое суток не покидают своих укрытий. Они прекрасно знают, что их следы на свежем снегу словно открытая книга для врагов – хищников и охотников. И только голод заставляет их снова посещать кормовые территории.
С природой не поспоришь, «мертвая» пороша так «мертвая». Но ведь я успешно отыскивал зайцев и по «черной» тропе, так разве снег может послужить мне преградой, да и зайцы с полей и перелесков никуда не делись. Труднее будет их найти, но где наша не пропадала. Да и возможность поохотиться целый день весьма грела. Обычно мне доставалась лишь вторая половина, ружьё-то было одно! Так что, схватив в охапку ружьё да шапку, не забыв сунуть в карман пару бутербродов, уже через полчаса я, оставляя за собой цепочку следов, резво шагал по полю.
Небольшой морозец, почти полное безветрие, что довольно редкое для тех мест явление, низкие, серые, но уже освободившиеся от снега облака, достающий почти до средины икры рыхлый и почти не мешающий идти снег – вот приблизительная картина того дня.
Точно помню, что собаки со мной почему-то не было. Наверное, это был период, когда одной собаки по какой-то причине не стало, а другую еще не успели завести. Из-за этого мне, словно гончей приходилось обыскивать все перспективные места дневки зайцев. Борта заросших бурьяном водоотводных канав, опашни вокруг электрических столбов, подмерзшие небольшие озерца, поросшие по краям рыжего цвета густой осокой, крупные валы озимой пашни, ходить по которой, заметенной снегом, было сущее мучение, кому доводилось испытать это «удовольствие», тот меня поймет, ничего не ускользало от моего внимания.
А хождение по кустам! Придавленные свежим снегом тонкие ветви образовали красивые арки, но, подлезая под них каждую секунду рискуешь получить добрую пригоршню снега за шиворот. Ощущение еще то! Попавший на разгоряченное ходьбой тело снег быстро таял и, смешиваясь с выступившим потом, образовывал целые струйки, которые катились вдоль позвоночника, пардон, до самых трусов.
Так прошло часа три, но видимо мою охотничью фортуну вьюга замела вместе с зайцами. Ни одного длинноухого мне так и не удалось побудить, они словно растворились в снежной пустыне. Но ни капли уныния! Я всегда верил своей «госпоже удаче», поэтому снова и снова, оставляя за собой борозду потревоженного снега, продолжал свои поиски.
Прочесав все, что можно, я решил обыскать оставшееся не запаханным поле со стерней от скошенной комбайнами ржи. Снова, словно легавый пес, я челночил по полю с неослабевающей надеждой все-таки отыскать хоть одного ушастого. Но тщетны были все мои искания!
На одном из витков челнока почти на пределе видимости в метрах двухстах я обнаружил впереди черное пятно, которое то было неподвижным, то медленно двигалось поперек рядков жнивья. Кот! Мгновенно догадался я! Ну ты попался, браконьер, теперь никуда не денешься. Последняя фраза вырвалась у меня не потому, что я такой живодер, просто в ту пору отношение к охотничьей фауне было более прагматичным. Какие там стаи одичавших собак! Любая кошка на расстоянии двести метров от поселка уже дикая, со всеми вытекающими последствиями. На последней странице охотничьего билета той поры красовалось обращение ко всем охотникам. Дословно не скажу, но смысл помню очень точно. Звучало это так: «Охотники! Уничтожайте бродячих кошек и собак! Вред, наносимый ими живой природе неисчислим! И так далее и тому подобное. Коротко и доходчиво.
Вот поэтому обнаруженный мною кот сразу превратился в предмет охоты – в дичь! Шансы добыть кота были минимальными. Двести метров, да он сто раз успеет удрать и спрятаться в ближайших кустах. Будь со мной моя Джулька - собака моя первая, исход был бы предрешен, а так… Но я все же взял направление на кота и пошел, сняв ружьё с плеча. Метров за сто пятьдесят хищник заметил меня, и вместо того, чтобы, задрав хвост, кинуться к спасительным зарослям, только глубже вжался в снег. Расстояние постепенно сокращалось, сто, восемьдесят, пятьдесят метров. Кот и не думает убегать. Подойду на тридцать метров, побежит – пальну. Вот уже двадцать метров, десять, пять, а котяра ни с места. Вот он уже у моих ног, только смотрит на меня, как мне показалось равнодушно. Надо же, совсем домашний, подумал я, переложил ружьё в левую руку, а правую протянул навстречу коту, одновременно ласково произнося: «Ки-и-с-а-а»
И тут! Словно вышибной заряд мины – лягушки подкинул кота вверх, и он, моментально перевернувшись лапами вперед, выставив оголенные серпы когтей, ринулся мне в лицо. То ли мягкая опора – снег, то ли моя мгновенная реакция – откинуться назад, а скорее и то и другое, но в результате кошачьи лапы не достали до моего лица, а ударили в грудь и рванули с такой силой, что клочья серой ваты полезли из моей одежонки. Оттолкнувшись от меня, агрессор в прыжке преодолел метра три и только теперь бросился наутек. Сказать, что я был ошеломлен таким вероломством, значит ничего не сказать, поэтому и первый заряд пролетел мимо. Но вторым выстрелом хищник был обездвижен. Приговор, вынесенный на месте, был суров и обжалованию не подлежал. И немедленно приведен в исполнение.
Вечером мать, штопая мою телогрейку, все удивлялась, как это можно порвать одежду сразу в четырех местах. Я ведь, чтобы не было лишних охов и ахов , сказал, что на откосе поскользнулся и со всего маху угодил в кусты.
Все это было более полувека назад, но помнится так будто произошло вчера. Я недаром в начале моего повествования разбирал соотношение дичь – охотник и наоборот. Ведь в моем случае я был дичью, не я на кота охотился, а он на меня. Он специально не убежал, когда заметил меня, специально подождал, когда я подойду вплотную и расслаблюсь, видя совершенно мирную картину. И только тогда ударил.
Что за мысли варились в той кошачьей башке, мы никогда не узнаем. Но что было, то было.
Александр Косульников. Москва 08.12.2019. 21-17.