Борис Михайлович Бим-Бад. Педагог с большой буквы

      
         Помните ли вы своих школьных учителей? Вернее, запомнился ли вам хоть кто-нибудь из них? Хоть один преподаватель, оказавшийся в своей профессии не случайно, а на своём месте?
        В тот год мы, восьмиклассники, пришли на линейку первого сентября без пионерских галстуков. Просто сняв их.  Тем самым дав понять, что в комсомол вступать мы не стремимся. Имеем своё мнение! Тогда это становилось модным - иметь своё мнение. Перестройка коснулась всех сфер социальной жизни.
       Вместе с тем, девушки сменили школьную форму с коричневых платьев и фартуков (чёрного в обычные дни и белого - в праздничные) на новую: синяя юбка, синяя жилетка, синий жакет и светлая кофточка. Не скажу, что новая форма пришлась по душе. Она быстро вытиралась во всех местах, неудачно сидела на девичьих фигурах. Но всё вокруг стремительно менялось, менялись мы сами, менялась школа и преподаватели в ней.
       Вместо нашей литераторши  в первый же учебный день мы, с удивлением, лицезрели нового преподавателя, абсолютно не похожего на привычных учителей.
       Он влетел, вернее, стремительно вкатился в наш класс, улыбаясь во всю ширь своего кругленького личика, сияя и сверкая, как начищенный чайник. Словно счастливое  солнышко посетило нас.
       - Добрый день, друзья! Я ваш новый преподаватель литературы - Борис Михайлович Бим-Бад.
       Конечно, после такого вступления весь класс прыснул от смеха. Но это ничуть не смутило невысокого кругленького человека с таким странным именем.
       - Я очень рад, что мы с вами прикоснёмся к  самому прекрасному периоду нашей литературы - к восемнадцатому веку. К золотому её веку, - начал он. - Я не учитель, но я педагог, профессор. Сейчас  нахожусь в творческом отпуске и решил поближе познакомиться с нынешней молодежью.
       Вот так! Руководство нашей школы пошло на эксперимент, взяв вместо обычного учителя литературы в старшие классы  - академика и профессора педагогики. Ни больше, ни меньше!
       Мы впервые лицезрели такого  необычного человека, с такими высокими званиями. Чего от него ждать? Вроде бы профессор должен быть с бородой, суровый, умудрённый жизненным опытом. А этот: лысый, розовый от удовольствия и какой-то миленький, что ли. Обаятельный и харизматичный.
       В общем, всем он понравился. Он был из тех людей, которые не могут не нравиться. Всегда счастливый, получающий удовольствие от всего о чём рассказывал нам, и от жизни в целом.
       И начались наши самые необычные, самые интересные и самые запоминающиеся уроки литературы. На каждом уроке первые пятнадцать минут были посвящены сочинению. Коротенькому сочинению на тему... На тему о жизни. Ни много, ни мало! Всё, что имелось в наших подростковых головах его интересовало. И это было удивительней всего. Потому как до этих пор   никто не интересовался нашими мыслями, мировоззрением, точкой зрения по какому-то вопросу. Особенно в школе. А его интересовало!
       - Мне интересно всё, о чём вы думаете, чем живёте. Пишите всё, как есть. Можно с ошибками - это не главное.
       Как это можно с ошибками? Как это - не главное? Нас же до сих пор учили совсем по-другому: своё мнение стоило прятать подальше, грамматические ошибки строго не допускались в любых письменных работах, сочинения давались раз в месяц по строго запланированному графику прочтения литературы. А тут такая свобода! Кто-то из учеников такой вольности не понимал и не приветствовал. И продолжал строчить каждый урок сочинения на половину листа в строго запланированных учебным процессом рамках. А для кого-то это стало глотком свежего воздуха. Поводом высказаться. Потому что тебя, "соплю" четырнадцатилетнюю, выслушает взрослый человек. Взрослый, уважаемый и очень умный человек.
       Темы сочинений были абсолютно разными. Вот, например, одна из тем: "Что такое бессмертие?" А? Слабо, услышав этот вопрос, за пятнадцать минут подумать об этом и написать в нескольких предложениях ответ?
       Так что на уроки Бориса Михайловича я бежала в припрыжку. Мне и до этого русский язык с литературой очень нравились, а после появления такого преподавателя - и подавно. Обожание и благоговение - вот, что вызывал во мне этот человек.
       Его восхищение литературными произведениями, авторами, жизнью в целом, постепенно передавалось всему классу и было настолько заразительным, что этот предмет стал интересен даже тем, кто вообще считал себя далёким от гуманитарных наук.
       Наши сочинения, написанные по программным произведениям, Борис Михайлович любил разбирать всем классом. Он зачитывал наиболее понравившиеся ему отрывки, беседовал, дополнял и продолжал интересоваться нашей точкой зрения.
       Как-то раз  произошёл один случай. Мы всем классом написали очередное плановое сочинение по очередному произведению, изучаемому по программе. Как водится, на несколько страниц разбор прочитанной книги, её художественных достоинств, цели достигнутые и не достигнутые автором, место произведения в мировой литературе, свои мысли по поводу и т.д.
       К тому моменту мы уже привыкли писать раскрепощёно и не оглядываясь на вдолбленные нам  предыдущими учителями правила: "Лучше автора не напишешь! Пишите, цитируя и не критикуя, описывая всё, что он хотел выразить и соглашаясь с его мыслями, восхищаясь великим творцом от литературы".
       И вот, в таком свободном ключе, отринув прежние правила написания, я "накатала" очередное своё сочинение. И на следующем уроке, как водится, Борис Михайлович стал озвучивать за них оценки, комментируя и зачитывая понравившиеся ему отрывки. И тут он доходит до моей фамилии, держит в руках мою тетрадку и говорит:
       - Это списано из какой-то книги... Это не интересно, - и откладывает тетрадь.
       Я застываю. Я ничего не понимаю. Я точно знаю, что, раскрепостившись окончательно, стала писать сочинения так, как мне давно хотелось - абсолютно свободно выражая свои мысли, не считаясь с мнением именитых авторов, указывая на недочёты в литературном произведении. Своим языком! Это что ж сейчас произошло? Это меня обвинили в том, за что раньше хвалили?! При том, что я вообще нигде ничего не списывала, считая это ниже своего достоинства.
       Еле отсидев занятие, я тихо вышла из класса. Мысль подойти и доказать человеку, что он ошибся даже не пришла в мою голову. Как доказывать, то что это твой стиль, твои слова, твои мысли? В четырнадцать лет такое ой, как сложно. Особенно, когда пышным цветом расцветает полная неуверенность в себе. Когда стесняешься всего и всех, когда не знаешь, как правильно сделать. Всё вызывает сомнение и абсолютно всё неустойчиво.
       Промаявшись два дня, я примерная ученица, не прогулявшая за все годы учёбы ни одного урока, приняла твёрдое решение - не ходить на занятия  Бим-Бада Бориса Михайловича. Вот такое вот "простое" решение подростка. Не выяснять, не доверять и не видеть. Взяла и пришла только ко второму уроку, "забив" на литературу.
       И тут я узнаю от одноклассницы, что Борис Михайлович хотел поговорить со мной на уроке. Более того, он извинился передо мной, как автором сочинения. Перед всем классом! Он перечитал его вторично и сделал вывод, что я всё, от начала до конца,  написала сама.
       Извинения от учителя, взрослого человека, перед всем классом! Непостижимо! Что говорить, взрослые очень редко извиняются, признают свои ошибки, да ещё перед аудиторией. Для этого нужно быть очень сильным человеком, личностью и с уважением относиться к другим людям, признавая  в них личность. Даже в подростке! Даже в ребёнке! На это способен далеко не каждый взрослый. Особенно это большая редкость среди учителей в школах. А между тем,  это один из главных показателей профессионализма и личностной зрелости педагога.
       Учебный год продолжался... У нас было ещё много интересных, познавательных уроков литературы. Удивительный экзамен по литературе - не вписывающийся в обычные экзаменационные рамки.
       Но то, что я поняла тогда, я усвоила на всю жизнь - преподавателем может считаться только тот человек, который  признаёт личность в ребёнке, подростке, зависимом от него ученике. Все остальные - случайно оказавшиеся в рядах педагогов.