Детскую площадку на улице Ха-Боним, ту что между аптекой и почтой, знают абсолютно все местные жители. Но не все знают, что если обойти здание аптеки, спуститься по незаметной среди зелени крутой лестнице и еще немного пройти по тропинке между двух заброшенных на вид домов то можно выйти еще на одну площадку, гораздо более интересную. Устроили ее, видимо, лет сорок назад, когда дома были новыми, а аптеки не было в помине. Кто-то из владельцев квартир любил и умел работать с деревом: на площадке, кроме обычных качелей и горки были устроены деревянная крепость для лазанья, танк, армейский джип и какие-то не очень узнаваемые, но забавные существа из бревен. В углу площадки лежали крупные деревянные кубики и просто ошкуренные куски дерева. Возле стены дома торчала труба с краном, из которого можно было наполнить водяные ружья. Навеса над площадкой не было, но старые деревья, напитанные водой из подтекающего крана разрослись и давали густую, приятную тень.
Теоретически, в неухоженной траве вокруг площадки могли водиться змеи, в щелях крепости - прятаться сколопендры или даже скорпионы, о деревяшки можно было занозить руку.. Но трое мужчин, приходивших сюда почти каждую субботу были не из тех, кто оборачивает детей ватой, лишая радостей жизни. Лейтенант запаса-танкист, а в мирной жизни орнитолог Моти Егошуа приходил с худенькими шустрыми близнецами Галем и Офиком, неразличимыми, как две капли ртути. Лейтенанр запаса-сапер, в мирной жизни - программист Алекс Зицер приносил на плечах чудо чистой красоты: кудрявую синеглазую Ринат в розовом платьице. Сержант пехоты, автомеханик Иозеф Захор вел за руку плотненького серьезного мальчика Кубика. Никаких других гостей, ни детей, ни взрослых, на этой площадке не бывало. Во всяком случае субботними днями.
Под одним из деревьев стояла рассохшаяся, но еще крепкая скамейка, на которой можно было покурить, не дымя на подрастающее поколение, но и не выпуская мелюзгу из виду. На этой скамейке и располагались молодые отцы. Моти, похожий на медведя – раздолбая, (с ним надо пообщаться не меньше двух минут, чтоб распознать большого умницу) доставал из кармана мятых шортов пачку "Мальборо". Эстет и сноб Алекс, похожий на Джеймса Бонда из старых фильмов, аккуратно разворачивал укутанную в рисовую бумагу японскую трубку-кисэру. Крепкий, кряжистый Иозеф курил оранжевую штуковинку, похожую на компьютерную флешку. Аромат дыма смешивался с ароматом цветов кариссы, мушмулы, жимолости. Беседа текла легко и свободно.
- Вот вы говорите культурный контекст, - Алекс вложил в свою японскую трубку горошину греческого табака и затянулся с задумчивым видом. Собеседники спокойно ждали, слов «культурный контекст» никто не произносил. Дети о чем-то живо спорили, скучковавшись возле деревянного джипа, но, кажется, тоже не о культурном контексте. Алекса это не смущало. Его история просилась наружу.
Думаю, - продолжил он, что культурный контекст – вроде знаменитого ружья в первом акте на сцене: когда-нибудь да выстрелит. К слову, со мной на неделе произошёл необычный случай, теперь сам не пойму что там стрельнуло и хорошо или плохо попало.. Короче, всю прошлую неделю, до четверга я был в милуиме, куковал под Метулой.. А в четверг довольно рано освободился и решил заехать, навестить брата. Он в мошаве, недалеко от Кирьят - Шмоны, там пол часа ехать.
- Брат неплохо живёт, если в четверг посреди дня не на работе, - хмыкнул Иозеф.
- Да, братец у меня занятный, - Алекс пыхнул трубкой, подбирая слова. Он себя назначил.. Как бы это назвать?
- Ответственным за видовое разнообразие сказочных существ, - выдал орнитолог Моти, который явно уже слыхал про брата.
- Во! Точно! Ответственный за сказочных существ, при том не за всяких, а за исконно-иудейских. Таких, которые здесь водились во времена Соломона Давидовича, упомянуты в Талмуде и описаны в Каббале. Он лет десять назад этим увлекся, обложился мутными текстами, арамейский выучил, раз в неделю стал ездить в Бар-Иланский универ, дискутировать там с каким-то таким же двинутым профессором. Потом его как будто швырнуло в другую крайность. Он отложил все книги, многое распродал, подался в хай-тек и лет семь как проклятый зарабатывал там деньги. В отпуск не ездил, больничных не брал, ничем, кроме денежных дел, не интересовался. Через семь лет новый поворот: бросил работу, нашёл подругу, знаете из девиц, которым важен личностный рост, купил дом в глуши и занялся выращиванием ядоа.
- Выращиванием чего?
- Вооот! Не чего, а кого! Ядоа или полевой камень это как раз и есть исконно-посконно иудейское сказочное существо. Человек, растущий из земли на длинном стебле, как зародыш на пуповине. Ночью он бродит вокруг основания стебля и не замолкая болтает на неведомых языках, а днем превращается в разноцветный камень и лежит тихо, обдумывает о чем ещё поговорить. Если верить Талмуду, Моти не перебивай, я сказал "если" верить талмуду, то в эпоху второго храма ядоа тут росли как морковка. Только ядоа рентабельней, каждая болтливая зараза - килограмм под семьдесят деликатесного мяса, а внутри - всего одна небольшая косточка, вроде персиковой. Если подержать косточку во рту - прозришь будущее. Если верить талмуду, Моти, я опять сказал "если", евреи не ели мяса полевых камней, но психотропной косточкой не брезговали. Вокруг ядоа много легенд накручено: что они притягивают к себе соки земли, поэтому рядом с ними все растёт как на дрожжах, а чуть подальше - сохнет и дохнет, что увидеть их может только любящая пара, что у ядоа четыре души: душа камня, растения, зверя и человека. Это все лирика, а если по существу, мой братец задался целью восстановить популяцию ядоа в Израиле. Ни косточек ни рассады у него, понятно, не было, так что он решил просто создать подходящую среду обитания, а ядоа уж как нибудь сами из корешков проклюнутся или ветром занесет. Купил, как я уже сказал, дом с запущенным садом, читал там деревьям каббалу при луне, тряпки.. в смысле благовония жег. Самое смешное, что у него на участке меняться таки начало что-то меняться. Деревья без полива зазеленели, трава в человеческий рост вымахала. А в соседней арабской деревне наоборот, все начало хиреть на огородах. Потом один ортодокс, из местных, повадился ловить брательника на улице и заводить разговор о том, что не подобает вызывать к жизни чуждые сущности.. Сказка начала становиться былью. Только братцу моему все не в радость. Приехал я, смотрю, от человека половина осталась: посеревший, похудевший, глаза тусклые. Его подруга ходит кислая. Собака у них, бордер колли, Лесси звать, воплощенная жизнерадостность, так даже она загрустила, хвостом еле мотает, смотрит жалобно, мол неладно с хозяевами, помоги, а?
Алекс бросил взгляд на детей, убедился что все в порядке, пыхнул трубкой и продолжил:
- Я бы, конечно, не полез не в свое дело, люди взрослые. Но Леське как откажешь? Сожрал обед, выпил с братом по рюмке и приступил с распросами. Брат: тык-мык и выложил. Не верит он на самом деле в своих ядоа.. Арабы верят, морду набить грозятся или похуже чего. Ортодокс верит, с экзорцизмом лезет. Соседи по мошаве не то чтоб верят, но слухи ползут. А сам он, горе сказочник, ночью в саду от комаров книгой Зоар отмахивается и думает не позвонить ли утром психиатру. Завис, ни туда ни сюда, болтается между сном и явью, дергается от всего, что люди болтают. Я послушал, покивал. Смотрю - темнеет уже. Говорю брату, - что-то у меня голова разболелась от твоих метаний. Надо воздухом подышать. А сам вспоминаю, как меня, ещё пацаном-подростком, на доисторической родине, друзья позвали праздновать новый год. Денег не было ни у гостей, ни у хозяев. Но мы с ещё одним парнем, художником, нарезали кружков из картона, нарисовали на каждом кружке портрет-шарж и верёвочку приделали. Получися елочный шарик с портретом для каждого. Я редко видел, чтоб подаркам так радовались. Вообще хороший праздник получился. Мне тогда стало понятно, что с чудесами все проще чем кажется. Входишь, как в дверь, в то настроение, в котором шарики рисуются и чуди сколько хочешь.. Свистнул я Леське и вышел в сад прогуляться. Идём с собакой по саду, а вокруг все странно выглядит. На земле лежит туман, густой как молоко. Чуть выше, на уровне глаз он редеет, но не до конца. Деревья и трава кажутся очень высокими и, как бы, текучими. Мягко так покачиваются, струятся, как морские водоросли в прибое, а не ветки на ветру, да и ветра никакого нет. Подходим к старой яблоне, а под ней человек стоит. Голый, лысый, белесый, будто из тумана сделанный. Из середины пуза шнур идёт, вроде пуповины у зародыша, петляет в траве и уходит под землю. Воздух вокруг звенит, жужжит непонятными словами, но человек на пуповине рта не раскрывает. Ну.. это сейчас я все так подробно все описываю. А тогда, в саду, как в боевой обстановке. Всю картину, целиком глазами выхватил, телефон из кармана выдернул, лысого этого - щёлк. Леське перепуганной командную, - Тихо! Сидеть! Не бойся, собака, это просто кот учёный у нас тут. Ядоа, похоже, испугался моего голоса. Отпрянул, бросился к яблоне, полез наверх.. Смотрю, пуповина уже не пуповина, а цепь, звенья золотистые, и с дерева на меня смотрит здоровенный котище, а в воздухе по прежнему непонятное бормотание как от десятка невидимых раций. Тут я по настоящему испугался, дернул Леську за ошейник и бегом в дом.. Ну его к хренам, думаю, сейчас всех ядоа тут перепорчу. Распрощался быстро с братом, наговорил что жена позвонила, попросила домой ехать, соседи сверху потоп устроили. Фотку показал на бегу, - вот, мол, смотри что у тебя на участке растет. Про кота ничего не сказал. Думаю, может, если брат будет уверен, что у него на участке вырос нормальный ядоа, то превратит его обратно? Или найдёт других, не поврежденных культурным контекстом. Маюсь теперь. Брат не звонил и мне ему звонить страшновато. Так вот..
Алекс выбил докуренную кисэру о скамейку и вложил новую горошину табака. Моти помял в сосискообразных пальцах пачку "Мальборо", вытащил очередную сигарету, вложил обратно, опять вытащил. Наконец пришёл к какому-то выводу. Зажег сигарету, с удовольствием вытянул дым и хлопнул Алекса по плечу.
- Слушай, я все понял. Ты зря волнуешься.
- Что ты понял?
- Насчет ядоа и учёных котов. Все в порядке. Ты просто наделил этого ядоа, а может всю популяцию, новым свойством. Они теперь могут превращаться в учёных котов. Раньше не могли, а теперь - пожалуйста. Я думаю, это хорошо! Их животная душа реализуется. Заодно, от диких кабанов смогут защититься.
- Ты действительно так думаешь?
- Конечно! Если они съедобные, без умения лазить по деревьям им никак.
Алекс пожал плечами. Если подумать.. Почему бы ядоа действительно не превращаться в ученых котов? Иногда. Тем, что выросли вблизи деревьев? Да пускай себе, если хотят!
- У меня тоже случилось необычное, - Моти уронил недокуренную сигарету и сразу достал новую. Собственно, даже не у меня.. У моей бабушки. Она, кстати, недалеко отсюда живет, даже дом похож на эти. Бабушка Лея родом из Украины, в Израиле оказалась сразу после Второй Мировой. Как у многих из ее поколения, жизнь у нее была такая, что в романе опиши - не поверят, но она мало рассказывала. Верней - почти ничего. Дед был из Ирана. Скала старик, водитель грузовиков. До последних дней водил машину, успел увидеть правнуков.. Полтора года назад прилег вздремнуть после обеда и не проснулся. Совсем немного не дожил до ста лет, земля ему пухом. Бабушка сперва хорошо держалась. Старалась занимать себя чем-то, находила дела, много гуляла с помошницей. А зимой вдруг упала, запнулась за кресло у себя дома. Ничего не сломала, теплая одежда спасла, но после этого поскучнела, стала меньше двигаться, путаться в речи. Не то чтоб перестала узнавать близких, но начала задумываться, прежде чем назвать человека по имени..
В этот четверг я с утра мотался в милуим, а когда вернулся забрал Галя с Офиком из садика и заехал с ними навестить бабушку. Уже на лестнице пахло черным лекахом. В последний раз бабушка его пекла три года назад, когда пацаны родились.. А от самой бабушки пахло духами. Последний раз она так благоухала на мою свадьбу. Моя жена говорит, это какой-то очень редкий французский винтаж, выпущенный сразу после Второй Мировой. Последний раз бабушка так пахла на мою свадьбу. Ладно, духи, пирог. Сама бабушка как будто помолодела лет на тридцать! Она приосанилась, глаза стали ясными, речь – уверенной. В кресле не сидела, ходила по квартире, прибиралась, помощницу то и дело гоняла по хозяйственным делам. Мне даже вопросов задавать не пришлось. Бабушке самой не терпелось все рассказать.
В городке, где она жила в детстве, это было не местечко, а именно городок, со смешанным населением, бабушка с детства знала украинский и русский. Так вот, в этом городке жил мальчик ее лет, из еврейской семьи с которым бабушке и многим другим детям родители запрещали играть. Мальчик не ходил в школу и никогда нигде не появлялся до захода солнца. Вроде была у него какая-то редкая болезнь кожи и глаз. Впрочем, бабушке Лее, тогда мелкой девчонке, этот Реувен, так звали мальчишку, совсем не казался больным. Он был крепкий, шустрый, мастер на всяческие выдумки. Кроме того, он умел показывать фокусы: доставал монетку из пустой шапки, поднимал в воздух разные вещи, заставлял совсем незнакомых злых собак ходить на задних лапах. Лее было с ним интересно, родители следили не слишком строго, так что они с мальчишкой дружили, несмотря на запрет
Дядя Леи, родной брат отца, еще в 1905-м году уехал в Америку, неплохо там устроился, открыл обувную фабрику. Он довольно часто писал родителям и брату, присылал фотографии, пару раз даже доллары. В 1936-м, когда поиск шпионов-вредителей докатился до всех дыр, бабушкин отец закопал где-то все письма, валюту и фотографии, погрузил семью на телегу и перебрался в большой город, подальше от родных мест. Туда, где никто не знал ни его самого, ни про брата-американца. Лее тогда было двенадцать лет. Перед отьездом Рувен подарил ей колечко со странным, похожим на глаз хищного зверя камнем. Сказал, вроде бы смеясь, - Теперь ты посвящаещься мне этим кольцом. Потом добавил серьезно,- Не теряй его, хорошо? Этот камень знает как меня позвать. Если тебе понадобится помощь я услышу и приду обязательно. Он надел бабке кольцо на палец и неловко поцеловал в щеку. Оставить кольцо на руке бабушка не решилась. Спрятала в своих вещах, иногда клала ночью под подушку, надевала только когда оставалась дома одна.
Когда началась война мой прадед, отец Леи, снова собрался запрягать телегу, бежать от встречи с немцами, но старики-родители и жена воспротивились. Родителей держали болячки, жену – творческая работа (билитершей в местном кинотеатре). Было решено всем остаться на месте («мы простые тихие люди, что могут немцы иметь против нас?»). Только Лею, к тому времени замечательно красивую семнадцатилетнюю девушку, отправили пожить у знакомой русской семьи в пригороде, от солдатских глаз подальше. В последнюю ночь, которую бабушка провела дома ей приснился Реувен. Повзрослевший, серьезный он сидел на краешке кровати и крутил в пальцах кольцо.
- Не расставайся с ним, пожалуйста, - попросил он. Без него сейчас тяжело. Я очень боюсь не успеть вовремя, если при тебе не будет камня. Когда Лея проснулась кольцо было у нее на пальце, хотя она не помнила, что надевала его ложась спать. Верней.. точно помнила что не надевала.
У знакомых Лея первое время жила почти открыто, в просторном, удобном флигеле, но когда в город вошли немцы пришлось переместиться в заброшенный сарай. Дочка знакомых, Нюра, девушка на год старше Леи, потихоньку приносила ей еду и рассказывала новости.
Сам город заняли немцы, а в пригороде расквартировали румынский полк. Во флигеле, где прежде жила Лея, поселился пожилой, усталый офицер медицинской службы. Дня через три он поймал Нюру за ухо и на неплохом украинском языке поинтересовался куда это она бегает каждый день с узелком. Девушка упала на колени:
- Я спрятала школьную подругу.. Не погубите, господин офицер!
Офицер понимал, что беготню с узелком кто-нибудь рано или поздно заметит, да и не выжить в сарае, когда похолодает. Он предложил спрятать Лею в подвале здания, занятого румынским госпиталем. Там, по крайней мере, теплей и никому не придет в голову искать прячущуюся еврейку.
Лея переместилась в каморку в подвале госпиталя. Ранним утром, перед своей сменой, военврач приносил ей воду и сухари и выносил старую солдатскую каску, служившую туалетом. Однажды он предупредил Лею, чтоб сидела особенно тихо и была готова переметнуться в другое место. Один из фельдшеров, похоже, видел его с каской в руках и что-то заподозрил. Однако менять место не пришлось. Вечером того же дня фельдшер был убит. Он возвращался к себе на квартиру после смены и зачем-то свернул с людной улицы в темный переулок. Там, в переулке, его и нашли – со свернутой как у куренка шеей и без каких-либо следов вокруг. Немецкий военный следователь уж на что всего навидался, но побледнел и перекрестился от такого зрелища.
Тем временем в госпитале исчезла одна из уборщиц. Черт ее знает куда подевалась. Пришла, нанялась на работу, несколько дней добросовестно терла полы и выносила судна, а потом – как корова языком слизнула. Для бабушки и ее спасителя это был шанс, пан или пропал. Военврач принес Лее бесформенный халат, ведро и тряпку и выписал пропуск на украинское имя пропавшей уборщицы. Вооружившись этим пропуском пошел с Леей в комендатуру, попросил помочь работящей девчонке у которой украли документы – восстановить паспорт или выписать временное удостоверение личности. Удостоверение Лее выписали, но из комендатуры не отпустили. «Работящая украинская девчонка» была посажена под замок вместе с почти сотней других украинских подростков, в основном девушек, и ближайшим специальным поездом отправлена на работу в Германию. Лагерь для острабайтеров, куда она попала был ужасным местом, но все же не концлагерем. Весной 1945-го лагерь оказался под юрисдикцией англичан. На Лею обратил внимание капитан британской армии. Красивый мужчина, герой войны, он красиво ухаживал, красиво предложил руку и сердце. Тут даже твердо стоящая на ногах женщина не устояла бы, а у Леи и выбора не было. Ее семья была убита, ее страна обьявила бы ее предательницей, вражеской подстилкой, вздумай она туда вернуться.
Лея вышла замуж, вернла себе в новых документах настоящее имя, и уехала в Англию дожидаться демобилизации мужа. В Иорке она провела прекрасный год. Квартира мужа после бараков трудового лагеря показалась дворцом. Лея окрепла, стала спокойней, из костлявой тени вновь превратилась в красавицу. Она старательно изучала язык, записалась на курсы медсестер, научилась и полюбила одеваться в английском стиле. Любящий муж писал романтические письма, обещал вскоре приехать и всю жизнь носить на руках. Через год он действительно демобилизовался, но оказался совсем не рад произошедшим в жене переменам. Ревность, дикие подозрения, скандалы на пустом месте начались почти сразу. Пока дело ограничивалось словами Лея пыталась «притереться». Когда муж отвесил ей оплеуху – молча пошла собирать вещи. Муж схватил ее сумочку, вытряхнул оттуда ключи, прокричал: «Захочешь меня оставить – убью!!» и вылетел из дому, заперев за собой дверь. Что он собирался делать дальше: действительно убить жену или держать ее под домашним арестом осталось неизвестным. Утром следующего дня его тело, со свернутой как у куренка шеей было найдено в безлюдном переулке, недалеко от ближайшего паба. Никаких следов вокруг не было. Полицейский инспектор, немолодой ирландец, уж на что всего навидался, но побледнел и перекрестился от такого зрелища.
Добрая Старая Англия почти ставшая домом показалась теперь Лее чужой и холодной. Закончив курсы медсестер она совершенно законно, как еврейка пережившая катастрофу, оказалась в подмандатной Палестине. У нее даже было при себе кое-какое ценное имущество: пара лаковых туфель, флакон французских духов и кольцо с камнем, похожим на глаз хищного зверя.
Было начало марта. Через несколько дней после Леиного приеза расцвели апельсины. В маленькой больнице в Яффо, где Лея нашла работу, аромат апельсиновых цветов пробивался сквозь медицинские запахи, напоминал о весне, отвлекал от работы.. Сразу после дежурства Лея пошла смотреть на цветущие деревья. По дороге к апельсиновой роще ее кто-то окликнул. Она обернулась. Реувен! Живой!! Они отправились дышать апельсиновым цветом вместе, держась за руки, как малыши. Гуляли, рассказывали друг другу о том что с ними было, обнималсь все крепче. Апельсиновая роща неожиданно оказалась огромной, безлюдной, полной удивительных трав и цветов. Когда совсем стемнело, Реувен бросил свое пальто на мягкую траву. Любить друг друга было естественно и необходимо, как дышать.
На рассвете Лея тихонько встала, потянулась еще раз к цветам.. И очнулась. Был ранний вечер, только что закончилась ее смена в больнице. Она вышла пройтись и, похоже, задремала стоя. Хорошо хоть к дереву прислонилась. Никакого Реувена рядом не было, апельсины действительно цвели и умопомрачительно пахли, но роща была совсем маленькой, просто кучка деревьев у дороги, фантастических трав в ней не водилось.. Кстати, весь сон, если верить ее часам, занял минут пять..
- С тобой все в порядке, милая?,- на дороге, рядом с Леей, остановился раздолбанный грузовик, усатый водитель уставился на нее с неподдельной озабоченностью. Мне издалека показалось, что тебе стало нехорошо, за дерево держишься. Может подвезти? Ты воду пила?
- Так дед с бабушкой и познакомились, - улыбнулся Моти. У них все очень быстро сложилось, почти как с Реувеном во сне. К концу месяца бабушка поняла что беременна. Для нее это было чудом, после всего пережитого она боялась, что не сможет иметь детей. Для деда ребенок от любимой женщины был чем-то само собой разумеющимся.. Поженил их один раввин-анархист, которому дед как-то бесплатно привез стулья, шкаф для свитков торы и еще какие-то синагогальные бебихи. Доказательством еврейства в те времена не заморачивались. В свой срок родился мой папа. Они хорошо жили, дед и бабушка, дружно. Правда, детей больше не было, хотя оба хотели.
- Дня три назад, рассказывала бабушка, Аня, помошница, чтоб меня расшевелить вынула шкатуку с украшениями. Там лежало это кольцо! Видишь, не сломалось, не потускнело, как новое! Я его надела и сразу настолько лучше себя почувствовала! А вчера, ты не поверишь, мне позвонил Реувен!! Не сон, не наваждение.. Живой, в здравом уме, даже живет в этом городе!! Он сказал, что придет в гости и расскажет как меня нашел!
Я сперва здорово напрягся. Уж очень невероятная история. Потом подумал: еще менее вероятно, что кто-то узнал о фантазиях моей бабушки и задумал мошенничество.. Собрался остаться у неё подольше на всякий случай, но мальчишки устали, да и бабушке, явно хотелось нас выпроводить и пообщаться с другом детства без внуков и правнуков. Вобщем, я попросил бабушкину помощницу приглядывать, если хоть что-то покажется подозрительным - сразу звонить мне и распрощался. Когда мы с пацанами вышли от бабушки ее гость как раз приехал и шел к дому от автомобильной стоянки. За ним шел помощник-филипинец. Реувен не казался моложе своих лет, нет.. поддельным стариком он не выглядел. Он выглядел человеком, для которого возраст вообще не имеет значения. Помнишь, Алекс, ты давал мне почитать эту странную книгу, про Сатану в Москве? Она мне почему-то вспомнилась.. Вдруг показалось, что филипинец почтительно несет за Реувеном шпагу. Асфальтовая дорожка между стоянкой и домом шла мимо клумбы, на которой работала вертушка-поливалка. Вода натекла на асфальт, Реувен ступил в лужицу. Я как раз с ним поровнялся и увидел мокрые следы от его ног. Это были птичьи следы. Вроде следов казарки, только большой, размером со страуса. Так они выглядели первую секунду, а потом на глазах менялись, превращались в обычные следы ног. Реувен взглянул на меня и мальчиков, подмигнул, помахал рукой как добрым знакомым, и вошел в бабушкин подьезд.
Мужчины помолчали, переваривая рассказ.
- Знаешь, Моти, - задумчиво сказал Алекс, мне кажется у твоей бабушки все будет не просто хорошо, а.. так как надо.. Не знаю как объяснить.
Моти согласно кивнул.
Еще несколько колец дыма были выпущены в молчании, затем заговорил Йозеф.
- Я, господа офицеры, - начал он, тоже неделю провел в милуиме, на юге, под Димоной, а в четверг, когда освободился, завернул, по дороге домой в киббуц в котором прожил семь лет, поглядеть как чего, навестить знакомых. В киббуц, в ульпан, недавно приехала одна пара по фамилии Кружечки. Мои земляки, из Чешских Будейовиц. Оба - люди искусства. Петер Кружечка подрабатывал барабанщиком в пивной на Манесовой улице, а ещё играл панк рок в каком-то оркестре. С панками он потом разругался, мол, музыкальный вкус у них грубый и редко моются, но привык выкрикивать, когда барабанит, такие слова, что выгнал всех посетителей и из той пивной где подвизался, и из винного погребка напротив. Его жена, Анелька родом из Писека. Окончила там три класса художественной школы и работала натурщицей у одного абстракциониста. А когда вышла замуж и переехала в Будейовицы открыла рисовальные курсы в студии на Жижковой. Пообещала клиентам, что будет делать упор на изображение обнаженной натуры, а вынесла им эту греческую тетку без головы и без рук, забыл как ее звать, да еще прикрытую передником...
Вобщем, когда денег совсем не стало, Анелька вспомнила, что ее бабка была внучкой одного пражского раввина, о чем имелись бумаги и, даже, нашелся дагерротип бабки в младенчестве, на руках у робота, которого этот раввин собрал буквально из глины и палок. Кружечки перебрались в Израиль, получили тут какую-то стипендию для деятелей искусств, но сперва дела у них пошли туго. За первые полгода в Израиле они нажили только одноглазого бездомного кота, который к ним прибился в киббуце. Этот кот им и помог. Когда случилсь очередная заварушка и наш киббуц обстреляли, ну, юг, сами знаете, ребята так испугались, что не могли пошевелиться. В бомбоубежище не пошли, сидели в комнате, да смотрели разинув рот, как в открытое окно влетает здоровый осколок и приземляется точнехонько в кошачьем лотке. Кот подошел к осколку, понюхал, и насрал на него сверху. Коты так делают иногда, чтоб показать презрение к противнику. Может он хотел успокоить хозяев, может сам перепугался, но добротно наложил, с горкой. Тут пани Кружечкова спокойно встает, будто не дрожала минуту назад, как осиновый лист, фотографирует телефоном осколок с горкой дерьма и посылает мужа добыть ей паяльник и собрать по киббуцу еще осколков если где валяются. И такой у них творческий подьем случился, доложу я вам, господа офицеры.. Стали собирать осколки снарядов где только можно, украшать их, когда завитушками, навроде кошачьего дерьма, а когда и древней символикой, приделывать ушки, как для кулонов и продавать европейским туристам за неплохую цену. Особенно хорошо берут миротворческие делегации. Обязательно купят по кулону на каждого, сколько не запроси. Ну, ребята пока в киббуце остались, обжились, сняли дом, коту купили ошейник от блох и новую миску...
Старший сержант затянулся из своей оранжевой флешки, выдержал паузу, убедился что товарищи внимательно слушают и продолжил:
- С новым ошейником, правда, случился проляпс. Никак не удавалось его надеть. Глазами смотришь - ничего не мешает, а рукой чувствуешь, будто что-то накручено на кошачью шею и не даёт застегнуть пряжку. Снова смотришь - вообще ничего, даже шерсть не примята! Ребята попробовали пару раз и отступились. Очень уж это странно, страшновато даже. Так бы кот продолжал гулять без обновки, но в киббуце, возле столовой, поставили книгообменную полку. Знаете такую: клади что не надо, бери что нравится, сейчас их везде ставят. На этой то полке Анелька Кружечкова однажды углядела то ли книжку, то ли тетрадку.. На вид очень старую, в сафьяновом переплете. Название затерто, только и можно прочесть "аль-Шем ов он". Внутри текст тоже не очень сохранился, так, куски текста на иврите, но написаны потрясающе красивым узорным шрифтом, каждая буква - готовый эскиз украшения. Пани Кружечкова принесла сокровище домой, потренировалась перерисовывать буквы карандашом на бумагу, но этого ей показалось мало. Достала золотую краску, кисть, поискала что бы расписать, и как раз ей под руку подвернулся ненужный ошейник. На нем и вывела завитушки. Кот, пока она рисовала, отирался у нее под ногами, она возьми и попробуй еще раз надеть ошейник на него. На этот раз никакой помехи не чувствовалось, пряжка сразу застегнулась как надо. Кот довольно замурчал и на глазах начал расти, ошейник с ним.. Зверь дорос до размеров леопарда, степенно вышел во дворик и со второй попытки залез на ближайшее дерево. Тут стало видно, что на нем болтается какая-то веревка, или цепь золотистого цвета. Выходит из под ошейника, проходит под пузом и срастается с древесным стволом.Так теперь этот котяра на дереве и живет. Жрать, понятно, стал больше и бормочет беспрерывно, зато в дом не лазит и не гадит нигде. Под деревом еще зверьки какие-то мелкие завелись, вроде мышей, только бегают на птичьих ножках. Кота мне земляки показали.. Зрелище! А зверушек не видел, прятались. Так вот оно.
Иозеф замолчал и снова затянулся из флешки.
- Папа, мы укакались!,- Галь и Офик незаметно материализовались рядом с Моти и тянули его каждый за ближайшую руку .
- Папа! Я не могу гулять на закаканной площадке! Пойдем домой, там оладушки! Ринат потянула Алекса сразу за обе руки. Мордочка и платье у нее были совсем не такими чистыми как утром, но красоту это не портило.
Кубик никого никуда не тянул. Он тихо устроился поспать на дорожке.
Детям пора было домой.. Мужчины пожали друг другу руки, подхватили отпрысков, игрушки и отправились восвояси, а кривоватая лестница и тропинка между домов подернулись паутинкой и исчезли, растворились в солнечном свете и горячем летнем воздухе, незаметные ни для кого, кроме тех, кого площадка сама хотела бы видеть.