Поезд его тряс и уносил. Все дальше- в молочно - серое небо, мимо мороси и хляби далеких болот, мимо так желавших его лесов, мимо желанных им полей. Лесов вечно манящих и голодных, полей щедрых, и в простоте великих, желающих собою насытить каждого отчаянного путника, каждого нуждающегося, каждого уцелевшего в тех лесах.
Он провел пыльной рукой по левому веку лишь бы опередить неминуемое низвержение с глубин своего зрячего дна на самое дно мира этого не вполне зрячего. "Бесконечная дорога- думал он- мираж". А в мираже вечности не жаль наблюдать сквозь пыль окна все эти блики света, эти бесчисленные деревья, оживающие и становящиеся движимыми лишь в тот момент, когда чьи-то глаза смотрят на них из идущего поезда. Ветви подвижны ветру. Но и этому есть предел. И только в момент движения большого железного ящера, благодаря которому движется чей-то взгляд, можно чередой похожих картин передать все свое величие, как не сможет передать одна -единственная травинка, одна- единственная ветвь. Словно мир кружил, говорил ему:" я покажу тебе себя настоящего, всего, я покажу". И звучал не грозно, тихо, шорохом мудрых тяжелых елей. Но что показывал он? Мир ставший чревом цирковых площадок и улюлюканий с самого дня своего сотворения и по нынешней день. Что показывал он ему, с пыльным рюкзаком за спиной, усталому, ищущему? Все ли миражы, что он для себя желал? Или те, что желали ему другие? Чем он сам был для мира? Кормом, кровью его, или все же ребенком? Неутомимый призрак Гойи.
Вечный странник. Вечный чужеземец. Он молча и беспристрасстно понял,что в наших самых высоких устремлениях, в минуты проявления некоего безвозмездного божественного начала и света, не больше смысла, чем в самых низменных человеческих страстях. В этом сравнении нет ни лучшего, ни худшего. Правильного, или неправильного. Это лишь роли, которые либо мы выбираем, либо выбирают за нас. Наблюдая природу, все не созданное руками человека, мы делаем попытку отыскать некоего бога, разыскать его в себе. Наблюдая искусство- возносимся на вершину, которая была создана лишь для того, что бы ее покорило одно существо- человек. Вершину, самим же человеком для себя и созданную. И тягучей лавой желаем вкушать непрерывно плоды своих трудных дорог в этих землях и сами жаждем этим плодом стать, да и самой этой тягучей лавой, что пожрет сей плод.
Взгляд его стремится быстрее пейзажа за окном. Ему надо дальше. И потому летит нестройный лес прячущий все свои тайны из детских сказок, обманчивые пряничные домики, опасности. И открываются ему манные поля, полустанки. Поля с пшеницей и полустанки с простой русой девушкой с лучистыми глазами, которой и надо бы быть, непременно надобно быть там и улыбаться, и ждать так, как все давно позабыли.
И все дальше и дальше. В большой город. Где стоят повсюду теперь свои пряничные домики, сумевшие притворится еще лучше, еще слаще и обманчивее, где свои опасности, ставшие теперь чуть ли ни заодно с тобой самим. И простая девушка, которая ради спасения того лучистого взгляда, что ты мельком увидел, ненароком распознал, узнал, понял, рванулся, клянясь сделать его не подвластным никакому времени, одарить его только тебе самому и нужной вечностью- оденет маску циничной усталости- ведь под ней его никто не найдет, следовательно не изменит, ни этого ли ты и хотел? В конечном счете, а найдешь ли ты сам? Карнавал ждет. А победитель — кто? Творец, что как всегда угадает сердцем. А если нет- творец ли? И есть ли хоть один, кто побеждал здесь когда - либо, если подуразумевать под победой то, что мы действительно желаем?
В сути нашего существа есть движущая сила и вступая во взаимодействии со всем внешним, она делает жизнь тем, чем эта жизнь являлась всегда- лишь эксперементом. Который сошедший с ума гений неустанно проводит на себе самом.
Мы конечны. Бесконечны лишь производимые нами всполохи в безвременье, воспоминание о том, чего не было. Мы в десятках своих разнообразнейших, но таких похожих повторах воплощений, словно сотни, сотни сотен других ветвей,похожих, напоминающих, неповторимых, приходящих в движение от собственного же взора устремленного из движущегося поезда.