Проснувшись с первыми лучами солнца старец, как и много лет назад, все также потянулся на своей кровати, разминая закостеневшие суставы. Это была своеобразная, маленькая зарядка, чтобы встать с кровати и уже принять этот день во всей его красе.
Сегодня ему снился сон, как он совсем молодой выпускник военного училища, в белом кителе с золотыми погонами, гуляет по городу на Неве. Рядом проходят красивые дамы с летними зонтиками в нарядных легких платьях. На плечах Николая Осокина, выпускника Владимирского пехотного училища располагавшегося в Красном Селе под Санкт-Петербургом, погоны подпоручика. Шел июнь 1914 года.
Тогда, поступив в военное училище и став юнкером, он ждал этого момента, когда сможет пройтись по набережной реки Невы в красивом белом кителе подпоручика и все молодые особы будут с уважением и лаской смотреть на него. Рядом с женщинами и девицами шли их кавалеры в светлых костюмах с тросточками в руке.
Одну руку мужчины предлагают своим дамам, а в другой руке изящная трость слабо отстукивает по мостовой тихую песню. Белые ночи города дарили горожанам эйфорию праздника еще не омраченного наступлением войны с Германией.
Казалось, что теперь ничто не может омрачить всеобщей радости горожан от лета, солнца и любви. До объявления войны с Германией оставался месяц, а пока у выпускника военного училища Николая Федоровича Осокина был отпуск, перед тем, как прибыть в свою часть.
Не задумываясь о своих годах, старик легко встав с деревянной кровати сделанной его руками много лет назад из сосновых досок, не спеша шлепая босыми ногами по широким доскам пола, направился в сени. В медном умывальнике висевшем на стене вода была прохладная и чистая, как и всегда, потому что она была настоящая.
Эту воду старец всегда перекрестившись перед родником, набирал в два больших деревянных ведра. Вот и сейчас, одно ведро стоящее на лавке в сенях дома было наполовину пустое, а второе пошло на приготовление ужина. «У-х, хорошо-то как!» - умываясь родниковой водой вскрикнул старец, проводя морщинистыми руками по щекам. В комнате дома проснувшись, завозился на широкой русской печи его новый постоялец.
Этого широкоскулого мужика примерно 35 лет на вид, он нашел в тайге, когда промышлял охотой на зайцев. Бодро утаптывая глубокий снег своими широкими, короткими лыжами охотника, он увидел небольшой холмик из которого торчала рука.
Сначала подумав, что он наткнулся на труп человека, которые иногда встречались в тайге, старец ткнул стволом винтовки в лежащее тело. Но внезапно произошло слабое движение в сугробе.
«Слава тебе Господи, живой!» - перекрестившись двумя пальцами по старой вере, прошептал Николай и стал быстро разгребать снег. Его взору предстал лежащий худой человек с широкими скулами, где на лице маленькими черными бусинками горели глаза. На тело замерзающего странника была надета черная ватная фуфайка с белой нашивкой на левой стороне груди и такие же черные, легкие штаны.
На белой полоске пришитой к фуфайке был выведен черный трафаретный номер Н- 24785. «Что ты будешь делать, опять уголовник попался!» - в сердцах проговорил старец Николай, но все же продолжил откапывать каторжанина.
Данное событие было не рядовым для Николая Осокина и поэтому часто в их краях встречались уголовники бежавшие из мест заключения. Нарезав своим широким, охотничьим ножом толстых еловых веток, он смастерил волокуши и положив на них странника, потянул за собой.
Часто останавливаясь, чтобы отдышаться, старец вновь продолжал свой путь и через два часа хода, они остановились у дома отшельника. «Слушай меня! Тащить тебя на себе я не смогу по возрасту, поэтому ползи сам в дом и устраивайся на печке»,-произнес он уголовнику, который пришел в себя и теперь трясся от холода.
Откинув массивный, деревянный запор на входной двери дома, он открыл ее настежь, приглашая внутрь дома беглого каторжанина и сам вошел в сени. Медленно, ползком, уголовник пополз в дом старца на негнущихся от холода ногах. Так, зимой 1984 года Николай Осокин, бывший поручик лейб-гвардии оставил у себя очередного каторжанина.
Хотя он и не любил такие эпизоды, но вспоминая свою отсидку на зоне в Красноярском крае после войны, философски относился к теме помощи ближнему. Этот уголовник был у него не первый и похоже не последний, кому он помогал встать на ноги и затем после лечения указывал на дверь.
Также, как и когда-то ему помог монах-отшельник, когда он замерзал в тайге после группового побега из зоны в 1949 году. Теперь и он отдавал свой долг. Вспоминая события своей жизни в 1916 году, Николай часто крепким словом материл генералов, которые бросили их на произвол судьбы в Брусиловском прорыве.
Тогда, опьяненные боевым успехом солдаты и офицеры его 9-ой армии все лето 1916 года громили врага и батальонами брали в плен солдат неприятеля. Получив за этот прорыв чин поручика и георгиевский крест, Николай Осокин был полон решимости продолжать натиск.
Продвинувшись на сто километров вглубь территории неприятеля, они ждали помощи, а ее все не было. Вскоре, получив ранение в руку при очередной стычке с австрийцами под Вильно, он попал в плен. Империалистическая война для поручика Осокина закончилась пленом и моральным унижением, которое он никогда уже не забыл. Вернувшись в свой дом в Красноярске летом 1917 года, Николай занялся живописью. Еще с юного возраста его мама урожденная дворянка Кислицина, прививала сыну любовь к прекрасному, а именно к живописи.
Тогда перед войной, пока Николай не поступил в военное училище в Красном Селе, они проживали всей семьей в их большом, двухэтажном доме в самом центре Красноярска. Отец, Федор Макарович Осокин, был уважаемым человеком в городе, потому что возглавлял городское собрание, а мама Елизавета Степановна - домохозяйка.
Поручик хотел таким образом отвлечься и забыть весь кошмар империалистической войны, когда тысячами гибли вокруг него люди, как наши солдаты так и немцы. Но благим делам не суждено было сбыться и через год пылая ненавистью к большевикам, Осокин примкнул к войскам Колчака. Наступление, штыковая атака, засада, отступление, окопы и снова наступление. Все смешалось в этом кошмаре войны. И везде только смерть и трупы. «Кровь, пот и грязь,вот, что такое война»,- любил говорить своим постояльцам старец, когда судьба приводила к его дому очередного странника.
В сентябре 1919 года на очередной маленькой станции по пути в Иркутск, он решил для себя, все, хватит воевать! А далее следовал поступок, который навсегда поставил крест на его чести офицера. Будучи начальником караула поезда, он со своим приятелем прапорщиком Никодимовым, проверяя службу постовых, вскрыл вагон и набил два брезентовых мешка золотыми монетами.
Бегство двух офицеров в тайгу было решительным и стремительным. А пока часовой соображал, что делать, они были уже далеко.
Продолжение следует.