Тайна

Никка Андреева
- А ты точно не передумаешь? Верка крутилась возле Аньки, и заглядывала ей в глаза.
Она ужасно боялась, что та вот сейчас все бросит, решительно отодвинет сумку  в сторону, и скажет: остаюсь!

Только этого Верке и не хватало. Она уже настроилась! Настроилась, что Анька уволится, и Верка, наконец, займет ее место, на которое давно облизывалась. Ей нравилась церковь, нравились здешние порядки, запахи, и Анькин – теперь уже бывший! – закуток у входа, где располагались в ангельской чистоте свечной ящик, витрина с иконками, книжками и всякой фарфоровой мелочью для продажи верующим. Уютное, теплейшее местечко! Верка так завидовала Аньке! И вот, наконец, совершенно неожиданно, Анька сама решила уйти. Верка ее даже и не просила. Какой дурак добровольно откажется от такой роскошной должности?
Но вот, это случилось – такое счастье! Обо всем уже договорено, все этапы увольнения и последующего внедрения Верки на место Аньки,  пройдены – только бы не передумала в последнюю минуту! Верке казалось, что Анька слишком медленно укладывает сумку. Что тут возиться? Верка бы вмиг все покидала, и - свободна.

Анька искала какие-то завалившиеся неизвестно куда заколки, потом маленькую чашечку, из которой хлебала водицу. Нарочно она, что ли?

И тут вошел Хонт. Давненько его не было!

Хонтяра, одноклассник Аньки и Верки, взял моду, как давно уже было известно всем в поселке,  каждый день припираться в храм, и оставлять рубль у Аньки на прилавке. Оставлять, и молча уходить. Как в насмешку. Общий глас был таков, что Хонт к Аньке неровно дышит. И не придумал ничего лучшего для того, чтобы ее видеть, как эти дурацкие выкибоньки с рублем. Иногда приносил  два, или пять, но, какая разница? Хоть одна монетка, хоть несколько  - все равно это не деньги. Ну, и клал бы сразу свою благотворительность в кружку для пожертвований. Нет, придумал издевательство – филантропить по капле, именно что вот оставлять свои рубли у Аньки на прилавке.

Еще в школе между Хонтом и Анькой что-то было, но они так шифровались, что никто точно не знал – когда началось, когда закончилось, и закончилось ли. С тех пор прошло уже пару десятков лет -  вон, у ворот церкви дожидается Хонта его орава – трое детей от двух его жен, и на переднем сиденье еще одна жена, третья, пока последняя…
Сейчас батя пошуршит в церкви, это всего пару минут займет, и повезет их дальше – кого в школу, кого в детсад, а последнюю жену – с собой на работу, в Покоево. Он там царь над двумя автозаправками, а она кассирствует.

За истекшее время у Анны тоже случилась какая-то личная жизнь, но сейчас она была давно и прочно одна, ни детей, ни мужа.
На  душе у Аньки пусто, только все еще шкворчит давняя обида на Хонта. И зачем только он это придумал – являться пред ея очи ежекаждно со своими рублями? Толку никакого, а странность мероприятия зашкаливает. Никто ничего понять не может – зачем? почему? И Анька – меньше всех.
Вот, решила уволиться. Уйти в никуда. Хотя в Пис-поселке с работой туго. Придется опять ездить на электричке в Москву. Да, это всего полчаса, но, если прибавить метро, да автобус – мало ли куда она устроится – и так каждый день… Аньке даже думать про это неохота. Но уходить надо. Избавляться от причуд Хонта. Полгода назад он начал приходить, приходить постоянно. Анька сначала удивлялась, потом негодовала – молчит и молчит, брякает свою монетку, и убегает, с ума, что ли, сдвинулся? Потом привыкла, потом стала ждать его и поглядывать на часы… и тут он исчез. Перестал появляться совсем.

Нет, бежать, бежать от такого Хонта! Три жены, последняя – вообще на новенького,  куча детей. Причем тут Анька? Он и так, еще в школе, извел ее до  предела. До сих пор не опомнится. И вот – здрасьте, наше вам с кисточкой! Опять заявился! Когда его уже никто не ждал. Машина шла, колеса стерлися, мы не ждали вас, а вы приперлися.

У Аньки заколотилось сердце. Она разом забыла, что именно ищет,  и что вообще здесь делает. Зато Верка не растерялась:

- Хоня! Ты рубль принес? Вот спасибо! Теперь мне будешь отдавать свою благотворительность, Аня увольняется! Я буду за нее! Ты рад?
Верка еще с ним и кокетничала. Конечно, ей Хонтяра по барабану, она замужем, хоть и несчастливо. Не смотря на то, что этот странный одноклассник ее никогда, ни с какой стороны не интересовал, все равно хвостом завертела - привычка.

Хонт замер на секунду от такой новости. Потом брякнул свой рубль на прилавок, и неожиданно сказал: Вер, можно тя на минутку?
Пошел к двери, и оглянулся, идет ли за ним Верка. А она что ж – она тут, как тут. Умирает от любопытства. Раскрыл рот наш молчун! Что-то скажет?
Хонт оттянул Верку на крыльцо, посмотрел, не видит ли Анька, и зашептал:
- Вер! Ты объясни ей! Я не могу. Я ведь сюда совсем не из-за нее прихожу! С этим поганым рублем! Как же мне это надоело! Вот я влип.  А она ж думает , наверное, – из-за нее? Ужас!
Верка прибалдела маленько. Что он такое несет?
- Не из-за нее? А из-за кого же?
- Да не из-за кого!
Хонт злился, прямо кипел от раздражения. Он всегда таким был, еще в школе. Тихий, тихий, молчун-молчун, но, если что-то его выбесит, пустяк даже какой-нибудь, так зашипит, так последними словами начнет кидаться...

- Рассказывай! – потребовала Верка. – Я  тебе не Анька, лохушка, мне – как на духу. Раз уж начал.
- Вера, я проспорил тысячу.
- Делов-то. И что?
- Да не просто тысячу! Я проспорил ее по рублю. То есть, я обязался приносить сюда из этой тысячи каждый день по рублю, и аж пока вся сумма не закончится. Вот.
Верка смотрела на него молча, удивленно, такого объяснения она никак не ожидала.
- Правда, что ль?
- Да правда, правда, сама видишь!
И так мне это осточертело, что я подрался на днях со своим заимодавцем, или как его там назвать, ну, с Гошкой, которому проспорил эту проклятую тысячу, и к ней такое позорное дополнение… припираться в эту церковь с рублями….
Покалечили друг друга маленько… три дня я раны зализывал… но долг он с меня снял. Сегодня, в счет спора, в последний раз вот опозорился, принес завершающий рубль, и все – свободен.
Вот, тебе быстро рассказал. А Аньке – не смог бы. Она бы не поняла. Ты ей объясни, пожалуйста, извинись от меня, что ли…она тут ни при чем!  Да и в школе у нас ничего не было, если на то пошло. Всё фантазии ее, одни фантазии, правда, Вера! В общем,ты сама-сама…поговори с ней! Прости, меня ждут..
.
Его балованные дети уже нажимали на сигнал и нагло тутукали на всю тихую деревенскую округу.
- А вот я вам сейчас! – закричал Хонт, и помчался к машине. На ходу оглянулся, махнул Верке рукой, типа, мать, не подведи, разрули ситуацию, влез на свое водительское место, мотор взревел, и Хонтяра, асс и приключенщик, был таков.

Верка еще пару минут стояла, переваривая услышанное, а потом помчалась к Аньке, предвкушая редкое удовольствие: передать ей слова Хонта, увидеть, как вытянется ее рожа, и посочувствовать, втайне радуясь, и про себя обзывая Аньку лошарой. Уж с ней, с Веркой, такой смешной унизиловки никогда не случилось бы!

Анька, противу ожидания, спокойно выслушала Веркин рассказ, даже особо-то и не удивилась.
- Я рада! – заявила она. – Ясности мне только и не хватало! Плевать мне на Хонта и на его рубли! Я только не понимала, какого хрена он шляется. Прояснилось -  и спасибо.
- Теперь останешься? – вдруг перепугалась Верка. Она совсем забыла, чего боялась еще каких-то полчаса назад.
- Да нет, теперь уж чего. Ушла, так ушла. Мне, Верк, и без того здесь тошно было. Ты же знаешь, что во всякие эти штучки я не верю, - Аня вивнула в сторону икон. – Мне здесь тягостно. Все это не мое – свечи эти, прихожане, служба, запахи. Терпела, потому что другой работы не было. Потом терпела, потому что Хонт… ну, ладно, что об этом говорить. Никогда я ему не была нужна, и в школе тоже.

Тут Анька было заплакала, но резко сама себя оборвала.
- Пошла я, Вер. Тебе счастливо. Если чего забыла, потом заберу. И чего я, в самом деле, тягомотилась. Будто в другой город уезжаю. Пока-пока, покасики, Вер. Поздравляю!
Верка сияла, и потому Анька от души добавила последнее слово. Для Верки счастье наступило. Вот и хорошо.

Аня вышла в ноябрьскую темноту, сбежала с горки, и направилась к мостику. Ее дом – в конце поселка.
Издали, с другой стороны, к мостику направлялась какая-то компания. Вот люди приблизились – а, это Улька Бро, рядом Грант, а третий? Папаша Бро, точно.
Аня срочно подобрала слезы, которые беззвучно, не надеясь на ее внимание к себе, катились по щекам, быстро промокнула платком глаза, и приветливо кивнула честной компании – они все, конечно, были знакомы, хотя и не близко, почитай сто лет в одном поселке живут.

-Те-те-те, - сказал Грант, - Анечка… - И внимательно на нее посмотрел. Но никак не подчеркнул, что заметил в ней что-то необычное.
- Послушайте! Идемте с нами! Мы гуляем. Вот просто так гуляем, болтаем, вы не будете лишней. Вместе – веселей.
Улька с отцом активно поддержали Гранта.
- Идемте, Анечка. А завтра мы в том же составе собираемся слушать лекцию Данича. С удовольствием возьмем и вас с собой.
- А знаете, - вдруг сказала она, - спасибо. И на лекцию с вами поеду, и сейчас гулять пойду! С работы я только что уволилась – свободна, как ветер.
- Правда? - Все очень удивились. Аня три года сидела в храме, продавая религиозную мелочевку, к ней привыкли, как к неизменной церковной составляющей.
- Как это вы решились, Анечка? Почему?
Аня почувствовала неформальный интерес со стороны всей компании.
Афанасий Кузьмич Бро подхватил ее под руку. Они миновали мостик, тут дорога была широкой, можно было идти в ряд всем четверым, и не мешать друг другу.
Сама от себя такого не ожидая, Аня рассказала, как неприятна была ей  работа, как она рада, что освободилась, теперь там будет продавать свечки Вера, вот она-то как раз очень туда рвалась.

- Послушайте, - остановился Грант. – Репейников как раз ищет литературного секретаря. Вы ведь всю жизнь проработали редактором, правда, Анечка?
- Ну, да, - Анька завороженно на него посмотрела, сообразив, что он может сказать дальше.
И действительно, Грант сказал то, что ей хотелось бы услышать.
- Мы с Репейниковым в дружбе. Моя рекомендация для него – не последнее дело. Да и подходите вы ему идеально. Главное, чтобы вы согласились, Анечка! Да?
Грант направил свою неотразимую улыбку на Анечку, как свет фонарика, и она расцвела под его лучом.
- Ответ – у меня на лице, - засмеялась она. – Только, согласится ли Репейников?
- А это мы сейчас узнаем.
Грант вытащил телефон и прошел вперед, чтобы немного уединиться для разговора.
К его голосу старались не прислушиваться, да он и закончил очень быстро.

- Анечка, он вас знает, и согласен! Мало того, он очень рад! И ждет вас к себе сегодня же для обсуждения условий.
- Вот это да! Не успела уволиться, как тут же устроилась на работу заново, да еще на какую! Это ведь все мое… это я знаю и люблю…
- Репейников, к тому же, одинок, - добавил Грант, и захохотал, обнимая Ульку.
- Так я тогда побегу? Репейников, кстати, недалеко от меня живет. Так что заскочу к нему, а потом домой. Спасибо… но одного спасибо мало… Ладно, все это потом, а сейчас, я пойду?
Все закивали, радуясь за Аньку и желая ей удачи.

*
Хонт быстро развез детей и жен по адресам – по дороге к ним подсела вторая из его супружниц, ей тоже надо было в Покоево - и поехал обратно в поселок к брату.
Проезжая по старому шоссе, с которого был виден мостик, он с удивлением разглядел Аньку в компании семейки Бро и капитана Гранта. Правда, Грант, недавно женившийся на Ульке, тоже уже принадлежал к семье Бро. Понятненько. Но Анька-то чего с ними стояла и хихикала? Никогда она с Улькой не дружила, разные поколения. С Грантом и папашей Бро – тем более.

- Слухай, Эдя, - сказал он, приехав к Каркалову-старшему, - ты не знаешь, что у Аньки общего с Брами?
Эдуард Каркалов-старший поморщился. – Хоня, ну, какими Брами? Эта фамилия не склоняется… Не порти русский язык…
- Эдик, не морочь голову, как удобно, так и говорю. На вопрос ответь, а?
- Представь себе, знаю, - неожиданно сказал Эдик-старший брат. – Мне только что звонил Репейников, Аня устраивается  к нему литсекретарем, он давно уже ищет подходящего человека. Репейников и Грант - близнецы-братья, так что Анька теперь тоже будет своей в их компании.
- Да ну? – Хонт удивился.
- А чего ты спрашиваешь? Тебе не стыдно? В школе морочил девке голову, и сейчас от нее не отлипаешь. Знаю я про твои церковные посещения... Весь поселок знает. Пожалел бы ее. Ты свой лимит женитьб исчерпал. Дети вон в машину не помещаются…
- Эдик, замри, - сказал Хонт. - Кто помещается, а кто нет – мое дело. Как и вообще  все мои хождения за три моря. Сам сходил, сам ответил.
- Слушай, - Хонт потер лоб, – познакомь меня с Брами.
- Чего? – удивился Каркалов-старший. – Ты же их не любишь. Над Афанасием Кузьмичем всегда посмеивался… Что у тебя с ними общего? Зачем? Или?..
Каркалов-старший выпучил глаза, и в обалдении  уставился на младшего брата.
- Хоня, ты с ума сошел? Анька?..

Хонт встал со стула, и направился к выходу, не отвечая на вопрос.
От двери, не оборачиваясь, повторил: - Познакомь, прошу!
И вышел вон.

Каркалов-старший только крякнул: Делааа!...
................
 (первая часть рассказа - "Вопрос никому в никуда")