6. Знакомство.
Пустынные улицы Москвы в прохладной утренней дымке. Машин почти нет. Мимо проносятся фасады домов, перекрёстки. Свет солнца всё живее пробивается между зданиями. Сверкают зайчиками окна. Мэрилин опустила стекло и выставила лицо. Жмурилась, когда лучик попадал ей в глаза и улыбалась. Шепелев ехал в ресторан аэропорта, наверняка открытом в этот час.
Вошли в бар. Зал был пуст. Несмотря на отсутствие голода, Мэрилин всё же заказала пирог с клубникой. Шепелев взял с вишней. Съев кусочек, девушка отложила ложечку.
- Не вкусный?
- Слишком сладкий. Приторный.
- А мой, в самый раз. Тесто сладкое, а вишня кисленькая.
- Можно попробовать?
- Конечно! - Шепелев подвинул тарелку поближе к ней.
Мэрилин отломала часть пирога ложечкой. Вишни были целыми и кусок получился больше чем она рассчитывала. Он никак не хотел загружаться в маленькую ложечку. Выпадал то справа, то слева.
- Я сплю на ходу! - рассмеялась Мэрилин.
Шепелев подозвал официантку и попросил вилку для десерта. В два счёта вилка была на столе. Мэрилин зацепила непослушный кусочек и отправила в рот.
- Ну как?
- Прелесть! Можно ещё?
- Да хоть весь!
Пирог был на редкость лакомый. Вишня в собственном соку! Девушка никогда такого в кафе не ела. Она наслаждалась каждым кусочком, закрывала глаза от удовольствия и ничуть не смущалась Шепелева.
- Глядя сейчас на тебя, мне вспомнилась одна сцена.
- Да? Почему?
- Как-то раз, из окна вагона, я наблюдал за парой голубей на лужайке. Она, голубка то есть, изящная такая, с маленькой головкой, бежала зигзагами по траве, а он, голубь то есть, пытался её догнать. Подбежит, взмахнёт крыльями, взлетит. А тем временем она уже успела отбежать подальше.
Заметив неподдельный интерес девушки, Шепелев продолжил, играя за обеих птиц:
- Он снова вприпрыжку за ней. Распушил воротник, выбегает вперёд неё и взлетает, рисуясь. А она - ноль внимания, и опять отбежит в сторону. Даже я было заволновался: получиться у него её остановить или нет?
«Какие у него красивые руки! Будто художник рисовал. Сильные, а пальцы тонкие, длинные. И ногти овальные с аккуратными белыми лунками. Красивее даже чем мои. И как увлекательно он умеет рассказывать! А губы как у него называют чувственными…»
- И в это время в поле моего зрения попадает другая пара. Тоже он и она. Идут рядом. Он чуть позади. На полшага, если можно так сказать. Она ступает степенно так, с важностью. А он вроде как охраняет её. Вдруг он выбежал вперед, поднял что-то из травы и развернулся к ней. Держит это что-то в клюве и ждёт её. Голубка подошла и остановилась. Он наклонил голову, положил перед ней свою «добычу». Это было что-то съедобное, потому что голубка вытянула шею и клюнула. Подняла голову. Только после этого клюнул он. И так по очереди. Сначала она, потом он. Медленно так, смакуя. Вот как ты сейчас. С какой-то хозяйственной солидностью в каждом движении. Я аж залюбовался.
Шепелев сделал паузу.
- И что дальше?
- Дальше? - Шепелев грустно скривил губы: - Наш поезд дёрнулся, мы тронулись и все голуби, напуганные, разом взлетели в воздух. Все смешались в одну серую кучу. Не поймешь уже, где кто. Превратились в обыкновенную стаю голубей в беспокойном полёте. И знаешь, о чём мне подумалось, глядя в небо?
- О чём?
- Когда они вернуться на землю, смогут ли они узнать друг друга? Те пары, хочу сказать. Настолько они все были неразличимые в воздухе. Не верилось даже, как всё поменялось…
Мэрилин смотрела на склонённый лоб мужчины. Таким родным показался ей Шепелев в этот момент. Отчего-то заныло в груди. Так не хотелось, чтобы эта история имела невесёлый конец.
- А может у них есть имена? И они могут позвать, если не узнают?
- Имена? Интересная мысль. А какие, например?
- Ммм… Машенька, например. – «Почему моё имя пришло на ум первым? Нескромно как-то…» – Или просто, «голубушка».
Шепелеву понравилась её мысль.
- «Голубушка»? И кто же из них звал бы так свою любимую? Молодой? Почему-то я уверен, что прыткий ухажер был очень молод. Или другой, степенный голубь?
- Не знаю, - призналась Мэрилин. - Может, тот, степенный? А может, наоборот? Да, скорее всего, прыткий. Степенный звал бы «мааатушка голууубушка»!
- У тебя богатая фантазия. Ты из любой темы можешь вылепить целую историю?
Было приятно услышать от Шепелева такую оценку, но ведь она ничего такого не придумывала! Всего лишь продолжила тему, предложенную им самим. О чём и сказала.
Шепелев как-то странно, изучающе взглянул на неё. Улыбнулся:
- А знаешь, я ведь когда-то мечтал написать сценарий.
- Правда? Как интересно! Написал?
- Нет. Почти три года работал над одним. Каждый свободный момент. Несколько раз переписывал. В конце концов, забросил.
- Почему?
- Как тебе объяснить… Подозреваю причина в том, что я перфекционист. Да, да, не смейся!
- Я и не думала!
Шепелев кивнул и продолжил:
- Мой сценарий должен был быть идеальным! В нём каждая запятая должна была быть смысловой. Если я её поставил, значит, без неё никак нельзя было обойтись. В диалоге, я должен быть уверен, что услышу её! Сценарий это первооснова, базовая структура, диктующая правила. Что сценарист написал, то и должно быть на экране. Ты со мной согласна?
- Не знаю, - пыталась девушка ухватить его мысль. - Но тогда получиться что фильм это произведение одного автора? Но это абсурд! – Шепелев недовольно вспыхнул, но сразу же подавил эмоции. – Ведь кино это целый мир! Его создают все вместе. Все, кто на площадке. Каждый приносит своё чуть-чуть… – закончила она, уже не совсем уверенно под строгим взглядом Шепелева.
- Я понимаю, о чём ты. - Выражение его лица смягчилось. - Но позволь мне с тобой не согласиться.
«Господи, Шепелев просит у меня позволения не соглашаться!»
- Каждый привносит, интерпретирует, но, не выходя за рамки. Без диктатуры сценария даже очень хорошая идея имеет все шансы превратиться в хаос!
Уверенный тон и тяжелые слова действовали гипнотически. Мэрилин мало что понимала, хоть и слушала внимательно.
- Правильно оформленная идея и последовательность в её изложении есть неотъемлемое условие любого художественного произведения. Именно поэтому классикой становятся только фильмы, в которых, кроме истории в картинках, присутствует высшая идея, сверх сверхзадача. Которая, рождается в сценарии! Там персонажи наделяются характером, линией поведения. Именно сценарист продумывает ситуации, в которых эти характеры раскроются. Он строит сюжет, в который вовлечёт зрителя и вызовет в нём участие, сопереживание происходящему. От сценариста идут все ниточки, что протянутся к эмоциям зрителя.
«О чём это он? Чем тогда кино будет отличаться от книги?»
- Но ведь есть множество фильмов снятых без сценария!
- Есть. А кто их помнит? Фильмы для фестивалей или на один день. Посмотрят, поговорят, поохают и всё что от них остаётся, это строчка в какой-нибудь энциклопедии. В лучшем случае, - язвительно добавил Шепелев.
- Ну, не знаю, - не сдавалась Мэрилин: – А «Касабланка»?
- То самое исключение, подтверждающее правило. Хотя, вполне допустимо, что это всего лишь красивая легенда. Ты знаешь другие примеры?
Мэрилин вспомнила:
- Нам рассказывали про «8 1/2». Что там была полная неразбериха. Актёры вместо реплик бормотали что-то невнятное и только на озвучке персонажи «заговорили» нужным текстом.
- Иначе говоря, им пришлось всё-таки покориться исходной концепции - сценарию?
- А как же импровизация? Знаменитые актёрские импровизации? Иногда о них говорят больше чем о самом фильме!
- Ты сама ответила на свой вопрос. Грош цена тому фильму, о котором помнят только благодаря актёрским байкам.
- Но, каюсь, сам охоч до баек! - признался Шепелев со смехом и, уже более расслабленно, вернулся к своим утверждениям: - Не помню, кто сказал, что импровизации должны подчиняться определённому плану. Абсолютно верно! Если они подчиняются генеральному замыслу, честь и хвала. Нет, - долой! – Он не спускал глаз с собеседницы.
Мэрилин потянула к себе свою тарелку с пирогом, пожала плечами: «Я знаю ещё очень мало». Она так и не согласилась с ним, но отступила. Девушке показалось, что для него очень важно убедить её в своей правоте.
Шепелев принял её жест как своего рода капитуляцию. Он откинулся на спинку стула.
- То-то же! К сожалению, приходиться признать, что наши дни сочтены. Я говорю про актёров. Пока существует плёнка или её субституты, существуем и мы. Технологии развиваются с немыслимой скоростью! Пройдет немного времени и кино будет нуждаться только в хорошем сценарии и умелом компьютерщике. В их базе данных будет больше мимических выражений, чем они есть у самых от Бога актёров!
«То, что он говорит, логично. И не ново. Возможно он прав, но как-то…» Мэрилин поискала по залу за что зацепиться взглядом. Заметила как бармен прикрыл рот, пряча длинный зевок. Машинально взглянула на свои часики.
- Тебе не интересно?
- Нет, нет! Я даже забыла о времени! Просто удивилась, что ещё очень рано. Всего начало девятого.
- Да… Может, ты торопишься, а я задерживаю тебя?
- Вовсе нет! Наоборот! Всё очень интересно! Просто… для меня кино всегда было чем-то вроде чуда! Живое мгновение, как одно общее дыхание, – упрямо пыталась объяснить она, рисуя ладонями лилию в воздухе, - всех кто его создает. «Ох, я не умею говорить так, как он. Только больше запутаюсь».
Шепелев смотрел на свою пустую чашечку. Вынул ложечку, повертел её в руке. Положил обратно. Ложечка нервно звякнула.
- Хочешь заказать что-нибудь ещё? – поднял он глаза на Мэрилин.
Девушка замотала головой:
- Нет, спасибо! Я и так съела весь твой кусок. И свой тоже, - изумилась она, глядя на обе пустые тарелки.
- Я знал, что тебе здесь понравится. Не расстраивайся, на твоей фигуре это никак не отразилось.
Мужской оценивающий взгляд проник даже под стол. У Мэрилин дёрнулась коленка. От мысли, что он мог это увидеть, у неё опять начали краснеть уши. Почему она всё утро чувствует себя как под микроскопом?
- Значит для тебя кино это волшебная сказка? – лукаво спросил он. - Тогда понятно почему «Mаrilyn». Не может быть сказки без прекрасной принцессы.
«Разве поэтому? Ладно, не будем больше спорить».
- Послушай, у меня идея! Я вчера разговаривал с моим другом. Он клипмейкер. Жаловался, что никак не может найти нужную ему модель. Говорит, «недостаточно экспрессивные»!
Шепелев смотрел ей в глаза, голос был мягким как шёлк. Горячая волна поднялась от её колен до лица.
- Как ты относишься к съёмкам в рекламе?
- В рекламе? - Мэрилин знала, что её щёки уже пылают, но старалась не думать о том, как это выглядит. - Если снято красиво и не пресно...
- Пресно не будет, в этом можешь не сомневаться! И будет красиво. Лёха ас в своём деле. Хочешь попробовать? Я ему позвоню насчёт тебя.
Шепелев протянул ей свой телефон: «Введи свой номер». И ушёл к стойке бара.
Мэрилин пришлось повозиться с незнакомой моделью телефона, пока удалось записать и сохранить номер.
- Надеюсь, я там ничего не испортила, - извинилась она, возвращая мобильник.
Шепелев проверил.
- Всё в порядке. Отлично… – проговорил он.
- Только не ходи к нему в образе Маrilyn. Дорогая моя, ты уже, можно сказать, вошла в большое кино. Пора тебе привыкать к твоему собственному образу. До свидания!
Мэрилин осталась сидеть пока он выходил. Прижала ладони к лицу от необъяснимой радости, что нахлынула на неё. А ещё, чтобы спрятаться от назойливого взгляда официантки.