Глава 3. Жизнь в Самаре. Сдача экзаменов в Санкт-Петербургском университете.
Смерть сестры Ольги. Начало «трудовой» деятельности.
Купив хутор близ деревни Алакаевка, Мария Александровна Ульянова, решила, что избавляет этим семью от нежелательных знакомств с «социалистами» и надеялась отвлечь Владимира от «революционного движения» работами по хозяйству. Но это было невозможно, рядом с Алакаевкой, в трех верстах, на хуторе Шарнель, на участке в 100 десятин земли, было поселение земледельческой коммуны, под названием «Борская колония». Поселенцы из бывших студентов, участников народовольческой организации «Чёрный передел», которые пошли к крестьянству, стали захаживать к Ульяновым в гости. Количество знакомых народовольцев и марксистов добавляется.
9 августа 1889 года, в церкви села Тростянка, в 15 километрах от Алакаевского хутора, состоялось венчание-бракосочетание сестры Владимира Анны Ильиничны Ульяновой с Марком Тимофеевичем Елизаровым. Владимир присутствовал в церкви в качестве поручителя-свидетеля.
5 сентября, Ульяновы переезжают из хутора в Самару, где была Марком снята и приготовлена квартира для всей семьи, включая молодожёнов. Надо было учиться в гимназии Дмитрию и Марье. в Самаре количество знакомых «революционеров» у Владимира начинает прибавляться с каждым днем.
Но, уйдя от ареста в Казани, семья Ульяновых так и не избежала полицейского надзора. Из сообщения Самарской жандармерии в Департамент полиции, «4 минувшего мая, прибыла состоящая под гласным надзором полиции дочь действительного статского советника Анна Ульянова на хутор при деревне Алакаевка. Вместе с ней прибыли ее мать, сестры Ольга и Мария, брат Владимир, состоящий под негласным надзором полиции, и бывший студент, сын крестьянина, Марк Тимофеевич Елизаров, человек сомнительной политической благонадежности. У Ульяновых Елизаров состоит в качестве доверенного по делам и управляющего их хозяйством». Главным лицом в сообщении выступала Анна, были в сообщении и неточности, о дате прибытия Анны и матери, почему-то отсутствовал Дмитрий.
С Александром и Анной Ульяновыми Марк Елизаров, выходец из крестьян, то есть сменил крестьянское сословие, вышел из него, познакомился еще в Санкт-Петербурге, в поволжском землячестве, когда он учился в Санкт-Петербургском Университете на математическом факультете. В 1886 году, после его окончания Марк проработал год в столице, в Казённой Палате, а в 1887-м был уволен как «неблагонадёжный» и вернулся в Самару, где получил должность помощника секретаря Самарского мирового съезда. Роман с Анной у Марка начался еще в Санкт-Петербурге, после знакомства с Анной. И вот теперь, после приобретения хутора в Алакаевке, Марк и Анна решили оформить брак и сыграть свадьбу.
28 июля в селе Тростянка, недалеко от Алакаевки, в церкви прошла процедура бракосочетания, Владимир присутствовал на их венчании в храме, в качестве свидетеля-поручителя. Как свидетель-поручитель при заключении брака, Владимир Ульянов должен был выполнять и соответствовать многочисленным церковным требованиям, как-то наличие православия, крещения, посещение церкви, причащение и прочее. При проведении бракосочетания всё соблюдалось строго, требовалось представление письменных свидетельств, так требовало законодательство Российской империи.
Владимир Ульянов, не имея возможности, поступить в университет ни в России, ни выехать за границу, решил получить разрешение на сдачу экзаменов, за университетский курс, экстерном.
28 октября 1889 года, не в первый уже раз, Владимир пишет министру просвещения Делянову. Ульянов подаёт прошение, с просьбой разрешить ему сдавать экстерном экзамены при любом российском высшем учебном заведении, ссылаясь на крайнюю нужду в каком-либо занятии, чтобы поддержать своим трудом семью, которая потеряла кормильца.
Фактически, Владимир Ульянов, пока была жива мама, вплоть до 1916 года, получал всегда от неё денежные переводы и дополнительные деньги по его просьбах, а также и от сестры Анны, а практически от Марка Елизарова, в том числе и тогда, когда находился за границей.
Прошения о допуске к экзаменам направлялись по положенной форме, со всеми титулованиями лица, к которому обращаешься и были подписаны, дворянин Владимир Ульянов. Министр отклонил прошение, в очередной раз, и в конце декабря 1889 года Самарское полицейское управление вручило отказ Владимиру.
Тогда Мария Александровна решает включить в действие свои родственные связи в Санкт-Петербурге. В мае 1890 года она едет в Санкт-Петербург, где подает прошение в Департамент полиции и добивается приема у министра просвещения. 19 мая министр Делянов пишет на прошении резолюцию, «Можно допустить к экзамену в Университетской комиссии». А в конце июля приходит и разрешение на сдачу экзаменов экстерном, при Петербургском университете.
Уже в августе 1890 года, вместе с сестрой Ольгой, Владимир едет в Санкт-Петербург. Ольга поступает на Высшие «Бестужевские» женские курсы, а Владимир «по месту» наводит справки о порядке сдачи экзаменов. Ольга, по поручению Анны, знакомит Владимира с Василием Водовозовым, в свое время он был знаком с Александром и Анной Ульяновыми, и был соучастником «Террористической фракции Народная Воля». Василий проживал в Санкт-Петербурге, его отец Василий Водовозов, сын вязниковского купца из Владимирской губернии, обосновался в Санкт-Петербурге, стал педагогом и имел обширные связи в высшем обществе через своих учеников и учениц.
В 1887 году Василия-младшего, студента Санкт-Петербургского Университета, выслали в Шенкурск, торговый купеческий город в Архангельской губернии, за соучастие в «революционной» деятельности «фракции», и теперь Василий-младший вернулся в Санкт-Петербург, для восстановления в Университете. Нужные справки-информацию Владимиру Ульянову Водовозов дал и провел его на экзамен экстерном. На экзамене была большая толпа народу, человек больше трёхсот, Ульянов затерялся в ней и просидел несколько часов слушая, запоминая и делая пометки.
Владимир Ульянов, хотел закончить курс юридического факультета одновременно со своими бывшими казанскими однокурсниками. Со всей энергией, присущей ему, Владимир Ульянов взялся за подготовку к экзамену. Для этого надо было освоить за полтора года тот объём знаний по программу Университета, который его однокурсники усваивали за четыре года обучения. Летом, в Алакаевке, он занимался в саду, устроил себе там «рабочий кабинет», в котором занимался с утра до темноты.
Беспросветная нужда крестьян, живших в Алакаевке, неизбежно порождала конфликты вокруг аренды земли, пасущаяся деревенская скотина частенько заходила на «хуторские посевы» Ульяновых, а судиться с крестьянами за потравы никому из Ульяновых ни малейшего удовольствия не доставляло. Мать Ульяновых хотела, чтобы Владимир занимался хотя бы этими делами. Купили лошадь Буланку, корову, посеяли пшеницу, гречиху, подсолнух. Но дело не заладилось. А когда у Ульяновых «пропала» корова, так как за хуторским хозяйством никто не приглядывал, то решили, что с этим «фермерским опытом» надо кончать, и на следующий год сдали всю землю в аренду некоему Крушвицу, оставив за собой дом и сад, как дачу. Хутор был продан только в 1897 году крестьянину Данилову.
5 сентября, Ульяновы переехали из Алакаевки в Самару, на квартиру к Елизарову. На протяжении последующих четырех лет хуторской дом в Алакаевке стала для Ульяновых «летней резиденцией». Преобладающим элементом здешнего ландшафта была степь. Но именно вокруг Алакаевки произрастал так называемый «Муравельный лес», где было много дикой малины. А дальше шёл, «Гремячий лес», где можно было и поохотиться. Семья регулярно жила летом на даче, не забывая востребовать с Крушвица арендную плату, так Алакаевская земля приносила семье Ульяновых дополнительную ренту.
Так уж давно было, что Самара была излюбленным местом поселения «высланных», после отбытия наказания, здесь проживало многих видных народников и всякого рода нелегалов. Здесь в это время жили такие ветераны народовольцы, как Иван Краснопёров, пытавшийся поднять крестьянское восстание в Казанской губернии в 1863 году, Николай Долгов, осужденный по «Нечаевскому делу» в 1871-м году, Василий Филадельфов и Александр Ливанов, привлекавшиеся по известному «процессу 193-х» в 1878-м, Григорий Клеменц, проходивший по «делу 1 марта 1881 года», Мария Голубева-Яснева, входившая в группу «якобинцев» Зайчневского.
Появление в Самаре семьи «государственного преступника» Александра Ульянова, вызвало в этой среде всеобщее сочувственное внимание и приязнь к членам семьи. Ульяновы сразу же произвели на местных, «протестующих против царизма», большое впечатление, которое усиливалось и ореолом мученичества, который окружал «казненного» в 1887 году Александра Ульянова, и этот ореол распространился и на семью Ульяновых.
Было в Самаре много и народнической молодежи, студентов, высланных за участие в беспорядках, среди них появились и «марксята», как их называли народовольцы. Владимир Ульянов попал в место, где постоянно шли разговоры, обсуждения и споры по разнообразным вопросам теории и практики разнообразных «учений» по свержению царизма в России, включая и терроризм. Принимал в них участие и Владимир, постепенно формируя свою «марксистскую» платформу, что помогло её переоборудовать под решение своих задач, сделать упор на вооружённое восстание и зарождавшуюся в его уме мысль о необходимости массового террора для защиты завоёванных результатов.
В разговорах-спорах, если собеседник был из категории «свой» и пробовал опровергать его «точку зрения», Владимир Ульянов «зажигался» и переходил к оскорблениям говорящего. Мало кто пробовал его «осадить», предпочитали уйти от «темы». Часто и много он говорил о «захвате власти, это была излюбленная тема у «самарских революционеров», бывших террористов народников. При этом, Владимир Ульянов объяснял, что власть захватывает не «народ», что народ не есть нечто цельное и однородное, что народ состоит из классов с различными интересами. С самарских времён у Владимира Ульянова осталась только одна товарищеская связь, его шурин, Марк Елизаров.
Шумных студенческих сборищ с танцами, с бесконечным «трепом» на политические темы, заканчивавшиеся пьянками, он избегал. Уже в эти годы, у него стала проявляться вполне определенная черта, Владимиру Ульянову была чужда всякая богема, интеллигентская распущенность, и в его присутствии фривольные разговоры, грубые шутка были невозможны. В это время Владимир Ульянов получил своё первое прозвище, «Старик».
Была у Владимира Ульянова и попытка хождения в народ. В Самаре, вечерами, на спусках к Волге, разжигались костры. Бурлаки, грузчики, рабочие, прихватив «пол-диковинную», так называли в народе полбутылки водки, и пива, ужинали арбузами, воблой, варили уху. К такой компании рабочих, можно было подсесть и чужому, прохожему человеку, вступить в разговор, что однажды и совершил Владимир Ульянов. Благо от дома, где они проживали до Волги было рядом, буквально 500 метров. Познакомился он с каким-то чернорабочим, которого начал «пропагандировать». Рабочий был уже в хорошем настроении, после «пол-диковинной» и пива, слушал рассказ Владимира об эксплуатации и угнетении, и согласно кивал головой. Владимир Ульянов привел его к себе на квартиру, чтобы рабочему прочесть одну брошюру. Попили чаю, Владимир читал брошюру и за каким-то делом вышел в другую комнату. Когда он вернулся к знакомцу, то не нашел уже его в комнате, он ушёл. Вместе со знакомцем «ушло» и пальто Владимира, с вешалки в прихожей.
Сдавать экзамены экстерном в Казанском Университете, где заканчивали обучение его однокурсники, Владимир Ульянов не стал, несмотря на то, что в финансовом плане была бы хорошая экономия денежных средств. Официальные биографы Ленина, объясняют это тем, что близкий его знакомый по Самаре, Аполлон Шухт, дал ему адреса марксистов в С.-Петербурге, чтобы через них запастись марксистской литературой, но было и много соратников Александра, которые имели «подходы» к членам экзаменационной комиссии.
В 1891 году, Владимир Ульянов весной и осенью ездит в Санкт-Петербург, для сдачи экзаменов экстерном на юридическом факультете. Одновременно, он помог жене Шухта, своего самарского знакомого, Юлии Григорьевне с детьми, переехать из Самары в Санкт-Петербург, где он и навещал её в Царском Селе.
Примечание: Шухт Аполлон Александрович, 1860 года рождения, потомственный дворянин и его жена Шухт Юлия Григорьевна, в девичестве Гиршфельд, имели наследственную усадьбу в Царском селе. Родители Шухта входили в круг прислуги Императора, и были знакомы лично с Императором. Сам Аполлон, в 1871 году поступил учиться в подготовительный класс Царскосельской Императорской Николаевской гимназии, на что имели право только «столбовые дворяне». Проучившись в гимназии 4 года, он выбывает из неё в 1875 году, в Николаевское кавалерийское училище, из кавалерийского училища переходит на учёбу в строительное училище. В 1887 году, за участие в студенческой организации «террористическая фракция народной воли», организации, в которой участвовал и Александр Ульянов, Аполлон Александрович, по повелению императора Александра III, был сослан в Западную Сибирь, под надзор полиции. Вслед за мужем в ссылку последовала и его жена Юлия Григорьевна вместе с двумя малолетними дочерями, Татьяной и Евгенией. После окончания ссылки, в 1890 году, и в связи с запрещением Шухту жить в Царском Селе, он переехал на жительство в Самару.
Сдача экзаменов экстерном представляла немалые трудности. К «экстернистам» профессора относились с особым недоверием и предубеждением, спрашивая и пытая гораздо серьезнее, чем студентов, кроме того, экстерны не могли знать хорошо местных требований, и им для одинакового со студентами ответа надлежало проделать гораздо большую работу, чем студентам. Экзамены все были платные. Экстернам редко-редко удавалось получать при сдаче удовлетворительные отметки.
4 апреля 1891 года, сдав предварительное письменное сочинение по уголовному праву и уплатив 20 рублей в пользу испытательной комиссии, Владимир Ульянов является на экзамен по истории русского права. Его билет, Положение холопов обельных по «Русской правде» и холопов всех категорий московского времени». Оценка за ответ, «весьма удовлетворительно», в то время высший балл. На следующий день, экзамен по государственному праву, «Сословные учреждения дворянства и крестьянское самоуправление». И опять «весьма удовлетворительно». Экзамены для него, оказываются очень легкими, обедать Володя ходит каждый день, сообщала в письме от 8 апреля, Ольга Ульянова, успокаивая мать.
10 апреля, политическая экономия и статистика. Вопросы, «О формах заработной платы и о германском статистике и государствоведе Генрихе Конринге, учёном конца XVII века».
Через неделю, 17 апреля, экзамен по энциклопедии и истории философии права. Вопрос, «Сочинения Платона о законах».
24 апреля, история римского права. Вопрос, «Законы, издаваемые выборными властями». И по каждому из этих предметов вновь высший балл. На этом весенняя сессия закончилась.
20 мая, скоропостижно скончалась сестра Ольга. Владимир Ульянов хоронит свою младшую сестру Ольгу, курсистку женских Бестужевских курсов, которая умирает от болезни, немыслимой в мирное время, в интеллигентной среде, от брюшного тифа. Единственное объяснение, привычка домашнего житья в Симбирске и в Самаре, употребление некипячёной воды и некипячёного молока. В Симбирске воду пили сырую, волжскую или ключевую, молоко, парное, от соседки-молочницы. В Петербурге же, и того, и другого, делать было нельзя.
Жизнь продолжалась. Владимир продолжил подготовку к экзаменам. Новая сессия экзаменов началась в сентябре. После письменного сочинения на тему из области права, первым устным экзаменом было уголовное право.
Владимиру достались вопросы, «О защите в уголовном процессе, о краже документов».
Следующий экзамен, через неделю, из римского права. Вопросы, «О дарении, отношениях, из него вытекающих, и о влиянии времени на происхождение и прекращение прав».
В октябре, третий и четвертый экзамены, по гражданскому и торговому праву, вместе с судопроизводством. Вопросы, «Об исполнении, купле-продаже, поставке, то есть о видах передаточных договоров и о торговых книгах». Пятый и шестой экзамены, по полицейскому и финансовому праву. Вопросы, соответственно, «О науке полиции и ее содержании» и «О государственном бюджете и его составлении, и исполнении».
В ноябре, два последних экзамена, по церковному и международному праву. Вопросы, «Об истории русского церковного законодательства» и «О праве нейтралитета». За сочинение и все устные экзамены этой сессии Владимир вновь получил высшие оценки и из 134 экзаменовавшихся, кончил первым в этом выпуске.
15 ноября 1891 года, юридическая Испытательная комиссия Санкт-Петербургского университета присудила Владимиру Ульянову диплом первой степени, соответствующий степени кандидата прав.
С конца января 1892 года, Владимир Ульянов был зачислен в Самарской коллегии помощником присяжного поверенного, по поручительству самарского присяжного поверенного Андрея Николаевича Хардина, знакомца семьи Ульяновых со времени их жизни в Нижнем Новгороде, где Илья Николаевич некоторое время работал учителем математики и физики в мужской гимназии. В Самаре, Владимир Ульянов познакомился и подружился с Хардиным, учился у него игре в шахматы.
В присяжные поверенные принимались лица возрастом старше 25 лет и надо было уже иметь, перед этим приёмом в присяжные, стаж работы не менее 5 лет помощником присяжного поверенного или в судебных органах, при наличии высшего юридического образования. Помощник присяжного поверенного, был адвокат-стажёр, который должен был покупать свидетельство частного поверенного у суда, и мог быть отстранён судьёй от ведения дела, в случае каких-либо нарушений законодательства со стороны помощника присяжного. Помощник присяжного поверенного занимался гражданскими делами общей юрисдикции, не являлся чиновником, и вносил взносы со своих вознаграждений в фонд той коллегии помощников присяжного поверенного, в которую он был принят. Помощник поверенного выполнял функции частного поверенного. С марта, Владимир Ульянов начал выступать в Самарском окружном суде. В течении 1892 -1893 годов он «выступал» в Самарском суде 20 раз, то есть примерно 1 раз в месяц. Подзащитными, его были, в основном, крестьяне-бедняки и ремесленники. Работа была без вознаграждения, платить подзащитным адвокату было нечем, поэтому и помощнику поверенного мало чего доставалось.
Владимир Ульянов за время своей адвокатской работы выиграл только два дела, которые касались лично его. Первое, он возбудил иск к соседским крестьянам в Алакаевке, за потраву своих посевов ихней скотиной и второе, против перевозчика через Волгу в Сызрани, купца Арефьева, который вернул их с Марком Елизаровым, переправлявшимися в Сызрани через Волгу на нанятой лодке, в месте, организованном данным перевозчиком для коммерческой переправы и платившим за это налог в казну. Владимир не захотел переправляться как все и настоял, чтобы Марк нанял местного лодочника для переправы. Марк и нанятый лодочник убеждали Владимира, что их всё равно возьмут на буксир и вернут обратно. Владимир настоял на своём, но всё так и произошло, хозяин, купец Арефьев, послал за ними в погоню свой катер, катер взял их на буксир и привёз к хозяину. Владимир долго ругался и стращал купца, но пришлось платить за переправу купцу. Марк и Владимир переправлялись через Волгу, ехали в гости к отцу и брату Марка в деревню Бесстужевка, знакомиться с родственниками. Владимир, вернувшись в Самару подал иск к купцу Арефьеву. Заседания суда проводились в Сызрани. Владимиру неоднократно приходилось ездить поездом Кинель-Сызрань на заседания суда, уезжать надо было ночным рейсом, чтобы прибыть до начала заседания. Мать и близкие уговаривали его «плюнуть» на это дело, но он не сдавался, купцу Арефьеву было вынесено решение суда, месяц ареста, денежного ущерба купец не потерпел.
Поскольку работа в адвокатуре занимала немного времени, Владимир Ульянов всю свою энергию и силу воли направил на изучение марксизма и активную подготовку к предстоящей революционной деятельности.
«Ветераны» народовольцы в Самаре «ворчали на молодежь» и по-своему были правы. Молодежь действительно была уже «не та», не как они. В конце 80-х годов, опыт хождения в народ, аресты и ссылки, уже не вызывали энтузиазма в сторонниках народничества. Народники к этим годам успели разочароваться в «прирожденной преданности» крестьянства коммунистическим идеям. Чувство неудовлетворенности народничеством, характеризовало настроения радикальной молодежи этого времени.
Но что-что, а уж ворчание «ветеранов» менее всего пугала Ульянова и его сторонников, они принадлежали к числу тех, кому лезть за словом в карман, не приходилось. В двадцатых числах декабря 1889 года, в Самаре появился находившийся в бегах, «ново-народоволец», как он сам себя называл, Михаил Сабунаев, который занимался собиранием сил разгромленной царским правительством «Народной воли», для продолжения революционных действий. Для встречи с Михаилом Васильевичем, которому уже исполнилось 45 лет, собралось человек 12–15 молодежи. Сабунаев зачитал им проект программы «Союза русских социально-революционных групп», и пояснил, что «ново-народническую» партию надо считать переходной или, вернее, партией, объединяющей народовольцев, народников, социал-демократов и прочие оппозиционные группы в единое целое для борьбы с царским правительством. А поскольку, их практическая программа действия среди фабрично-заводских рабочих нисколько не разнится от программы марксистов, социал-демократов, то они готовы сгруппироваться и под знаменем марксизма. Для чего надо было бороться с царским правительством, на этом особо не останавливались.
По официальной легенде, главным оппонентом Сабунаева на этой встрече выступил Владимир Ульянов. Он решительно отверг возможность объединения народников с марксистами на столь неопределенной платформе.
В 1891 году в России начался голод. И хотя он охватил лишь 17 губерний Поволжья и Черноземного центра с населением около 30 миллионов человек, голод стал проявлением глубокого общенационального кризиса, сравнимого по значению разве что с поражением в Крымской войне.
Сбор хлебов оказался в этом году наполовину ниже, чем в предшествующие, тоже весьма скудные, годы. А поскольку недород совпал с полным истощением крестьянского хозяйства, страдавшего от безземелья, кабальной аренды, непосильных налогов и выкупных платежей, кабатчиков и мироедов, голод стал следствием не столько погодных условий, сколько социально-экономических отношений, имевших место в российской деревне после 1861 года.
Дальше началась обычная российская история. Получив ссуду на закупку продовольствия для голодающего сельского населения, расторопные земцы передали закупки продовольствия спекулянтам-хлеботорговцам. В той же Самаре, они втридорога переплатили купцу Шихобалову, почти 1,5 млн рублей за 12 тысяч пудов порченой муки, оказавшейся непригодной для выпечки хлеба. С оставшимися миллионами, для закупки хлеба в южных губерниях, направили члена губернской управы Дементьева. После двухмесячного пребывания на юге, он зерно доставил, но опять-таки, как писал «Волжский вестник», с солидной, до 30%, примесью сорняков, песку и даже мелких камешков.
Нечто похожее происходило и в других губерниях. Так что ссудная помощь оказалась растраченной с большими потерями. Даже в апреле 1892 года, когда выдача ссуд приобрела наибольший размах, помощь получили лишь 11,8 млн человек, то есть около трети пострадавшего населения. От еще более худшего, Россию уберег транспорт муки, прибывший в губернию весной 1892 года из Америки, и финансовая помощь английских квакеров, которых привезли в Самару граф Гейден и князья Петр и Павел Долгоруковы.
Параллельно и в противовес «официальной» помощи, с лета 1891 года, стала организовываться общественность. Начало положил Лев Толстой, который, при всем своем неприятии благотворительности, стал создавать в Тульской губернии бесплатные столовые, для голодающих.
Поначалу правительство решительно выступило против помощи общественности. Правительство поддержала и наиболее реакционная часть дворянства. Даже знаменитый лирический поэт Афанасий Фет и тот заявил, что крестьяне не нуждаются в благотворительности, ибо бедствуют единственно только по своей лености и склонности к пьянству. Поселенцы «немецких» земледельческих колоний, Самарской губернии, получавшие землю для ведения сельского хозяйства в Российской империи со времён императрицы Екатерины II, убрали меньшие урожаи в этом году, но от голода не страдали. Но когда общественная помощь, несмотря на противодействие, приобрела достаточно широкий размах, Александр III, 17 ноября 1891 года, издал на имя своего сына и наследника Николая, рескрипт. В нем, он публично признал сам факт недорода хлебных произведений, и учредил «Особый комитет» для руководства всем делом общественной благотворительности, во главе с будущим государем Николаем II, который опирался в деятельности комитетов, прежде всего на губернаторов.
Позицию марксистов в начале 1892 года, сформулировал Георгий Плеханов, в статье «Всероссийское разорение», и в письмах «О задачах социалистов в борьбе с голодом в России». «Не осуждать надо ту молодежь, тех добровольцев, писал Плеханов, кто полагает, что можно «вычерпать чайной ложечкой глубокое безбрежное море народных страданий. Эти люди бесстрашно исполняют свой долг, как они его понимают. Неужели мы останемся позади них?» Нет! Социалисты должны идти дальше и направить свои усилия на борьбу с причинами народного бедствия. Если у правительства и буржуазии есть хлеб и деньги для благотворительности, создающей лишь иллюзию помощи, то у социалистов есть только слово. Они не могут накормить голодающих, но они должны разоблачать всю правительственную политику, всех чиновных казнокрадов и лихоимцев, паразитирующих на людском горе. Социалисты обязаны способствовать росту классового сознания трудящейся массы города и деревни, правильному пониманию причин нынешнего голода, чтобы народ мог вырвать свою судьбу из рук царских чиновников, завоевать политические права, и прежде всего всеобщее равное и прямое избирательное право. Только созванный таким образом «Земский собор» сформирует правительство, способное удовлетворить народные нужды, и даст русскому земледельцу возможность сеять хлеб, а не голод. Именно для этого социал-демократы станут добиваться «полной экспроприации крупных землевладельцев и обращения земли в национальную собственность. Ну а если крестьяне захотят поделить ее между общинами, и в том не вижу я беды. Россия, заключает Плеханов, спасет себя революцией». Только лозунги, обещания и перспективы. Плеханов мечтал о «безвременье» на Руси, при Минине и Пожарском. Этим впервые было озвучено программное требование международного «Социалистического Интернационала», по национализации земли в императорской России.
Несмотря на неисчислимые толпы нищих, плач и стенания на каждом шагу, на ежедневно описываемые в газетах ужасы в голодающих районах, либеральное общество продолжало то же обычное течение жизни, которое наблюдалось в Самаре до голодных дней. Балы, концерты, танцевальные вечера шли своим чередом, с той только разницей, что теперь иногда концертировали или танцевали в пользу голодающих. Своим чередом устраивались и «журфиксы», вечера приёма гостей, с танцами, чаем и колбасой.
Само крестьянство, к этому времени развития капитализма в России, уже социально расслоилось. Статистики выделяли три основные группы в крестьянстве. Первая, зажиточные крестьянские семьи, засевающие более 25 десятин на двор. Численно она составляет около 20 процентов жителей деревни. Вторая, средние хозяйства, обрабатывающие от 10 до 25 десятин пашни. Их доля среди общинников равна примерно 40 процентам. И третья группа, крестьяне бедные, то есть мало сеющие, до 10 десятин, или не сеющие вообще, которых среди жителей села также насчитывается около 40 процентов.
Примечание: десятина в метрической системе мер составляет 1,09 гектара.
Во многих местностях образовалось «новое крепостное право». Господами являлись уже не помещики, а управляющие их поместьями, местные кабатчики, кулаки и мироеды, грубые полуграмотные хищники, грабящие и спаивающие народ с беспощадной последовательностью, захватывавшие землю за долги.
Российским народовольцам, демократам, либералам и иже с ними марксистам, которые в подавляющем большинстве были представителями служилого и потомственного дворянства, не когда было бороться за права трудовой массы населения, включая беднейшее крестьянство. Их больше влекли к себе масштабные проекты, казнь самодержца, свержение правительства, революция, всеобщее избирательное право, самых продвинутых, вооружённое восстание и массовый террор.