В бане

Владимир Кибирев
В бане                В бане
                +18.               
Это, конечно,  не «Сандуны» и,  тем не менее, единственная баня в Москве, отапливаемая дровами, и встретить здесь можно и генерала, и автотехника, и бухгалтера. В парилку набивается сразу человек пятнадцать, а то и больше, но до конца пятиминутки высиживают не все. После третьего ковша в огромную каменку, тянет спуститься, хотя бы на ступенечку, вниз. Но зато, если уж высидишь, чувствуешь себя героем. Забравшись в самый дальний угол полка и,  ожидая пекла, я притянул колени к голове, затаился. В самый ответственный момент, когда уши начинают сворачиваться «в трубочку», как из подземелья раздалось: «Иван,  ты опять мою жену…   не хорошо».  «А вас,  Сидоровых,  не поймёшь, ты говоришь - не хорошо, она говорит -  хорошо». Народ прыснул и половина, в том числе и я, покатились с полка. Упав в зале для отдыха на деревянный диван с высокой спинкой,  и откинувшись на неё, я приходил в себя.  Напротив меня сидели трое, разных возрастов и весовых категорий. Один,  совсем молодой,  периодически доливал в кружки пиво и пытался вклиниться в разговор, но двое других перебивали его и поочерёдно рассказывали своё. Старый,  совсем доходной, с наколкой на пальцах «Нина» и редким пушком за затылком, продолжал видно ранее мною прослушанный разговор. « Вот ты говоришь, Шойгу вас загонял, так зато он как вас и приподнял, обмундирование, зарплаты, питание, квартиры. А я,  свою «двушку», только перед  дембелем получил, а так по общежитиям, да по съёмным квартирам». Чувствовалось, что садится он, на своего конька, и пока не выговорится, не остановится. «А в военкомат пошёл пенсию оформлять, так эта фифа: « И за что вам такие большие пенсии дают, как будто вы шахтёрами работали?» «Хотел я её послать, да в другой раз опять сюда же придётся прийти. Я бы ей только один случай рассказал, как я ещё зелёным лейтенантом чуть в тюрьму не загремел. Поехали мы в Гороховцы на учения, там, кстати, и сейчас, слышал, полигон ещё существует. Ну, идём колонной в сотню машин, где-то уже под Владимиром, а в колонну «гражданские»  встраиваются, хоть и запрещено. Перед 226 аппаратной много так набилось, ну и ребята решили обогнать гражданских. «Горьковка» тогда по полосе в каждую сторону была, так мои солдатики решили обгонять не слева, а справа. Старший в аппаратной сержант Барсуков был, хороший парень, до армии за «Спартак» в дубле играл. Водитель первогодок, вправо – то дал, а там вместо асфальта снег, и пошла моя аппаратная под откос, завалившись на бок. Бензин вылился, да видать на аккумулятор попал, пламя до неба. Барсуков ногами лобовое стекло выбил, но сам не выпрыгнул, а  сперва водителя вытолкнул и уж потом сам, одно слово, русский. Ну, и как всегда,  в нашей столичной «показной» части  на соседних машинах ни одного заряженного огнетушителя, давай ребят песком да снегом засыпать. Как током меня ударило, экипаж-то, четыре человека в кузове, а дверь с правого боку, и на окне решётка. Не помню, кто притащил кувалду, и начали мы эту решётку по очереди выбивать». Рассказчик показал руки, и я заметил, что они напоминали руки воспитателя из фильма «Подранки», обгоревшие. Глотнув немножко пивка, он  продолжал: «Выбили мы эту решётку, так бойцы из аппаратной за пять секунд повыскакивали. Потом, когда аппаратную приволокли в часть, не один из них не мог повторить этот финт, как не старались,  пролезть не могли.  Барсуков умер через шесть  часов, сто процентов ожёг кожи.  Десять дней до дембеля не дослужил, а у водителя один большой ноготь на правой ноге не обгорел, умер через двое суток». Глубоко вздохнув, рассказчик обратился к молодому : «Плесни- ка». Тот достал бутылку водки, и налив целый стакан,  подал рассказчику. Выпив его, он как бы совсем протрезвел: « И,  что характерно,  ребята, мать Барсукова уговорила командира части, что бы младшего брата тоже к нам взяли».
«Ну, я тоже не раз по лезвию ходил»-  сказал шатен с большими залысинами, длинным носом и хитро прищуренными глазами. « Но один эпизод часто по ночам снится. В « Учебке»  я тогда взводным был. Экзамены сдали, последний караул. В шесть часов смена заряжает автоматы, слышу в автопарке хлопок, ну думаю, заводит кто-то машину, раннее зажигание, отправил смену. Вдруг звонок и дежурный по парку: « Лёша! У тебя часовой застрелился!».  Как потом выяснили, солдат мой, Язынин, после сержантской школы не хотел в Бекасово ехать, говорили,  там ветеранство сильно развито. Ничего другого  он не придумал, как пальнуть себе в правое лёгкое, думал, в госпитале отлежится, и все. Кстати,  так и получилось, не судили, не хотели на часть пятно вешать. Ё- моё, не боевые потери, а что ребятам в Афгане, Чечне пришлось пережить, а говорят, пенсия  большая». Они разлили по полстакана,  выпили не чокаясь. И молодой заметил: « Что-то грустная у нас встреча, получается, давайте лучше про баб». Мужчина с наколкой ухмыльнулся:     «А я всё, отстрелялся, мне про баб только в воспоминаниях, а начинаешь вспоминать и удивляешься, что я творил….  В дивизии служил, уже в Тамбове , после того пожара «загремел». На учения выехали, а меня к штабу корпуса прикрепили, при штабах, конечно,  не в «поле», и столовая отдельная для офицеров и чистенько, в зданиях «связь качаешь». Ну,  вот сижу я в столовке, уплетаю сметану, что на столе стояла, и подходит ко мне официанточка, вся такая чистенькая, блондиночка: « Что желаете?»- говорит. Я чуть сметаной не подавился, что заказал, не помню, ем,  да на неё поглядываю. Она тоже кружит по залу, да нет- нет,  стрельнет глазищами в мою сторону, и улыбнётся. Ну, думаю,  надо брать, а не адреса, не имени не знаю. Когда рассчитывался, говорю: « Сегодня к Вам в гости приеду». «Приезжайте»- говорит, а сама улыбается. Когда вызнал у подружек, где живёт, сильное сомнение меня взяло, семьдесят километров,  это не семь, до её деревни добираться. Но он же хоть и за семьсот поведёт, в двадцать – то, с не большим. Мы же другие были, это сейчас молодёжь пошла, вместо баб им компы, да сотики подавай.  Девки - то все оголились, от отчаяния, наверное, наколками разноцветными стали себя украшать, а эти маменькины сынки только пузо набивать, да в войнушку  …  играть. Вчера  в газете прочитал, что в этом году тридцать тысяч  из-за ожирения не призвали. Вот такая молодёжь, не все, конечно… 
Набрали все связи до вечера, попросил я дружка своего подстраховать, и мотанул в эту  Гальяновку …
По полигону - то машины всю ночь гоняют, подвезли, а как до трассы добрался, ну думаю,  утух, ни одной за полчаса. Пешком пошёл, уже по инерции, куда бы ушёл,  не знаю, но вот смотрю, догоняет сто тридцатый. Тогда ведь  голосующего на подвезти, западло было. Добрался я до этой … дом десять, а там барак с четырьмя входами.  Взглянул на часы свои «командирские», пол- второго ночи, да холодно так стало, на мне же только полевая форма была, вот холод и поборол мои сомнения. Стучу в ближайшую дверь, и надо же,  знакомый голос: «Кто там?». Открывает дверь и, прикрывая глаза рукой, как бы от света, говорит: « Я же пошутила!». Но от меня отбиться, если я удила закусил, хуже чем от медведя…
Одеваюсь, а в потёмках найти ничего не могу. « Включи свет»- говорю, а сам по полу шарю. Включила она свет и опять глаза рукой прикрывает. «Что закрываешься – то» - говорю,  я же почти одетый,  и так ручку - то её опускаю. Ё-моё, смотрю, а у неё левого глазика – то  нету, и кивает она на стол, а там, в блюдечке стеклянный лежит…
Еду назад, корю себя, обидел обиженную, да и как теперь в столовую ходить, учения-то на две недели…».
       «Плесни ка ещё,  сынок»- обратился он к молодому.  Крякнув, продолжал. «Дождался конца дежурства и выпал на целый день, а вечером чайку с печением попил, да и опять спать завалился. Связь  устаканилась, дежурства через сутки.
Наутро, ходит, опять улыбается, не могу отличить правый глаз от левого. « Что, лейтенант, напугался, не придёшь сегодня?» Вот и пойми этих баб. Он замолчал, и видно было, что он уже не здесь, а где-то там, куда не доехать, не достучаться. Молодой не выдержал и спросил: «Ездил ещё-то?» Рассказчик посмотрел на свою наколку «Нина» и ничего не ответил, уставившись в одну точку.
Я заметил, что даже простынь на мне высохла, и пока они разливали очередную бутылку, побежал в парилку. 
Когда вернулся, все слушали Лёшу: « Ну, как всегда,  накрыла она на стол…»  « Кто она- то?»- не удержался я, хотя до этого с ними даже не познакомился. Рассказчик уставился на меня не понимающим взглядом и проворчал: « Я же говорил, жена моего друга, вместе в академии учились, он  на очном, я на заочном,  и, отвернувшись от меня,  продолжал: « Выпили мы с ним по одной, салом закусили, у него этого сала всегда вдоволь, хохол, но парень,  что надо, надёжный, и не дурак. Выпили по второй, по третьей, а разговор всё не заканчивается. А Лена  сидит напротив и с меня глаз не сводит, свои длинные волосы поглаживает.  С перва – то, мне стыдновато было, а после третей полегчало, успокоился. Сколько мы еще выпили, не помню, а только Миша говорит:  « А давай-ка, ты сегодня у меня укладывайся, кому ты в своём общежитии нужен».
Лёг я, а заснуть не могу, всё её глаза передо мной, хоть я и замечал раньше, что ко мне она очень не равнодушна, но Миша то - друг. А тут как наваждение какое-то. Вспомнилось, как ходили с ней в театр, после которого июльский дождь промочил нас до нитки, и мы как виноватые стояли перед Мишей, когда он открыл нам дверь, хотя ничего предосудительного не сделали.  Как приносила мне пироги в санчасть, куда я попал ненароком. А дальше всё смешалось: сон и явь… просыпаюсь, не кухне что-то шквырчит, Лена готовит завтрак. Миша в майке и трусах сидит на стуле, почесывая свою лысину и, улыбаясь так,  говорит: «Кое- как удержал, всю ночь хотела в твою кровать сбежать», а она так потупила голову, улыбаясь. Так и окончился наш «роман» ничем. А через год, уже закончив академию, предварительно предупредив, я наведался к нашим друзьям. Квартира оказалась на замке. Догадываюсь о причине».
«Вот и пойми этих баб»- продолжал  Алексей, немного помолчав. «Со всеми, что переспал, отличные отношения, а кого пожалел,  саму или друга, всё связь прервалась, да и какую-то обиду затаили».
Пауза продолжалась не долго. « У тебя- то как, Серёга, ты  чё  всё не женатый, тебе уж за тридцать?» - спросил  Леня молодого.
«Тридцать пять в апреле будет»- ответил Серёга. Мне показалось, что он даже постарше, весь он был какой-то не пропорциональный,  длинные и тонкие конечности никак не соответствовали большому тугому животу, лоб значительно увеличился из-за ранней залысины.
«А я вот, недавно,  с одной в интернете списался, понравилась, умная такая, да и симпатичная…». Серёга замолчал и уставился в одну точку. « Ну, и дальше – то что?»- не пряча любопытства, молвил Алексей. Серёга обвел еще раз всех взглядом, и, выдержав паузу, продолжал: « Видно и вправду не знаю я к ним подхода.   Переписывались,  переписывались, она уже, и о сокровенном стала рассказывать, а чувства  мои поднимались всё больше и больше, и надо же такому случиться.  Однажды, открывая страничку, обратил внимание на дату её рождения, оказалось разница со мной в три дня. Не знаю, что меня захлестнуло, хотел написать: «Люблю», а написал, что ты, мол, меня старше, значит умнее. Всё,  не ответа, ни привета».
«Ну, ты и  дурак, хоть и «политрабочий»-  вскрикнул с наколкой «Нина». «Кто ж бабе про возраст напоминает, теперь точно не ответит. Ты, сынок,  запомни,  никогда про её возраст ни про бывших, хоть и школьных подружек,  не напоминай. Веди себя смелее, волнение в себе подавляй, а то и волнение тебя в ответственный момент подведёт.  Эх, сейчас бы, всё по новой начать. Как там у Шукшина: «Девки - то, как яблоки, и зачем я так рано родился…»
«А я думаю, ответит»  - сказал шатен. « В этом деле надо понастойчивее быть. Напиши, намекни, расскажи всё, как есть, если умная, поймёт, ну а не поймёт, значит не твоё, но с этим делом сильно не затягивай, звать-то её как?»  «Лариса»- ответил Серёга. « Пошли, попаримся, а то я уже замерзать стал». 
Они ушли, оставив на диване недопитую бутылку, а с левой стороны я насчитал ещё три пустых. По молодости я тоже мог выпить залпом стакан, а на свадьбе у Пастухова, как опоздавшему, налили в вазу, из которой пришлось пить бутылку водки, так я и не помню, как до дома дошёл, но они-то в парилку пошли.
Прикрыв глаза, я прокручивал весь разговор, пытаясь представить его в картинках, но говор за моей спиной  мешал сосредоточиться. Я прислушался, молодой голос задавал вопросы, а поставленный голос постарше  отвечал.
«А я вот не пойму,  Путин, у нас из каких?».  «Да наш он, страну с колен поднимает медленно, но уверенно. Сталин-то быстро поднял, но целое поколение вычеркнул. Ты же не хочешь быть этим поколением. Правда, Сталин возродил патриаршество на Руси и открыл двадцать две тысячи храмов, но самое главное, Троцкому (Бронштейну)  и его приспешникам  головы свернул. Попомни мои слова, мы ещё памятники  его восстановим,  и новые поставим,кстати Алексий-1 отпевал Сталина,а Алексий-2 на похороны Ельцина не приехал.А Путин,как Столыпин сегодня, только круче,  но не может справиться с «семибанкирщиной», только проредил их немножко, или не может, а может не хочет. Да и вот кадровую его политику не совсем понимаю, да здесь- то мы все Наполеоны»…
Нет, как говорил мой отец:  «Баня дело интимное». Мылся он всегда в своей бане, хоть и сколоченной из шпал. Пора и мне на даче что-то сварганить, а то не помывка, а хрен знает что, думал я, медленно одеваясь.  Жена,  наверное,  думает, что я угорел.   

                Владимир Кибирев               
                Декабрь 2019.