Тапёр Шостакович и немое кино

Руслан Богатырев
Тапёр Шостакович и немое кино

Считается, что профессия тапёра появилась буквально сразу после возникновения кино. Точнее, вслед за публичным триумфом синематографа 22 марта 1895 г. в Париже в лице братьев Луи и Огюста Люмьер.

Первые документальные и игровые фильмы длились менее минуты, потому проблема фонового музыкального сопровождения поначалу и не стояла. Братья Люмьер инициировали создание сетей кинотеатров. Это во многом и предопределило быстрый успех нового искусства. Длительность фильмов всё возрастала. Тишину надо было чем-то заполнять...

Интересно, что практически за 10 лет до появления синематографа Антон Павлович Чехов публикует рассказ под названием «Тапёр». Он вышел в ноябрьском выпуске еженедельного сатирического журнала «Будильник» за 1885 г.

Приведу небольшие фрагменты.

; Что я такое? Тапёр, прислуга… официант, умеющий играть!.. У купцов тыкают и на чай дают — и нисколько не обидно! Ну-с, от нечего делать, до танцев начинаю побринкивать этак слегка, чтоб, знаешь, пальцы разошлись. Играю и слышу немного погодя, братец ты мой, что сзади меня кто-то подпевает. Оглядываюсь — барышня! Стоит, бестия, сзади меня и на клавиши умильно глядит. — «Я, говорю, m-lle, и не знал, что меня слушают!» А она вздыхает и говорит: «Хорошая вещь!» — «Да, говорю, хорошая… А вы нешто любите музыку?» И завязался разговор… Барышня оказалась разговорчивая. Я её за язык не тянул, сама разболталась. «Как, говорит, жаль, что нынешняя молодежь не занимается серьёзной музыкой». Я, дуррак, болван, рад, что на меня обратили внимание… осталось ещё это гнусное самолюбие!.. Принимаю, знаешь, этакую позу и объясняю ей индифферентизм молодёжи отсутствием в нашем обществе эстетических потребностей… Зафилософствовался! <…>

Беседую я с барышней и вдруг начинаю замечать что-то неладное: за моей спиной сидят какие-то фигуры и шепчутся… Слышу слово «тапёр», хихиканье… Про меня, значит, говорят… Что за оказия? Не галстук ли у меня развязался? Пробую галстук — ничего… Не обращаю, конечно, внимания и продолжаю разговор… А барышня горячится, спорит, раскраснелась вся… Так и чешет! Такую критику пустила на композиторов, что держись шапка! В «Демоне» оркестровка хороша, а мотивов нет, Римский-Корсаков барабанщик, Варламов не мог создать ничего цельного и проч. Нынешние мальчики и девочки едва гаммы играют, платят по четвертаку за урок, а уж не прочь музыкальные рецензии писать… Так и моя барышня… Я слушаю и не оспариваю… Люблю, когда молодое, зелёное дуется, мозгами шевелит… Ну, а сзади-то всё бормочут, бормочут… И что же? Вдруг к моей барышне подплывает толстая пава, из породы маменек или тётенек, солидная, багровая, в пять обхватов… не глядит на меня и что-то шепчет ей на ухо…

Слушай же… Барышня вспыхивает, хватается за щёки и, как ужаленная, отскакивает от рояля… Что за оказия? Мудрый Эдип, разреши! Ну, думаю, наверное, или фрак у меня на спине лопнул, или у девочки в туалете какой-нибудь грех приключился, иначе трудно понять этот казус. На всякий случай иду минут через десять в переднюю оглядеть свою фигуру… оглядываю галстук, фрак, тралала… всё на месте, ничего не лопнуло! На моё счастье, братец, в передней стояла какая-то старушонка с узлом. Всё мне объяснила… Не будь её, я так бы и остался в счастливом неведении.

«Наша барышня не может без того, чтоб характера своего не показать, — рассказывает она какому-то лакею. — Увидала около фортепьянов молодца и давай с ним балясы точить, словно с настоящим каким… ахи да смехи, а молодец-то этот, выходит, не гость, а тапёр… из музыкантов… Вот тебе и поговорила! Спасибо Марфе Степановне, шепнула ей, а то бы она, чего доброго, и под ручку с ним бы прошлась… Теперь и совестно, да уж поздно: слов не воротишь». <…>

Я давно уж привык к таким пассажам… Прежде, действительно, больно было, а теперь — плевать! Девчонка глупая, молодая… её же жалко! Сажусь я и начинаю играть танцы… Серьёзного там ничего не нужно… Знай себе закатываю вальсы, кадрили-монстры да гремучие марши… Коли тошно твоей музыкальной душе, то пойди рюмочку выпей, и сам же взыграешься от «Боккаччио». ;

Да, именно лёгкая незатейливая танцевальная музыка — вальсы, польки, кадрили — и составляла основу репертуара тапёра до появления синематографа, а затем и после. Почтенную публику надо было развлекать, дабы та не соскучилась, глядя на немой экран. Где киноперсонажи жили своей жизнью. Насыщенной, чёрно-белой. Где происходили самые неожиданные повороты сюжета. От лирики до драмы. Любовь и кровь…

Тем временем, синематограф братьев Люмьер начал своё победное шествие по Европе. 20 февраля 1896 г. состоялся первый показ в Лондоне. 4 (16) мая 1896 г. в летнем саду «Аквариум» в Санкт-Петербурге. 14 (26) мая 1896 г. в саду «Эрмитаж» Якова Щукина в Москве. В июне 1896 г. синематограф достиг и Нью-Йорка.

Первые немые художественные фильмы в Российской Империи появились спустя десятилетие. Первым считается короткометражный фильм производства петербургского киноателье Александра Дранкова «Понизовая вольница» («Стенька Разин»). Он вышел на экраны 15 (28) октября 1908 г.  Затем началась экранизация фрагментов русской классики и русской истории: «Песнь про купца Калашникова», «Идиот», «Бахчисарайский фонтан», «Смерть Иоанна Грозного», «Пётр Великий». В 1913 г. в Российской Империи работали 1412 кинотеатров, из них 134 — в Петербурге и 67 — в Москве.

Затем тектонические потрясения Первой мировой войны и Гражданской войны... Первые наши режиссёры: Василий Михайлович Гончаров, Пётр Иванович Чардынин, Яков Александрович Протазанов. Первые кинозвёзды: Александра Гончарова, Софья Гославская, Вера Холодная...

Выходят первые наши шедевры, вошедшие в сокровищницу мирового кино: «Аэлита» (Яков Протазанов, 1924), «Стачка» (Сергей Эйзенштейн, 1924), «Броненосец «Потёмкин» (Сергей Эйзенштейн, 1925), «Мать» (Всеволод Пудовкин, 1926).


В октябре 1923 г. 17-летний Дмитрий Дмитриевич Шостакович держал экзамен на должность пианиста-иллюстратора кино. Он только что окончил Ленинградскую консерваторию по классу фортепиано у Леонида Владимировича Николаева. Работал сначала в кинотеатре «Светлая лента», затем в «Сплендид Палас» (синематограф Splendid Palace открылся в 1917 г., в 1924 г. переименован в «Рот-Фронт»).

Павел Серебряков, соученик Шостаковича по классу Николаева, вспоминал совет учителя: «Уж если играете в кино, то импровизируйте». Кроме импровизаций solo, молодые музыканты переиграли почти все трио мировой музыкальной литературы.

Позднее в интервью газете «Вечерняя Москва» (1940) Шостакович вспоминал: «Учась в Ленинградской консерватории по классу рояля и по классу композиции, я одновременно служил в одном из ленинградских кинотеатров. Тогда ещё не было звуковых фильмов, и картины демонстрировались в сопровождении рояля, на котором тапёры исполняли популярные марши и вальсы. Я же удовлетворял свою страсть к импровизации. Это очень увлекало меня, и ещё долгое время спустя и даже сейчас я пишу много вещей, которые не опубликовываю. Это — своего рода композиторские экзерсисы» »



Подробнее см. «Творческие поиски, планы, мечты. Беседа с композитором Д. Шостаковичем» // «Вечерняя Москва». №;286. 1940 г. 11 декабря.