Хмурое утро использовало все запрещённые приемы одновременно. Все для подавления воли человека. Редко светлеющее зимнее небо от раза к разу прорывалось чем-то средним между водой и снегом. Повсеместно снежная вода или мокрый снег. Белая каша под ногами отдавала всеми оттенками набухшей мокрой одежды. Выжимать погоду никто не торопился. Со всех сторон доносились звуки связанные с водным исходом. На мозг капало тяжело и не переставая. Казалось мрачный концерт осадков задыхается в своей безысходной злобе. Грязно-серая чайка прямо с полёта набежала на снежную кашу. Быстро перебирая лапами мокрая птица увлечённо торопилась к растоптанному в грязи бумажному свертку.
Любой шаг взрывался из под подошвы жидким крошевом. Поначалу хотелось обходить каждую лужу. Немного позже пришло понимание, что кругом одна сплошная лужа. Озеро. И с боков. И сверху впридачу. Вода материя этого дня. Из неё был сплетен весь сегодняшний уклад.
Постоянно тянет на сладкое. Причём на долгоиграющее. Сливочные карамельки например. Гладкие такие. Округлые. Приятные для языка.
Серота. Все очень серое. Во дворе слепая ель. Ещё две слепых ели на соседнем перекрёстке у торгово-развлекательного комплекса. Могли бы в серый день зажечь лампочки на гигантских пластиковых ветвях. Местами сиротливые лампочки с шелушащейся краской. Ствол замотан в мутный разноцветный хобот из колышущихся гирлянд. Темно и уныло. Абсолютно вне новогодний подход.
Минусовая температура согнала с открытых лотков продавцов фруктов из Азербайджана. Теперь лотки мигают причудливыми китайскими приблудами. Каким-то сложными устройствами с вращающимися в разных плоскостях лазерными набалдашниками. По виду люстра, но не люстра это точно. Язык не поворачивается назвать это чем-то полезным для дома. Скорее это все можно отнести к разряду неотъемлемых составляющих для создания праздничной атмосферы. Это у них там, за бугором, много эльфов, зелёного и золотого, рождественская индейка и романтические комедии. У нас просто забыли включить елки на районе. А чего электричество жечь? Праздник он все равно у каждого будет свой. И только спасибо азербайджанцам, торгуют понемногу, расцвечивают сероту своими яркими прилавками. Дикими огоньками поделок китайской промышленности. Как обычно только заграница переживает за судьбы россиян. Иностранцы произвели, иностранцы продают.
Вывернувшая из кирпичной арки «газель» обдала жижей не успевшую вовремя подняться от пакета чайку. Чайка сначала грозно, а потом жалобно по-детски заругалась. Отбежав разинула широко желтый клюв, встряхнула широкими крыльями. Кричи, кричи. Все кричат, слышит только не каждый.
В переходе под Лиговским много голубей, два глашатая с мусульманскими газетами, и датый баянист с ярко красным лицом, выдавливающим ни на что не похожие ноты. Людской поток в обоих направлениях торопливо и неприветливо огибает всех стараясь не наступить на еле передвигающихся петербургских раскормленных птиц.
На перекрёстке Разъезжей с Коломенской вдруг резко накрыло тошнотворным запахом бумажного мяса навсегда утопшего в уксусе. Вместе с глазами дурман выедает легкие. Сливающийся запах от двух соседствующих «шавушных» невероятно стойкий. Сразу захотелось заглушить аристократической прожаркой арабики, это стойкое безобразие. Может быть добавить кондитерского жира, в каком-нибудь изделии. Кофеен слава богу на данном пятачке в переизбытке. Кофейный душ помогает смыть куриный стыд. «Минимуравейник» вместо сахара собственного производства «Цеха 85» шлифует душевные раны нанесённые голыми куриными крыльями.
Дальше путь. Путь не то чтобы конкретный, с целью и назначением. Скорее направление с возможным попутным достижением. К Пяти углам пока, а там до Фонтанки по Ломоносова. Мимо студентов и встречного потока транспорта. А в центре все близко. Немного зябко и серо. Кофе отпускает. Пирожное уже отпустило. Несколько лекций в центре, где можно посмотреть на таких же городских умалишенных. Хочешь в разных корпусах «публички», а хочешь в «Буквоеде» или «Зингере». Хочешь послушай, а хочешь просто погрейся. С пользой погреться можно. Прикрыть глаза. Возможно и день завершить. Сверх серого дня, исключая запах шаверм и сырости. Услышать искусствоведа «Культурного Петербурга» увлекательно повествующего о фильме «Борис Годунов». Филология вещь тонкая, как и само киноискусство. Посещенцы все с горящим взором. В вязанных толстой косичкой свитерах и кофтах. В очках ещё. Тертые интеллектуалы. Ошибка лектора чревата взятием «Зимнего». Обороты речи исключительны и точны в своих формулировках. Наслушаешься так, что домой возвращаться исключительно в карете придётся.
Ещё одна лень, ещё один день. Одухотворенность. Особенность существования в данном месте на карте, в данной жизни. И таком способе ее проживания. Петербургском проживании. Года тянутся. Город меняет название, улицы меняют имена. Люди, ходят те же и по тем же адресам. Как и сто, двести лет назад. Кажется, что даже названия лекций не меняется особо. Не говоря уже о нашей прекрасной сероте. Серой погоде так часто упоминаемой к месту и нет рядом со словом меланхолия и Петербург.
А ели по прежнему слепы, хотя вечер уже наступил. С утра наступил.