Кто придумал эту сменяющуюся действительность? Эту невыразимую печаль открытий и повторений. Этот шорох и хлопок двери. Мужскую и женскую неоднозначность. Противоречивость и очевидность.
Может быть, он так думает. И, скорее всего, нет. Я падаю на заднее сидение.
Мне хотелось бы занять его место. Хотя бы на несколько дней. Но до этой замены как до следующего столетия. Из меня вышел плохой водитель.
- До улицы Профсоюзная? – спрашивает, и смотрит в зеркало заднего вида – на меня.
- Да, именно туда, - закрываю глаза и думаю, что не открою их до своего прибытия.
- А что здесь такое находится? Откуда едешь?
Я выдерживаю паузу и стараюсь как можно медленнее открыть глаза.
- От друзей еду. А находится здесь неподалёку – театр.
- А что за театр? Сеанс так поздно заканчивается? – водитель настойчив и это не голословно. Я всё также ловлю его устремлённый взгляд в зеркале.
- Театр юного зрителя. И очень часто спектакли часов не наблюдают.
Водитель считывает мою интонацию и переключается на своё основное поле зрения – дорогу.
- А я ведь очень хороший человек, - неожиданно заявляет спустя некоторое время и тоже выдерживает паузу.
Я начинаю прислушиваться.
- Из Армении родом. И зовут меня красиво. Г-а-арик, - говорит протяжно и с нежностью, - а тебя как?
На такое имя нужно ответить примерно таким же, но нет времени на поиски.
- А меня Гузе-е-ль. Яхина, - зачем-то добавляю вконец, и, смутившись, врезаюсь взглядом в темноту за окном.
- Москвичка? – не умолкает Гарик, и обращается к навигатору.
Я смотрю на частицу этого человека, которая отражается в зеркале и пытаюсь понять, что это только что было – комплимент или укор.
- Нет, не москвичка.
- Как и я, значит, приезжая, - и снова непонятное настроение – то ли рад, то ли сочувствует.
- А я вот, в Люберцах живу, - добавляет через несколько минут, - с семейной парой. Я в одной комнате, они в другой. Хорошо живём, друг другу не мешаем. Я стараюсь как можно меньше времени дома проводить. Ухожу рано, прихожу поздно. В общем, видимся мы с ними редко. А с женщинами мне всегда не везло. Одни пьяницы попадаются. Вот и с женой своей развёлся семь лет назад. Пила много.
Гарик как-то неожиданно резко поник и вся его крепкая мужская энергетика скукожилась и обернулась небольшим калачиком на спине. Он сгорбился и я поняла, что ему, может быть, шестьдесят, а, может быть, и того больше. Что он устал и даже почти отчаялся, но вот что самое главное – через всё это потерявшееся естество просачивалось в нём что-то такое, что говорило о силе. Но какой?!
- Расскажу я тебе о своих талантах, Гузель. Умею я людям помогать, - сказал он решительно и с доверием, а я поняла, что подумала вслух, - так что ещё будешь гордиться, что с дядей Гариком однажды прокатилась, - засмеялся, прищурил карие глаза, хитрые и чистые, как слеза алкоголика. – Ну так вот, не отвлекаемся, а то через полчаса уже причалим, а я ещё ни одной истории не рассказал.
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ, ПРИМИРЯЮЩАЯ
Еду я, как всегда, выполняю заказ. Что за день был?! Пятница, кажется. Ну, конечно! Пробки стояли трёхчасовые. А я, значит, везу супругов. То есть мужа и жену. Сели они по разные стороны автомобиля и слова друг другу не скажут. Одна в окно упёрлась, как миндаль в шоколад и другой - то же самое, только как скорлупа грецкого ореха в чеснокодавилку.
Сидят двадцать минут. Сидят тридцать минут. Сидят тридцать пять. На сороковой я, естественно, не выдержал и начал вздыхать:
- Друзья, не сплю уже третьи сутки, вырубает на ходу. Если хотите жить – расскажите мне что-нибудь, иначе, как есть – в тёртый шоколад и чеснок превратимся. Я за себя не отвечаю! А они, что ты думаешь?! Испугались, и давай в два языка чесать! Истории - одна другой краше. Но я их тебе сейчас пересказывать не буду, а то совсем Шахерезада получится. Муж анекдотами делится, жена – смешными моментами из жизни. Начинают что-то общее вспоминать, дополнять, спорить. Смотрю – а муж уже жену обнимает. Та смеётся и хорошо им, весело! Тут я им уже признался, что каждый день высыпаюсь, просто с ними хотел пообщаться. Им приятно стало. После этого спросил, из-за чего они так поссорились. Интересно ведь знать, на что женщины обижаются, чтобы самому на усы намотать. А то мало ли чего – женюсь, может, снова, а там такая ситуация! Ну так вот. И что, как считаешь, произошло?!
- …
- Из-за тумбочки поругались!
ТУМБОЧКА. ОТСТУПЛЕНИЕ
Пухленькая тумбочка. Много в ней нужного и того, без чего можно обойтись. Стоит около кровати и впритык к двери, которая открывается и всякий раз врезается в деревянную мякиш тумбы. А та как будто всхлипывает и держится. Но каждый раз на её лакированном покрытии остаётся намекающее доказательство на домашнее насилие.
Мужу это не нравилось, и он всегда говорил об этом.
- Эту тумбочку нужно убрать. Эту тумбочку лучше уничтожить. Хочешь – подари кому-нибудь.
Однако жена наотрез отказывалась. Я считаю – испытывала мужнее терпение. А он, будь здоров, терпелив! Но всё хорошее, как мы все знаем, рано или поздно заканчивается. Разобрал он тумбочку и убрал в чулан. Какой же скандал тут поднялся! Жена сказала, что сама соберёт её обратно и поставит на то же самое место, а муж - хорошо, тогда я подам на развод. Неделю не разговаривали. А тут - дачная пятница. И я, Гарик, везу их, несмышлёнышей, в медовый месяц.
Привёз. Помогаю пакеты из багажника выгрузить, и супруг этот сердечно так, ласково говорит мне на ухо:
- Спасибо, брат, не приходило мне в голову, как с ней примириться. Уж очень упёртые мы оба, а ты так легко всё разрешил! Очень тебе благодарен.
Мне приятно, всем приятно, вот и ты, Гузель, я гляжу, улыбаешься.
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ, ОТРЕЗВЛЯЮЩАЯ
Опять поймал заказ через приложение "Убер-Шмубер". Сказано - подъехать к такому-то дому и подъезду. Приезжаю, жду, звоню. В ответ - плач телефона. (Это когда гудки и никто не отвечает). Проходит десять минут - я, естественно, снова за звонок.
- Алло, - отвечает женский голос.
- Алло, - я чертовски вежлив.
- Вы где? - вопрошает.
- Там, куда и просили приехать. Около вашего подъезда.
- Это не мой подъезд. Вы должны быть там, где я. А я около красного магазина.
Тут я, слава Богу за мои нервы, просто удивился и пожал плечами. Стал уже выезжать из двора, как увидел какого-то парня-коротышку, выбегающего из того самого подъезда. Лопоухий такой, с длинными волосами, неопрятный, подозрительный - по телефону говорит и выискивает.
Выезжаю я за границы двора и снова звоню этой девушке. Линия занята. Хотел, конечно, плюнуть, но что-то меня остановило. Думаю, наверное, случилось у неё что-то.
Наконец, созваниваемся. Я её нахожу. Она садится ко мне в салон вся в слезах и, что ты думаешь, начинает рыдать навзрыд.
- Что произошло? - спрашиваю, - давай чаем или кофе тебя угощу, успокоишься. Заедем сейчас в кафе.
Головой мотает.
- Ну а что случилось? Расскажи, самой ведь легче станет.
И тут она выдаёт. Оказывается, тот шпендик у подъезда - парень, который её бросил.
- Ты с ума сошла? Такая красивая девушка и из-за такого слёзы льёшь!
- Он там с другой сейчас. Мне сказал, что между нами всё кончено. Три года почти встречались.
Я аж за голову схватился.
- Три года на этого коротышку потратила?! Сколько тебе сейчас?
- Двадцать восемь.
- Послушай, девушка, такая молодая, красивая, даже не вздумай хоть ещё одну слезу выплакать!
- Но он мне платье подарил, - и снова рыдает.
- Что?! Платье?
- Да, и куртку. В прошлом году.
- ... А едешь ты сейчас куда?
- К маме.
- Слава Богу! Хоть мама тебе мозги на место поставит. Ты понимаешь, что им там двоим хорошо и от того, что ты страдаешь - плохо только тебе?
- Понимаю, - отвечает она и успокаивается.
- Возьми подруг в ресторан, отдохните, выпей коньячку пару рюмок и вперёд с песней! Такая красивая девушка! Слёзы - не твои соседи.
И тут она улыбнулась. Боже, как же мне нравится, когда женщины улыбаются!
Гарик останавливается на светофоре, замолкает и качает головой.
- Ну как тебе такое, Гузель?
- Да, Гарик. Жаль её. Вся эта нелюбовь к себе - из детства.
- Какое-то платье! Это ж надо! Понимаю, если бы квартиру купил, а то на тебе! И откуда такие уроды берутся?! Как посмел такую девушку обидеть?!
- Мы уже подъезжаем, Гарик. Давайте третью историю!
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ
Везу я, значит, девчушку одну. Вижу - сидит, трясётся.
- Чего ты? - спрашиваю, - белее белены.
- Не хочу ехать на эту операцию. Подруги сказали, что я умру.
- Что за операция такая?
- С ногой проблема. Надо удалить там кое-что, а подруги говорят, что это опасно.
- А чего твои подруги с тобой не поехали, раз такие умные? И родители твои где?
- Родители на работе. Сказали, что там ничего серьёзного. Поезжай одна на такси.
- Значит, всё нормально. Надо родителей слушать.
- Да, но подруги...
Тут я, Гузель, не выдержал. Ну на хера такие подруги нужны? Напугали девчонку - она едет и плачет, с жизнью прощается.
- Тебя проводить до больницы? - спрашиваю её, - могу поддержать. Потом до дома довезу. Бесплатно.
Высовывает личико из рук и перестаёт трястись.
- Спасибо! Я попробую сама. Вы на самом деле считаете, что это не страшно?
- На самом деле. Если врачи назначили и родители поддержали - тогда и впрямь бояться нечего!
Ушла. Ещё и ручкой помахала. Так приятно, Гузель, так приятно. Столько их здесь - ранимых, одиноких. И кто-то ведь пользуется, калечит души их незащищённые. Правильно ты сказала - жаль. Жаль их всех. И себя в придачу.
Подъехали к подъезду. Молчим. Сзади сигналят и я понимаю, что мы перегородили дорогу.
- Напишите об этом, Гарик. Вы столько всего знаете. Неповерхностного. Будете нашим современным Гайто Газдановым. И будут у вас свои "Ночные дороги".
- Какой ещё Гайто?
- Русский писатель-эмигрант. Как и вы, также был таксистом.
- Спасибо, Гузель. Но я писать не буду. Вдруг ещё кто узнает себя, а мне потом попадёт?
- На труса вы не похожи.
- Это да, я смелый человек. Но написанное слово - это совсем другое... Здесь другая сила нужна.
Мы прощаемся. Я выхожу из машины и вижу, с каким негодованием на меня смотрит водитель, которому мы перегородили путь. И жаль, что сегодня не было пробок.
2019