Время шло. События последних дней смущали Инну и порой приводили в замешательство. Практически, и соседка Клава, и Лариса, и люди в белых халатах, подозревали её в неадекватности.
Тщетные попытки вернуть её память к произошедшим событиям, о которых они свидетельствовали, а Инна о них ни слухом, ни духом не ведала, заставляли их настороженно замолкать и дипломатично ждать просветления её разума: шутка ли, человек побывал в состоянии клинической смерти.
Клава с Ларисой твёрдо решили не показывать ей, чудом сохранившийся, фрагмент заказного письма, которое Инна получила накануне криза, случившегося с ней. Письмо, по всей вероятности, не требовало от неё каких бы то ни было ответных действий, оно лишь оповещало о факте случившегося.
«Когда-нибудь Инна узнает обо всём, но пусть это случится не сейчас», - решили они.
Чтобы отвлечься от неприятных раздумий по этому поводу, Инна решила занять себя делом. Общение с Ларисой на тему альтернативных отрядов натолкнуло её на мысль о создании Воскресной Школы Духовного развития при местном Доме культуры.
Она села за составление программы занятий на ближайший активный период года, совпадающий с учебным годом. По её подсчётам занятия должны были проходить четыре раза в месяц по воскресеньям. Значит, их должно быть с ноября по апрель, включительно, не менее двадцати пяти.
Отлично. Ей оставалось наметить темы и начать компиляцию материала для подачи его в познавательно игровой форме, доступной развивающемуся Уму подростка и неподготовленному Уму взрослого человека. Хорошо было бы подключить к занятиям родителей именно тех детей, которые захотят посещать Воскресную школу. Это стало бы отличным стимулом для выстраивания взаимоотношений в семье на основе не только кровного, но и Духовного родства.
Она засиделась за этим увлекательным занятием почти до рассвета, даже немного продрогла от прохлады потока холодного воздуха, поступающего из полуоткрытого окна. Закончив, немного поспала, вскочила по будильнику.
Быстренько закрыла окно, сдерживая лихорадочную дрожь от холода, остывшей за ночь, комнаты, умылась, позавтракала и стала готовиться к запланированной встрече с директором Дома культуры. Поспешно убрав со стола предметы утренней трапезы, Инна выбрала из шкафа одежду, соответствующую данной встрече, стала её примерять.
Во входную дверь довольно таки требовательно постучали. Инна накинула халатик и пошла открывать дверь. Не спросив, кто там, открыла дверь и тут же осознала, что поступила опрометчиво: перед ней стоял велико рослый, бородатый мужчина. Инна оторопела.
Бугай широко улыбнулся и заговорил густым басом, дико извиняясь, что неопрятен и напугал сегодня уже не её одну: перед мостиком через речку, он напугал собаку, которая охрипла от лая, пытаясь напугать его.
Он счёл нужным извиниться перед хозяйкой за то, что тропинка с мостика привела его прямо в её владения, и он случайно вторгся в её цветочную обитель.
А ещё он хотел бы попросить кружечку воды, ибо с вечера у него во рту не было ни маковой росиночки, так как с самого раннего утра он тщетно бродил по лесу в поисках, последних перед заморозками, грибов.
Увидев, что Инна стоит в дверях босиком, охнув, он тут же спохватился и двинулся вперёд, воздвигнув себя в проём входной двери, вынудил её отступить внутрь сеней, а затем ретироваться в прихожую дома; дальше ей можно было отступать только в гостиную-столовую или прямо в спальню.
Незнакомец стукнулся головой об косяк двери и, почёсывая темечко, присел на порог, извиняясь, что так долго продержал её, на холоде, а на улице не май месяц.
Поняв всю нелепость своего вторжения, он умоляюще посмотрел на Инну снизу вверх, затем опустив голову, стал вытаскивать громаду своего тела за пределы прихожей, неуклюже переворачиваясь на четвереньки, и выпрямляясь уже в сенях.
Инна внезапно чихнула, от чего очнулась и, бросившись к ведру, зачерпнула полный ковшик воды, выкрикнула:
- «А попить?!».
Она, как была босиком с ковшиком, так и выскочила за ним прямо на крыльцо, покрытое изморозью.
Он повернулся и, увидев её опять босую, заграбастал вместе с ковшиком на руки и, осторожно уклонившись от косяка, внёс в дом, напоминая о холоде и простуде.
Пока он её нёс и пока ставил её на тканую дорожку возле двери в прихожей, ему за шиворот стекала вода из ковшика, о котором, в свете неожиданностей такого разворота событий, Инна напрочь забыла. А когда ноги её коснулись дорожки, она опустила ковшик, остатки воды вылились ей прямо под ноги.
Она судорожно поёжилась и растерянно смотрела то на свои ноги, то на пустой ковш, то на пришельца. Тот забрал у неё ковш и положил его на стол. Он смотрел на Инну и видел в её глазах отчаяние. Она не знала, что ещё могла бы сделать, чтобы он не ушёл так же внезапно, как пришёл. Бессильно опустилась к своим продрогшим ногам, съёжившись комочком, обхватила их руками, пытаясь прикрыть их подолом халатика. Уткнувшись в колени, она неожиданно для себя заплакала, не по-человечески повизгивая, как собачка, прищемившая хвост дверью.
Слёзы нахлынули не потому, что испугалась непрошеного гостя, а потому что она почувствовала себя такой слабой и беззащитной, неловкой и неказистой в сравнении с его доброй силой, идущей изнутри, и способной защитить её такую жалкую, такую бедненькую и такую одинокую!
В этот момент безысходности и жалости к себе в ней что-то повернулось вспять – к ней вернулась память. Она вернулась именно в то состояние отчаяния, в котором оказалась после прочтения того злополучного письма.
Инна, пытаясь встать, оперлась об его грязные, от налипшей листвы и комьев глины, кроссовки. Потом вцепилась в намокшие штанины джинсов, впилась и повисла на расстегнутых карманах распахнутой ветровки, судорожно ловила его руки, поднимавшие её с пола.
Неожиданно прямо перед глазами появился довольно таки увесистый крест, вывалившийся из-за пазухи, когда мужчина наклонился к ней, чтобы поднять её.
Она застыла, неотрывно смотрела, как свисающий с шеи крест на цепи покачивается из стороны в сторону. Она почувствовала в нём знак защиты, так вовремя пришедший к ней на помощь! Схватила его обеими руками, стала целовать и, сквозь безудержные рыдания, умоляла:
- «Помоги мне её забрать! Она всё, что у меня есть! Помоги мне!»
Было непонятно, к кому обращалась, но явно она молила о помощи!
Мужчина держал её на руках в поисках места, куда можно было бы её положить, кружил по дому, пока не решился положить на диван в гостиной. Затем разулся, снял, чудом не намокшую, ветровку. В том же ковшике принёс Инне воды, заставил выпить, как можно больше, надеясь, что это поможет ей успокоиться. Затем напился сам прямо из ведра, вернулся к Инне и стал растирать её озябшие стопы, укутал их пледом.
Она, обессиленная после столь мощного, эмоционального выплеска, дрожала всем телом. Пристально вглядываясь в черты лица, сидевшего рядом, незнакомого человека, который бережно держал одной рукой её руку и гладил другой рукой, понимала, что он неопасен.
«Я – Георгий, а Вы?» - спросил он мягко.
«Инна» - тихо произнесла своё имя и не удивилась тому, что хочет согреться, обняв его, хочет удержать его в домике, и тихо лежать на его плече, - «Ляг рядом, Георгий, пожалуйста! Мне холодно».
Георгий принёс одеяло из спальни, обернул им Инну и отнёс на кровать. Быстро сбросил с себя мокрую одежду, снял крест, но лёг рядом поверх одеяла, делая руками массирующие движения вдоль её спины.
«Замри», - шёпотом произнесла Инна, не открывая глаз.
Он замер, потом осторожно вытянул одеяло из-под себя и оказался плотно прижатым всем своим оголённым торсом к её горячему телу. Видимо её знобило, потому что она слегка температурила. Но не это сейчас было важно. Важно было то, что им обоим очень захотелось этой общей теплоты, согревающей не только их тела, но и Души.
Она обняла его, а он подложил за её спину руку так, чтобы, прижав её к себе, быть как можно ближе к ней. Они оба почувствовали себя настолько комфортно в этой нечаянной близости, что, доверившись друг другу, просто с наслаждением … уснули.
Георгий проснулся от чрезмерного тепла, идущего от Инны. Она сильно вспотела, видимо температура поднялась, и жар стал выходить из неё потом. Сейчас нужно было сохранить тепло, и дать ей остывать постепенно.
Он осторожно высвободился из-под одеяла, оделся в ещё непросохшие джинсы, толстовку и пошёл на кухню. Поставил чайник кипятить, пошарил по ящикам шкафа, нашёл всё необходимое для заваривания травяного чая.
Приближалось время обеда, под ложечкой сосало: он действительно с вечера ничего не ел. В холодильнике нашёл, вкусно пахнущий, овощной суп, поставил греть. Теперь нужно было найти аптечку. Она оказалась за одной из дверок навесного, кухонного шкафа.
Налив в стакан тёплой водички, Георгий прихватил таблетку, вошёл в спальню, чтобы разбудить Инну. Но Инна уже встала, переоделась в длинный, махровый халат с капюшоном и в тёплые носки. Она собирала с кровати, насквозь промокшее, постельное бельё и, мокрую от пота, одежду.
Георгий, подошёл к ней и сказал:
- «Открой рот, запивай и глотай. Две минуты, и ты в постели. Возражения не принимаются».
Пока Георгий колдовал на кухне с обедом, Инна исправно выполнила все указания самозваного врача, застелила подушку и матрац свежим пододеяльником, юркнула под одеяло прямо в халате, в носках и накрылась с головой.
Конечно же, она снова стала потеть под воздействием таблетки, поэтому решила не высовываться, пока этот процесс не пойдёт на убыль. Георгий с видом знатока в простудных делах дважды приносил горячий чай с малиной, затем с лимоном и, в завершение процедуры, опять сделал ценнейшее указание, снять с себя мокрый халат и носки.
Он поставил рядом с кроватью тазик с тёплой водой и, отжимая небольшое полотенце, стал обтирать им Инну, быстро сушил её сухим полотенцем, последовательно облачая её в старенькую, растянувшуюся футболку, укутывал её большой, махровой простынёй, напоследок, натянул на ноги сухие носки.
Инна ничему не сопротивлялась. Она чувствовала себя в надёжных руках. Пообедав, они снова лежали в кровати, обнявшись. Никому из них не казалось странным, что всё это время они молчали, изредка перебрасываясь, ничего не значащими, фразами. Никто не лез в Душу с расспросами, никто не испытывал необходимости раскрывать Душу в откровениях.
День угасал. Вечер многообещающе ретировался. Наступала ночь. Но и она не привнесла особые изменения в событийный ряд недействующих лиц этой, всё же загадочной, ночи.
Наутро, не обнаружив рядом с собой Георгия, Инна запаниковала. Она вскочила, наспех накинула на себя много чего-то тёплого, выскочила во двор, кинулась было через огород к мосту, вернулась. Выскочила за калитку и снова ринулась в дом, осматривая все комнаты.
Убедившись, что его нет, она обречённо завыла, как воют одинокие волки на луну: ещё в спортивном лагере мальчишки и девчонки становились на четвереньки в круг и зазывно выли, чтобы достать этим воем вожатых, оставляющих их на всю ночь одних в домиках, расположенных довольно таки на небезопасном расстоянии от дремучего леса, где реально водились дикие звери.
Она так увлеклась извлечением этих звуков и не сразу поняла, что воет не одна. У порога, поджав ноги под себя, упершись на вытянутые перед собой руки, сидела Лариса и неумело подвывала Инне.
Инна воспрянула духом, их дуэт крепчал и через некоторое время дополнился низкими, властными нотами вожака стаи: в сенях пристроился к дуэту, на четвереньках заползающий в дом, Георгий. Инна так же на четвереньках подползла к нему и, завывая, потёрлась гривой своих волос об его мощные бицепсы, как бы спрашивая, где это он был так долго-о?!
Услышав бесхитростный ответ, Инна ткнула его кулачком в грудь. Потеряшка нарочито за ойкал и, "рыдая", повалился на пол.
Потом они втроём долго хохотали, от того, что Инна в своих тщетных поисках никак не догадалась заглянуть в уличный туалет, где он благополучно справлял нужду, пока она металась в поисках пропажи.
Всё закончилось тем, что Ларусу надоело хохотать, и она закричала, как чайка. Хлопая себя по бокам, она подбежала к допотопной стерео системе, оставленной старыми жильцами дома, и врубила музыку, под которую они с Инной делали свои программные упражнения.
Инна тоже влилась в ритм музыки, на ходу сочиняя танцевальный сюжет, в котором нашлась партия и для симпатичного бородача. По ходу импровизированного танца Ларус знакомились с Георгием, они жали друг другу руки, договаривались о поддержках при выполнении сложных «па», виртуозно выполняя их, подбадривали друг друга поднятием большого пальца вверх.
Инна чувствовала себя превосходно! Пока гости резвились, она приготовила завтрак, зычно зазывала на вкусности, но те никак не могли угомониться: пришлось выключить музыку.
Позавтракав, всей компанией направились в Дом культуры. По дороге Инна вкратце изложила цель своего визита в Дом культуры. Георгий напросился поддержать её, если она позволит ему переодеться.
Они остановились возле местной церквушки, которая, судя по состоянию крыши и окон, подлежала сносу. Георгий открыл калитку, рукой пригласил войти, закрыл калитку и направился не к центральному входу, а к дверце с торца этого деревянного строения. Инна с Ларисой не стали заходить внутрь.
Через несколько минут Георгий вышел. Он был в чёрной рясе и, в соответствующем его сану, головном уборе. На нём был крест, чуть крупнее прежнего. Инна ничего подобного от него не ожидала, но не показала виду, что огорошена не на шутку. Она не знала, как дальше себя вести, потому что оробела и чувствовала себя неловко за всё, что происходило с ними в её цветочном домике.
Георгий пристально посмотрел ей в глаза, молча вопрошая, не забыла ли она к кому и зачем идёт? Инна встрепенулась, сбросила напряжение и перед немолодой женщиной, изображающей Директора Дома культуры, предстала в полном спокойствии и готовности к диалогу.
Но диалог не задался. Оказалось, Директриса не уполномочена решать подобные вопросы, и с подобными вопросами она отослала Инну в районную Администрацию, в Комитет по культуре. Предупредила, что там запросят полный текст лекций, и если они не носят противозаконный или экстремистский характер, согласуют в Министерстве и только после этого утвердят.
Но только при наличии у Инны диплома о педагогическом или психологическом образовании и лицензии на право преподавания в подобной школе со стажем работы в данной сфере не менее трёх лет, ей разрешат работать в их государственном учреждении.
Инна поблагодарила за информацию и вышла из кабинета. На ней не было лица. Георгий спросил, не сможет ли он ей чем-то помочь в этом вопросе? Она внимательно посмотрела на него, и у неё зародилась идея, но её нужно было обсудить.
Было принято решение отправить Ларису домой, а самим съездить в район проконсультироваться с юристом.
Благо дело, маршрутный автобус мчался по наезженной, просёлочной дороге так быстро, что не щадя пассажиров, редко, но жёстко подбрасывал их на ухабах. Пассажиры привычно, молча хватались за поручни. Только Инна взвизгивала, подпрыгивая на ухабах, чем привлекала внимание впереди сидящих пассажиров, недоумевающих её нетерпению.
Георгий был тяжёленьким для резвого «коняги», поэтому его трудно было оторвать от сидения маршрутки, а вот Инну подбрасывало, как теннисный мячик. Каждый раз, когда приземлялась на жесткое сиденье, она охала и ахала. Георгию невыносимо было видеть, как она страдает. Когда очередной раз она взмыла над сиденьем, чтобы также «восторженно» приземлиться, он на лету обхватил её бёдра руками и приземлил их на свои колени.
Инна зажала рот рукой, чтобы на этот раз не привлечь внимание пассажиров и не ввергнуть их в шок от увиденной картины: человек в рясе держит на коленях молодую особу, да ещё и шепчет ей что-то на ухо, а шептал он вот что:
- «Сидеть! Так ты целее будешь».
Инна не то что, что-то обсуждать, а даже шевельнуться боялась, сразу же упёршись мягким местом обо что-то неимоверно твёрдое и, время от времени, пульсирующее между двумя перекладинами согнутых ног. Конечно, она быстро сообразила, что происходило.
Но, дабы не выдать своё по этому поводу чрезмерное беспокойство, приспособилась к ритму движения маршрутки, не заостряя внимание на непреднамеренных толчках того, что так взволновало её по началу.
Но порозовевшие щёки выдавали её внутреннее волнение, которое невольно передалось Георгию, отчего он почувствовал неловкость. Наклонив голову, обдав её лицо горячим дыханием, прошептал:
-"Извини. Ты такая красивая, когда волнуешься!"
Инна с пониманием подняла глаза, потянулась губами к его щеке и слега поцеловала.
Поцелуй подействовал на Георгия успокаивающе; придерживая Инну за талию, он уже не откликался толчками и пульсацией на движения её бёдер вверх и вниз на ухабах.
Поездка не принесла должного результата. Юрист подтвердил, что Инна не соответствует статусу преподавателя подобной школы в стенах госучреждения, и лицензии у неё не было.
Он подсказал, что при местной церкви можно было бы организовать Воскресную школу для их детей. Об этом, как сказал Георгий, он мог бы поговорить со старшим настоятелем районной церкви.
Получив его благословение, можно было бы всем миром начать работу по реконструкции и ремонту сельской церквушки и в будущем осуществлять в ней работу Воскресной школы. Но настоятеля не оказалось на месте.
Немного отдохнув с дороги, Инна с Георгием вошли под своды храма, поставили свечки и помолились каждый о своём. Инна молила Всевышнего Бога-Отца о приумножении сил её в разлуке с дочерью, и приумножению неугасимой любви к ней, вопреки временному препятствию, препятствию расстоянием и всем препятствиям жизненных обстоятельств.
Она понимала, что четырнадцатилетняя дочь сделала добровольный и осознанный выбор; жить по законам той страны, где родилась, где живёт её родной и любимый отец.
Ей с детства, вероятно, внушалось, что мама всего лишь родила её, и вряд ли будет любить её на расстоянии так же, как папа, который всегда рядом. И это было ужасно для психики ребёнка, которого мама растила с пелёнок, и которого просто оторвали от матери так рано, что даже не дали закрепиться ростку любви к ней.
Инна тешила себя надеждой, что когда её дочь станет совершеннолетней, у них не будет препятствий к общению. Они по-прежнему смогут выражать свою безмерную любовь друг другу.
Сейчас же ей не оставалось ничего, как только терпеливо ждать, когда же её дочь проявит своё волеизъявление любить и видеться ней - родной матерью. Инна почувствовала облегчение после некоторого согласия сама с собой в этом вопросе.
Нужно как-то жить с этим дальше так, чтобы это не истощало её силы и не влияло на другие аспекты её личной и публичной жизни.
Пожалуй, это решение было самым важным за последний период её настоящей жизни. Так думала Инна. Она ещё не знала, что не менее важное решение она примет буквально через несколько часов и никогда об этом не пожалеет.
Ещё вчера, в почти развалившейся церкви, Георгий тщетно пытался уснуть. Ночи были уже настолько холодные, что в не отапливаемом помещении температура была такая же, как и на улице. Поэтому Георгий, прикорнув под одеялом, замерзал, вскакивал и начинал быстро ходить по каморке, которая была кельей прежнего батюшки.
Еле дожив до рассвета, Георгий решил осмотреть окрестности. Он дошёл до окраины села, спустился в расщелину с западной стороны и направился вдоль плато, постепенно поднимаясь по нему к восточной стороне.
Так в завершение своей прогулки он оказался у мостка за огородом Инны. Поскольку от моста шла только одна тропинка, и вела она только к огороду Инны, ему ничего не оставалось, как пройти на улицу через её участок.
Когда он увидел множество цветов, еще не отцветших и не прихваченных первыми морозами, он решил, что в доме живёт добрая старушка, у которой можно будет спросить, кто в селе сможет пустить его на временное проживание, пока не закончится ремонт церкви, а может и поживиться деревенским молочком.
Поэтому Георгий так бойко застучал кулачищем по двери, предполагая, что старушка может быть ещё и глуховатой.
Но когда увидел молодую, хрупкую женщину, он растерялся и стал нести околесицу по поводу грибов и маковой росинки. А когда увидел, что она стоит босиком, и вовсе повёл себя, как слон в посудной лавке, окончательно запугал хозяйку, что она разревелась и от испуга бросилась на колени перед ним.
Всё произошло так быстро, что Георгий поначалу потерял контроль над ситуацией. Только тогда, когда Инна уложила его рядом с собой, и он увидел, что ей действительно требуется помощь, он взял бразды правления в свои мужские руки, не позволяя себе ни на минуту ослаблять внимание к ней.
Инна с первого взгляда приглянулась ему. Но таких хрупких девушек и женщин он всегда боялся, потому что рядом с ними казался себе слишком большим, неповоротливым и жалким в своей неуклюжести. При общении с ними сразу брали верх все его комплексы, как будто у него и не было никаких добродетелей, и он не был воспитанным человеком.
Вот и сейчас вспоминая все мельчайшие детали встречи с Инной, он ругал себя за нерешительность. Они прожили в цветочном доме вместе почти два дня. Так хорошо ему не было ещё ни с кем и ни разу в жизни. Почему нужно было так нелепо распрощаться, как только они вышли из автобуса, и бегом бежать в пустую келью, весь вечер метаться по пустому двору и, продуваемому со всех сторон, холодному зданию церкви?
«Бог дал тебе шанс, встретиться, сблизиться с женщиной своей мечты, а ты пренебрёг помощью свыше!» - ругал себя Георгий, хватаясь за крест руками, целовал его и умолял, - «Прости меня, Отче!»
Наконец, он решился. Он даже не посмотрел на часы, переоделся в мирскую одежду, закрыл дверь. Всю дорогу до дома Инны он бежал, не останавливаясь ни на минуту. Перевёл дыхание только у самого дома. В окнах, несмотря на позднее время, горел свет.
«Чем же занята она сейчас? Чувствует ли она моё присутствие сейчас, когда я так близко», - подумал Георгий, открывая и закрывая за собой калитку.
Чтобы не напугать в ночной тишине, он тихо позвал её в полуоткрытое окно.
Занавеска дрогнула и отодвинулась. Инна мгновенно узнала его, взобралась на подоконник, закинула ногу, подтянула другую и спрыгнула. Он принял её прямо на руки и прижал к себе осторожно, как дитя.
Всю свою нежность он выражал каким-то неудержимым то ли стоном, то ли восторженным возгласом, то ли рычанием, то ли мычанием. Инна тоже выражала свою радость непонятными и, неопределёнными никакими словами в русском языке, звуками. Наконец они оба затихли и присели на лавочку, об которую Георгий чуть не споткнулся, когда она спрыгнула с подоконника прямо в его объятия.
«Я тебя ждала. Если бы ты не пришёл, я бы сама пришла за тобой. Я не позволю тебе замёрзнуть в твоём склепе. Если ты заболеешь, я буду тебя лечить. Мне же не о ком заботиться. Я возьму над тобой опеку. Ты не будешь против? Ты где был так долго?! Я так скучала, я беспокоилась...» - щебетала она, и Георгий не останавливал её.
Он не мог насладиться её голосом. Этот милый сердцу голос журчащим ручейком вливался во всё его существо, пронизывал все его внутренние органы, очищая своим течением все, забитые страхом и неуверенностью, энергетические протоки!
Георгий чётко осознавал, что как только она замолчит или растворится в темноте, он в тот же миг перестанет дышать, перестанет жить! Он встал и поставил её на скамейку. Обняв, постоял немного молча, приложив ухо к её груди. Там под кофточкой колотилась и рвалась наружу её Любовь!
Заговорил он решительно, взволнованно дыша, обдавая её лицо своим горячим дыханием: -
«Инна, с благословения Отца нашего Всевышнего, прошу тебя, будь моей женой, а я буду тебе перед Богом и людьми верным мужем!»
В кромешной темноте и торжественной тишине словам мужчины вторила женщина: -
«Георгий, с благословения Отца нашего Всевышнего, прошу тебя, будь моим мужем, а я буду тебе перед Богом и людьми верной женой».
На последнем слове голос её дрогнул от волнения. Георгий обеими руками коснулся её лица, чтобы впервые поцеловать в губы, лицо было мокрым от слёз счастья! Он целовал её так нежно и так смело, что удивился самому себе, насколько преобразила его Любовь!
Он любил её голос, её слёзы, её волнительное дыхание, её стоны и всхлипывания! Её нежные пальцы, скользящие по его губам, по его лицу, по его волосам он тоже любил и готов был целовать их вечно!
Через три дня они повенчались.