Эй, кто-нибудь! Запись шестая

Раина Яковлева
Последний разговор с Ларисой воодушевил Инну глобальностью идеи, предложенной уникальной девочкой с повадками, парящей над Землёй, всевидящей птицы.
 
Идея заключалась в объединении людей под флагом Безусловной Любви. Она должна была стереть все грани борьбы противоположностей в человеческой среде, объединив их по признаку Духовного родства.
 
Человечество склонно к заботе о животных, но не готово  так же терпеливо заботиться о себе подобном, то есть отдельно взятой человеческой особи, например, о рядовом, ординарном  ребёнке.
 
Ребёнку обязательно нужно быть или неизлечимо больным,  или инвалидом, или обладать наилучшими достижениями в какой-либо области, чтобы получить по ущербности или по заслугам  свою долю внимания к себе.

А вот неординарный ребёнок, правообладатель уникальных способностей, вполне обречён на погибель, если не сможет прогнуться под интересы своего бенефициара, то есть выгодоприобретателя.  А такими бенефициарами, как правило, являются родители. В силу своего невежества или, наоборот, чрезмерной «образованности» они всегда лучше ребёнка знают, что ему надо, в каком направлении развиваться и кем ему впоследствии стать.

Соседка Клава не знает, что нужно её уникальной дочери, потому относится к ней с любовью и состраданием, как относится к любому живому существу в своём доме: к собаке, кошке, птицам, и о которых ежедневно  заботится.

Она не читает дочери душеспасительных нотаций, не выдвигает никаких требований и обязательств, никогда ни в чём не обвиняет, не упрекает, не наказывает её за неумение сделать что-то по дому  или за школьные  неудачи, равно так же, как не делает этого по отношению к своим малым, бессловесным, домашним питомцам.

Их взаимоотношения матери с ребёнком само собой подразумевают безусловную любовь и взаимопонимание без каких-либо вспомогательных, вербальных инструментов общения.

Инна вспомнила Фантома. Ой! А чего это она его вспомнила?! Всё же хорошо! В минуты нахлынувшего одиночества, она мысленно общается с ним и знает, что именно от него получает ответы на поставленные трудные вопросы. Пусть не сразу, но получает.

Встреча с ним лишь укрепила её убеждение в собственной неординарности и её реальной связи с Высшим Разумом. А попробуй она рассказать об этой встрече людям, да её просто упекли бы в "желтый дом" или, хуже того, превратили бы в объект исследований!

Конечно же, появление в её окружении родственных душ Клавы и её дочери Ларисы подбодрило Инну. Но заговаривать с ними об известных ей Знаниях она не решалась. Но ничуть не удивилась тем мыслям, которые излагала Лариса относительно Безусловной Любви, как главном оружии против главного зла на Земле - войн.

Какое-то чутьё ей подсказывало, что и эта встреча с Ларисой, в какой-то мере, должна быть знаковой, как и встреча с Янной и самим Фантомом.

С такими рассуждениями она возвращалась домой с покупками из местного магазина. Почтальонка успела положить корреспонденцию в, не запирающийся на ключ, почтовый ящик. Разогнув свежий журнал, Инна обнаружила извещение на заказное письмо.

Быстро выгрузив продукты в холодильник, Инна отломила батон, на ходу жевала, закрывала дом и короткими перебежками то быстрым шагом, то почти бегом уже бежала на почту. Что заставляло её так торопиться, она не понимала.

Получив на почте увесистое письмо, она в том же темпе добежала до дома. Не фиксируя своим вниманием, куда бросала замок, ключи, телефон, откуда взяла нож и куда положила его, она вспорола пакет, обклеенный иностранными  марками и ярлыками, судорожно вытащила кипу бумаг.

Из жизненных наблюдений она знала, что если сейчас, здесь с ней всё хорошо, то где-то в неизвестности происходит нечто, что может обернуться для неё чем-то плохим, возможно, кардинально меняющим течение дальнейшей её настоящей жизни. Поэтому она интуитивно всегда была готова ко всему. Всегда, но, как оказалось, не сейчас.

Она застыла на мгновенье, сделала глубокий вдох-выдох, медленно опустилась на диван, сосредоточившись, начала читать. Прочитанные листки ровной стопкой ложились рядом с ней на диван. Лицо не меняло выражения, но становилось всё бледнее и бледнее. Дочитав последнюю страницу, Инна положила её поверх стопки и, осмысливая прочитанное, медленно встала, не отрывая от неё взгляда, она осторожно отступала от стопки, словно это была бомба.

В какое-то мгновение ноги перестали её держать, и она плавно опустилась на пол. Губы бессвязно начали шептать: - «Фантом, забери меня отсюда… Фантом, я не хочу…Фантом, я не буду… жить… это зверинец… это невозможно… Янна, я хочу Домой… Эй, кто-нибудь!!! … заберите меня отсюда…»

Голос её наполнялся силой. Бессвязные слова из слабой просьбы превращались в требование, и на последнем этапе звучали, как приказ. Она приказывала забрать её отсюда всему, что попадалось ей под ноги и в руки!

Больше всех досталось прочитанной стопке, которую она превратила в труху, разрывая каждый лист на мельчайшие кусочки. Не жалея ног, она топтала их, не жалея ладоней, она била по всему, куда только эти злосчастные кусочки не отлетали. Комната превратилась в жилище без крыши, куда нападал снег.

Инна обессилила. Она лежала, распластавшись на полу. Её открытые глаза не моргали, широко раскрытый взор застыл на потолке. Её парализовало. Она была жива, сердце билось, но какой жизнью жил её поражённый мозг, никто не мог сказать. Потому что два дня в дом никто не заглядывал.

На третий день пришла Лариса, увидев Инну, лежащую на полу с открытыми глазами, в ужасе прибежала к матери с сообщением: - «Инна умерла…». Клавдия успокоила девочку, пошла, осмотрела Инну, перенесла её на диван и накрыла тёплым одеялом.

Скорая приехала быстро, Инну увезли в районную больницу, пообещав позвонить Клавдии, как только определятся с диагнозом.
Клавдия проводила скорую, вернулась в дом, чтобы как- то понять, что произошло с Инной.

Она обнаружила разрезанный конверт с обратным адресом. Осмотревшись, поняла, что содержимое письма уже не восстановить. Она собралась было уже уходить, оглянулась, увидела уголок листка, торчащего из-под дивана. Достала его, и хотя всё было напечатано на английском языке, она поняла, что это перечень чего-то, так как текст был оцифрован в начале строк. Она положила листок в конверт и, заперев дом, ушла к себе.

Наскоро одевшись, Клавдия попросила Ларису не беспокоиться ни о чём, потому что сейчас она съездит в район, всё выяснит про Инну и про вот это непонятное письмо, что накануне пришло Инне.

Лариса попросила дать взглянуть на письмо. Прошлась по нему глазами. Подошла к компьютеру, набрала в переводчике некоторые слова. Снова и снова перечитывая листок, она сделала приблизительный перевод перечня документов, которые были в нём.

Помолчала и сказала матери:

- «По-всему, мама, это были документы, оповещающие  Инну о лишении её родительских прав, как иностранки, о заключении её мужем другого брака и удочерение её дочери другой женщиной, то есть новой женой её бывшего мужа».

Лариса вложила в конверт сохранившийся листок и сказала:

- «Не следует  это кому-либо показывать. Инна потом сама решит, что с ним делать. А вот позвонить её родным надо».

Клавдия раздумала ехать в район, не дождавшись звонка из больницы.
Она обняла дочь, после столь страшного известия, ставшую для неё ещё дороже. Потом они опять пошли в дом Инны. Нашли телефон со скудным перечнем контактов. Практически все они были рабочими. И только два из них заинтересовали Ларису.

Закончив уборку в доме Инны, Клавдия с Ларисой вернулись домой. Обе испытывали дефицит общения с Инной, а делиться своей болью возможной потери Инны никто не хотел, понимая, что она и так невыносима в каждой из них.

Вечером Лариса набрала один из номеров, судя по коду, он был заграничный. Ответила Ирэн-Ирина, как и был записан контакт. Лариса поздоровалась по-английски. Сообщила, что её мама парализована, находится в больнице, и что за ней нужен уход.

Спросила, приедет ли она навестить её в ближайшее время? Ирэн сказала, что не приедет никогда, потому что у неё теперь другая мама, и что Инне она желает скорейшего выздоровления.

Лариса заплакала...да так горько заплакала, прямо навзрыд, как никогда, ни по ком ей ещё не приходилось плакать.