Творческий треугольник

Вера Дашкова
                Стряхни с себя объятья сна, красотка!
                В моих укройся – крепких, настоящих.

                Из стихов современника

Осенью Первов выпускал брошюру со своими рисунками и готовил выставку в музее частного коллекционера. Когда я об этом узнала, презентация «сборника ранних произведений» как раз прошла на днях.

Никогда бы я об этом не узнала, если б не Ляля, бывшая Первова. Они расстались полгода назад, а до этого встречались и жили довольно долго – старая история, неприятно вспоминать, особенно учитывая, чем всё это закончилось.

Ляля переживала. Мельтешение имени бывшего возлюбленного в контактовских новостях исправлению ситуации, ясное дело, не способствовало. После очередной такой новости Ляля и обратилась ко мне.

У меня же есть вполне ходовая профессия и подруга, уверенная, что талант мой совсем в другом. Вывод основан на маленьких открытиях, которыми сопровождаются мои увлечения хиромантией, карточными гаданиями, квадратом Пифагора и теорией Фрейда. Сама-то она точно человек одарённый – она, к примеру, может продать то, чего нет: в перечисленных областях я самоучка и платных услуг никогда не оказывала. Но девчонки по её наводке время от времени всё-таки писали мне – интересовались, запланированы их проблемы вселенной или это исключительный результат их личных усилий. По мере сил я отвечала. В числе любопытствующих оказалась и некая Елена П., приславшая мне сообщение.

«Елена – Селена… – перебирала я, пока пролистывала её страницу. В особенном возбуждении на тот момент я пребывала от возможностей астрологии, и на любой импульс внешнего мира в моей голове моментально возникал архетипический отклик. – Белая Луна… Белая река…» Но скоро она сделала поправку, что все на свете зовут её Ляля, чем сузила круг моих ассоциаций. К тому же мы были знакомы.

Ничего особенного, шапочное знакомство в студенческо-общаговские времена. Они с Первовым учились на одном факультете, именно тогда начали встречаться, и ко мне в соседнее крыло порой докатывалось эхо их споров, визгов и выломанных дверей. Близко мы никогда не общались, если не считать следующего эпизода.

В выходное утро, ещё толком не проснувшись, я возвращалась к себе в комнату из умывалки. Тут как тут Первов – он частенько ошивался в наших краях: вынырнул из-за угла, зацепился за привет и по склону моей блаженной вежливости скатился в бескрайнюю долину монолога. Кажется, речь шла о гениальной графике Пикассо, в которой меня больше всего интересовало, как бы побыстрее шмыгнуть в комнату и закрыть дверь. Ну и облегчение, с которым это наконец произошло: мне было неловко, одежда моя не располагала к раскрепощённости. Собственно, вся моя одетость держалась на шёлковом пояске, из-за чего при малейшем шевелении то задирался подол, то разъезжалось на груди. Но и нырнув в укрытие, я рано радовалась: спустя час-полтора под дверь ко мне просунулся тетрадный листок. С рисунком эротического содержания.

Позже, столкнувшись с Лялей, я не раздумывая выпалила ей всё. Мой донос она встретила на удивление спокойно. Внимательно выслушала и вдруг спросила:

– Где он?

– В смысле – Первов?

– В смысле – листок.

– Листок?.. – Видимо, ей было нужно оценить масштаб катастрофы. Вся общага в курсе волокитства Первова, но ей-то, конечно, откуда знать. – Я ведь разозлилась тогда, – говорю, – сразу порвала и выбросила его.- Истинная правда.

Она так посмотрела на меня, как будто молния, только что ударившая её, меня должна была убить.
 
Но в следующее мгновенье уже оправилась:

– А что конкретно там было?

Конкретно голая баба, явно моя родственница. Мерзавец нарисовал меня в постели с каким-то древнегреческим дедом: здоровенным, клубящимся, полупрозрачным – сквозь туловище и руку проступала рама окна. Якобы я разнеженно тянусь навстречу зрителю (художнику, конечно): верх совершенное ню (вообще не угадал), низ в драпировке простыни. Античный старикан противится затее своей легкомысленной возлюбленной, придерживая её, то есть меня, за плечи - не пуская.

Этим описанием я любезно заменила слово «гадость». Ещё и бормотала вдогонку, как будто оправдываясь:

– Посейдон – не Посейдон…

– Морфей, – буркнула Ляля.

Не помню, как мы рассталась тогда, но точно помню, что посылала к чёрту эту чеканутую парочку и зарекалась связываться с ними, хоть бы в следующий раз Первов мне весь проход завалил своей макулатурой.


И вот Ляля сидела передо мной, сложа руки со следами зубов на локтях.
 
Насколько я поняла, за годы совместножительства Первов своих повадок не изменил, нарисовал штук сто прекрасных дам, и стоит ли удивляться, что один из образов, наименее прекрасный и наиболее живой, сквозанул-таки из перенаселённой галереи. Едва ли, но Ляля удивлялась:
 
– Я не хотела уходить. Может, отдохнуть. Может, внимание на себя обратить. Но не уходить же! Не знаю, как так получилось.0

– Ну а как получилось-то?

– Он, как только приехал… день рожденья у Асмодея праздновали… в общем, с пленэра – приехал, дома пусто, позвонил, возвращайся. Я ни в какую. Самое интересное, что на тот момент я реально не собиралась возвращаться. Что-то на меня нашло. А через месяц общий знакомый докладывает, весь сияя: так и так, сошёлся с этой… декораторшей...

Рассказывая, она помешивала трубочкой коктейль и на последнем слове со злостью ткнула в лимонную дольку. Я обратила на это внимание, и Ляля, как виноватую, швырнула трубочку на стол, к салфетнице - бумажные меха между парой фанерных львов.

– Я, может быть, не буду оригинальной, – сказала я, поднимая стакан, – но давай выпьем за то, чтобы наши желания совпадали с возможностями, – и тронула её стакан краешком своего.

– Если бы мои каким-то чудом начали совпадать, – заметила она серьёзно, – я бы первым делом вернула его.

– Зачем?

Она вздохнула:

– Не знаю… Не знаю, как по-другому. Я измучилась рядом с ним, но я жила. А теперь я хожу на работу, листаю «Контакт», читаю книги или сижу с тобой в кафе «Леон», но моя настоящая жизнь проходит где-то в стороне.

– Может быть, раз так, не такая уж она и твоя?

– А чья? Обезьяны с айфоном? Воровки этой?

– Почему воровки?

– У нас же всё нараспашку, заходи кто хочет. Заходила, присмотрела – большого ума не надо.

– Ты так говоришь, как будто твой Первов в этом не участвовал. Он же не вещь, а человек.

– Человек, беспомощный в некоторых вопросах. Нельзя было оставлять его одного.

– Ну, вряд ли он скучал. Вечно вокруг него собачья свадьба.

– Нет, при чём свадьба! Я про другое. Элементарные потребности: поесть, там, постирать-погладить. Плюс занятие не очень денежное, съёмная квартира.

– Замечательно! Мне кажется, теперь, когда он решил свои проблемы, ты можешь наконец заняться своими.

Она немного помолчала.

– Он и есть моя главная проблема. Я без него не могу. Конечно, я пытаюсь отвлечься, но это всё равно что вытащить душу и попытаться продолжить существование с одним каркасом. Не то, понимаешь?

Я пожала плечами:

– Наверно. Моя подруга, когда рассталась с парнем, тоже конкретно залипла. Потом, спустя некоторое время, они встретились и признались друг другу, что обоим тяжело. Поделились рецептами, как спасаются. Подруга, мол, то-то и то-то, то-то и то-то – кстати, ничего хорошего. А ты? «А я, – отвечает он, – нет. Я просто слушаю позитивную музыку…»

Ляля уловила в воздухе что-то наподобие пылинки, вызывающей чох. Завертелась, сунулась в сумку, замерла, потом выхватила из львятника салфетку и прижала к лицу. С минуту не раздавалось ни звука. После она начала редко и резко глотать воздух, стараясь подавить хлюпающую отдачу.

Трогать её я не стала. Более того: по залу пролетала официантка и, заметив сцену, собралась было спикировать к нам, но я немного подирижировала и заставила её передумать. Слёзы – явление слишком настоящее, им сложно найти равнозначную альтернативу. Что могут предложить те, кто пристаёт с дурацкими утешеньями? Собственный эгоизм (ведь плачущий смущает)? Представления о том, как положено (плачущему не плакать, а наблюдающему сочувствовать)? Не лучше ли действительно сделать над собой усилие и не мешать?

Ляля принялась сморкаться. Я принялась расспрашивать дальше:

– Ты Первову всё это говорила?

– Пф, говорила! – отозвалась она из салфеточного комка. – Ещё бы! Настоящий терроризм!

– Вы обсудили, что между вами произошло?

– Думаешь, ему это интересно?

– Думаю, да. Раставанием закончились отношения не только у тебя, как бы ловко кто-то ни переформатировался. Кстати, в успехах наших бывших всегда есть и наша заслуга. Наш вклад. Да, я так думаю.

– Конечно, есть. Я вот помогла Первову избавиться от истерички, внесла свой вклад. Теперь у него всё хорошо, а у меня…

– А у тебя – сейчас посмотрим.

Я взяла телефон, и мы сосредоточились на том, ради чего вообще-то собрались. Лялину карту я составила заранее, но пока что было не до неё. А ведь она многое, многое объясняла: Лялину противоречивость (несколько напряжённых аспектов), её неуживчивость и беспокойство (скорпионья Луна), то, что любовь и красота для неё - больное место (Венеру жмёт Сатурн и колошматит Уран). Однако это детали, которые к тому же много чем компенсировались.

Прежде всего, как только открываешь её гороскоп, в глаза бросался роскошный творческий треугольник. Он распластался по зодиакальному кругу, собрав почти все элементы гороскопа, из-за чего получился как будто несколько раз обведённым. В отдалении топталась ещё и скромная фиктивная точка, которую, правда, учитывает не каждый астролог, но если рискнуть, конструкция повторялась в зазеркалье.

Само по себе наличие такой фигуры обещает выпутывание из передряг с минимальными потерями или – чаще – с положительным выхлопом. У Ляли это имело прямое отношение к личной жизни: развитый управитель 7-го дома на вершине прямого угла, гармонично связанные с ним Солнце, Марс, Юпитер, означающие, что с мужской энергетикой всё в порядке. Был и ряд других указаний, что хозяйка карты не останется в одиночестве, даже если зароется в землю или переселится на одну из перечисленных планет.

Своими соображениями я, естественно, поделилась с Лялей. Она заметно оживилась: с мастерством фокусника выловила из сумочки помаду и, отражаясь в стёклах моих очков, обвела губы; объявила, что обедом меня угощает и протеста не примет, а вскоре и вовсе отчалила. Насколько я поняла, зимовать она собиралась в приподнятом расположении духа.


К весне Первов забеременел, женился, затесался на третий этаж Дома художников. С получением каждой новости Ляля звонила мне и просила перечислить симптомы её грядущего благополучия. Я открывала натальную карту и видела: роскошный творческий треугольник, развитый управитель 7-го дома…

Помните, как у Чехова: я хотел проникнуть в тайну молодой и тада-тада женщины… Мужика еённого… А когда долго думаешь о человеке, судьба рано или поздно обязательно сводит вас. Свела и нас с Первовым: забурился мимоходом к нам в магазин, болтал, как всегда, похабную ерунду, Жанка его хихикала.

Ляля же, наоборот, из моего поля зрения выпала, оставив знак вопроса напротив своей мучительной привязанности: к кому и к чему? Ведь даже если забыть про гороскопы, шансов на новые отношения у неё было явно больше, чем у её ненаглядного (сальные у которого не только шутки, но и волосы).

Но Первов, по-видимому, просто безотказно действовал на определённую категорию женщин – взять хотя бы эту Жанну, теперь ревниво охраняющую место на запятках. Во всяком случае представить ситуацию как-то по-другому, без привлечения магнетического компонента, мне было сложно. Помните, как у Чехова – ничего не получилось…



Прошло ещё некоторое время, прежде чем у меня в распоряжении оказалось более вразумительное объяснение.

В конце апреля я возвращалась домой вместе с давним приятелем, ни с того ни с сего решившим набиться ко мне в женихи. В рамках программы ухаживаний мы регулярно прогуливались, хотя на улице который день было ветрено: в горсаду, среди деревьев, ещё ничего, а вот снаружи… Когда устанавливается такой ветродуй, у нас говорят – лист разворачивается. Дубовый лист.

Но дубы дубами, дубы за рекой, а здесь, по асфальту, прыгали и обгоняли нас прошлогодние листья из парка. Целлофановые пакеты, поднимаясь в воздух, притворялись голубями. Бледное солнце в обрывках облаков металось по небу, как жена Рочестера по своему чердаку.

Мы только поравнялись с областной галереей, перед входом в которую тряслась и хлопала растяжка, – два шага от ворот парка, – а у меня уже был полон рот песка. Чтобы обсудить план дальнейшего передвижения в укрытии, мы подступили к крепостной двери галереи. Взгляд мой мимолётом скользнул по растяжке, призванной донести: Иван Первов, выставка нового члена и всё такое…

За фактографичность дальнейших событий отвечать не берусь. Мой ухажёр что-то спрашивал у меня и даже игриво подёргал за рукав, но я отмахнулась. Так вот почему Ляля больше не объявлялась! Ещё бы – её бывший теперь всему городу глаза мозолил! Даже на меня подействовало, что уж говорить о ней – совсем, неверно, раскисла. Жива вообще?

После всего того, что между нами было, кажется, я и сама могла позвонить ей. Она ответила почти сразу, приветливо перекинулась со мной парой фраз, лишённых смысла, и я засобиралась к ней в гости, чтобы раздобыть пару других, наполненных. Кавалер мой за это время успел обстряпать такси и смириться с очередным крушением планов на вечер.



Ей было лучше. Хотя она и отнекивалась (ничего не изменилось, страдаю, люблю) – правда, ей было лучше. Болеутоляющее забытьё ни при чём – о выставке она была осведомлена и даже успела на неё сгонять. Было что-то другое, но что именно, выловить из её на редкость оживлённого щебета не представлялось возможным. Не могла же я на полном серьёзе допустить, что сведения из гороскопа, кое-как изложенные мной, произвели такую революцию.

– А это ты ловко подметила, - перечисляла она показатели, которые, к моему удивлению, помнила и подтверждала фактами, – и про Луну. Просто до меня не сразу дошло.

Пользуясь тем, что мне рады, я попыталась её перебить:

– Так что, ты говоришь, насчёт Первова-то?

И сразу же об этом пожалела.

– Знаешь что, – сбавив темп, зашипела она. Я приготовилась к тому, что сейчас меня будут выгонять. – Знаешь что… – повторила она гораздо мягче, в раздумье.

– Что?

– …На картинах у него совсем нет теней. Раньше я этого не замечала. Ты замечала?
 
А за чаем ко мне пришла мысль – в связи с моим последним увлечением. Раз уж Ляле так пришлись по душе астрологические бредни, тесты по психологии ей точно понравятся.

Мы попробовали «Прогулку по лесу» – забавно. Потом «Пустыню» – потрясающе.

– Давай ещё!

– Ещё есть «Несуществующее животное», но там надо рисовать. – На секунду в груди у меня странно похолодело, как будто несуществующее животное мелькнуло за окном. Далёкая догадка шевельнулась и, не будучи распознанной, снова затихла.   

Ляля кивнула. Без лишних вопросов в её в руках появился простой карандаш и рекламка – кажется, мебельного салона «Эдем». Изнанка флаера была белой и шероховатой, то есть вполне подходящей для наших целей, и Ляля запросто, параллельно слушая меня, нанесла на неё первые размашистые штрихи.

То, что Ляля быстро схватила суть теста, меня не удивило: он очень распространённый. И информативный – говорят, его предлагают даже при приёме в ФСБ. От испытуемого требуется, чтобы он не задумываясь нарисовал животное, которого на самом деле не существует (как в природе, так и в фантазиях других людей – Чебурашка не годится). Делается всё спонтанно, в расшифровке я уже поднатаскалась, поэтому во время короткой паузы решила сходить в туалет. Потом заглядывала на кухню, снимала с плиты по новой вскипевший чайник. Мыла руки в ванной. Между прочим, заметила на верёвке трое трусов, ни одни из которых Ляле не принадлежали (вряд ли она носит семейники). Но и когда вернулась, Ляля ещё копалась.

Присев рядом и покачав ногой, я не выдержала и заглянула ей через плечо. Там из параллельного мира - переживаний? идей? - вылуплялась змея. От которой бросились врассыпную мои мураши. Это как… баллада о былой любви… завывания позёмки… чмок в ухо… Это лежит в траве одинокий, потерянный кем-то, подсушенный временем и ветром позвоночник.

Ляля подняла голову и уставилась на меня, пролистывая виртуальный каталог в поисках подходящего кадра. Так же молча опять склонилась над изображением. Рука её двигалась легко, прерывисто, но уверенно: что рисовать, похоже, для неё некоторую проблему представляло, но не как.

Изумлённая, я ушла глубоко в себя и в диван. В тот вечер арсенал моих эзотерических способностей пополнился ещё и ясновидением. Я ясно увидела, что, во-первых, история Ляли произошла гораздо раньше, чем я предполагала, а во-вторых, что мне не стоит пока заниматься астрологией.