Глава шестая

Павел Соболевский
Чтобы совершить межзвёздный перелёт, совсем не обязательно преодолевать пространство меж звёздами напрямую. Кратчайший путь в данном случае лежит за пределами общепринятого представления о том, чем является расстояние между двумя точками. Многослойная материя межзвёздного космоса устроена совсем не так, как привычное нам пространство в окрестностях старушки-Земли, а евклидова геометрия, верная там, здесь становится совсем не верна. Навигационный компьютер подгоняет до оптимальных совпадения многомерной метрики двух удалённых друг от друга точек, а гиперпривод активирует гиперпрыжок, перемещая межзвёздный корабль в слоёном пространственном пироге, называемом гиперпространством, по оптимизированной ортодроме. Вы только что бороздили космос в какой-то далёкой галактике, и вот вы уже здесь – на Земле.

Нам очень повезло с энтропийной погрешностью, она оказалась на минимальном значении. Мы вынырнули поблизости от планеты, переключили двигатели из рабочего режима в инерционный и форсировали торможение. Важно было не проскочить зону влияния земной гравитации и плавно уложить корабль на удобную орбиту. Иначе пришлось бы делать петлю размером в Солнечную систему, с потерей времени и горючего.

Мы прильнули к иллюминаторам, разглядывая поверхность, и увиденное приятно нас удивило. Васечкин оказался как всегда прав. Под нами вращалась она – планета Земля, самая настоящая! Голубая, как на картинках в ютубе. Со знакомыми очертаниями материков, окутанная местами завесой мутно-белых циклонов. Линии побережий, зелёные пояса лесов и сверкающие льдом шапки горных хребтов хорошо просматривались даже отсюда, с высоты трёхсот километров. Один в один как "земной шарик" на снимках с околоземной орбиты, сделанных космонавтами и выложенных потом в интернет.

Но светящихся точек больших городов мы, к своему удивлению, не обнаружили. Хотя присутствовать на ночной стороне планеты они должны были в большом количестве и виднеться очень отчётливо, если верить рассказам тех, кто действительно бывал в космосе. К тому же радиоэфир хранил совершеннейшее молчание, что казалось ещё более невероятным. Приборы не уловили до сих пор ни единого сигнала искусственного происхождения. Ни в окрестностях старушки-Земли, ни в Солнечной системе в целом!

Васечкин немедленно взял на себя роль научного руководителя экспедиции и велел бортовому мозгу настроить оптику. Ему не терпелось рассмотреть планету вооружённым глазом и окончательно убедиться в том, что она не мираж. Он отдал команду исследовательским зондам и те приступили к работе – выстрелили из шлюзов и понеслись в сторону стратосферы, похожие на рой блестящих в солнечном свете металлических пчел. Очень скоро оцифрованные терабайты добытой ими информации поступят в распоряжение корабельного мозга и нам откроются подробности о планете, так сильно похожей на родную Землю.

Мы сидели в командирской рубке все вчетвером, пили кофе с вальяжным видом и ждали первых данных с исследовательских зондов. Изрядно нервничали и сгорали от нетерпения, но вида не подавали, изображая приподнятость настроения простецкими пацанскими шуточками и громким бодрящим смехом. Каждый старался казаться невозмутимым в глазах других и в своих собственных. Ожидание было томительным, хоть и дарило надежду, а вместе с ней будоражащий кровь оптимизм.

Но Васечкин как всегда всё испортил! Допив вторую чашку пенного и очень крепкого капучино, он совершил сенсационное космографическое открытие и рассказал нам о нём на свою голову.

– Взгляните на звёздное небо... – он развернул голографический снимок космоса и ткнул в него крючковатым пальцем. – Оно не такое, каким должно быть. К примеру, Большая Медведица, она хромает на обе лапы! Я сравнил расположение звёзд и скоплений со звёздным атласом настоящей Земли – рисунки созвездий не совпадают. Звёзды, по неизвестным причинам, изменили своё расположение в космосе.

– Как это, изменили? – заворчал Зиаргад. – Как могут звёзды переместиться в космосе без соответствующего разрешения астрономов?

– А я почём знаю? – насупился Васечкин и подозрительно пожал плечами. – Спрашивай у них сам! Изменили и разрешения не спросили! – В рубке повисла напряжённая тишина, а я подумал, что хренов вундеркинд как всегда не договаривает самого главного.

Мы втроём дружно принялись рассматривали голографический снимок, задумчиво и скрупулёзно, проверяя правоту утверждений шибко умного Ромки. До тех пор, пока с поверхности не поступила первая информация, отвлекшая нас от наскучившего корпения и недоверчивых изысканий. Расшифрованная бортовым мозгом, она взбудоражила наше воображение даже больше, чем недавнее космографическое открытие Васечкина с заявлением о хромоте Большой Медведицы.

Гравитационное поле планеты, так сильно напоминавшей Землю, температура воздуха в климатических поясах, магнитное поле и радиационный уровень были в норме и соответствовали привычным. Но на этом сходства с настоящей Землёй заканчивались. Планета была девственно дикой, не обжитой людьми, не заселённой ими и сплошь покрытой первобытной растительностью: полями, лесами, джунглями и саваннами. Города и прочие признаки цивилизации отсутствовали напрочь, зато животный мир был привычен и хорошо знаком. На территориях с умеренным климатом обитали лоси, медведи, кабаны и дикие лошади. В жарком были замечены бегемоты, жирафы и зебры. В полярных областях водились белые медведи, тюлени и морские котики. Но людей не было, от слова "совсем". Как не было даже малейших свидетельств их возможного присутствия на планете.

Первоначальная радость сменилась оторопью, затем досадой, а под конец гневом. Зиаргад скрипел зубами, Китаурон злобно мотал хвостом, я – испортил воздух в каюте, в приступе острого разочарования. Казавшийся незыблемым авторитет Васечкина пошёл ко дну, как когда-то непотопляемым "Титаник". Включив кондиционеры в режим проветривания, мы косо поглядывали на него все втроём. Но разборок, до поры до времени, затевать не стали.

Надежда отыскать людей пока ещё теплилась. В головах зрели предположения. Их было слишком много – замысловатых, каверзных и фантастических. Вслух никто не высказывался, каждый копался в собственных мыслях и в чужие нос не совал. Возможно, за время нашего отсутствия на Земле, люди приспособились жить на деревьях, взяв в пример обезьян. Или переселились в пещеры, как когда-то сделали ранние кроманьонцы. А может возненавидели цивилизацию и перешли на натуральный быт, разобрали города на дрова и топят ими русские печки. В общем, оставалось только гадать, каким-таким непонятным образом сменились привычные жизненные устои, о которых нас, возвращенцев из космоса, аборигены планеты Земля, если таковые имелись, не удосужились предупредить.

Лучше всех генерировал всевозможные предположения, разумеется, Васечкин – непревзойдённый местный фантазёр и массовик-затейник.

– Возможно мы переместились во времени? В прошлое... Или в будущее... – Бормотал он себе под нос и задумчиво шкрябал лапой затылок. – В палеозойскую или мезозойскую эру? В эпоху постапокалипсиса или ещё в бог знает какие смутные времена?

– Нет смысла строить предположения на пустом месте! – осадил его Зиаргад. – Пока мы не спустимся на планету и не увидим всё собственными глазами! Иначе твои гипотезы, Васечкин, заведут нас в ещё более дремучие дебри. Иван Сусанин ты наш!

Китаурон кивнул, поддерживая компаньона:

– Анализатор сделал анализ воздуха. Его химический состав полностью идентичен тому, каким мы дышим на НАШЕЙ Земле. Но лично я подстрахуюсь, на всякий случай, и надену адаптер-скафандр.

Адаптер-скафандр надел не только Китаурон. Подстраховаться решили все. На всякий случай.
   


Авторельс подкатил махину планетарного катера к дверям пусковой камеры. Внутренние створки разошлись и темнота камеры втянула катер. Створки вернулись на место – зашипел откачиваемый воздух. Катер вытолкнуло в открытый космос, он отчалил от кормового шлюза и запустил несущие двигатели. Из сопел вырвалось пламя. Катер отдалялся от корабля, ныряя в прозрачно-белую пелену стратосферы.

Мы приземлись через четверть часа. Полёт прошёл без приключений и закончился также скучно. Тусклометаллическое округлое тело катера присело на твердь планеты и замерло в ожидании не пойми чего.

Амортизаторы смягчили посадку, но не настолько, чтобы я не прикусил язык. Китаурон выругался по той же причине. У нас, цефалидов, слишком длинные языки, совсем не в переносном смысле, а в самом прямом. Такие же длинные как у хамелеонов, если соотносить их длину с пропорциями всего тела. А может быть даже длиннее! В этом смысле с нашими языками могут поспорить только хвосты, вот уж действительно ловкие части тела. Как говорит Ромка Васечкин, когда подчёркивает собственный авторитет: "на хвосте я вас всех вертел!"
 
Зиаргад осмотрелся по внешним визорам и ещё раз сверился с анализаторами, глянув левым глазом на голографический дисплей. Правым, в это время, он буравил Васечкина, разглядывая того с явно выраженной предвзятостью и откровенным укором. Зиаргад забирал инициативу в собственные руки и осваивался в роли нового негласного лидера. Он имел на это все основания, учитывая подмоченный авторитет Васечкина.

Суровое молчание Зиаргада, в ответ на наши вопросительные взгляды, было воспринято как "добро". Китаурон разгерметизировал катер со звуком откупоренного шампанского и первым выскочил наружу через люк в потолке. Остальные последовали его примеру, с лёгким сердцем покидая тесную и душную кабину.

Снаружи светило полуденное летнее солнце и пахли полевые цветы. Наблюдалась опушка хвойного леса, журчащая неподалёку небольшая речка и ничего из ряда вон выходящего. Надоедливо жужжали пчёлы, собирая нектар с клевера, ромашек и васильков. Кругом щебетали птицы, ветер волновал высокую траву. Одним словом, божья благодать!

Здешняя природа как две капли воды походила на родную российскую. Это была земная природа, знакомая во всех мелочах, в этом не было ни малейших сомнений. Девственный нетронутый лес на тысячи километров вокруг, и никаких тебе дымящих труб, смердящих автомобилей, мусора в придорожных канавах и родного российского асфальта с колдобинами – труднопроходимого даже для внедорожников.

Васечкин потоптался на травяной кочке нижними лапами, посмотрел на солнце, зажмурился одним глазом и счастливо улыбнулся омерзительной цефалидской пастью. Затем откинул стекло на шлеме скафандра, полной грудью вдохнул местный воздух и потянулся, как кот, вытянув хвост трубой.

Мы трое посмотрели на него с нескрываемой завистью и сделали тоже самое – откинули, вздохнули и потянулись.

– Тут здорово, пацаны, правда? – воскликнул Китаурон. – Как на даче, во время летних каникул. А может быть даже лучше!

– Так всё-таки, Ромик, мы на Земле или нет? – Зиаргад даже подобрел как будто. – И если не на Земле, то где?
 
Васечкин пожал плечами и ответил многозначительно:

– Будем посмотреть...

Минут пятнадцать мы бродили по поляне без всякой цели, просто подначиваемые любопытством. Разглядывали цветочки и бабочек, пока Китаурон не внёс резонное предложение:

– Шататься по планете пешком в поисках неизвестно чего – занятие бестолковое. Исследовательских зондов у нас только семь, и дожидаться от них вестей, сидя без дела – тем более не фонтан. Предлагаю полетать над планетой на бреющем и посмотреть, что да как, с высоты птичьего полёта.

Так мы и поступили, единогласно согласившись с резонным предложением Китаурона. Запрыгнули обратно в катер и полетели на бреющем вдоль земли, прильнули к визорам и изучали поверхность посредством прямого визуального наблюдения или при помощи бортовой оптики. Глазели на ландшафты нетронутые варварской деятельностью "человека разумного" несколько часов напролёт, с душевным трепетом и вопиющей надеждой.

Наш курс пролегал с запада на восток вдоль пятидесятой параллели, над территорией европейской части России, если сверяться с географической картой настоящей Земли. Над лесами и реками Среднерусской возвышенности в сторону Приволжской возвышенности. Затем мы немного отклонились на юг в направлении предгорий Северного Кавказа. И тут обратили внимание на кое-что занимательное.

Большие круги на траве, диаметром от пары десятков до полутора сотен метров. Они были видны с высоты птичьего полёта, словно условные знаки для дельтопланеристов. Мы замечали круги в разных местах, но сперва не придавали им значения, списав их присутствие на неизвестные нам явления природы. Пока Китаурон не разглядел изображение внутри одного из кругов – отчётливое и узнаваемое. Мы стали внимательней приглядываться к другим кругам и в результате высмотрели рисунки в каждом.
 
Мы, конечно, слышали о подобном раньше. На той Земле, с которой мы родом, на основе этого феномена существовала даже целая наука. Происхождение кругов приписывалось инопланетянам или сверхъестественным силам. Но так как доказательства приведены не были, их наличие в конечном счёте списали на происки мистификаторов.

Уступив в конце концов переполнявшему нас любопытству, мы приземлились возле одного из таких кругов с целью его исследования. Изображение гигантской стрекозы, качественное и детальное, особенно впечатлило нас при обзоре с высоты.

– Трава закручивается по спирали и плотно прибита к земле, – бурчал себе под нос пытливый Васечкин, стоя рядом с границей круга и изучая его приборами. – Стебли переломлены возле самого корневища. Похоже на результат какого-то энергетического или магнитного завихрения.

Мы не мешали его изысканиям и терпеливо ждали, что наколдует наш главный и единственный эксперт в области неразрешимых тайн.

– Ничего интересного, за исключением сильнейшего пространственного возмущения внутри круга, – ответил Васечкин на наши немые вопросы спустя пять минут. – Хорошо бы расспросить толкователя на предмет кругов. Наши приборы слишком грубы, сложноорганизованную метафизику бессмысленно исследовать с линейкой и циркулем.

Как раз в этот момент мне приспичило и, не дослушав до конца тираду Васечкина посвящённую его бесценным наблюдениям, я направился в пролесок по малой нужде. Не хотелось справлять её на катере в не особенно благоухающем закутке туалета. Другое дело на свежем воздухе, где с ароматами лютиков и васильков даже самые рутинные и будничные занятия покажутся райской песней.

Струя полетела в крутой овраг и весело зажурчала по склону вниз. Где-то в темноте низины зашелестели листья, и мне подумалось, что в таких вот местах, наверное, обитают змеи. Я сызмальства боялся ползучих гадов и шарахался в лесу от всякой коряги изогнутой на змеиный манер. А всё хоть сколько-нибудь похожее на броский и пестрящий в глазах рисунок на шкуре гадюки повергало меня в панический ужас.

Я различил его, этот самый рисунок, в глубине оврага и даже расслышал угрожающее шипение... Трава зашевелилась невдалеке, и ползучая гадина, с чёрным рисунком в виде ёлочки на светло-серой серебристой шкуре, привиделась очень чётко. Подмышками у меня зашевелились волосы, в глазах поплыли радужные круги, а сердце подпрыгнуло к подбородку и забилось под кадыком трепещущей раненой птицей. Змеиное тело извивалось в густой траве и ползло в мою сторону... Гадюка казалась невероятно большой! Размером с порядочного питона!
 
Таких гадюк в природе не существует! Я был уверен в этом абсолютно точно и, тряхнув головой, отогнал глюки. Так и есть, я посмотрел в темноту оврага ещё раз, напрягая зрение – никаких гадюк там и в помине не было. Мне просто-напросто померещилось! Я успокоился окончательно, застегнул ширинку и усмехнулся, искренне поражаясь, насколько глупым был мой детский испуг.



Мы проторчали на планете весь день, исследуя таинственный круг с изображением стрекозы подручными приборами. Слегка утомились и как следует проголодались. Но возвращаться на корабль никому не хотелось. После нудных однотонных коробок корабельных отсеков планета с её пейзажами показалась нам радующим глаз живописным раем.

Ближе к вечеру устроили импровизированный пикник на природе. Расположились по соседству с кругом, достали из холодильника на катере съестные припасы и стали раздумывать, что сварганить на ужин. Васечкин посмотрел на замороженные креветки и бургамский сыр с рекордным по толщине слоем плесени, состроил брезгливую физиономию и предложил шашлыки. Китаурон его поддержал. Вдвоём они насобирали хвороста для костра.

Всем необходимым предусмотрительный Васечкин запасся заблаговременно. Он принёс из закромов на катере жидкость для розжига, замаринованную троллятину, мангал и шампуры. Древесный уголь тоже прихватил, на всякий случай.

Китаурон взялся нанизывать куски мяса на шампуры, принимая участие в готовке по мере знаний и способностей. Васечкин взял на себя роль шеф-повара – он раздувал огонь, уже успев перепачкать в копоти довольную цефалидскую физиономию. Мы с Зиаргадом бездельничали – лениво валялись на травке и грелись на солнышке, как коты.

Близился вечер, субтропическое солнце клонилось к закату. Лёгкие адаптер-скафандры совсем не мешали, и никто из нас не стал их снимать. Погода, как известно, имеет свойство меняться непредсказуемо, а значит ближе к ночи могло изрядно похолодать.
 
Разгорелся костёр, и Васечкин ждал когда прогорят угли. Дым он разгонял журналом с порнухой, который прихватил с таинственной целью. Китаурон отошёл в молодой пролесок – пожурчать струёй. Последовал моему примеру, предпочтя не благовонному гальюну катера романтику природных пейзажей.

Васечкин разложил шампуры на мангале. Шипящая на огне троллятина источала изумительный аромат, и у нас немедленно забурчало в желудках. Зиаргад успел найти для себя занятие, он активировал толкователя, вставив кристалл в считывающее устройство. Я продолжал бездельничать – праздно наблюдать за происками более энергичных товарищей и внимать красотам природы.

Порывистый ветерок стал прохладней, по небу побежали барашки кучевых облаков. На тёмной стороне небосвода проглядывались первые звёзды. Солнце закатывалось за горизонт, как бильярдный шар в лузу. Я зевнул, начинало темнеть.

Из леса Китаурон возвращался бегом. Он то и дело оглядывался, испуганно пялился по сторонам и как будто даже крестился, отгоняя приставучих бесов, скачущих по пятам. Глаза его быстро вращались, то по часовой стрелке то наоборот, и он готов был уверовать в Иисуса Христа и всех двенадцать апостолов разом, лишь бы отвадить нечистую прочь.

– Жуть какая привиделась... – Китаурон передёрнулся. – Бр-ррр...

– Ты о чем? – я отвлёкся от рассматривания гудящих пчёл и прыгающих в траве кузнечиков.

Последние отличались невиданно крупными размерами и аппетитным видом. Я невольно подумал, что если их поджарить на шампурах с приправой, то даже нежное мясо молочного гебразильского тролля наверняка уступит им по кулинарным качествам.

– Да так, ни о чём... – Китаурон тряхнул головой и отмахнулся. – Привиделось, скорее всего. Хотя я реально перепугался. С малолетства боюсь пауков до состояния влажных штанишек...

Тем временем толкователь, которого активировал Зиаргад, произвёл настройки. И над высокой не примятой травой материализовался обаятельный толстячок – ещё один всем известный герой из популярного в прошлом мультфильма. Он с деловитым видом завис в воздухе, а в ушах у меня зажужжал пропеллер. 

– Я умный, красивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил, – представился толстячок голосом артиста Ливанова, неподражаемо смягчая шипящие звуки. – Тот самый Карлсон, который живёт на крыше.

– Не вздумай выпрашивать торт, его у нас нет! – усмехнулся я, любуясь Карлсоном, один в один скопированным из мультика.

– Ты что, с ума сошел? – возмутился Карлсон по поводу такого непочтения к своей драгоценной персоне. – Дорогой друг издалека прилетает на минуточку, а у вас нет торта? 

– Мы не знали, что прилетишь именно ты... – попробовал извиниться я.

– А что вы вообще знали? – заявил Карлсон с обидой. – Вы должны были надеяться изо всех сил!

В это время подошли Васечкин и Китаурон. Они отвлеклись от колдовства над мангалом, привлечённые появлением в поле зрения нового колоритного персонажа.

– Ба! Какие люди! Дружище Карлсон! – Китаурон театрально всплеснул руками, обнял Карлсона как родного и похлопал по округлым бокам.

– Моя бабушка – чемпион мира по обниманиям! – похвастался Карлсон, не уступая Китаурону в крепости объятий и даже оторвал от земли здоровяка-цефалида. – Как налетит, как обнимет!

– Хорош валять дурака! – заворчал Зиаргад, не поддержав дурашливого настроения в нашей уютной компашке. – Мы вызвали тебя не потехи ради, а чтобы ты помог нам разобраться с проблемой.

– Спокойствие! Только спокойствие! – Карлсон опустил Китаурона на землю и принял деловитый вид. – Я перестал дурачится и готов к серьёзному разговору. Задавайте вопросы премудрому Карлсону, и он поможет, чем сможет!

Зиаргад посмотрел в сторону круга из прибитой травы, указал на него и спросил:

– Для начала объясни: что это за чудо природы и для чего оно тут? Помнится, ты хвастал, что знаешь всё о Новой Вселенной и видишь её тайны насквозь, словно читаешь раскрытую книгу!

– Посмотрим-посмотрим... – Карлсон деловито закатал рукава, подтянул знаменитые штаны на одной подтяжке и вперевалку полетел над травой, явственно сотворив пропеллером небольшой ветер.

Восточную часть небосвода к этому времени уже вовсю усыпали звёзды, и в полутьме озорной толстяк напоминал задумчивое привидение – самого себя из культового советского мультфильма. Только без простыни на голове с прорезями для глаз, которую он напяливал когда хотел попугать незадачливых ночных грабителей.

– Это агроглиф. Ипостасивный знак. – Объявил Карлсон, полетав над кругом и вернувшись в нашу компанию через пару минут.

– По-человечески объяснить можешь? – гаркнул на него Зиаргад. – Я тебе не профессор яйцеголовый и заумных словечек не понимаю.

– Сначала ему объясни – "по-человечески". Потом мне – популярно. – Проинструктировал Васечкин насупившегося от обиды Карлсона.

Тот покорно кивнул и повернулся к Зиаргаду.

– Миры в этой части Новой Вселенной почти ничем не разделены и наложены друг на друга стопкой, словно блины, которые печёт твоя бабушка по воскресеньям, – начал он очень уж "по-человечески". – Пространству внутри круга на траве соответствует сразу множество пространственных координат, а сам круг – связующее звено между матрицами формирования планетарных этносов. Таким образом мир самоорганизуется и наводит порядок в исходном бардаке предшествовавшем созданию. А рисунок внутри круга – подсказка. Он даёт понять, что ждёт нас на той планете, куда мы перенесёмся, если отважимся войти внутрь круга. Стрекоза – символ воздуха, это значит, что воздух там преобладающая стихия.

Затем Карлсон повернулся к Васечкину и объяснил ещё раз, но другими словами:

– Агроглифический круг символизирует эпицентр сгустка портулярной среды, индуцированной базовой составляющей макрокосма для перехода через квазипространственный барьер – условный аналог космоса – ввиду отсутствия космоса как такового в этой области Новой Вселенной. Подобная подмена абсолютных базисов часто используется в формирующихся мирах по причине неупорядоченности континуумов, ненасыщенности информационного поля и недостаточности объёма памяти у носителей.

Лично я гораздо лучше понял первое объяснение, за что признателен Зиаргаду. А второе, если честно, не понял совсем. Зато Васечкину первое объяснение совсем не понравилось, судя по недовольной морде лица. Однако, морда эта видоизменилась к лучшему, когда он услышал второе. Я и Васечкин, говоря по правде, разного поля ягоды – думаем разными мыслями, затеваем споры на ровном месте и понимаем друг друга далеко не всегда.

– Куда конкретно выведет этот, как его... эпицентр сгустка портулярной среды, если мы зайдём за его границы? – спросил Зиаргад у Карлсона. – Знать одну характеристику мира слишком мало для того, чтобы затевать такие рисковые предприятия, как похождение по незнакомым мирам нехожеными дорогами.

– Понятия не имею, – Карлсон пожал плечами и подтянул штаны на одной подтяжке. – Я не знаток цереологии. Эта наука не является элементом Новой Вселенной. Она относится к той Вселенной, из которой вышли вы сами. А в её правилах и законах я совсем не дока.

Васечкин состроил глубокомысленную физиономию и выдал фатальное заключение:

– Один, но очень важный, вопрос всё-таки разъяснился: мы действительно вернулись на Землю, но Земля эта из другой реальности. Она находится в Новой Вселенной, а не в той, выходцами из которой мы являемся. Нечто вроде зеркального отражения "нашей" Земли, но отражение это не окультурено человеческим обществом, а только скопировано во вторичных деталях – внешнем природном облике и составе планетарной биосферы.

Мы были горько разочарованы. Своим очередным заявлением правдоруб-Васечкин в который раз обламывал наши радужные ожидания. Оставалась лишь хрупкая надежда на то, что он торопится с авторитетными выводами, сделав их преждевременно.

– Но как могло случится, что в Новой Вселенной оказался внешний признак свойственный Старой Вселенной – агроглифические круги? – продолжал распутывать Васечкин клубок непонятностей, разговаривая сам с собой. – Эта данность нарушает всю предыдущую логику и не лезет ни в какие ворота.

Зиаргаду его мысли вслух были не интересны. Не обращая на Васечкина внимания, он рявкнул на Карлсона, срывая злость на бедолаге с пропеллером:

– Что значит "понятия не имею"? Ты что нас тут, за лохов держишь? Не знаешь, так разузнай! Подключись к ноосфере или придумай ещё что-нибудь. Это твоя работа, в конце концов. А будешь отлынивать, сотрём тебя к чёртовой матери и заставим прибор создать новую ипостась толкователя. Фактически это будет означать смерть твоего нынешнего "я".

Угроза попала в цель, и Карлсон испуганно засуетился.

– Информация поступает ко мне дозировано, – развёл он руками, оправдываясь. – Мой доступ к знаниям глобальной информобазы ограничен строгими правилами. В споре с защитниками системы я заведомо обречён.

– Ты такой ограниченный и обречённый, что толку от тебя никакого, – проворчал Зиаргад, распаляясь всё больше.

– Ой, а у вас молоко убежало! – воскликнул находчивый Карлсон. Он сделал большие глаза, как на пожаре, очень вовремя уводя разговор от темы сулящей ему неприятности.

Васечкин с подозрением потянул носом. Китаурон подпрыгнул, как на углях, и громко выругался:

– Мать моя женщина!

Они разом вскочили с мест и поскакали спасать подгорающие шашлыки. Те полыхали, забытые и безнадзорные, как Франция во времена девы-Жанны.

– Как видишь, толк от меня всё-таки есть! – похвастался Карлсон и дружелюбно подмигнул сердитому Зиаргаду.

Васечкин и Китаурон вернулись в нашу компанию через пару минут. Они несли растопыренные, как букеты, пучки шампуров с дымящимся шашлыком.

– Будешь? – предложил Васечкин Карлсону.   

– Попадешь к вам в дом – научишься есть всякую гадость! – пожаловался Карлсон, но от парочки шампуров с поджаристой и сочной троллятиной, конечно, не отказался. – Скоро я полностью разряжусь, если как следует не подкрепиться. – Проворчал он, уплетая мясо за обе щёки с целью восстановления сил. – Этот круг с дикой силой высасывает из меня энергию, батареек не напасёшься.

Через полчаса стемнело совсем. Мы сидели возле костра с набитыми животами, довольные и разомлевшие. Но ко сну ни капельки не тянуло. Какой может быть сон, когда Васечкин рассказывает страшилку на ночь. Обо всём остальном, по этой причине, мы позабыли напрочь.

Он знал этих страшилок превеликое множество и фанател от них, как маньяк-убийца от ножей для разделки туш. Умело раскручивал драматургию, наполнял рассказ леденящими душу подробностями, менял голос, исполняя разные роли, и зловеще округлял глаза, сверкая в темноте белками. А любимым его писателем был, конечно же, Стивен Кинг. Меня дрожь до костей пробирала, а мурашки по телу скакали стадами от его чёрного артистизма. И я так думаю, колбасило от страха в такие моменты не меня одного.
 
– Бр-ррр! – сказал Китаурон и подтвердил словцо движением туловища, как делают плясуны исполняя цыганочку с выходом.

И даже Карлсон от страха перестал жужжать пропеллером. Он затаился в пугающей темноте, мечтая спрятать как можно глубже свою телесную оболочку в несущем память о ней информокристалле.

Мы решили не отключать его на ночь. Пусть будет всё время под боком, чтобы мог пригодиться при надобности. Обжора слопал восемь порций шашлыка, и выдержать теперь за компанию с нами хороший испуг было, можно сказать, его дружеским долгом. Рядом с ним не так страшно, как с Васечкиным, он вселял в окружающих оптимизм одним лишь фактом своего присутствия.

Чернеющий лес обступил наш костёр кругом и страха тоже напускал не слабо. Всего пара шагов от огня в его непроглядную глубину, и хоть глаз выколи – ни черта не видно. На фоне пламени пылающего костра всё остальное как будто скрывалось за границами существования. Вокруг то и дело угугукали какие-то филины, но нам казалось, что это, по меньшей мере, исчадия ада. Нам чудились их голодные стоны, а тёмные силуэты, рисуемые сполохами костра, напоминали страшилищ из рассказа Васечкина.

– Огромная тень омерзительного чудовища нависла над Танечкой и Игорьком, – рассказывал Васечкин жутким голосом из загробного мира. – Грязная шерсть топырщилась на нём мерзкими буклями, гной стекал из гниющих трещин. Из клоаки вываливались опарыши, которых слизывали вечно голодные языки Мамагаруса. Пасти чудища дышали зловонием. Глаза сверкали прямо из ада...
 
Могу поклясться чем угодно – из леса действительно дохнуло зловонием! Что-то там угугукало и копошилось. А пламя костра – яркое, зловещее и голодное – извивалось, точь-в-точь как языки Мамагаруса. Мне явственно представилось, как в темноте подкрадывается чудовище и открывается жуткая пасть, с которой капает отвратительная слюна.