Перемены, произошедшие в Галине Павловне, заметила вся школа. Её глаза постоянно сияли, с губ не сходила загадочная улыбка, она стала опрятнее, походка – веселее и легче, в голосе появилась особая нотка теплоты, обращение «ребята» заменилось ласковым «детки»!
Учителя догадывались о причине перемен, но никто не знал подробностей, а потому все радовались за коллегу. Всегда приятно видеть рядом с собой счастливого человека. Марина Ивановна не разделяла общей радости и в отношении Ирины Павловны стала сдержанной и строгой.
Через неделю после означенных событий Ирина остановила подругу на большой перемене и умоляющим жестом пригласила войти в класс. Марина, мельком взглянув в её лицо, догадалась, что произошло что-то очень неприятное.
– Ты представляешь, – заговорила Ирина, заперев дверь на ключ, – какие сволочи бывают на свете! Просто караул!
– Что случилось? – сухо спросила Марина.
– Он ударил меня!
– Любовь прошла?
– Нет, что ты! Мой Геракл меня обожает! Её отец!
– Чей отец?
– Ну, жены моего Геракла. Представляешь, пришёл в субботу, моего дома не было, и набросился на меня: какими словами оскорблял – ты бы слышала! А потом… ударил! Мерзавец! Да как он посмел!
– А ты думала он к тебе с букетом роз придёт? Хотя вполне может быть, что придёт и с букетом поблагодарить, что спасла его дочь от негодяя.
– Почему сразу – негодяя! Ну, почему? За то, что разлюбил жену и полюбил меня?
– За то, что предал ребёнка и женщину. Предатель – всегда негодяй. На что ты жалуешься? Избил? Будем считать, что ты получила боевое крещение. Женщины ради любви не на такие испытания идут. Так что готовься к новым. Настоящая любовь – бесстрашна. Вперед, подруга! Дерзай! – и направилась к двери.
Отношения с Гераклом стали портиться как-то неожиданно и главное – из-за пустяков. Ирина не раз вспоминала про «любовную лодку» Маяковского, которая «разбилась о быт…» Она совершенно выпустила из виду, что теперь к её прежним делам добавятся новые. Оказывается, мужчину нужно было кормить. Когда она, на тринадцатый день совместной жизни снова подала ему пельмени, он молча швырнул их со стола на пол и сурово спросил:
– Ты вообще-то готовить умеешь? Или только… – он добавил неприличное слово.
– Не умею, – честно призналась Ира.
– Так на кой хрен нужна женщина, которая борща не может сварить? – резонно поинтересовался любимый.
– Надо – научусь! – миролюбиво ответила она.
– А сейчас что есть будем? Хрен с маком?
– Да нет, зачем же? Я картошечки поджарю, - весело сказала Ира и бросилась на балкон, где, как она заметила раньше, стоял пакет с картошкой. Про разбросанные по полу пельмени она забыла, – поторопилась устелить жареной картошкой путь к сердцу любимого мужчины.
Геракл, в ожидании обещанного яства, решил покурить и, взяв сигарету и зажигалку, направился на балкон. Случайно наступил на пельмень, поскользнулся, пытаясь удержаться, схватился за стол, перевернул его. Посуда и не съеденные Ирой пельмени тоже оказались на полу. Падая, он головой зацепил навесной шкаф и больно ударился.
Грохот на кухне стоял такой, как при землетрясении. А что было потом, лучше не рассказывать! У любимого оказался такой большой запас бранных и нецензурных слов, что они лились на неё потоком в течение пятнадцати минут. Забыв обо всём на свете, Ира утешала его, вытирала полотенцем сметану с его одежды, целовала ушибленную голову, пыталась шутить, пока он не послал её на… кухню.
Подойти к плите было невозможно. Она растерялась и первое, что пришло в голову, – позвать маму. Стоя среди хаоса и разгрома, женщина вдруг отчетливо осознала, что ни разу за свои тридцать шесть лет не мыла полы, не убирала в квартире.… Она даже представить не могла, какое это неприятное занятие и, выжимая половую тряпку, чувствовала уязвлённым свое женское достоинство.
Ночью она пылко «замаливала» свои промахи. Утром Геракл проснулся в хорошем настроении, принял душ и стал рыться в шкафу в поисках чистого белья и рубашки. Не нашёл и обратился с вопросом к женщине, которую привёл в дом на правах хозяйки.
Их грязная одежда валялась на стульях, на полу в ванной. Честно говоря, Ира не вспоминала о ней, да если бы и вспомнила, стирать было просто некогда. Она так уматывалась на работе, что за последнее время ни разу не заскочила даже домой к маме и сыну. Звонила, конечно…
«Ой, что это с ним? Глаза выкатились, стали огромные, голос – злой, жёсткий. А мат.… Где он его набрался? Может, в тюрьме сидел? Только бы не ударил!»
Ласково уговаривая его, она выкопала из груды грязного белья рубашки и поспешила в ванную. Комкая их в тазу, она снова вспомнила маму и неожиданно удивилась: когда же мать успевала всё делать, ведь тоже работала?
В этот же день Ирина снова затащила в свой класс Марину, заперла дверь и, промокая платочком слёзы, жаловалась подруге, какой, оказывается, тяжёлый характер у её Геракла!
Марина выслушала и сказала, как всегда, лаконично:
– Не вздумай ему рожать! Если у тебя осталась хоть толика разума – не вздумай!
Последствием семейных потрясений стало то, что у Ирины появилось другое имя – Швабра. Все попытки скинуть с себя это унизительное прозвище, не увенчались успехом. Она видела, что, обращаясь к ней так, сожитель испытывал удовольствие, и очень огорчалась по этому поводу. Молодая женщина страдала физически, словно ею действительно вытирали грязь на полу, но… терпела, потому что страх снова остаться одной подавлял её человеческое достоинство.
Конечно же, она забеременела.
– Зачем?! Зачем?! - стонала Марина. – Думаешь, ребёнком его привяжешь? Вспомни, как легко он переступил через первого! А тебе этот ребёнок нужен? Ты Андрюшку своего когда в последний раз видела?
– Аборт – это грех.
- О грехе вспомнила? – глаза Марины вспыхнули негодованием. – Разбивать семью - не грех? Сиротить детей – не грех? Праведница выискалась! А ты его спросила, нужен ему второй ребёнок? Нет? Так спроси!
Ира долго не решалась признаться Гераклу в своей беременности, наконец, когда тянуть дальше стало невозможно, сказала ему весёлым голосом:
–У меня хорошие новости: я беременна! – и, чутко следя за его реакцией, продолжила, - будем рожать?
Геракл неожиданно поинтересовался:
– Сколько тебе лет? – Ирина растерялась. – А впрочем, смотри сама: тебе задницу рвать. Хочешь, – рожай.
– Ну, не сказал же он – нет! Значит, хочет, – убеждала она на следующий день подругу.
– Прости, Ирка, но ты действительно… Швабра! Деревянная и... Не говори мне больше ничего. Поступай, как знаешь… умница!
Вместе с животом росла неприязнь Геракла к своей сожительнице. «Ну, что это за баба, – в сердцах думал он, – ни Богу свечка, ни чёрту кочерга! Ничего не умеет делать! Нет, одно – точно умеет, – он похотливо ухмыльнулся. Замотанная, с вечными тетрадками... Дура-дурой! - он злобно смахнул со стола стопку тетрадей, они веером рассыпались по полу .- Жена хоть чистюлей была, жрать готовила, правда, в постели никакая, а эта… Нет, надо завязывать! Послать её? С животом… Неблагородно. Надо сделать так, чтоб сама ушла. Потом – вернуть жену, а к этой – захаживать. И всё будет тип – топ».
С этого же дня он стал реализовывать свой «гениальный» план. Сначала перестал давать деньги на питание. Ирину это не смутило. Готовить она так и не научилась, но, памятуя о злополучных пельменях, каждый день брала в супермаркете приготовленные по-домашнему разнообразные блюда. Это было недёшево, зато муж (так она называла сожителя) был доволен.
Чтобы хватало им на питание, она перестала давать деньги матери на содержание сына. Не терять же любимого человека, отца её будущего ребенка, из-за каких – то паршивых денег!
Он изводил её претензиями, потихоньку выбрасывал нужные книги, даже «нечаянно» пачкал тетради детей. Сожительница всё выносила покорно, не устраивала сцен. Такое поведение ещё больше бесило его и подталкивало к более омерзительным поступкам.
Однажды, когда она засиделась над тетрадками, он выпил пивка, посмотрел телевизор, потом разложил диван, на котором они спали вдвоём, и улегся, но не на своё место, а по диагонали. Огромный, как шкаф, он занял практически оба места и крепко уснул. Ира, закончив работу, пришла на супружеское ложе:
– Подвинься, милый, слышишь, подвинься! – негромко будила его.
Конечно, он проснулся, но сделал вид, что крепко спит. Сдвинуть такую махину она не могла, раскладушки в доме не было, поэтому, не придумав ничего лучшего, свернула покрывало, постелила на пол рядом с диваном, вытащила подушку, улеглась, устроив поудобнее живот, и уснула, как убитая.
Проснулась оттого, что ей стало холодно и… мокро. С недоумением ощупала место вокруг себя. «Откуда здесь вода?» - удивилась спросонья. Однако резкий специфический запах подсказал ей, что это не вода. «Го-о-осподи! Неужели он… Не может быть! Какой кошмар!» Сон мигом улетел.
Она не стала его будить. Переоделась в сухое, ушла на кухню, села на табуретку, положила руки на столик и крепко задумалась.
Впервые за время совместной жизни с Гераклом женщина взбунтовалась. Обычно, когда он злился и материл её, она улыбалась, называла его уменьшительно – ласкательными словами, пыталась перевести всё в шутку, а потом не помнила обид.
В это утро она молчала, даже не смотрела в его сторону, сидела на кухне за маленьким столиком, медленно размешивала сахар в чайной чашке и глядела в окно.
Не дождавшись кофе в постель, Геракл с грозным видом пришёл на кухню:
– Мы жрать сегодня будем или как?
Она не отреагировала на его слова, продолжая смотреть в окно. Тогда он ласковым голосом, в котором прослушивалась издёвка, сказал:
– Ну, прости, дорогая! Так получилось. Туалет далеко, а мне очень хотелось…
Ирина съёжилась и даже прикрыла лицо руками – у неё было ощущение, что её снова окатили мочой.
Продолжение следует.