Часть 6. День строителя всех влюблённых

Иван Шестаков
(Нескончаемое лето в Красной 2019)
Продолжение. Начало здесь:http://www.proza.ru/2019/10/18/741

          А дело было так.
          Избавившись от внучек, Галинка стала готовиться к вечеринке. Да непросто к вечеринке, а к встрече одноклассников. Порезала огурцов, настрогала помидорчиков, накрошила лука, вынула из кадки капусту, постряпала из теста кое-чего вкусненького, поставила грибов солёных и, достав запотевшую от мороза бутылку водки с наливкой, уселась ждать гостей, накинув платок с длинными кистями, свисающими до пола, поверх праздничного декольтированного платья. Хотя всё творилось на скорую руку, но стол получился вполне хлебосольным, и не удивительно, ведь всё делалось с большим душевным взлётом в предвкушении встречи, причём, встречи с одним единственным и так хочется добавить уточнение: бывшим, понятно кем – кавалером-одноклассником.
          Она вроде бы всех уже видела, со всеми общалась, говорила, и лишь только он на сближение не идёт, избегает, сторонится, в глаза не смотрит, капризничает: мычит как неудачный телок-любовник, общается на пределе возможностей без права на ошибку. А у неё зардело, зашаяло внутри, снежным комом побежало по жилам, по угасшим чувствам, будоража и распаляя «вековые залежи» воспоминаний школьной молодости, раздувая адский огонь страсти безудержных утех на склоне лет. Просто одноклассник, без каких-либо интриг и обязательств, почти посторонний человек, лысый и с пивным животом, а как зацепил. Именно игнорирование её, как хорошую знакомую, этим «посторонним человеком» с «посторонними чувствами» и зацепило; он должен был страдать, завидовать её красоте и всё ещё прекрасной фигуре, без признаков увядания; но он: в глаза не смотрит, на сближение не идёт, сторонится; его сухое, без знака восклицания «привет» и молчок, даже в щёчку не чмокнул; если бы можно было первым подать женщине руку – он бы так и сделал, и тогда она даже его голоса и «привет» не услышала бы. А это женщин задевает, цепляет, задело и Галинку, за самое сердце зацепило. Поэтому вечеринка с одноклассниками в самый раз, и выпить можно – расслабиться, и поговорить по душам – объясниться, да и потанцевать удастся – пообниматься, как в юности положить в танце руки ему на грудь, как бы отталкиваясь, но на самом деле ощущать его сквозь рубашку всеми бугорками ладоней, всеми подушечками пальцев, а может, и на плечи дозволит, на упругие «яблоки» мышц, откроет, так сказать, доступ к телу…
          Гости не шли, Галинка налила стаканчик – сгрустнула. Не придут, поздно уже. Не успела она ещё до конца и додумать об этом, как дом заполнился шумящими гостями: едва узнаваемыми одноклассниками в вечерних – не рабочих – костюмах, уже весёлыми и озорными.
          Описывать, как проходит встреча выпускников-пенсионеров нет смысла, у всех одно и тоже: вначале хвастовство внуками и «перетягивание канатов» занимаемыми когда-то должностями и работами с размерами пенсионных отчислений, потом весёлые с грустью и тоской унылые воспоминания до боли в сердце, потом кого-то «найдут» прошлые обиды, кому-то горькие разлучные слёзы накатят, потом танцы под школьные мотивы голубых гибких грампластинок из журнала «Кругозор», потом современная попса да реп до визга под караоке с размахиванием голыми голяшками, но всё заканчивается в обнимку хоровым исполнением «Виновата ли я» акапелла, и сразу рассредоточение по интересам, а потом расползание по домам. У Галинки все расползлись в часа два ночи. Все ушли, и трезвые, и пьяные, и не очень трезвые, и не очень пьяные, оставив её тверёзую одну в праздничном декольтированном платье с горой грязной посуды, недопитыми бокалами, с нетронутыми закусками, непочатыми креплёнными напитками до сорока градусов. Оставить её в этом декольтированном виде с таким провиантом, это всё равно что, оставить Машеньку в тёмном-тёмном лесу тридевятого царства на расправу и растерзание лютым зверям волкам-вурдалакам без Медведя, но мы это сделали, оставили одну и без Медведя…
          О том, что мы поступили с Галинкой не по-пацански, выяснилось нами в гостях у Ниночки уже при теплоте русской печки с «натравленной» лимоном самогоночкой под едва живую гармонь Петровича, оставленную им при своём очередном ежегодном сватовстве к Ниночке. Сватовство, понятное дело, и в этом году не задалось, и завершилось ничем, но оставленная гармонь давала ему надежды на возвращение к этому вопросу следующим летом. Полагая, что вода камень точит, Петрович был уверен в своей настойчивости покорить каменное сердце «недотроги с Обоза». И тут нам гармонь очень даже и пригодилась: душа требовала веселья – и вот оно тебе здесь, стоит прямо на глазах на самом видном месте, гармонь-то. Частушки полились сами собой, только вовремя накатывай «натравленной» да к печке прижимайся: разомлело-расхорошело, сон куда-то враз подевался, и чего нам теперь идти по домам, если и здесь сытно да хорошо. А когда тебе так хорошо, то хочется, чтобы и другим было также хорошо! Подумаешь, что дождина льёт, что кругом лужи и грязь непролазная, и что вообще-то сейчас как раз самый сон у односельчан, не познавших ещё, что такое «хорошо» и насколько оно может быть «хорошущим»…
          У кого-то из нас возникла фантастическая идея, если не сказать, волшебная: а не возвратиться ли нам обратно на оставленные рубежи?! то бишь к Галинке, и, отбив её у вурдалаков, силой принудить к продолжению вечеринки, если будет сопротивление. А ещё эффектней было бы, если бы она уже спала в «одинокой» двуспальной постели, тогда наше появление было бы непросто впечатляющим, а просто улётным. И тут Лёха предложил до кучи заодно порадовать ещё и Петровича, а именно: сосватать наконец-то неприступную Нинку и повеселиться на их свадьбе. Сказано – сделано, пошли сватать Царевну Несмеяну и прямо на дом супружескую радость Петровичу доставить. А как идти свадьбу варганить без гармони, калыма и приданого?! Взяли гармонь (это мне пришлось «пьяными» плашечками русскую плясовую вязать), взяли приданое (Ниночка выдала каждому по конфете, шоколадной), а калым, как и принято, решили с жениха стрясти, с Петровича. И разудалая толпа в четыре часа утра, когда не токмо на Обозе, а по всему посёлку тишь да божья благодать, в четыре лица: невеста, сват, гармонист и гость, под частушки с улюлюканьем под гармонь вывалилась из Нинкиной избы в кромешную темноту на «сапожье чвакание свеже-замешанной грязи»…

          Продолжение следует... и уже здесь:http://www.proza.ru/2019/12/09/1796