Где бы я ни был, что бы не делал но моя боль настигает меня. Боль причиненная близким человеком, которого я очень любил. Могу смотреть фильм, что нибудь делать и вдруг воспоминание и я берусь за голову, закрываю руками лицо. Нет, мне уже не до слез и не правда что боль притупляется со временем, исчезает. Может быть другие ее виды, но не эта. Эта всегда со мной, днем, ночью, весной, зимой, летом. Во мне нуждались, давали чувство важности, возможно любили. Иной любви я и не знал никогда. Говорят ад состоит из таких вот не физических страданий, только в сто раз сильнее. Страданий, связанных с завистью, негодованием, ад состоит из полностью отверженных светом душ, отчаявшихся в вечности.
Иногда у меня просто руки опускаются, настолько разительны контрасты нынешней жизни и прежней. И когда люди говорят, успокойся, этого не будет уже с тобой никогда, это пройдено, никто не понимает что меня заживо четвертуют словами, отделяя руку, ногу, голову. Я и так уже после всего случившегося на половину калека, другого и слова собственно подобрать нельзя, психологический инвалид. Человек в принципе застывший, замерзший и очерствевший сердцем как кусок старого плесневеющего хлеба, который еще хлеб, но есть его уже нельзя. Недоверие, подозрительность, страх, импульсивность - все это верные мои спутники сегодняшнего дня. А еще жадность и скупость. Бывает я достаю с укромного места свою медленно, очень медленно растущую пачку с долларами и снова считаю их.
Мне жаль что я такой стал внутренне ущербный и вот уже прошло почти два года. А скрывать и сохранять внешнее спокойствие становится все труднее и труднее. Лгать и недоговаривать многим другим труднее. Держать марку, сохранять самообладание.
Вот сейчас мне нужно пойти и забрать к себе мою маленькую девочку, которая хочет к папе. Мне сложно понять что ее здесь привлекать может, почему она ко мне рвется, ведь там где она живет прекрасная многокомнатная квартира, игрушки, и много других свобод и забот. А рядом со мной что? Удрученный, вечно уставший, полностью одинокий папа. В период наступившей слабости говорящий ей о том что в принципе невозможно, и чего ребенок в четыре года понять не может. Стараясь выговорится уже ночью когда не слышит и спит. Но она ведь чувствует мою эмоциональную растерзанность.