Большая Белая Лошадь!!!
Ладошкой тёплой озеро
В кармане леса спряталось…
Наташа Николаева г.Рязань
I
Верю ли я в чудеса? После того, что случилось со мной на Озёрах – конечно. Во что бы вы поверили, когда сидя в компании на берегу озера, за приятным и шумным времяпрепровождением, вдруг заметили, что над палаткой стоит живая белая лошадь? И притом тихо, но навязчиво начинает с вами разговаривать? Бывалые любители слётов диагноз определят без труда – пить надо меньше! Юное поколение спросит – а что вы такое курили? Отвечаю - я пью с тех пор меньше, а курю на фестивале исключительно «Дукат» - поскольку у меня сигареты заканчиваются до неприличия быстро, а у друзей синий «Дукат» постоянно.
Расскажу тем читателям, что не знакомы с нашим фестивалем «Голубые Озёра», о чём, собственно, будет идти речь. Есть в системе бардовского лесного общения один из небольших фестивалей. Проходит он на берегу озера в Подмосковье. Съезжаются две части света – Москва и Рязань, попутно прихватывая все города периферии. И на три дня в лесу воцаряются люди с гитарами и алкогольными напитками. Дети, звери, взрослые, подростки, молодёжь – далее по списку. Перечислять остальные приметы слёта не буду – при желании поезжайте сами и всё увидите.
Моё открытие фестиваля состоялось несколько лет назад и весьма странным способом – послав по известному адресу высшее учебное заведение, я взяла рюкзак, сунула в карман губную гармошку и отправилась на вокзал. На четвёртой от города станции сошла с поезда и устремилась в лес по намеченному маршруту. Как добраться до места проведения фестиваля, мне сообщил несколько дней назад изрядно пьяный друг Вова. Его рекомендацию – идти по шпалам, пока гравий не кончится – пришлось сразу отвергнуть – гравий кончался где-то на пятом пути Казанского вокзала в Москве, поскольку шпалы на вышеуказанном материале и покоятся, а другого пока не выдумали. «Дальше направо в лес и по тропинке на звук топоров и гитар».
Пошёл мелкий осенний дождик, лес становился всё гуще, звук топоров даже не нарождался, а мат из соседнего посёлка был слышен на неопределённое расстояние. Прошло два часа, лес не менялся. Два озера я уже видела, но по их берегам никто ничего не рубил и тем паче не играл на струнных инструментах. И когда раздражение моё сменилось отчаяньем, что обратной дороги не найти днём с огнём, впереди показались молодые сосенки. И кто-то тихо-тихо дохнул в ухо и прошелестел: «Я пошутил. Иди на звук».
-Какой звук?
И тут услышала сквозь пелену дождика и хвои ясный гул лагеря. Там моему приезду очень удивились друзья, порадовались, а после напоили чаем. Так начался мой первый фестиваль. Вечером того же дня, когда мы сидели у костра и тихо пели песни, над лагерем пронёсся шумный вздох, и высоченная красивая сосна рухнула чуть поодаль. Через некоторое время – другая. Димыч, мой друг, тотчас ушёл к организаторам сказать о рубке. Я действительно испугалась – ночь, падает дерево, а в палатках люди. Удар будет страшный, сделать ничего не успеешь. И тогда где-то под черепушкой простучали копытца, а за плечом раздалось: «Я тоже боюсь». Тьма кругом, рубят деревья, а у меня вдобавок «крыша уезжает»! Было чего испугаться.
Я вскочила и отправилась на поиски Димыча. Вскоре узнала его хриплый голос и пошла на звук. Он сидел за столом организаторов и пел. Этих людей я уже знала – Игорь и Алёна - они подходили к нам совсем недавно, послушали и ушли. Теперь я сидела в их лагере за столом и слушала их удивительные рассказы о Грушинском фестивале, о Рязани, откуда они приехали. Пела сама, пели гости. И всё это сопровождалось дружным выпиванием, закусью и общением. В какой-то момент я взглянула в сторону сцены и увидела, что между машин над палаткой стоит белая лошадь. «Допилась!» - пронеслось в голове. «Я не пью» - ответила белая лошадь. Я судорожно заглотнула содержимое пластикового стаканчика, и лошадь исчезла.
Мы начали двигаться в сторону сцены, весёлые и добрые. Я непонятным чутьём угадывала растяжки палаток. Товарищи мои таковым чувством не обладали, и на мой крик: «Растяжка!» из темноты раздавалось: «Уже понял…». В ту ночь и мне пришлось подняться на сцену лесного фестиваля – после такого события литраж в организме превысил норму восприятия, и что было потом, я уже не помню. Спустя год рязанский товарищ рассказал мне, что в ту ночь я была мило хмельна, примчалась в лагерь у горочки, где и «умерла» до рассвета, счастливо улыбаясь и посапывая. Мы разъезжались на следующий день, обменявшись адресами, телефонами и взаимными обещаниями встретиться снова. Когда выезжали из леса, мне показалось, что кто-то сказал: «До свидания!» и вздохнул. Так вздыхать умеют только лошади.
Там, на берегу озера я написала песенку.
Дерево жизни обрастает ветвями дорог,
В поисках смысла переступаешь порог.
Что остаётся? Светлая музыка снов.
Верное солнце и любовь.
Ждал расставанья – ветер принёс голоса,
Ждал обещанья - только молчали глаза.
Трудно, конечно, но перечеркнуть не спеши:
Тихая нежность в слёзах души.
Новые тропы перебродил листопад,
Голос суровый, но никто не виноват.
Слышишь тревогу в голосе палой листвы.
Это дорога ветви расправить спешит.
Всё очень просто – выучен новый урок,
Ждут перекрёстки, правит жизнь ветви дорог.
Что остаётся? Светлая музыка слов,
Верное солнце, доброе солнце и любовь…
II
Прошло полгода, и вновь мы приехали на берег озера. Многое изменилось в моей жизни – после театра, я жила уже несколько месяцев на башне в историческом клубе, собиралась поступать в Рязанский «кулек» на режиссерский факультет, а ещё постоянно ездила в Москву к друзьям-геологам, которым суждено было изменить многое в моей судьбе. А пока мы с моим товарищем из исторического клуба (звали его тогда Злым – за страшенную рыжую рожицу) бодренько вышли на станцию и остановились перекурить. Вопрос перед нами стоял нелёгкий – как по прошлогодней моей памяти найти лагерь?
- Ну, что ж, как говорится - помоги мне белая лошадь! – пошутила я, докурив. И, можете считать меня сумасшедшей, но шли мы недолго и вышли аккуратно к палаткам. Руководствовались моим непонятным чутьём – как потом оказалось, белое копытное, слыша мой призыв, откликнулось и помогло. На берегу, на радостный вопль: «Святогор!» (так наш клуб звался) из-за янтарных сосен вылетел клубный «сын дружины» Данила. Вскоре дружные представители коломенского «Святогора» сидели у костра, уплетали ужин и поднимали первые стаканы. Той ночью берег ещё пустовал - редкие палатки первооткрывателей еле-еле виднелись среди деревьев. Наш лагерь располагался рядом с горкой у самого берега. Справа было место сцены, слева начинался бурьян.
Я привезла из города плащ и кожаные наручи – так полагалось славянскому отроку одеваться на службе у воеводы. И облачившись во всё это, я нырнула в темноту.
- А так ты лучше выглядишь!
- Самой нравится.
- Пошли подальше, побродим, песен попоём!
- Пошли, а ты кто?
Ох, лучше бы я не спрашивала! Из темноты осторожно вышла моя прошлогодняя белая лошадь. На мой дикий вопль от горки донеслось:
- Мика, ты жива? – и мимо пронесся Злой, товарищ, с которым мы приехали. Не найдя меня по слуху, он ещё раз крикнул:
- Мика! Ты где?
- В гнезде! – крикнула ему в ответ белая лошадь, а мне шепнула – Это я в песне одной слышала!
Злой вернулся в лагерь, а я осторожно пошла дальше. Хвоя гасила любой звук, а лошадь была не подкована. Изредка я оглядывалась и смотрела в большие глаза моей спутницы.
Мы прошли по главной дороге фестиваля и свернули вглубь будущего лагеря. Я спросила:
- У тебя имя хоть есть?
- Придумай что-нибудь. Ты же умеешь.
Мы остановились далеко от лагеря, на берегу озера. Над нами шумели сосны. А большая белая лошадь положила мне голову на плечо.
И рассказала все, что случится со мной в ближайшие 10 лет.
Больше мы никогда не виделись. И добрый дух, что когда-то привел меня на фестиваль авторской песни, больше не являлся.
Луховицкие леса над озерами сгорели дотла в 2010 году.