Фантазии и правда о Великом Крае. Глава 36.
Сибирь. Поступь Революции.
После организации коммуны в Алтатскую ячейку РКП/б/, ставшую парторганизацией коммуны, вступило еще несколько товарищей. Из тринадцати коммунистов в ячейке было семь мужчин и шесть женщин.
Летом из домов и построек крестьян, вступивших в коммуну, собрали большой двухэтажный дом. В него свободно вместились все семьи. Из хозяйственных и прочих построек коммунары построили скотные дворы, амбары, четыре кузницы, кожзавод, конную мельницу, льномялку, пекарню, школу и баню.
В тот же год были засеяны все принадлежащие коммунарам земли в Алтате, Боровушке и частично за бором, в сенокос заготовили много сена для скота. Двести гектаров целины было поднято и обработано под посев следующего 1922 года.
По ходу работы в составе коммуны происходили отдельные изменения. Коммуна пополнилась шестью семьями из Ужурского района. Она приняла на воспитание от Ачинского детдома пятнадцать бывших беспризорников. Для оживления культработы из Ачинска почти на год прибыла семья артистов Замятиных. Они способствовали развитию талантов Народной артистки СССР Марины Ладыниной.
Коммунары работали хорошо. Они проявляли героический труд. Однако, не имея необходимой организационно-технической базы, коммуна испытывала большие затруднения.
Прибывающее в коммуну пополнение вступало без внесения своей членской доли. А государство тогда, в годы послевоенной разрухи и голода, помогать еще не могло. Земли у коммуны были прекрасные, но посевам на лугах вредили наводнения. Гривы спасали мелкие крестьянские хозяйства, а для коммуны они были малы.
Уже осенью 1921 года коммунарам было видно, что хлеба, получаемого от урожая, не хватит даже до весны. И с Января 1922 года в коммуне перешли на хлебный паек. На каждого человека три раза в сутки выдавалось по 3/4 фунта (триста граммов). Картофеля же и овощей было достаточно. Хватало также молока и конского мяса. В коммуне было много лошадей из разбитой банды Соловьева.
Но сибирским труженикам при их горячих летних работах и свирепствующих зимою морозах этого было недостаточно. И коммуна решила организовать себе приработок.
Во всех четырех кузницах стали ковать, главным образом, топоры очень высокого качества и отвозить их в обмен на хлеб в Минусинский уезд. Железо и сталь брали у Ачинских и Боготольских железнодорожников. Древесный уголь жгли в ямах.
Мероприятие это явилось большим подспорьем. Однако весной 1922 года на коммуну нашло второе сильное испытание. Почти все заболели малярией. Медицинской же помощи тогда почти не было.
Из Ачинска привозили Хинин, но он был фальшивый, некачественный. Людей трясло неимоверно. Пришлось пойти на крайнее средство против этой болезни. Было решено: гнать самогон, парить его с полынью и выдавать больным перед лихорадочными приступами.
Справились и с этими испытаниями, но появились новые трудности.
Сибирь. Поступь Революции 2.
Особенно тяжелым, с большим наводнением и гибелью посевов, был 1925 год.
Кроме стихийных бедствий коммуна испытывала большую трудность из-за отсутствия специалистов, которые могли бы ставить, решать и осуществлять вопросы механизации труда и внедрения агрономии.
В июне 1925 года коммунары получили двадцатисильный трактор Фордзон, но использовать его не смогли. В этих условиях, несмотря на все упорство коллективного труда, отдача от него была еще недостаточна.
В 1926 году коммуна «Смерть собственности», как преждевременная форма обобществленного труда и быта, была ликвидирована. Все ее строения были сплавлены по Чулыму в Ачинск и переданы горкоммунхозу. Остальное хозяйство – скот, инвентарь было отдано так называемому «Опытному полю» вблизи Назарово, которое под названием «Коминтерн» было преобразовано затем в отделение Назаровского совхоза.
Алтатская коммуна при всем ее организационно-техническом несовершенстве сыграла большую политическую роль. В тяжелое время становления Советской власти в глубинном районе, где было засилье кулаков, коммуна являлась как бы крепостью. Она преградила путь белогвардейской банде Соловьева, способствовала быстрой ликвидации сережского контрреволюционного восстания, сдерживала всякие возможные вражеские намерения.
После роспуска коммуны большинство ее членов вернулось в свои села и деревни. Позже, в период развернувшейся коллективизации сельского хозяйства после пятнадцатого съезда партии, коммунары были в самых первых рядах ее организаторов.
Ленинская кооперативная форма колхоза, как артели, была построена уже в условиях индустриализации страны на сочетании общественных и личных интересов сельских тружеников. Выдержав все испытания и в мирное и в военное время, она оправдала себя с триумфом, чтоб затем обрушиться на обломки великой империи.
Вернемся к нашим героям, к их судьбам и переживаниям в описываемый период.
Семья Фоки возвращалась в Алтат. Еще проезжая лугами Дима почувствовал, что заболел. Ему стало так плохо, что после приезда мамы и Уты его сразу же уложили в постель. Оказалось, и у Димы был сыпной тиф. Ломота в теле, головная боль, жар, потеря сознания были такие, что первые дни мальчик не узнавал никого. Лишь через несколько дней сознание стало улучшаться. Но Дима был слаб и все время лежал на кровати в горнице.
Родные порядком набеспокоились. Тиф и в Алтате вырвал из жизни несколько человек. Боролись с этой болезнью лишь изоляцией больных от здоровых да возвращением к обычным чистоплотным условиям жизни.
К весне тиф в селе прекратился. Постепенно и я стал выздоравливать. Жизнь снова набирала силы. После обеда в окно заглядывало мартовское солнце. Длительное лежание стало облегчаться также чтением.
По дороге в Омск 1.
На полустанке Хашимото отозвал Орлова в сторону.
- Один знает, кого мы везем.
- Солдат, он заглядывал в окна. Теперь он говорит с офицером, который предатель. Надо действовать господин.
- Иди с кем ни будь из своих, и прикажи остановить поезд через десять километров.
Так было и сделано. Затем раздались выстрелы в третьем и четвертом вагонах. Солдаты вышли, вынесли трупы офицеров и одного рядового, того самого на которого указал Хашимото.
Перед строем встали Орлов и Яковлев.
- По приказанию Центрального комитета мы казнили предателей Революции. Вам придется добираться до дома самостоятельно. Пока, вы свободны от службы. Учтите, вы можете попасть в руки врага, так что готовьте легенды, и расходитесь небольшими группами. Про то, что видели здесь, советую забыть. Будьте благодарны, что вас не расстреляли.
Многие упали на колени и крестились, а поезд между тем тронулся. Всю эту сцену видел Николай и плакал.
- Сиротинушки мои, сиротинушки…
Сибирь. Поступь Революции 3.
К весне тиф в селе прекратился. Постепенно и Дима стал выздоравливать. Жизнь снова набирала силы. После обеда в окно заглядывало мартовское солнце. Длительное лежание стало облегчаться также чтением.
Проня принес несколько оставшихся от белобеженцев книжек Леонида Андреева и Надсона. Но с наступающей весной и возвращением к жизни они были в полной дисгармонии. Надсон же для больных со слабыми нервами был, наверное, просто невыносим. Писал он красиво, но уж очень обреченно:
Не говорите мене: «Он умер»… Он живет!
Хоть жертвенник разбит, огонь еще пылает.
Хоть роза сорвана, она еще цветет.
Хоть арфа сломана, аккорд еще рыдает…
В апреле, когда солнечные лучи через лужицы растаявшего снега стали отражаться играющими зайчиками в комнате, Дима начал подниматься, а затем и выходить на улицу.
Во дворе шла пилка и колка дров. На пару с Проней и Дима попробовал было пилить, но сил не хватало.
- Э, Митя, как тебя перевернуло! Вытянулся, как жердь, все тебе мало, а такой хилый.
Но деревня – источник здоровья, да и молодость всегда сильна, и Дима стал быстро поправляться. К пасхе мать сшила ему черную сатиновую рубашку, полушерстяные синие штаны и такую же полугрубую куртку на вате. В таком наряде, в новых яловых сапогах, с гарусным пояском поверх рубашки Дима стал выглядеть почти как настоящий алтатский холостяга.
По дороге в Омск 2.
В бывшем штабном вагоне проходило совещание; беглецам надо было решить, как быть дальше. Японцы настаивали на том, чтобы выйти на ближайшем полустанке, Орлов не соглашался.
- При нас женщины и дети, мы не можем выгрузиться, и углубиться в лес. Это – Сибирь. Вам с вашими, извините, островочками, трудно понять широты этих просторов. Можно идти десятки, сотни километров никого не встретив, кроме медведей и волков.
- Сойдем в Омске, а дальше на перекладных.
Все вышли кроме Шустова и Орлова.
- Почему ты не хочешь выйти до Омска?
- Неужели не понятно, что нам тогда придется перебить весь персонал станции, насквозь аполитичный? Япошкам то все равно, это понятно.
- Дай Бог удачно сойти в Омске, хотя Всевышний не особо помогает этой династии в последнее время.
- Не надо было ребенка вешать, сына Лжедмитрия. За убийство невинного Михаилом и платят теперь,… но девочек я спасу.
- Правильно! Я с тобой до конца.
Не вышло, как задумали. На вокзале в Омске к поезду подошла вооруженная толпа.
Сибирь. Поступь Революции 3.
Все лето Фока с родней жил и работал вместе с семьей Уты. Пахали, сеяли хлеб, косили, снимали урожай. Жить обеим семьям было тесно; арендовали у одной вдовы пятистенный дом с небольшой надворной постройкой.
Обзавелись парой коней из откормленных кляч, коровой и пятью овцами. Старший брат Фоки, Михаил, одолжил старинную деревянную соху-пермянку с железным лемехом и пару борон.
Зима ушла на подготовку к следующему лету и обычные ее работы. Фока весь ушел в свое прежнее родное дело. Нашелся и приработок. В зимнее время выжигали в тайге известку, и продавали ее в соседних деревнях.
В отличие от практики братьев и Василия отец решил сеять хлеб не на старых холмистых местах, а поднимать целину на лугах возле Чулыма и бора, на обратной стороне от коммуны. Место это было не так далеко от села, в шести километрах, не очень низкое, полупесчаное. На гривах хорошо росла пшеница и вкусная рассыпчатая картошка.
Одновременно на новом месте стал распахивать землю дальний родственник Серега Никонятский. Вместе с ним построили общую избушку, сделали покрытый пластами земли поднавес и стойла для лошадей. Много труда ушло на корчевание пней. Землю требовалось так очистить, чтобы по ходу сохи ей не встретился ни один даже тоненький прутик.
От Омска в Екатеринбург.
Орлов вышел из вагона, к нему подошел большой усатый человек в кожанке, с маузером и саблей. Представились, пожали руки, внимательно глядя в глаза друг другу.
- Вам было приказано доставить арестованных в Омск, и разместить здесь?
- Да.
- Это невозможно, город со дня на день может быть захвачен.
- Приближается линия фронта?
- Вы шутите? Какая линия! Это – гражданская война; враг везде.
- Что вы предлагаете?
- По указу Уральского Революционного комитета мы должны переправить гражданина Романова с семьей и сопровождающими лицами в Екатеринбург. Там мы более или менее контролируем ситуацию, пока.
- Я подчиняюсь только указам Центрального комитета, и, лично, товарища Свердлова.
- Мы не имеем связи с центром уже несколько дней, поэтому, вам придется подчиниться указу местной власти, передать нам арестованных, и … сами катитесь куда хотите.
- Спасибо за откровенность, но этого не будет. А о вашем самовольстве я при случае доложу. На предателей, которые покушаются на власть партии, будет обрушен карающий меч закона военного времени.
Взгляды опять скрестились, и большевик проиграл в этой безмолвной борьбе, потому что не проходил психологическую подготовку в царской полиции.
- Ладно, будете сопровождать до новых указаний, но одно условие: с вашим охранником всегда будет находиться наш. Кстати, а где солдаты?
- Убили комиссаров, и бежали.
- Стоило ожидать, берут кого попало, хотя… э, черт!
Развернулся, ушел.
- Что думаете, господа?
- Путь длинный, разберемся.
- Правильно Серега!
- Логично Витек!