Ему везло на приключения. Весёлый человек был, этот Гопин, никогда не унывал. Даже в горе не унывал. Когда приходит горе, люди начинают с горем бороться. Иные горемыки горе мычат, горе своё победить не могут, но и в плен ему не сдаются. Руки на себя наложат, но не сдадутся. Пусть друзья, родня и краля плачут, поминки пусть справляют, но живым я горю своему не сдамся!
Славка Гопин не такой был. Славка сам с собой никогда не боролся. Такое ему даже и в ум не приходило – с самим собой бороться. Если Славка попадал впросак, то это означало, что для него наступило самое весёлое время и будет над чем посмеяться. В первую очередь, конечно, над собой смеялся.
В любом событии Славка мог узреть много смешных деталей, которые мы, все остальные, не заметили даже. Как только Славкин силуэт проплывал за окном столярки, мы выключали все станки и устраивали длинный перекур. Вместе со Славкой в столярку заплывал его особый оригинальный юмор. Вся столярка пропитывалась им, этим Славкиным юмором. От других мужиков пахло мазутом, соляркой, махоркой и самогоном. От Славки пахло юмором.
После Славкиных рассказов я каждый раз ловил себя на мысли, что мы всей толпой опять что-то очень весёлое пропустили, чего Славка Гопин успел заметить. После перекура всё преображалось, даже опилки со стружками начинали пахнуть по-другому и мотор под фрезой уже гудел по-другому, не так агрессивно. Этой фрезой когда-то оторвало Гопину правую руку, от ладони осталась одна культя.
Думали, ну теперь Гопин перестанет шутить. Не перестал. Нам как-то в ум не приходило, что наш прораб Вячеслав Иваныч Гопин – инвалид. Весёлый человек – это понятно, не все инвалиды ходят хмуро. И с одной рукой можно быть прорабом и рукой этой водить. Руководить. Хорошо рукой водишь – хороший руководитель, плохо водишь – плохой. Дело не в этом. Славка Гопин одной левой рукой построил себе дом. Другие в десять рук такую красоту не смастерят. Бывало дом построят, вроде на века построили, а через год уже ремонт и перестройка.
У Гопина было всё наоборот. Дали ему как-то задание построить на берегу Айского озера временные дощатые домики для Дома Отдыха. Гопин спланировал, строители построили. Эти «временные домики» уже сорок лет так всё временно и стоят. Только цвет сменили. И название. Эти домики теперь бунгалами называют. Был домик стал бунгало. Был бы Гопин живой, со смеху бы наземь грохнулся и ногами бы ещё при этом дрыгал. Бунгало, это надо же, бунгало! Любил Славка посмеяться!
Меня, например, злили шофера на Чуйском тракте, те что не берут, когда на морозе голосуешь. Чего морду воротите, гады, я что, бандит какой-то, чтоб меня к себе в кабину не пускать? Не бандит, я! Козлы. Порвал бы. Другой же проедет с ухмылкой и даже не затормозит. Хорошего человека в кабину не берёте, козлы! Порвал бы. Помёрзнешь вот так вот на морозе полдня, кости лишь к вечеру отогреешь, а душу к концу недели. И то, если сумеешь позабыть. Зло же берёт на такую несправедливость.
Гопин не забывал, но и не злился. Вернее сказать, Славка тоже умел злиться, но душа у него при этом никогда не замерзала. Шёл он, к примеру, как-то по молодости со станции Соколинская одним морозным днём пешком домой. Должен сказать, что Славка в то время был не наш, не айский, он родом оттуда, с верхней Оби. Кстати, Михаил Евдокимов тоже с тех же самых мест. Славка потом к нам в Аю попал и нашим, айским, стал.
Ну вот, идёт он, значит, домой по дороге сосновым бором, а мимо него идут грузовики, гружёные песком. Гопин шёл и голосовал, шёл и голосовал, а зилы всё пролетали мимо, обдавая Славку пылью и выхлопными газами. Но разве тут не возьмёт тебя за горло зло? Шофера, конечно, спешили и тормозить им из-за какого-то пацана некогда было. И не к чему. Норму надо было выполнять. И перевыполнять.
Гопин шёл, голосовал и размышлял. В конце концов он пришёл к выводу, что водители грузовиков ведут себя ненормально. Гопин поднял с дороги камень и бросил его в ветровое стекло грузовика «ЗИЛ-130». Конечно со зла бросил, но и не только со зла. Надо же привести жизнь в какую-нибудь мало-мальски приличную норму! Стекло вдребезги, грузовик тормозит юзом в кювет, из него пулей вылетает шофёр с монтировкой и прямо на Славку. Славка тут же дал дёру в лес, напрямую домой через бор.
До деревни уже немного оставалось, мог бы уж этот камень и не поднимать с дороги. А справедливость? Должна же быть на свете какая-то справедливость. Потому и камень. Бежали меж сосен, бежали очень резво. Славка бежал весело и добродушно. Справедливость восторжествовала, адреналин согрел не только тело, но и душу, да и шофёр с монтировкой в лесу показался Славке очень уж смешным.
Смеяться приходилось на бегу. Бег был с препятствиями и поэтому расстояние между спринтерами иногда сокращалось. В такие моменты Славке было не до смеха, страшно было. Аж в пятках кололо. Со смеху высоко не прыгнешь, а со страха любой барьер возьмёшь. Без помощи рук. И эту резвость Славка оценивал ещё смешнее, чем вид до предела обозлённого шофёра с монтировкой в лесу.
На опушке леса спринтеры вышли на финишную прямую. На краевых соревнованиях по бегу с препятствиями им обоим первые два места были бы обеспечены. Славке первое, а шофёру – второе. Был бы Славка судьёй, обоим бы первое место присудил. Если по-честному, то Славка был моложе, к тому же стимул у него был выше, ну намного выше, чем у того шофёра. Бор кончился, и Славка разогретый и очень весёлый забежал в родную деревню.
Вот моя деревня, вот мой дом родной! Шофёр не стал в деревню забегать. С монтировкой по чужой деревне бегать неприлично, а без монтировки опасно, да и грузовик остался на дороге без присмотра.
Вот такой был он, Славка Гопин.