Еретик

(фрагмент романа L’histoire in;dite)

Каркассон, Нижний Город, Франция
Год 1328 от Рождества Христова
Люси Байль с трепещущим сердцем шла по мосту через реку Од. Она старалась не бежать, хотя невольно шла все быстрее, и ноги ее были готовы оторваться от земли. 
«Если б только тюрьма моего тела отпустила ангела, томящегося внутри, я бы смогла взлететь подобно птицам и воспарить над облаками!» — думала она, вспоминая слова человека, от одной мысли о котором сердце ее начинало биться чаще.
И ведь Люси искренне верила, что в ее душе действительно живет ангел. Сейчас она отчетливо чувствовала его: слишком уж хорошо ей было от предвкушения скорой встречи, слишком легко, чтобы помнить о том, что земля, по которой она ходит — есть творение злого Бога сатаны, земной ад, в который люди будут возвращаться снова и снова, пока не очистятся от грехов.
В обычной жизни Люси не слишком тяготилась этой мыслью. Но существовал ангел, который, казалось, никогда не забывал о том, что живет в аду, и, видит Бог, для него телесная темница была куда теснее, чем для души Люси Байль. Ему не позволяли забывать о тяжести земного пленения. Наверное, таково было бремя «старшего сына»  при священнике тайной церкви добрых людей. Когда-то он говорил, что как только священник умрет, именно ему предстоит занять его место. Стать совершенным. Он говорил об этом с какой-то тягучей печалью, хотя Люси, слушая его, гордилась его достижениями. Она старалась походить на него в сдержанности, смирении и доброте, хотя на деле не думала, что когда-либо — даже если вступит в общину добрых христиан — сможет достичь в этой церкви высот, которые были уготованы Анселю Асье.
Ансель…
Сколько времени они провели вместе! Сколько прекрасных дней! Люси казалось, что невозможно перечесть их все. Во время этих встреч он доверял ей тайны, которые слышал от своих единоверцев, вынужденных скрываться от жестокого преследования инквизиции. Очень осторожно Ансель рассказывал, во что он верит, и Люси искренне поражалась тому, как стройно звучала его речь. Она задавала ему вопросы, а он улыбался ей и говорил, что евангелист Иоанн спрашивал то же самое у Иисуса Христа во время Тайной Вечери.
Он рассказывал все больше и больше, пока вдруг не спросил ее, верит ли она ему. И тогда Люси с замиранием сердца ответила «да». Он попросил ее об осторожности и о том, чтобы она ни с кем кроме него не говорила об этом. Она поклялась, что не станет, и он почти с мольбой попросил ее никогда не давать клятв, потому что Иисус запрещал это делать , на что она также ответила робким согласием и больше никогда не клялась.
Люси таяла от удивительно прекрасных и возвышенных богословских речей русоволосого юноши, отличавшегося худобой и одновременной крепостью тела. Когда он говорил о своей вере, в его глазах горел живой огонь, и в эти минуты Люси казалось, что он был нечеловечески красив.
Но лишь богословские его измышления и те, что касались иных культур, изобиловали возвышенностью и одухотворенностью. Люси видела, как он мрачнел, стоило ей спросить о его обычной жизни. Ансель всегда хотел скрыть эту перемену, но ему никогда не удавалось сделать это достаточно искусно, чтобы Люси перестала ее замечать.
Он не сразу рассказал ей о том, как сам стал добрым христианином. Лишь со временем, когда понемногу начал доверять ей — не только как ученице, но и как человеку — он начал приоткрывать завесу тайны, коей окутывал свою семью, и Люси сокрушенно слушала о том, как, обратившись в веру добрых христиан, его родители начали смотреть на него, как на плод греха. Добрые христиане верили, что, рождая на свет ребенка, они лишь позволяют еще одному ангелу попасть в плотскую темницу тела, обрекая его тем самым на муки земного ада и на вечное сражение с искушением творца злого материального мира — сатаны. Родители Анселя, уверовав в это учение почти десять лет тому назад, резко изменили отношение к сыну, и он запомнил эту перемену навсегда. Ансель теперь почти постоянно видел в их глазах раскаяние за то, что он имел несчастье родиться.
— Они, — с явной неохотой заговорил он, когда Люси все же добилась от него ответов, — будто одновременно любят мою душу, ненавидят мое тело и стыдятся того, что я вообще появился на свет. Они смотрят на меня с чувством вины, но одновременно осуждают меня самого. И оттого, что я уверен в справедливости этих осуждений, это еще тяжелее выносить…
После этих слов его спина неестественно сгорбилась под грузом испытываемых чувств, а Люси побоялась даже положить ему руку на плечо, считая, что может оскорбить его своим прикосновением.
— Но ведь Господь — добрый Господь — Он любит тебя, — однажды попыталась поддержать она, как умела. — И он обязательно примет тебя. А когда ты станешь совершенным, твои родители смогут возрадоваться твоему появлению: у тебя будет новое предназначение — нести в этот мир добро другим заблудшим душам. Таким, как я.
Она улыбнулась, и он одарил ее теплой улыбкой в ответ.
Люси не знала, насколько искренне верила в то, что она — заблудшая душа, но она знала, что хочет быть нужной Анселю, быть его поддержкой и опорой на столь непростом пути. А значит, она была готова стать кем угодно.   
— Ты прекрасный человек с прекрасной душой, — тихо произнес он.
— Я люблю тебя, Ансель! — выпалила она тогда.
— И я люблю тебя, — ответил он. Спокойно, робко, сдержанно. Так, как он говорил всегда, и это заставило сердце Люси одновременно болезненно сжаться и затрепетать от радости. 
Она толком не заметила, как любовь к этому юноше за несколько месяцев стала для нее всепоглощающей. И ведь при этом она толком не могла к нему прикоснуться. Он никогда не запрещал этого, но Люси не чувствовала внутреннего дозволения это сделать — возможно, потому, что ее помыслы были не так чисты, как думал Ансель. Поэтому она боялась даже взять его за руку: опасалась, что, если коснется его, он попросту исчезнет и никогда больше не вернется, а для нее не было ничего страшнее.
Он так красиво всегда рассуждал о любви. После их разговора он все чаще говорил об этом чувстве.
— Так удивительно и так прекрасно ощущать это единение душ, — говорил он. — Я никогда не верил, что встречу человека, не принадлежащего к нашей церкви, который так хорошо поймет это. Что не нужны никакие дополнительные условия для того, чтобы любить кого-то! Что эта связь может быть духовной, не преступной, не осуждаемой никем, что она может быть чистой!
Люси слушала его, стараясь гасить в себе желание прикоснуться к нему.
Слушая прекрасные романтические песни менестрелей на улицах Каркассона, Люси в душе мечтала о том, что когда-нибудь Ансель все же изменит своей неприязни к любому проявлению земных чувств. Втайне Люси грезила о том, что в какой-то момент, рассуждая о любви, он вдруг прервется, посмотрит на нее своим проникновенным взглядом, возьмет ее за руку, а затем поцелует, проявив всю ту пылкость, которую — она знала — скрывал годами. 
Однако этого момента все не наступало, и Люси почти отчаялась его дождаться. С каждым днем в ней креп и рос страх неотвратимости будущего. Скоро из «старшего сына» Ансель превратится в совершенного, и тогда, возможно, отправится странствовать, неся людям идеи добрых христиан. Люси боялась, что он уйдет и оставит ее здесь одну, а она понимала, что не переживет этого. При том Люси знала, что не сможет, да и не захочет, это предотвратить — слишком много это для него значило.
Но как быть с тем, как много он — значил для нее?
Если бы только был способ остаться с ним и после! Но Люси не принадлежала к их церкви и искренне опасалась, что вскоре добрые христиане отберут его у нее…
Ансель ждал ее в назначенном месте.
Как и всегда, они поздоровались сдержанными кивками и пожелали друг другу доброго вечера. Сердце Люси вновь бешено забилось, и ангел в душе затрепетал при одном лишь взгляде на него.
Прогуливаясь на приличествующем расстоянии друг от друга, они поначалу вели беседы, как и привыкли. Люси по большей части слушала, наслаждаясь легкой приглушенностью его спокойного голоса. Рядом с ним для нее не существовало никакого ада.
— Я подумал, — вдруг заговорил Ансель, воодушевленно взглянув на нее, — что… возможно, если ты захочешь, ты тоже сможешь получить consolamentum .
Он ждал ее реакции. Люси остановилась напротив него и округлила глаза от изумления.
— Ты хочешь… посвятить меня? Но ведь я… — Она не нашлась, что сказать.
Ансель одарил ее доброй улыбкой.
— Я долго думал об этом. Я никогда не видел, чтобы человек так искренне принимал наше учение и так тянулся к нему душой. Ты — самый чистый, самый благородный человек из всех, кого я когда-либо видел, Люси. — Он чуть смущенно опустил голову, продолжая едва заметно улыбаться лишь краешком губ. — Ты, пожалуй, одна понимаешь, что значит любить кого-то чистой, ничем не замаранной любовью, и я не могу представить себе кого-то более достойного принять consolamentum. Я хочу поговорить с остальными, рассказать им о тебе и попросить принять тебя в нашу церковь, если ты этого захочешь. — Он с надеждой воззрился на нее. — А когда придет время мне становиться совершенным, я подумал, возможно, ты сможешь стать совершенной вместе со мной. Своей праведной и чистой жизнью ты достойна этого, как никто другой!
Люси неловко перемялась с ноги на ногу.
— Звучит так, как будто ты предлагаешь мне стать твоей спутницей на всю жизнь. — Она невольно нервно перебрала пальцами и облизнула вмиг пересохшие от волнения губы.
— Так и есть! — воодушевленно согласился он. — Мы сможем показать остальным людям на своем примере, что любовь возможна без греха. Что еще не все потеряно, что можно быть вместе и чувствовать единение так, чтобы после не смотреть на своих детей, как… — он запнулся.
— Как твои родители смотрели на тебя? — сочувственно спросила она.
— Да, — мрачно подтвердил Ансель пару мгновений спустя.
— Потому что такая связь не рождает детей, — печально улыбнулась Люси.
— И не позволяет новым душам воплощаться в этом мире, — кивнул Ансель. — Пока что таких душ слишком много, но, если мы будем вместе, — он вдруг подался вперед и положил Люси руку на плечо. По ее телу прокатилась волна дрожи, она закусила губу, чтобы унять ее, — мы сможем это изменить. Люси, я не знаю, смогу ли сделать это без тебя! Ты дала мне надежду на это, и я верю, что ты станешь совершенной и будешь получать от людей такую же любовь и такое же уважение, какие испытываю к тебе я. — Он чуть опустил голову, а затем вновь поднял взгляд и посмотрел прямо ей в глаза. — Скажи, ты… согласилась бы пройти через это со мной?
— Да! — не раздумывая, выпалила она, едва не подпрыгнув от счастья.
Глаза Анселя засияли такой благодарностью, какой Люси никогда прежде не видела. Он нежно приобнял ее за плечи, и она едва не задохнулась от переполнившего ее жара. Ансель не продлил это желанное объятие слишком долго, и, когда он отстранился, Люси, не совладав с собой, поддалась внезапному порыву, чуть приподнялась на цыпочки и коснулась губами его губ.
Казалось, он не понял, что нужно делать, потому что на поцелуй он не ответил, и Люси требовательно попыталась добиться от него этого ответа, поцеловав его более настойчиво. Она так надеялась, что мечты, лелеемые ею, вот-вот воплотятся в жизнь, но с каждым ударом сердца надежда эта таяла, оставляя за собой лишь черную, безбрежную, пугающую неизвестность.
Ансель стоял, не шевелясь, пока настойчивость Люси не пошла на убыль. В следующий миг он отшатнулся и уставился на нее почти в ужасе.
— Зачем? — едва слышно выдохнул он.
Глаза Люси округлились от осознания того, что она только что сделала.
— Ансель, — дрожащим голосом позвала она.
Сердце ее сжалось от боли, когда она осознала, с каким непониманием и каким — что это было? Отвращение? Осуждение? — он отшатнулся от нее.
— Ансель! — Она покачала головой и сделала к нему шаг. — Прости! Я… я не знаю, почему я… я просто хотела… то есть, я не хотела… я просто так обрадовалась… я просто так долго этого ждала, а ты… — Она запнулась и поняла, что делает только хуже. — Прости меня!
Слова не шли к ней, горло сковал непреодолимый страх. Ансель продолжал смотреть на нее так, как будто она предала его самого и все, во что он верил.
— Ты ждала… — повторил он, отведя глаза в сторону. — Чего именно ты ждала? Что я… что мы… — Он запнулся, его пальцы невольно дернулись, сжимаясь в кулаки.
— Нет! — отчаянно воскликнула Люси, делая к нему еще шаг, но на этот раз он отступил, повергнув ее в истинный ужас. — Ансель, прошу, не слушай меня! Я потеряла голову от твоего предложения, этого больше никогда не повторится, я клянусь!
Не успев оборваться на полуслове, Люси выпалила первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то усилить свою речь, и тут же зажала рот рукой, понимая, что совершила еще одну ошибку.
— Клянешься…
— Ансель… — прошептала она. Глаза ее заблестели от слез. — Помоги мне, прошу тебя, я просто слишком боюсь того, что натворила! Я не хотела, умоляю, поверь мне.
— Мне так не показалось, — едва слышно произнес он.
Говорил ли он с отвращением? Люси казалось, что нет. Но в голосе его звучала боль предательства.
«Я же много раз слышала, как он относится к любым проявлениям земной любви! Его семья всю жизнь демонстрировала ему, каково быть вместилищем греха, они чувствовали вину за само его рождение, и он ведь верит, что это справедливо! Верю ли я — неважно! Но ведь он верит в это. Чего я от него ждала? Чего хотела, Боже? Я ведь и вправду предала все, что было ему так дорого во мне…»
— Ансель, я тебя люблю! Я готова быть с тобой как угодно! И если это значит никогда не прикасаться к тебе, так тому и быть! Это было единожды, прошу тебя, я обещаю, я… я больше никогда…
Он смотрел на нее широко распахнутыми глазами. Лицо его заметно побледнело. Это прикосновение губ… он до сих пор ощущал его на своих губах, и что-то в нем жаждало, чтобы Люси поцеловала его вновь. Эта мысль вызывала в нем ужас и отвращение к самому себе.
«Я ведь не должен. Ни за что. Никогда».
Он смотрел на нее и видел, как трепетно она ждет его прощения.
«Боже, я ведь простил ее сразу. И было ли, за что прощать ее? То, что она сделала… то, как она себя повела... Я ведь слаб, Господи! Слаб так же, как и другие. А если так, то рано или поздно мы не избежим греховной связи с нею, а после…»
Нет!
— Ансель, — дрожащим полушепотом позвала Люси.
— Я не могу… — тихо произнес он.
Не говоря больше ничего, он повернулся к ней спиной и спешно зашагал прочь.
Люси содрогнулась от рыданий, захлестнувших ее в тот же миг. Закрыв руками лицо, она покачнулась от одолевшего ее отчаяния. Ухватившись за стену ближайшего дома, она заплакала навзрыд, и в душе ее билась лишь одна мысль:
«Боже, что же я наделала!»
И никто в целом мире не сумел бы утешить ее сейчас.

***

Люси не видела Анселя несколько недель, и за это время сумела ощутить, каково жить в настоящем аду. Наконец она поняла, что больше не может выдерживать эту боль в одиночку, и ей необходимо было поговорить с кем-то, кому она доверяла, а ни с матерью, ни с отцом она не была достаточно близка. У нее был лишь один человек, которому она могла доверить свое горе — ее дядя, брат ее отца Бернара Байля Арно Сикре.
Она явилась в его сапожную мастерскую в разгар дня, уронила голову на руки и сквозь рыдания выложила ему все, как исповеднику. Дабы помочь ему прочувствовать всю тяжесть своих страданий, Люси рассказала дяде обо всем, о чем говорил ей Ансель. Каждое слово, которое она запомнила от него, каждое имя, которое он называл ей — все это вновь и вновь разрывало ей сердце и заставляло слезы градом катиться по ее щекам.
Арно любил племянницу, он выслушал ее с сочувствием и попытался утешить. Он даже позволил ей несколько дней провести в его доме и оправиться от горя, сообщив ее родителям о том, что Люси немного погостит у него.
— Ничего, моя девочка. Чертовы катары затуманили разум твоему Анселю, — сердечно произнес он перед тем, как она заснула. — Поверь, их еще настигнет кара Божья, в этом можешь быть уверена. А тебя он уберег и не позволил вступить на путь этой мерзкой ереси.
Тогда Люси не понимала, о чем говорит ей дядя, но одно то, что он не осудил ее за любовь к еретику, немного успокоило ее разбитое сердце.
О том, что Арно Сикре работает на инквизицию, Люси не знала. Ни мать, ни отец никогда не говорили ей об этом — да она и не была уверена, что он посвятил их в эту деталь своей жизни.
Как-то проснувшись среди ночи, Люси услышала за дверью тихое перешептывание. Окончательно сбросив с себя узы сна, она крадучись добралась до двери и приникла ухом к щели, разделявшей две комнаты. Первое, что она разобрала, повергло ее в ужас: непривычно стальным, чеканным голосом ее дядя произнес слово «катары».
— Они ничего не подозревают. Нужно нагрянуть как можно быстрее, пока они ни о чем не догадываются.
Следом дядя назвал своему собеседнику несколько имен, среди которых Люси с замиранием сердца услышала «Асье».
— Я сообщу мессиру Фурнье, — отозвался его собеседник.
— Не затягивайте, — поторопил дядя Арно. — Даже если он не сможет явиться лично, рекомендую вам провести арест как можно скорее. Я так понимаю, у них близится церемония посвящения — они возвысят нового совершенного. Вам известно, что я уже видел их еретические церемонии. Тогда, семь лет назад, с Белибастом… — Он предпочел не договаривать, в голосе его зазвучало искреннее отвращение.
— Тогда, семь лет назад, мессир Фурнье был вами доволен, — вкрадчиво отозвался его собеседник. — Мы придем за ними завтрашней ночью. Мы не склонны недооценивать ваши суждения, господин Сикре. Вы делаете богоугодное дело.
— Я давно понял, что помощь Святому Официуму — мой долг.
— Вы мудрый человек.
На этом разговор завершился, и Люси поспешила вернуться в кровать, однако сомкнуть глаз этой ночью уже не смогла.
Наутро, сказав дяде, что хочет немного прогуляться, она, изобразив прежнюю мрачность, вышла из его дома и отправилась бродить по городу. В душе ее клокотал страх. Она боялась, что из инквизиции будут следить за ней, но, похоже, ее персона их не интересовала.
В голове Люси все еще не укладывалось то, что сотворил ее дядя.
«Он ведь обрек их всех на смерть! Всех… и Анселя тоже. И виновата в этом я».
Мысль эта была невыносимой. Однако она — как ни одна другая — сумела хоть немного пробудить Люси к жизни. Теперь девушка знала, что не может позволить Анселю погибнуть по ее вине. Как бы ей ни было больно, она должна была увести его из-под грозящего его единоверцам налета. Сердце ее щемило от боли, потому что она понимала, что не сможет, не вызвав подозрений, спасти всех добрых христиан, но его… его она обязана была спасти.
Люси нашла Анселя недалеко от его родного дома. Как и полагалось по его вероучению, он был погружен в смиренный труд, сопровождавшийся непрерывными размышлениями.
«Думал ли ты обо мне хоть немного?» — с тоской спросила про себя Люси. Ответа у нее не было, и она была уверена, что Ансель не даст его, даже если она его спросит.
Собрав в кулак остатки разрушенной воли и гордости, Люси дождалась, пока он останется один, и подозвала его к себе из-за угла.
— Ансель!
Он посмотрел на нее и заметно посерьезнел. Казалось, даже вздрогнул. Однако на лице его не показалось ни отвращения, ни злости. Он неспешно подошел к ней и опустил голову.
— Люси, — тихо произнес он. — Доброго тебе дня.
Он окинул ее печальным, немного виноватым взглядом и глубоко вздохнул.
— Ты… похудела, — неловко сказал он. — И бледна. Тебе нездоровилось? Прости, я не имел понятия.
— И что бы ты сделал, если б узнал? — не удержалась она от обиженного тона. Ансель помрачнел сильнее прежнего.
—  Я не знаю. Я мог бы чем-то помочь… возможно…
— Даже после того, как я предала все, во что ты веришь? — спросила она, заставив его болезненно поморщиться. — Я ведь знаю, ты именно так об этом подумал. Ты возненавидел меня, да?
Ансель тяжело вздохнул.
— Ненависть… — он покачал головой. — Нет, я не ненавижу тебя, Люси. Все сложнее. Истинная любовь не может пройти по мановению руки — даже после серьезной ссоры.
— Ты меня все еще любишь? — дрожащим голосом спросила Люси.
— Да. — Он опустил взгляд. — Но наша любовь… различается по своей природе, и я не должен больше проводить с тобой время так, как раньше. Пойми, прошу тебя, я не могу…
Люси приложила титаническое усилие, чтобы не заплакать.
— Я знаю, — перебила она его. — Ансель, послушай, я знаю, как ты отнесся к моему… поступку, и я понимаю, что ты уже никогда не доверишься мне, как раньше. Но у меня есть к тебе жизненно важное дело. Я прошу тебя о последней услуге, и потом ты меня больше не увидишь. Никогда больше я не нарушу… чистоты твоих помыслов и не… оскорблю тебя своим прикосновением. Можешь мне поверишь. Я больше не смогу пережить того, как ты смотрел на меня тогда.
Ансель печально опустил голову.
— Прости, — полушепотом произнес он. — Меньше всего на свете я хотел бы причинять тебе боль.
— Я знаю, — вздохнула Люси. — Поэтому я здесь. Итак, Ансель, последняя просьба. Прошу тебя, выполни ее.
Его губы сложились в тонкую линию. Он перебрал пальцами.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
Люси тяжело вздохнула.
— Сегодня — сразу, как закатится солнце — стой и жди меня на противоположном берегу Од. Я хочу, чтобы при себе у тебя была одна из ваших книг, по которым вы учите добрых христиан.
Ансель непонимающе покачал головой.
— Зачем?
— Поверь, что в моей просьбе нет никакого злого умысла, — с мольбой в голосе произнесла она. — Мне нужно, — она пожевала губу, — чтобы ты прочел мне несколько отрывков оттуда. Ты знаешь, сама я никогда не смогу, а я хочу кое-что услышать.
Ансель едва заметно улыбнулся.
— Люси, если у тебя есть вопросы, ты можешь просто задать их. Зачем нужна эта встреча после заката? И как же я без света смогу прочесть тебе то, что ты хочешь? И наши книги… мы стараемся не показывать их…
— Я знаю, но это жизненно важно! Об остальном я позабочусь. Просто исполни мою просьбу так, как я тебя прошу. Я не хочу задавать свои вопросы сейчас. Мне нужно задать их после заката. И мне нужно, чтобы ты дал мне слово, что дождешься меня, даже если это займет много времени. Я обязательно приду.
— Ты хочешь, чтобы я… поклялся?
— Достаточно, чтобы ты просто не лгал, — серьезно отозвалась она.
— Люси, это странно, — недоверчиво нахмурился Ансель. — Я никак не пойму, чего же ты хочешь.
— Я не могу сказать! — воскликнула она. — Я знаю, ты мне не доверяешь, но ты ведь видел, как сильно я тебя люблю. Неужели ты думаешь, что я способна причинить тебе вред своими действиями?
— Я…
Люси прерывисто вздохнула.
«Он не знает. Он не уверен. Боже, как же мне его убедить? Ведь если он не послушает меня, то не спасется!»
Она ощутила злость на собственное бессилие.
— Боже, хоть раз в жизни, Ансель Асье, сделай так, как я тебя прошу! Без поводов, без условностей! Просто поверь мне! Хотя бы из уважения к тому, какое чувство испытываешь по отношению к моей душе! 
Несколько мгновений он тяжело размышлял, а затем…
— Хорошо, — смиренно произнес он.
— И ты дождешься меня?
— Дождусь. Если ты так этого хочешь.
— Да, — решительно кивнула она. — Сразу после заката. Во имя нашего общего блага попытайся сделать так, чтобы никто не видел, как ты уходишь.

***
 
Солнце опустилось больше часа назад, а Люси все не приходила. Однако Ансель с присущим ему терпением, пряча книгу в небольшую сумку, перевешенную через плечо, стоял на противоположном от своего дома берегу реки Од и ждал ее. Он не знал, что заставило ее выказать столь странную просьбу, но все же не мог ей отказать. Стараясь подавить неподобающее раздражение, возникавшее в нем оттого, что приходилось так долго дожидаться Люси, Ансель читал про себя молитвы. Отчего-то сейчас ему вспомнились слова, которые он произносил, становясь «старшим сыном»:
«Я обещаю служить Богу и Его Евангелию, не убивать животных, не есть мяса, молока, ничего не делать без молитвы. А если попаду в руки неприятеля, то никакие угрозы не вынудят меня отречься от своей веры. Благословите меня».
Ансель верил каждому произнесенному тогда слову. Для него с самого детства не существовало другой истины, кроме этой. Если б только Люси могла это понять! Если б только могла отречься от земного греха…
От размышлений его отвлек призывный стук, донесшийся до него сквозь ночную тишину. Последовавший за ним возглас заставил Анселя похолодеть.
— Откройте! Святая инквизиция!
— Боже, нет! — прошептал юноша, невольно подавшись в сторону моста.
— Ансель! — донесся до него знакомый голос. Люси — казалось, еще более исхудавшая и уставшая — показалась из-за деревьев. Похоже, она все это время была там. Укрывалась. Ждала. — Не делай глупостей. Там человек по имени мессир Фурнье. Инквизиция…
Ансель остановился и обернулся. Он лишь теперь понял, что произошло, и вновь — как несколько недель назад — ошеломленно отшатнулся от девушки.
— Люси, — выдохнул он. — Что ты сделала? Что ты натворила?!
Она приблизилась к нему, качая головой.
— Ансель, если сможешь, прости. Но иначе было никак. Иначе ты бы не пошел со мной, не спасся бы. Я не могла поступить по-другому.
Ансель в ужасе обернулся на объятые шумом дома. Голоса теперь смешивались для него в один неясный гомон. Казалось, он очутился в кошмаре, из которого не было выхода.
— Зачем?.. — беспомощно прошептал Ансель, повернувшись к Люси. Она стояла уже совсем рядом с ним и была готова в случае, если он бросится спасать своих родных, удержать его всеми силами. — Бога ради, зачем?!
— Я этого не хотела! Это вышло не по моей воле.
— Не по твоей воле?! — воскликнул он. — Ты донесла на нас не по своей воле?! Если так, что-то я не вижу на тебе следов от пыток!
— Ансель, я…
— Я верил тебе! — обличительно закричал он. — Я доверял тебе, я любил тебя! Как же ты могла, прикрываясь ответными чувствами ко мне, сотворить такое?!
Люси задрожала.
— Я хотела спасти тебя.
— Но обречь на смерть всех остальных?
— Ансель, поверь, если б я могла…
— Лучше бы ты убила меня! — воскликнул он. — Лучше бы сдала инквизиции меня одного! Ты могла сотворить со мной что угодно, я бы все стерпел, но твоя месть… — Он покачал головой. — Я не представлял, что ты способна на такое изощренное зло! Можно ли ненавидеть кого-то сильнее, чем ты ненавидишь меня?
Люси устало посмотрела на него.
— Я никогда не смогу возненавидеть тебя, Ансель Асье.
— Асье, — покачал головой он, — Асье больше нет — неужели ты не понимаешь? Ты убила мою семью, Люси Байль!
Он подался в сторону моста, чтобы помчаться на помощь своим родным. Люси схватила его за руку и дернула на себя, что было силы, но он вырвался из ее хватки.
— Убери свои руки!
Люси отшатнулась. Никогда Ансель не позволял себе выкрикивать ничего подобного. И все же в его голосе не было истинной злости. Отчаяние, боль, желание исправить ситуацию, даже презрение — но не злость.
— Пойдешь туда, и твоя вера погибнет с тобой, — решительно заявила Люси ему вслед. Это было последнее, чем она могла на него воздействовать.
Ансель остановился. Рука невольно легла на сумку с книгой.
— Больше некому будет ее нести. Неизвестно, остались ли, — она впервые произнесла это слово так, как его произносили все остальные, — катары еще на французской земле. Возможно, ты последний. А возможно, и нет. Так или иначе, я бы не советовала тебе проверять. Если хочешь спасти свою веру, ты должен бежать.
Он стоял к ней спиной, не поворачиваясь.
Несколько мгновений прошли в чудовищно тяжелом молчании. А затем Ансель все же нарушил его:
— Куда? — растерянно спросил он.
— Как можно дальше от Каркассона.
Он повернулся к ней.
— Послушай меня, Ансель, ты еще сможешь спастись, — продолжала Люси. — Найти новых учеников. Знаю, тебе будет сложно первое время, но, если в тебе хватит сил простить меня и понять, я готова уйти с тобой и принять твою веру. Я помогла бы тебе взамен того, чему стала пособницей. — Она с надеждой посмотрела на него, силясь найти его взгляд. — Ансель, может, ты и не веришь мне сейчас, но я ведь так тебя люблю! Я никого и никогда не смогу полюбить сильнее. Поверь, я бы никогда намеренно не навлекла бы Фурнье на твоих близких! — Ее голос теперь звучал устало и приглушенно, как будто какая-то хворь изнутри съедала все ее силы. — Если ты позволишь мне, я…
— Нет, — упавшим голосом перебил юноша, заглянув ей в глаза. В его взгляде отражалась безбрежная печаль.
— Ансель, — прошептала она. — Пожалуйста…
— Я не хочу тебя больше видеть. Никогда, — с горечью ответил он. — Ты уничтожила все, что было мне дорого, в угоду своим грешным помыслам. Ничто уже не сможет этого изменить. 
Люси опустила голову. Если от ее сердца до этого и оставалось хоть что-то, теперь оно, как ей казалось, разлетелось на осколки. 
— Тогда уходи, — упавшим голосом произнесла она.
Она не помнила, как он прошел мимо нее, не попрощавшись — остаток ночи прошел, словно в тумане. Люси Байль нашли утром почти насмерть замерзшей. Она лежала на земле у самого берега реки и не произносила ни слова, лишь смотрела в сторону опустевших катарских домов и вспоминала последние слова, которые сказал ей Ансель Асье. Для нее они были сродни проклятью. И, видит Бог, оно подействовало.