«Я не пойду. Вот, что хотите делайте, не пойду. Меня сюда мать еле-еле устроила. Она мне голову оторвёт, если меня выгонят.» - Настя испуганно смотрела на своих коллег, ожидая решения.
«Ладно, - Люда решительно встала из-за компьютера, - я ей сама скажу. Но, блин, последний раз чужой зад прикрываю.»
«Извините, пожалуйста, -Люда выдохнула и постучала в дверь, - прошу прощения, тут, мы, я имею в виду, мой отдел допустил ошибку. Сегодня министр собирал совещание по вводу эксплуатации об’екта культурного наследия на Кропоткинской. А мы на завтра вам совещание поставили.»
Дальше из-за двери доносились высокие ноты и в паузах Людины оправдания. В итоге, ни одной фразы ей закончить не удалось.
Через четверть часа Люда вышла с белым лицом и плотно сжатыми челюстями.
«Совсем плохо?»- одними губами спросила секретарь Карина.
«Нормально, просто KPI порезала за квартал»- презрительно улыбнулась Люда.
Руководителя департамента по капитальному строительству Верховцеву боялись почти все подчиненные. Даже матерые строители, которые в девяностые активно развивали полузаконными путями строительный бизнес, а теперь стали руководителями подведомственных учреждений. И молодые начальницы административных отделов, закончившие различные менеджерские и филологические факультеты. О секретарях и помощниках не было и речи. Они нервно сглатывали, как только руководитель появлялась в дверях.
На удивление тёплые отношения у Верховцевой установились с глав бухом. Алина Сергеевна была женщиной скрупулёзной, педантичной, но в то же время справедливой, и даже понимающей. Когда ее подчиненные робко интересовались, как можно дружить с такой мегерой, как Верховцева, Алина Сергеевна только отмахивалась: ничего вы не понимаете, нормальная она женщина, толковая.
Верховцева была примером классической чиновницы. Если когда-нибудь создадут музей госслужащих, то её можно будет показывать эталонным образцом. Короткая стрижка, всегда тщательно уложенная и сдобренная хорошей порцией лака. Четко прорисованные брови и точеные стрелки для глаз. Яркая помада, терракотовый шилак на ногтях, и, конечно, массивные золотые украшения. А ещё бешеная работоспособность и железные нервы. И, что немаловажно, это в предпенсионном или раннем пенсионном возрасте. О дате рождения Верховцевой в министерстве ходили легенды. Свой возраст она тщательно скрывала.
Рабочий день начальницы начинался в 6.30 утра, когда приходила парикмахерша и
укладывала голову грозы ремонтирующийся об’ектов города. В 7 приезжал водитель. В 7.30 номенклатурная дама уже пила чашку крепкого кофе и слушала краткие доклады своих замов.
Замы свою владычицу ненавидели. На утренних совещаниях всем хотелось спать. Подчинённых Верховцева перетряхивала регулярно. Закреплялась только те, кто мог неукоснительно соблюдать трудовую дисциплину и стойко переносить гневные вспышки начальницы.
***
Почти каждое утро Ирины Леонидовны начиналось со слез. Как и большинство пожилых людей она вставала рано. Первым делом она проверяла телефон. Нет, опять ничего. Ни от внуков, ни от сына. Внуков было двое. Старшая Элизабет, стройная девочка -подросток 12 лет, и смешливый голубоглазый Дэниел 9 лет. Внучка великодушно позволяла бабушке называть себя Лизой, для остальных, включая родителей, она была Бетти. Дэниэл категорически отказывался отзываться на Даню и вообще предпочитал общаться на английском. Английский Ирине Леонидовне удалось выучить очень даже неплохо, притом без языковой среды. Но, увы, в Штаты бабушку приглашали нечасто. За 10 лет эмиграции сына, Ирина Леонидовна была в Америке 6 раз. Ещё несколько раз сын с семьей прилетал в Россию. В основном по делам связанным с оформлением различных документов. Останавливались родственники несмотря на все уговоры Ирины Леонидовны в гостинице. И только любимая Лиза в эти приезды жила у бабушки.
Какое же это было счастье: ходить в зоопарк, в музеи, кормить лебедей на Патриарших недалёко от дома. У Ирины Леонидовны никогда не было дочери, но с внучкой она моментально нашла общий язык. Бабушка надеялась, что этим растопит холодное для неё сердце невестки, но нет. Настя только презрительно улыбалась: конечно, не занималась с единственным сыном, упустила его, оставив на бабок-нянек, а теперь себя образцовой воспитательницей возомнила. Нет уж, если ей так детишек не достаёт, пусть в дет доме берет. В России там детей не мерено, на любой вкус можно выбрать.
В общении с Ириной Леонидовной Настя не старалась казаться вежливой. Говорила все, что думала. Ирина Леонидовна горько вздыхала и виновато кивала головой. Упустила Володю.. Много работала, старалась вместе с мужем в люди выбиться. И ведь все для Володенькиного счастья, как ей казалось. Но не заметила, как он начал пить, да, и что и похуже тоже было. Только в твёрдых Настиных руках сын образумился. Бросил вредные привычки, стал хорошим семьянином и успешным программистом. Но мать забыл. Как будто ее и не было. Так, позвонит пару раз в месяц из вежливости, денег предложит. Унизительно это и горько.
***
Начальница Верховцева следила не только за своими карьерными успехами. Она прекрасно понимала, что старые и больные никому не нужны. Бассейн и кардиотренировки два раза в неделю. Массаж через день, косметология дважды в месяц и полный чек ап раз в полгода. Желающих занять место Верховцевой в департаменте было предостаточно. Помогать в этом бывалая начальница никому не хотела.
Пафосный фитнес-клуб находился в центре города, совсем недалёко от департамента. Обычно водитель отвозил Верховцеву в бассейн сразу после работы. Это было удобно. Бизнесмены в это время только раз’езжались по деловым ужинам. Представители богемы предпочитали либо очень позднее время, либо выбирались в зал к часу дня по завершении позднего завтрака. Так что посетителей ранним вечером было немного. Выделенная дорожка в бассейне обеспечена.
Верховцева любила все делать основательно. Подобрала себе тренера со средним медицинским образованием, обсудила все нюансы своего здоровья, прошла с десяток индивидуальных тренировок и только потом стала плавать самостоятельно. Своим кролем она даже гордилась. Ей казалось, что у неё сложился такой спортивно-агрессивный стиль, что ей можно было записываться в сборную. К выбору купальника она тоже подошла серьезно. Vogue подсказал ей, что сейчас сильно в моде анималистический принт, поэтому Верховцева выбрала себе спортивный купальник в бело-чёрную полоску. Разумно заметив при этом, что полосы помогут сделать силуэт стройнее.
Однажды после тренировки Верховцева отправилась в душевую. Она любила занимать дальнюю кабинку напротив стены. Все же возраст брал своё, и фигура, несмотря на регулярные занятия фитнесом, идеальной уже не выглядела. Верховцева помылась и вытирала волосы, когда в душевую забежали две молодые девушки.
«Слушай, а ты видела сегодня эту старую зебру? У меня вода все лицо заливает, когда она на соседней дорожке свои копыта раскидывает. Я, понимаю, конечно, дети о бабке заботятся, денег на мажорный клуб отстегнули, но, блин, ей нужно в какой-нить социальный бассейн записаться, устраивать там тренировки с такими же старперами.»
Верховцева до боли сжала зубы, чтобы не расплакаться. Её, положившую всю сознательную жизнь на выстраивание карьеры, её, которую боялись даже министры, так гадко унизили какие-то соплюшки. Пару секунд Верховцева была в замешательстве. Потом обернулась в полотенце и быстро вышла из душевой. Пока девушки мылись, Верховцева тщательно уложила волосы, подвела идеальные стрелки, надела утягивающее белье и сверху невыходящий из моды, костюм от Chanel в мелкий рубчик.
После она зашла в фитнес кафе при выходе и заказала яблочно-сельдереевый смузи, поджидая своих обидчиц. Как только девушки появились у стойки ресепшн, Верховцева царственно встала из-за столика и направилась к выходу. У дверей фитнес центра ее ждал водитель. Увидев начальницу, он быстро вышел из машины и поспешил открыть заднюю дверь. Перед тем как сесть в сверкающий салон седьмой модели BMW, она обернулась и с холодной улыбкой сказала: «Лучше быть старой зеброй, чем тупой личинкой.»
Дверь закрылась. Девчонки с вытянутыми лицами стояли у входа. Верховцева беззвучно сглатывала слезы на заднем сидении.
***
Последний приезд сына с семьёй Ирина Леонидовна помнила в мельчайших подробностях. У Насти умер отец. Несмотря на середину учебного года, невестка быстро собрала детей, и успела прилететь в полном составе на похороны. Она так искренне плакала, что Ирина Леонидовна, ругая себя за такие чувства, от всей души завидовала усопшему. С горечью она понимала, что кроме Лизы и пары одиноких подруг по ней вряд ли кто-то прольёт слезу.
После траурных процедур последовали организационно-имущественные, и Настя задержалась в Москве на полторы недели. Ирина Леонидовна с любовью пекла Лизоньке пирожки и блинчики, водила ее в Дарвиновский музей и ВДНХ. С гордостью показывала идущий в ногу со временем Парк Горького и самую высокую в Европе смотровую площадку в Сити. Успела показать выставку в модном Флаконе и передвижников в Третьяковке. И вот, за три дня до от’езда, Лиза схватила ротавирус. Бабушка в панике отпаивала девочку соленым раствором и молилась, чтобы Лиза поправилась до от’езда. Мысль о том, что Настя узнает о болезни внучки и больше не отдаст ее бабушке во время их редких приездов, лишала Ирину Леонидовну покоя.
Через полутора суток температура стала спадать. Рвота прекратилась. Уставшая Лиза, задрёмывая, сквозь сон сказала бабушке: «Ты все-таки хорошая бабушка. Это, дед, наверное сделал тебя немного плохая, но не до конца. Ты хорошая. А он очень плохой, потому что даже по людям стрелять.»
«Лизонька, да как ты... да что ты..»- Ирина Леонидовна задохнулась от возмущения. Она хотела раскричаться, рассказать, каким исключительным человеком был дед, но вместо этого просто положила руку на чуть тёплый лоб девочки. Лиза уже спала. Рассказать историю своей жизни ребёнку, который живет в другом мире, думает на другом языке и проводит все время с ненавидящей Ирину Леонидовну невесткой, казалось почти невыполнимой задачей...
***
В феврале закаты особенные.
Мимолетные, почти неуловимые. Розовые, с лёгкими перьями полупрозрачных облаков во вновь поднявшемся после зимы небе.
На улице холодно. Безжалостный ветер задувает сквозь одежду и жжет лицо. Снег крепким настом лежит на скованной морозом земле. Но это уже не важно. Зима побеждена. Трепетный дышащий закат тому доказательство.
Как Пасхальная Плащаница в Страстную субботу. Христос ещё во гробе, но Жизнь уже победила смерть.
ВДНХ в ярмарочной суматохе. Повсюду шумная торговля и масленичные конкурсы. Вокруг монументальных павильонов советских республик палатки с китайскими товарами и открытые лотки с однодневными игрушками для детей кислотных расцветок. Из динамиков самозабвенно поёт Лещенко. Володя торгуется с продавцом шапок-ушанок, которые он подарит свои американским друзьям, а беременная Настя покупает маленькой Лизе вторую порцию сладкой ваты. У Лизы из под капюшона выбилась прядь золотистых волос, а нос и щека смешно испачканы розовой ватой. Девочка хохочет, и Настя звонко целует ее в перемазанную щеку.
Ирина Леонидовна смотрит на свою семью и чувствует .... только холодный ветер. Они так близко, и так далеко от неё. Они вместе и они счастливы. Они семья. А она нет. Она просто рядом. Ей просто позволили быть рядом. Конечно, они сейчас пойдут обедать в кафе, и Настя будет расспрашивать о здоровье и настойчиво рекомендовать американские БАДы, сын спросит про работу, а внучка даже несколько раз обнимет. Но.. это так мимолетно и так эфемерно, совсем как стремительный февральский закат. На самом деле, никому кроме Лизы совсем не интересно, как именно она здесь живет.
Ирина Леонидовна с горечью вспомнила мужа. Много лет подряд она рассказывала ему о том, что с ней случилалось за день. Он знал о ее заслугах на работе, он слушал сплетни из жизни ее коллег, он помнил, что заставило ее сегодня переживать, а что рассмешило. И это было ему важно. И с ним она была «мы». Частью чего-то большого и значимого.
Виктор Семёнович умер 3 года назад. После 40 лет безупречной работы в органах безопасности. Он оставил после себя кипу грамот и благодарностей в серванте и вечный озноб в сердце Ирины Леонидовны.
***
Если не было внешних совещаний и выездных мероприятий Верховцева всегда обедала ровно в час. Не в кафе и не в ресторанах, которых в центре предостаточно, а в министерской столовой. Принципиально. Чаще всего вместе со своей единственной подругой, главбухом Алиной Сергеевной. Меню у них отличалось также сильно, как и они сами. Благо питание в столовой стало разнообразным. Сухощавая и подтянутая Верховцева с умелой, небросающейся в глаза пластикой резко контрастировала с дородной Алиной Сергеевной с легкой одышкой и пухлыми от природы губами. Начальница обычно брала супы-пюре, модные фалафели и разнообразные вариации нута и булгура.
Алина Сергеевна нововведения не одобряла и искренне расстраивалась, когда из меню стали пропадать мясные блинчики и сырники со сгущёнкой. Самым болезненным для неё стал переход от пирожков с рисом и яйцом к шоколадным брауни и капкейкам. «Хоть, из дома теперь носи...» - сокрушалась полногрудая главбух.
Верховцева радовалась, что сегодня удалось занять любимый столик у окошка. Белые орхидеи с лиловыми прожилками, стоящие на подоконнике, делали обеденное настроение особенно приятным. Обычно за столом больше говорила Верховцева. Обсуждала проекты, гневалась на нерасторопность исполнителей и неэффективность планирования. Алина Сергеевна кивала и иногда, вкусно причмокивая, коротко выражала своё мнение.
Но сегодня внимание главбуха казалось рассеянным. Она как будто придирчиво ковырялась вилкой в узбекском плове, то доставая жирные мясные кусочки, то вновь закапывая их под слоем желтого риса.
«Аля, ты думаешь тебе тараканов насыпали или повар зубную коронку туда уронил?!» - не выдержала Верховцева.
«Слушай, - Алина Сергеевна озадачено смотрела на свою подругу, - от тебя все равно ничего не скроешь, да я и сама не выдержу. Ты ведь знаешь, что я никогда в твои рабочие дела не вмешиваюсь, но тут мне кое-что сказать нужно.»
Верховцева вопросительно подняла брови.
«Ну, не кипятись сразу, я же вижу, что ты уже напрягалась вся, - Алина Сергеевна выдохнула и продолжила,- я слышала, что ты Короткова собираешься своим замом сделать. Ты точно это решила?»
«Я, честно говоря, не очень понимаю, к чему ты клонишь. Ну, да, собираюсь. И документы уже на подписи у министра. У тебя к нему претензии?»
«Нет, что ты, какие у меня к нему претензии, он мне в сыновья годится и по работе мы почти не соприкасаемся. Просто, понимаешь, мои девочки-бухгалтерши мне про него такого нарассказывали. Он и гуляет напропалую, и беременную жену бросил, и подрядчиков стрижёт по-крупному. Ты подумала бы..»
«Знаешь, что, Аленька, - Верховцева резко отодвинула от себя овощное карпаччо, - вот, ты не вмешивалась раньше и правильно делала. Но если хочешь знать, я отвечу. Эффективнее Короткова у нас об’екты никто не сдаёт. С экспертизой у него вообще проблем не возникает, хвосты чистить не приходится. Я не священник и не прокурор, чтобы с твоими доводами разбираться. Я тебя не учу дебет с кредитом сводить. Давай, каждый за своим огородом следить будет?»
«Ну, не злись, зря я, конечно, этот разговор. начала. Да не уходи ты, и так одну траву ешь, теперь вообще голодной останешься.»
«Нет, Аль, аппетита уже нет, извини, - Верховцева встала и хотела уйти, но вдруг что-то вспомнила, присела, достала из папки пухлый конверт и протянула Алине Сергеевне. «Возьми, я слышала, как секретарши шушукались, что у твоей Лены с зарплатного участка, отец слёг с инсультом. Передай ей. Там внутри деньги и контакт толкового врача, Не говори, что от меня, скажи, что коллеги скинулись.»
«Непостижимая, - думала Алина Сергеевна, вслед уходящей Верховцевой, -с таким большим сердцем баба, а упрямая, как баран. Вобьет, что себе в голову, колом не выбьешь...»
***
Ирина Леонидовна проснулась с рассветом. Первым делом проверила телефон. На иконке, отображавшей личную почту, виднелось непрочитанное сообщение. Ирина Леонидовна взволнованно надела очки и торопливо открыла письмо. Оно было от невестки. Сердце поднялось и забилось прямо в горле: Настя никогда не писала писем. Редко смс или звонила, если нужно было сказать что-то важное.
«Ирина Леонидовна, добрый день.
Считаю своим долгом сообщить, что примерно через месяц Володя вернётся жить в Москву. Наш бракоразводный процесс закончен. Осталось уладить несколько бытовых вопросов, и он отправится в Россию. Я не готова вам подробно рассказывать о причинах. Поверьте, они были достаточно серьезными. Скажу лишь о том, что касается вас напрямую, так как ваш сын планирует жить с вами в одной квартире. Володя начал пить. Безусловно, под моим контролем, он не доходит до скотского состояния, но динамика очевидна. Надеюсь, вы сможете его закодировать. Это важно, так как он собирается удалённо сотрудничать со своим текущим работодателем. Работа важна для него не только с финансовой точки зрения. Он увлечён своими проектами, и, если не сопьётся, то у него будет возможность их продолжать.
Естественно, мы с детьми остаёмся в Штатах. Вы можете переодически приезжать к нам. Бетти по вам скучает. Мы планируем приехать в Москву на Рождество. Если Володя будет вести себя адекватно, то Бетти может пожить у вас.
Понимаю, что, наверное, несколько озадачила вас, но вы сами знаете, что ваш сын не подарок, и мне пришлось многим жертвовать ради его благополучия.»
Ирины Леонидовна отложила смартфон на стол и закрыла глаза руками. Она чувствовала себя униженной и в то же время виноватой. С ней никто не советовался, никто ничего не обсуждал, просто поставили перед фактом, как будто, она пустое место. И вместе с тем, она чувствовала ледяной укол: «ваш сын не подарок», «пришлось многим жертвовать». Да, Настя не преминула заметить, что Володю упустили. И вот теперь семья разрушилась.
«Ладно, - Ирина Леонидовна задумчиво растирала виски кончиками пальцев, - зато Володя будет рядом. Самое главное, чтобы не пил. А там, может, и женится на какой-нибудь приличной женщине. Только вот, Лизонька. Как Лизу жалко...»
***
Секретарша Верховцевой Карина была признанной министерской красавицей. Мужчины активно оказывали ей знаки внимания. Демоническая слава ее начальницы добавляла Карине козырей. Чтобы узнать о планах или настроении Верховцевой, служащие, в большинстве своём мужчины, пытались подольститься к Карине с мелкими подарками и комплиментами. Но именно по этой причине Карину недолюбливали девушки. Общались с ней вежливо, но прохладно.
Карина удивилась, когда Люда, руководитель отдела документооборота уже второй раз подряд пригласила ее попить кофе. Девушки болтали о модных трендах в макияже, когда Люда небрежно заметила: «Что-то у косметолога твоей руководительницы в последнее время рука испортилась. Раньше кожа такой идеальной казалась, а сейчас даже синяки небольшие на скулах. Наверное, уколы не очень хорошо сделали.» Карина заметила на себе вопросительный взгляд Люды и немного смутилась: «Наверное, да, я как-то не замечала.»
Изменения в поведении Верховцевой были очевидны. Собранная и пунктуальная, она стала проявляться в департаменте не раньше 9, по возможности отменяла утренние совещания и начала засиживаться в кабинете вечерами. Проницательный, чуть с прищуром взгляд стал рассеянным. Казалось, она смотрела внутрь себя. Абонемент в фитнес остался лежать в летней сумке, хотя октябрь уже подходил к концу.
Теперь Верховцева и ужинала в министерской столовой. Она не занимала больше столик с белой орхидей у окна. Преданная Алина Сергеевна чаще всего оставалась рядом с подругой. И даже священную обязанность - забирать по будням маленького внука из британского садика, она передоверила супругу.
Верховцева ценила жертвы и требовательно пыталась отправить Алину Сергеевну домой пораньше, но та упорно качала головой и просто сидела рядом. Слушала, если подруге хотелось выговориться, искренне и немного неуклюже утешала и мучительно придумывала, как найти выход из сложившейся ситуации.
В начале декабря сотрудники узнали, что Ирина Леонидовна Верховцева была экстренно госпитализирована с сердечным приступом. Наиболее любопытные старались узнать у Алины Сергеевны подробности, но она ничего не рассказывала. И каждый вечер после работы спешила к своей подруге в больницу. Только не в кардиологию, а в травматологию, где в одноместной палате с сотрясением мозга и сломанной ключицей лежала осунувшаяся и заплаканная Ирина Леонидовна.
Из больницы Ирина Леонидовна на работу не вернулась. Написала заявление по собственному желанию. Предложение хотя бы временно переехать к Алине Сергеевны она тоже не приняла. «Это мой сын, и мой крест, мне одной его и нести.» - твёрдо ответила Ирина Леонидовна на уговоры подруги.
***
Идея женить Володю оказалась провальной. Он все чаще и злее пил и все больше уходил в себя. Именно в тот день, когда мать осторожно заикнулась о том, что в Москве несложно найти порядочную незамужнюю женщину, Володя впервые поднял на неё руку. Он кричал, что мать сломала ему жизнь, что вечно заставляла его жить по своим правилам, не любила его жену и закончил тем, что обвинил ее в преждевременной смерти отца. «Если бы ты не по стройкам своим бегала с залаченной головой и не пропускала мимо ушей его жалобы, он бы до сих пор живой был! Карьеристка, чинуша толстокожая!»
Подобные истории стали повторяться все чаще. Ирина Леонидовна несколько раз звонила Насте в Америку и умоляла помириться с Володей, но бывшая невестка была неумолима: «Ваш сын- вы и разбирайтесь. Мне он уже чужой человек. Я свою лямку оттянула.»
Алина Сергеевна просила Ирину Леонидовну раз’ехаться с сыном: «Ты ведь можешь ему отдельную квартиру купить. Или самой уехать, если он выезжать не захочет. Ты же в тень превратилась, в старуху, а ещё год назад тебе максимум сорок пять можно было дать. Ирочка, ты так себя погубишь.»
«Аля, он сопьётся или с голоду умрет без меня. Он же ничего делать сам не умеет. Сначала бабушка его с ложки кормила, потом домработница все ему делала, потом Настя за ним смотрела. Он и яичницу сам приготовить не может. Но ведь это моя вина, понимаешь? Моя. Я думала, зачем ему бабьи дела, он же мужик. Хотела, чтобы у него все самое лучшее было, чтобы он только учился, искал себя, занимался творчеством, нашёл себе работу по душе. А видишь, что получилось? Не о том я думала, все проглядела..»
***
Накануне вечером Володя пришёл домой молчаливый и злой. Спиртным от него не пахло, но зрачки глаз были сильно расширены. Ирина Леонидовна испугалась и юркнула к себе в комнату. Она слышала, как сын кому-то звонил и сильно ругался. Ей показалось, что он говорил с Настей. Затем раздался удар и звон битого стекла. Ирина Леонидовна поняла, что сын разбил телефон о зеркало серванта в гостиной. Затем он резко рванул на себя дверь материнской комнаты и точными короткими ударами дважды стукнул мать по голове.
В глазах потемнело, в ушах появился болезненный разрывающий голову гул.
Когда Ирина Леонидовна пришла в себя, Володи в комнате не было. Голова была очень тяжелой, но в ней, как ни странно, разливалось приятное густое тепло. Все было как будто в вязкой дымке.
«Ну, ничего-ничего, - успокаивала себя Ирина Леонидовна, - крови нет, не буду вызывать скорую. И как это все об’яснить людям. Володя дурь какую-то принял, заберут его ещё... поспать, поспать бы немного.» Она наощупь доползла до кровати, но так и не смогла подняться, и просто положила голову на покрывало, стоя на коленях перед кроватью. В голове становилось все жарче. Ирина Леонидовна закрыла в глаза и ей почудилось, что она лежит под большим тёплым одеялом, уткнувшись носом в чуть влажные от пота локоны маленькой Лизы. Лиза почему-то опять стала двухлетним карапузом и сладко спала рядом. Ирина Леонидовна с наслаждением втягивала этот запах детских волос: чуть сладкий, уютный и бесконечно родной.
Хоронили Ирину Леонидовну Верховцеву через неделю. Как только Настя смогла прилететь в Москву вместе с детьми. Лиза плакала. Много и горько.
И долго держала закостенелые пальцы в своим розовых, шершавых от ветра руках.