Надежда была первым чувством, которое вернулось к Глебу. "Неужели я жив?", – подумал он недоверчиво.
Рядом шумели волны, кожей он чувствовал их щекочущие прикосновения, но ощущение, вместе с тем, было необычным – Глеб не плыл в буквальном значении этого слова, даже не прилагал усилий для того, чтобы удержаться на поверхности. Он словно бы скользил по поверхности воды, рассекая её гладь находящимся впереди волнорезом. Его уносила вперёд неведомая сила. И двигался он, что особенно удивительно, на приличной скорости, гораздо быстрее, чем это у него получалось прежде.
Но Глеб, вместе с тем, не доверял своим умозаключениям – мало ли что может привидеться?
Эскимосы просчитались, когда снаряжали за ним погоню. Они без затруднений настигли бы его, измученного, вплавь, по крайней мере, уйти живым бы не позволили. Но у них, видимо, был неблагоприятный день, потому что делали все неправильно, вопреки логике. После яростной перебранки, может – схватки, звон сабель, во всяком случае, был слышен, галдящей оравой воины отряда переметнулись на шлюпку – стали вразнобой её толкать и волтузить… Переводчик, сложив ладони рупором, надрывно кричал беглецу вслед. Предлагал одуматься. Обещал помиловать. Он лгал, конечно, как и всегда до этого. Но напрасно утруждался. Не было в мире силы, которая бы заставила Глеба повернуть обратно.
В своем отчаянном побеге, собственно, Глеб не претендовал ни на что – он только хотел погибнуть в море, избежать участи друзей и не остаться врагам на растерзание. В море, всё-таки, он всегда видел могучую и своенравную стихию, схожую с ним самим по характеру. Так что, если думать о смерти (а как в нынешней ситуации можно было избежать таких мыслей?), то утонуть в море было вариантом оптимальным. Навсегда раствориться и остаться в нем частицей.
Сейчас на море был штиль. Солнце взошло, но его лучи не согревали. Значит – утро. Уму непостижимо! Выходит, что каким-то чудом он пережил ночь.
Последнее, что Глеб отчетливо помнил и в чем был уверен, произошло накануне вечером – силы его покинули, плыть он уже не мог, лишь только слабыми инертными движениями удерживался на поверхности. Погибель была близка как никогда – берега не видно, помощи ждать неоткуда.
Звуки. Только теперь Глеб стал их различать. Свистящие, прерывистые, похожие на вскрики. Раньше он никогда таких не слышал – не с чем было сравнивать. Такое впечатление, что неизвестные существа переговаривались между собой.
Тогда же у него словно в глазах прояснилось. Глеб заметил, что море вокруг испещрено полосками бурлящей пены. Волны разрезались плавниками существ, которые двигались параллельно его собственному курсу.
Дельфины!
Конечно, как он только раньше не догадался. Выходит, дарованная ему жизнь – не иллюзия. Дельфины, морские носители добра, действительно его спасли.
Яркая скоротечная радость в одно мгновение заполнила сознание. Но оказалась она скоротечной, похожей, скорее, на болезненный вирус. Под радостью не оказалось прочного фундамента.
Вскоре к Глебу вернулась прежняя подавленность. В самом деле, с чего было торжествовать? Море окружило его, зловещее и монотонное, ни единого островка суши не было видно на горизонте. И вовсе не был Глеб неуязвимым, скорее наоборот. Песчинкой он был в мироздании, легчайшей её пылью, смахни – пропадёт, никто и не заметит.
Легенды о дельфинах оказались правдивыми. Юркие стремительные существа действительно спасали людей после кораблекрушений. Иногда. Но сейчас, похоже, даже они не могли помочь. Долгий уж очень путь простирался до материка, ни при каких обстоятельствах Глеб до конца не дотянет. Его жизненные ресурсы истощились, он и сейчас держался, сам не понимая за счёт чего, на пределе.
К тому же, в поведении дельфинов появилось какое-то беспокойство. Часто, наперебой друг другу они вскрикивали, замирали, прислушивались, варьировали скорость. Складывалось впечатление, что дельфины почувствовали надвигающуюся угрозу.
"Я обречён. По сути неважно, что именно, какое природное явление подпишет мне приговор", – объятый пораженческим настроением, подвёл черту Глеб.
А в следующее мгновение, скользнув по инерции вперёд, он с головой погрузился в море. Прежде удерживающая его опора исчезла. Глеб вынырнул, не вполне понимая, что происходит, сплевывая соленую морскую воду, которой от неожиданности наглотался.
Дельфины крикнули ему на прощание слабо, словно извиняясь. И тут же рванули врассыпную, на ходу перестраиваясь в плотный мобильный отряд.
Монотонный гул, явно различимое волнение донеслось из глубины. Необычное шевеление на поверхности нарушило ритм волн, вода словно не находила себе места, выталкиваемая наружу. Глеб обратил на это внимание, но посчитал галлюцинацией. Выбросил из головы.
С прочно заполнившей всего его отрешенностью, он огляделся. Смотрел нехотя, почти не фокусируя зрения. Но все же заметил три огромных плавника появившихся в поле обзора. Их цвет был чёрно-белым.
– Касатки! – крик ужаса слетел с его губ.
Глеб забарахтался, словно в одно мгновение разучившись плавать, неловко затрепыхался на одном месте. Такого исхода он устрашился бы даже в кошмарном сне. Погибнуть от кинжальных зубов касатки, в последнем проблеске сознания чувствуя, как твое тело прокалывается насквозь!..
Объятый паникой, Глеб задвигал конечностями как одержимый – поплыл, выбиваясь из последних сил. Потом замедлил темп, осознав нелепость усилий. Отважился ещё раз посмотреть вдаль. Сердце тут же, от испуга, подскочило к самому горлу.
Касатки заметно приблизились. Не осталось сомнений в том, что они его заметили. Хищники, видимо, почувствовали добычу. Иначе зачем им было двигаться в его направлении?
Рокот, между тем, креп. Теперь уже не надо было прислушиваться, чтобы его распознать. Даже небо сотрясалось. А море, в буквальном смысле, ходило ходуном – вздрагивающие волны, в диссонансе, наваливались друг на друга. Невесть откуда налетели чайки – закружили низко, вглядываясь вглубь, а потом стали разлетаться с гамом, чего-то испугавшись.
Глеб не мог вместить в себя столько ужаса. Стал безразличен. Просто ждал исхода. Смерть в каком-то извращённом смысле приобрела для него привлекательность – избавит, наконец, от мучений, конца которым не видно.
Он набрал побольше воздуха и закрыл глаза. Всего полмили отделяло его от касаток. Несколько десятков секунд – ими исчислялась жизнь. "Проходит лето, жаль, минуты расставания", - прошептал он что-то далёкое, почти забытое.
Чёрное чудовище вдруг появилось из недр моря. Всплыло оно точно под Глебом, подняв его над поверхностью воды своим громадным широким туловищем. Поверхность оказалась твердой и скользкой – чтобы удержаться, Глеб распластался на ней, как лягушка.
И тут же – явь из страшной сказки – и секунды не прошло, как разверзлась внизу огромная хищная пасть с неровными рядами острейших зубов. Касатка, досадливо проскрежетав челюстями, ушла на глубину, обнажив на секунду свое полосатое тело.
В забытье Глеб не слышал, как гораздо позже со скрежетом отворился люк подводной лодки. Двое моряков в черных комбинезонах, держась за поручни, спустились с похожего на башню возвышения. Один задержался, вглядываясь в бинокль. Другой пошел по палубе – и всполошился, заметив находящегося в носовой части человека.
– Смотри-ка, он, вроде, живой! – вскричал подводник изумленно. Потом успокоился, скривился в неприязни и предложил: - Может, спихнем его за борт, чтобы не возиться? Вдруг командир будет недоволен?
Однако его напарник эту идею не поддержал. Его интеллигентное лицо ожесточилось и обрело твердость, когда после недолгой паузы он сказал:
– Ты это брось! Сам на его месте окажись, а? Тем более, он же наш – в тельняшке!
7 декабря 2019
(глава из повести)
*на иллюстрации картина Карла Фредерика