И стояло лето Господне, и открыты были двери всех храмов, кто хотел – входил, кто хотел – выходил, и ехали люди мимо по земным делам. И стояли у храма нуждающиеся, и ловили взгляды идущих. Те, кто смотрит в глаза жизни, замедляли шаги, бросали копейку, ибо видели правду в нужде и шли дальше. Те, кто отворачивал взгляд, ускорялись, стараясь стать незаметными, и проходили вперёд. Но сверху было видно, что их шаги вперёд похожи на шаги назад. Были и те, кто живёт, не стараясь стать незаметным, ибо не видят других и не ведают, что есть рядом ещё, шли равнодушно и ничего не давали. Но не было незаметных для того, кто сверху.
Стояла средь них одна в чёрном платке, не тянула руку, не искала взгляды, а смотрела далеко – сквозь людей, сквозь машины, дома, будто видела бесконечное. И спрашивали её: «Что узрела ты там? Иль ослепла уж?» Но она не отвечала. И думали о ней, что не от мира сего. Но голубь на ветке смотрел на людей и ворковал тихо: «Истинное Царство есть Царствие Небесное, и лишь Царствие Небесное есть истинное Царство, но Царство это не от мира сего».
И видели, как кормила птиц небесных. Беспечны были птицы. Клевали у неё с рук и хватали крохи с земли. И шутили иные: «Сама чуть жива, а птах кормишь… Ужели задумала с ними улететь?» Но она не отвечала. А сверху было видно, что у всех есть крылья, но кто-то летает, а кто-то нет. И стоял на крыльце храма человек, смотрел на людей и их детей и молвил: «Поистине птицы небесные живут по закону Божьему, не копят впрок, а находят на каждый день и радуются жизни». Но не видел он птах у врат.
Сверху же было видно, что есть врата, есть храм и есть торг. Есть те, кто вошёл во врата, и те, кто не может войти. И видно было, что храм не вечен, но вечен торг и врата. Ибо всегда есть что продать и всегда есть, куда идти.
А по улице бежали дети. Радовались дню, радовались игре и кидали друг в друга плодами земными – жёлтой алычой, и кричали друг другу: «попал – не попал». И шли люди. И каждый хотел попасть.
И ехали князья мира сего, и входили в храм. А та, что в чёрном платке, отдавала всё что есть, тем, кто в толпе людской. И один из них видел и смеялся. Но слышал в тот день на службе: «Истинно богат, кто раздаст имение своё». И выходил из храма и видел, что протянуты руки за милостыней, но видел, что она стоит последней. И злился, потому что не просила. Ибо слышал, как в храме читали: «Последние станут первыми».
И говорили ей люди: «Почему не идёшь в церковь? Боишься исповедать?» Но она не отвечала, лишь всегда стояла в тени. А сверху было видно, что у всех есть тень и невозможно от тени уйти.
Так некоторые входят, но не заходят, так кому-то дано, кому-то не дано. И стояла женщина в чёрном платке вечно, менялись годы и названия, сменялись люди и птицы, лишь она не менялась, но истончилась за веки вся. И превратилась в нитку, которую все проталкивают через игольное ушко и приговаривают: «Эх, не лезет…» Качают головой и поднимают глаза вверх.