Если бы он верил в приворот, давно бы уже задумался – не приворожила ли его черноволосая девушка из Бирмингема? Но Гай Гисборн был здравомыслящим человеком и знал, что чернокнижия, волшебства и приворотов не бывает. И не понимал, почему уже который день никак не может забыть свою королеву турнира. Стоило ему закрыть глаза, как лицо всплывало перед взором, словно кто-то нарисовал эти тонкие неправильные черты на обратной стороне его век. Он жалел, что не спросил, как ее зовут, – но разве можно было подумать, что его будет так тревожить этот образ, этот взгляд, сильный и нежный одновременно? Гисборн часто выигрывал. Да что там часто – почти всегда. И ему не раз доводилось выбирать королев, но обычно он забывал эти лица, не успев даже покинуть ристалище. А сейчас наваждение не проходило.
Разобравшись с деревенскими воришками в Паплвике, Гай вернулся в Ноттингем. Он приехал под вечер, когда до закрытия городских ворот оставалось совсем немного времени, и решил быстро показаться на глаза шерифу, рассказать о том, что случилось в деревне, и потом уже выехать из города, пока открыты ворота, и направиться домой, в свой замок.
Шериф Ноттингема сиял, словно медный грош.
– Рад видеть вас в таком хорошем настроении, милорд, – улыбнулся Гай, зайдя в каминный зал ноттингемского замка, где шериф обычно принимал посетителей.
– Будь вы чуть порасторопнее, Гисборн, вы бы вернулись пораньше и увидели не только меня, но и сарацинку из шайки Локсли, – ухмыльнулся в ответ шериф. – Ладно, признаю, вы были правы, ваша засада сработала. Но схватили ее все-таки мои парни.
– Ничего, милорд. На сарацинок я насмотрелся и в Палестине. Вы уже передали пленницу его преосвященству, если я правильно понял?
– Да. Пока вы возились с деревенским ворьем, мы тут работали.
– Деревенское ворье оказалось хитрым и изворотливым, пришлось долго разбираться, – признался Гай.
– Но вы отыскали виновных, и они не будут больше красть?
– Трудно красть без правой руки. А ваши люди справились, это хорошо, – Гисборн улыбнулся, словно не ожидал, что стража шерифа сможет схватить девушку.
– Драки не было, сарацинка не стала упираться. Вы по-прежнему уверены, что Локсли полезет ее вытаскивать?
– Уверен, – кивнул Гай. – Он не бросает своих.
– Ну что ж. Тогда возьмите с собой побольше стражников и приготовьтесь его достойно встретить.
– Брать никого не придется – нет смысла задействовать ваших людей, когда там есть люди его преосвященства.
– Толстозадые неповоротливые церковники? – ухмыльнулся шериф.
– Боюсь, милорд, вы плохо представляете себе охрану епископа. Это прекрасно обученные головорезы, большинству из которых самое место на виселице. Так что в ваших стражниках там не будет никакой надобности.
– Локсли тоже не лыком шит, – засомневался шериф.
– Он лучший лучник из тех, кого я видел. Он и его сарацинка, – уточнил Гисборн. – Но чем это ему поможет в запутанных кривых переходах?
Ему доводилось бывать в подземелье ноттингемского замка – зимой, в середине декабря, пришлось выручать Уилла Скарлета, который попался, подравшись со стражниками в «Походе на Иерусалим». Робину очень хотелось верить, что Ясмина все-таки не в общей яме со всяким отребьем, но он прокручивал в голове самое худшее. Закрыв глаза, разбойник во всех подробностях представил себе путь до подвала, где была комната пыток, которую шериф называл залом для допроса. Пробраться в подземелье можно было только через пыточную. А если сарацинка не в подземелье? Робин был в замке только один раз и совсем не знал остальных комнат и залов. Где еще ее могут держать? В какой-нибудь из башен? Или, может, есть потайные внутренние комнаты, о которых даже не все живущие в замке знают?
Ему повезло – оставался всего один день до новолуния, и ночь была кромешно черной. Робин неплохо видел в темноте и очень рассчитывал, что это поможет ему сориентироваться и не терять лишнего времени. Он оставил в таверне у Дженни длинный плащ с капюшоном, который сейчас только мешал бы двигаться. Лук и колчан со стрелами тоже остались в «Восьми лапах», разбойник взял с собой только меч и пару ножей. Он выскользнул из таверны на пустую улицу спящего города и через мгновение словно растворился в тесном проеме между домами.
Шесть ходов. Шесть ходов вело из города в катакомбы. И один из этих шести был в винном погребе замка. Робин быстро и неслышно проскользнул по улице, прижимаясь к стенам домов. Вряд ли его кто-нибудь заметит такой темной ночью – при мерцании луны его могли бы выдать слишком светлые волосы, но сейчас можно было этого не опасаться. Ближайший лаз был на рыночной площади, но соваться без необходимости в самое сердце города разбойник не рискнул. Он добрался до того хода, что несколько дней назад сам показывал сарацинке, быстро отсчитал нужное количество досок в стене и толкнул нужную.
Доска не сдвинулась с места. Неслышно чертыхнувшись, Робин тронул соседние доски. Он мог ошибиться, считая. Но ни одна из нескольких досок не отозвалась. Разбойник еще раз пнул нужную доску, шов на боку снова резануло болью. Дурень. Почему он решил, что умнее всех? Вся рыночная площадь видела, в какую сторону убегали Ясмина и этот мальчишка, как его там, Билли. И уж точно не один он знает про ходы в катакомбы. Вряд ли это шериф сложил два и два – скорее, вернувшийся Гисборн расспросил всех свидетелей и стражников и понял, как улизнули и сарацинка с малолетним браконьером, и сам Робин. Этот ход теперь намертво заколочен. Ход на рыночной площади – наверняка тоже. Выбивать доски – значит поднять шум, слишком много окон выходит на эту улочку.
Что насчет остальных? До ближайшего лаза было несколько минут быстрым шагом, но открыт ли он? Робин бросился на другой край города. Он старался сдерживать себя и не переходить на бег, чтобы не выдохнуться раньше времени, но сердце все равно колотилось так, что стук отдавался в висках. Может быть, пока он тут бестолково ищет, как пробраться в замок, с Ясминой забавляется либо ноттингемский палач, либо сброд, сидящий в подземелье. Он домчался до «Похода на Иерусалим», рядом с таверной замедлил шаг и почти вжался в стену: как и «Восемь лап», «Поход на Иерусалим» не закрывался на ночь. Народу тут было куда больше, чем в скромном заведении толстушки Дженни. Робин слышал пьяные голоса внутри и понимал, что стоит кому-нибудь из подгулявших посетителей выйти во двор к отхожей яме, как его могут если не увидеть, то услышать. Он никогда не пользовался этим лазом, но знал о нем. Интересно, знает ли хозяин «Похода в Иерусалим», что прямо за его конюшней – ход в прорытые под городом катакомбы?
Лаз был открыт. Разбойник протиснулся в тесный проход, зашипел, ударившись порезанным боком о стену, и задвинул за собой потайную дверь. Снизу тянуло холодом. Робин осторожно двинулся вниз по неровным ступенькам, вырубленным в песчанике. Даже он со своим кошачьим зрением ничего не видел в такой темноте, и единственное, что ему оставалось, – идти вдоль стены на ощупь и верить, что чувство направления его не подведет и не даст заблудиться. Он двинулся вперед, в ту сторону, где должен быть замок. Вскоре глаза привыкли к темноте, и Робин стал смутно различать стены и узкое черное горло коридора. Пару раз на развилках он сомневался, куда идти, и невольно вспоминал городские легенды о костях, найденных в катакомбах. Ему казалось, что он идет уже целую вечность, что вот-вот начнет светать, а он ничем не смог помочь Ясмине, – но вдруг узкий лаз привел его в большое помещение, такое же холодное, как и все катакомбы.
Здесь было чуть светлее, а наверху, в потолке, четко виднелся очерченный слабым светом проем откидной двери. Робин смутно увидел грубую лестницу, которая вела к двери в потолке. Все помещение было уставлено бочками, бочонками и глиняными бутылями самых разных размеров.
Сомнений не осталось – он был в винном погребе ноттингемского замка.
Разбойник быстро поднялся по лестнице, надеясь, что дверь в потолке сверху не заставлена каким-нибудь сундуком или бочкой и не заперта на засов. Сердце колотилось, порез на боку дергало все чаще и сильнее, – это выматывало и отнимало силы, но он не должен был раскисать, пока не вытащит Ясмину из замка. Робин осторожно толкнул дверь вверх – она чуть приподнялась, проход был свободен. На несколько мгновений разбойник остановился, прислушиваясь, нет ли кого-нибудь в помещении наверху, не заметили ли, что дверь чуть поднялась. Но кругом было тихо. Он медленно, почти не дыша, поднял створку, боясь, как бы дверь не ударила обо что-нибудь и не хлопнула, и очень осторожно выбрался наверх.
Комнату над винным погребом он помнил с прошлого раза. Ночью здесь точно никого не должно быть: стражники, которые охраняют замок по ночам, режутся в кости в кордегардии, время от времени лениво обходя здание. Пара караульных постоянно у покоев шерифа и его сына, но это в другом крыле замка, – даже если тут поднимется небольшой шум, из другого крыла его не услышат и ничего не узнают, пока не наступит время смены. Робин шагнул к выходу из комнаты и вдруг увидел в другом конце темного коридора трепещущий огонек свечи. Кто тут может идти в такое время? Разбойник отступил, спрятавшись за угол. Огонек приближался, уже была видна крепкая рослая мужская фигура.
Из глубины переходов донесся окрик:
– Тим, не нарывайся!
– Да ладно вам! – крикнул в ответ шедший со свечой. – Кто его считает, это винище в бочках? Там весь погреб уставлен, никто и не заметит. Я знаю одну сбоку, к ней удобно подобраться. А мы хоть попробуем приличный напиток, а не дешевое пойло!
Робин неслышно вынул один из ножей. Через несколько мгновений человек со свечой вошел в комнату.
– Поставь свечу на сундук, – тихо, но очень отчетливо сказал разбойник, опасаясь, что если дело дойдет до драки, свеча может упасть на засыпанный соломой пол. – И не вздумай кричать. Прирежу – вздохнуть не успеешь.
Мужчина молча кивнул, показывая, что все понял, и опустил подсвечник на крышку сундука. В следующий миг его железный кулак со всего размаха влетел в челюсть разбойника.
– Прирежет он меня! – прошипел стражник, но тут же замолчал, почуяв тонкое лезвие у самого горла.
– И прирежу, – ответил Робин, выплюнул выбитый зуб и чуть коснулся клинком шеи стражника – так, чтобы лишь припугнуть, оставив легкую царапину. – Но если не будешь дурить – отпущу.
– Что тебе нужно?
– Женщина, которую вчера рано утром схватили в «Восьми лапах». Где она?
– Понимаю. Огонь баба, хоть и не красотка, – усмехнулся было стражник, но тут же умолк, почувствовав, как лезвие снова надрезает кожу.
– Где она? – повторил Робин и понял, что боится услышать ответ.
– Не знаю. Но в замке ее нет.
– Что?
– Ты не глухой вроде? Нет ее здесь.
– Где она? – Робин сильно встряхнул стражника, хоть тот и был намного выше и крупнее разбойника. – Рассказывай все, что ты видел и слышал.
– Я не знаю, где. Ее привели и оставили внизу, под присмотром стражи. Сначала вроде хотели увести наверх, в башню, потом передумали. Шериф сразу же отправил посыльного.
– Куда?
– Не знаю. Знаю только, что к обеду посыльный вернулся. С ним были четверо в плащах без герба. Крепкие, по виду – военные или наемники. Сэм, наш главный, вынес ее вниз.
– Что значит «вынес»? Она не могла идти? Ее били?
– Не знаю. Может, и врезали как следует. Визгов я не слышал, но девка, похоже, упрямая, не из тех, кто орет.
– Дальше. И крикни что-нибудь своим, а то они задергаются, что тебя долго нет.
– Иду, иду, несу! – прокричал в коридор стражник. Клинок у горла явно придал силы его голосу.
– Дальше. Быстро.
– Сэм вынес ее вниз, завернутую в покрывало. Кто-то из тех, в плащах, хотел ее связать, но Сэм сказал, что раньше чем через три часа она не очухается, они сто раз успеют доехать до аббатства. Ее перебросили через седло и увезли.
– До какого аббатства?
– Откуда мне знать? Слушай, меня вот-вот хватятся… – стражник, не успев договорить, покачнулся от крепкого удара и осел вниз в руках разбойника.
Робин осторожно опустил его на пол и, взяв свечу, бросился к открытой двери вниз, в винный погреб.
– Я тоже по башке съездить умею, – пробурчал он. – А этот зуб все равно уже давно ныл.
Продолжение - четырнадцатая глава: http://proza.ru/2019/12/09/1009