( Сон о Святославе Рихтере )
Я иду к нему домой. Входная дверь в квартиру. Звоню. Дверь открывает старик в больших летах и сразу впускает меня. О встрече мы не договаривались, однако, он знал, что я приду. Идём в кабинет. Вся квартира погружена в полутьму. Дневной свет полностью отсутствует. Всюду сумрак, но я отлично вижу каждую вещь и различаю детали. Время течёт медленно. Путь короткий, но я успеваю рассмотреть квартиру. Проходя по коридору и видя комнаты, отмечаю: квартира просторная, но скромная. Много картин на стенах. В огромном кабинете, сев за рабочий стол и указав мне на стул возле журнального столика, маэстро ( так я называю его про себя ) погрузился в мои сочинения. Папка сама собой оказалась в его руках. Меня пронзает мысль:
- Ведь я не владею нотной грамотой ! Но в папке мои сочинения ! Как это у меня получилось ?
Я обратил внимание на толстый слой бумаг, разложенных поверх стола за которым он сидел. Подумал:
- Наверное старик наводит порядок в документах.
Моё внимание привлёк двойной тетрадный лист: старый, пожелтевший. Он лежит между папок, под слоем бумаг, но я вижу, что на нём написано: и трёхстишие, и отдельную строку. Не вынимая, читаю стихотворение. Вытащив его из пачки, прочёл:
- Первое стихотворение Иосифа Мандельштама.
Всё написано детским почерком. Время переносит меня на несколько десятилетий назад, в тридцатые годы двадцатого века. Я в Москве, где-то в центре, внутри дворика. Скорее всего весна, май месяц. Тепло. Вокруг большие тополя. Сижу на лавке, а рядом со мной девятилетний Иосиф. На нём круглые очки в чёрной роговой оправе и кожаный, потёртый шлем лётчика. Читаю написанное, лист у меня в руке:
За углом, в соседнем дворе, Стая псов живёт в конуре. Эти псы не знают о горе.
- О чём это, Ёся ? - спрашиваю, обняв его за плечо.
- ... - застенчиво улыбаясь, отвечает он.
- О чём ? - переспрашиваю я.
- ... - повторяет он.
- Да... Это глубже Марианской впадины, учитывая возраст поэта, - говорю я негромко, задумавшись.
Голос старика вернул меня из прошлого в настоящее.
- Вы учились где-нибудь ?
- Нет.
- Борис ! - крикнул он.
Я думал он живёт один. Вошёл мужчина: пятидесяти лет, ухоженный. На нём домашние брюки, сорочка и короткий шёлковый халат.
- Борис, этот инструмент, - он указал на рояль, стоявший у стены, - поможешь забрать этому молодому человеку, - теперь он взглядом указал на меня.
Борис внимательно посмотрел в мою сторону, задержал на мне взгляд и молча кивнул в знак согласия.
- Это инструмент номер " два " в мире, - сказал маэстро.
- Номер " один ", скрипка Страдивари " Император " ? - спрашиваю я.
- Чайковский, Прокофьев, Рахманинов, Шестакович - вот люди, чьи пальцы касались этих клавиш, - говорит он, игнорируя мой вопрос.
Я не могу поверить, что становлюсь обладателем такого инструмента и спрашиваю невпопад, от переполняющих меня чувств:
- А Растропович тоже, вот так, получил свою виолончель ?
Старик перевёл взгляд на Бориса и задумался. Долго о чём-то думал, но ничего не ответил. Борис повернулся и вышел из кабинета.
- Сыграем в карты, - предложил мой покровитель бодрым голосом. Несмотря на возраст, голос у него не был старчески-дребезжащим.
- Я к картам не прикасаюсь.
- Отчего ?
- От лукавого, - шучу я.
- А вы не будете их касаться, - весело и лукаво глядя на меня сквозь очки, сказал он. - Сыграем в " двадцать одно " ?
- Сыграем...
Он достал карту и объявил:
- Шесть.
- Ещё.
- Шесть.
- Ещё.
- Девять...
Пауза. Он пристально смотрит мне в глаза. В этом взгляде я вижу надменность, высокомерие, гордость. Взгляд кричал:
- Да, я не ошибся !!!
- Тяну себе. Восемь. Восемь. Перебор...
Пришло время передавать инструмент.
Никто не идёт...